|
|
| |
| AP |  | |
|
|
 | Metal Gear Solid V: The Phantom Pain |
 | Генрик Сенкевич - Quo Vadis |
|
| |
Так уж повелось, что я всё время пробую себя в разных творческих областях. И если моим профессиональным делом остаётся рисование, то моим хобби является написание литературных произведений. Будь, то поэзия или проза. Поэтому выставляю на ваш суд, моё произведение, которое до сих пор не имеет определенного названия, но уже достаточно объемное. Если оно кого-то заинтересует, то буду выкладывать порциями по две-три вордовских страницы в три дня. Приветствуется любая критика. И заранее спасибо всем откликнувшимся.
Пролог
Казалось, что белый замок, был мощным рифом в море маленьких огоньков. Толпа, окружившая нерушимый символ королевской власти, шумела, волнами врезаясь в мощные ворота дворца. На улице стремительно темнело, отчего факелы в руках тысяч людей, напоминали глаза хищников.
И если улица гудела и бранилась, то внутри замка стояло предсмертное возбуждение. Молодые гвардейцы короля, набранные из цвета знати, дежурили около каждой из бесчисленных дверей и шумно переговаривались, предвкушая почетную смерть. Вся атмосфера напоминала праздник перед карнавалом. Шумный пир, предвосхищающий безумное действо. Лишь в покоях короля замерло траурное, полное достоинства, спокойствие.
- Если бы впереди были десятки лет спокойствия и достатка…. То вы бы стали моим приближенным, граф. Я бы исполнил любую вашу просьбу. Если бы… Мне так жаль, что я не знал вашей преданности раньше. Жаль…. Но, может быть, вы, что-нибудь хотите? Клянусь Богом, я выполню любую вашу просьбу, если она будет в моих силах. Всё же, я пока король. – Король горько усмехнулся. Ему было около семидесяти лет, благородные и правильные черты лица, сохранили строгость, даже в преклонном возрасте. Внимательные глаза короля остановились на лице мужчины. Мужчина, которого король именовал графом, был в том возрасте, когда зрелость и мудрость сочетается с молодостью и свежестью. Ему было около тридцати. Он был хорош собой, правильные и мужественные черты лица отдавали некоторой холодностью и фанатичной честностью. Легкий надменный взгляд, присущий большинству аристократов, в этот момент был кротким и благодарным. Верность королю в нём сочеталась с безграничной любовью. И жизнь, которая, судя по всему, скоро должна была оборваться, была достойным доказательством смелости, и любви к рушащейся монархии.
- Ваше величество. У меня нет просьб. Вы и так одаривали меня всеми милостями. Но я хотел бы, перед смертью, сказать вам, что я всей душой люблю вашу дочь – принцессу Аурелию, и она любит меня. И я надеюсь, что вы меня простите. Ибо эта любовь была самым чистым и бескорыстным чувством в моей жизни. И волей судеб она оказалась счастливой. И сейчас я более всего радуюсь, что принцесса в безопасности, а я погибну рядом с вами, с её именем на своих губах. – Граф замолк и опустил глаза, ожидая ответа. И, казалось бы, что сейчас ответ короля не должен волновать графа больше, чем собственная жизнь, но его сердце учащенно забилось.
- Что ж…. Если бы мы спаслись, то вопреки всем правилам, я благословил бы вас. Пусть это вызвало бы ропот, но я был бы рад ещё одному сыну в нашей семье.
Граф поднял глаза, которые светились счастьем.
Гомон на улице возрастал, толпа, откуда-то взяв бревно, разбила ворота, и людской поток хлынул во внутренний двор. Послышались выстрелы. То начали стрелять гвардейцы, толпа ответила беспорядочной стрельбой, которая убивала как приверженцев короля, так и людей из толпы. Вскоре поддались двери и вот люди ринулись внутрь дворца. Несмотря на отчаянные попытки гвардейцев, человеческая мощь сметала всё на своём пути. Вскоре поток приблизился к покоям короля. Торжествующие крики и брань были отчетливо слышны. Граф вынул из ножен меч, тонкий, прямой и длинный, но с толстым обухом, что делало его очень крепким. Ручка была сделана из красного дерева, а на гарде красовались гербы владельца. На лице графа мелькнула улыбка полная немого сожаления смешанного с радостью. Если бы Бог совершил чудо, сохранив жизнь короля, то счастье было бы почти осязаемым, а смерть была бы полна достоинства и смысла.
