|
| 22 февраля 2009, 16:51 |  |
|
| LV7 |
HP | |
MP | | Стаж: 11 лет |
Постов: 3564 |
|
Изникуда, изникуда... Отлично, очень хорошо! Спасибо.
Итак, вдарим пафосом по юмористам)
Глава посвящается 8-му марту, ибо она насквозь про чувства и вообще вся такая женская)
Глава 6.
Я видел ее. Она звала меня в могилу.(с)
Рождение и смерть – по сути одно и то же.
Ребенок, которому обрезают пуповину, испытывает примерно то же чувство, что и человек, который не может больше вздохнуть.
Пустота.
В ней ни тепло, ни холодно, нет ни цвета, ни вкуса, ни огня, ни воды – только тьма. Абсолютная, невозможная, страшная. Так темно не бывает даже в самой глубине злых глаз, такими черными не бывают сгоревшие тела, так страшно не бывает в глубине гробниц.
Одиночество.
Когда кричишь – и не слышишь свой голос. Когда пытаешься осознать себя, понять, какой же формы твоя плоть и существует ли она, какой формы твой разум и существует ли он? Взывая к памяти, пытаешься выкрикнуть имена любимых твоих людей – как молитва праведника, как любовь Божьего сына – они спасут тебя, но на самых губах имена застывают и превращаются в пепел, быстрее, чем в мгновение ока, они рассыпаются.
Застывшее время.
Позади нет ничего.
Впереди нет ничего.
Вечность насильно сжата, спрессована чьей-то злой волей в одно-единственное мгновение.
- У него нет никаких видимых физических повреждений, юная леди. Ваш брат здоров.
- Неужели ничего-нечего?
- Ничего. Мне жаль.
Селфи вздохнула и протянула врачу несколько гилей. Застегивая пальто, он заметил:
- Мой коллега говорил мне о таких случаях. Он высказал предположение, что это связано даже не совсем с физиологией… Скорее со способностью думать, с душой.
Где-то внизу послышался невнятный гул