Мощный удар тут же снёс крепкую дубовую дверь с петель и грязная, пахнущая толпа ворвалась в роскошную королевскую спальню. Тут же молнией заметался клинок, поражая врагов. Вскоре окрасившись кровью, он стал невидимым в полумраке спальни. Воздух наполнился сладковатым и приторным запахом крови, а бесконечная толпа, шагая по телам, нескончаемой рекой прибывала на место убитых. Слышались выстрелы, А граф все ещё рубил и резал. Но через несколько минут людское море поглотило и графа и короля, как иногда наводнение поглощает маяки и башни.
Тысячи людей шли по широким улицам столицы, мародерствуя, грабя, убивая. На длинные копья были нанизаны изуродованные головы гвардейцев и других аристократов. Шествие сопровождалось смехом и шутками, убийствами и надругательствами. Неосторожный путник подумал бы, что он попал в ад, на шествие чертей по улицам ещё недавно цветущей столицы.
Шум волн ласкающих берег, и шум ветра тревожащего траву смешивались, превращаясь в небольшую симфонию, добровольно исполненную природой.
На улице было немного холодно, особенно, когда с ветром приходила океанская свежесть. Городок, раскинувшийся на берегу, манил своим уютом и очаровывал своей необычной архитектурой – легкие дома, но очень тяжелые крыши: шторма и тайфуны здесь не были редкостью.
Небо заволокло облаками, солнце уже давно исчезло за горизонтом, ни звезды, ни луна не освещали равнину, простершуюся за прибрежным городком. Лишь окна, светящиеся теплым, домашним светом, могли бы стать путеводным маяком для неудачливого путника, но никаких путников не было, да и горящие окошки созерцать было тоже некому.
Город жил сам и жил ради себя.
Десятки домов выстроились вокруг небольшой площади, рядом с которой белело большое здание местной и единственной школы. Дальше ветвистая схема дорог расползалась к окраинам, домов становилось меньше, и расстояние между ними увеличивалось. Потом дома исчезали вовсе, и неровная дорога уходила куда-то за горизонт.
В это время на улицах почти не было людей, бегали бродячие собаки, в поисках какой-нибудь еды, время от времени слышался тревожный лай, на который немедленно откликались другие собаки, зачастую более удачливые, потому что жили в домах со своими хозяевами. Иногда ржали лошади, напоминая остальным обитателям, о своём существовании.
На некоторых улицах ярко горели фонари, напоминая, о том, что электричество стало вездесущим.
На юге городка, располагалась небольшая гавань, в которой покачивались небольшие лодки и несколько яхт. Дерево приятно постанывало, качаясь на волнах. Одинокий сторож крепко спал в своей будке, и даже не пытался этого скрывать – громкий храп разносился на многие метры вокруг.
Была обычная ночь, даже птица, легко планирующая над скопом огоньков, не заметила бы ничего интересного.
Многие ещё не спали, и в одном из многочисленных домов, горела яркая лампа, и освещала красные шторы и небогатую, но безукоризненно чистую обстановку комнаты, небольшой, деревянный стол, старый, скрипучий стул и кровать с желтоватым пологом. Там не спал худощавый подросток, уже не за горами то время, когда он превратится в мужчину. Его лицо, освещенное желтым светом настольной лампы, казалось строгим, на серые глаза падала тень, а русые волосы неопрятно торчали, надсмехаясь над чистотой и аскетизмом самой комнаты. Сидя на стуле, он увлеченно читал какую-то книгу, перелистывая страницу за страницей. Его лицо с правильными чертами, то хмурилось, то расползалось в улыбке, видимо отвечая на содержание романа.
Уже перевалило за полночь. Настенные часы вяло пробили час.
Но для юноши времени не существовало. Наверное, он любил мечтать. Глаза быстро пробегали по строкам. И, наверное, ничего бы не остановило его чтение, если бы не старая лампа, которая неприятно зашипела и погасла, оставив комнату в полнейшей темноте. Во мраке послышалось короткое ругательство, шорох закрываемой книги, скрип стула и половиц, потом щелкнул выключатель, и что-то по слышимому, тяжелое, легло на кровать, которая в свою очередь издала негромкий, но жалобный скрип. Через некоторое время дыхание стало глубоким, повествуя о том, что человек уснул.
Ночь была тёмной.Как некогда в разросшихся хвощах
Ревела от сознания бессилья
Тварь скользкая, почуя на плечах
Еще не появившиеся крылья. |
|
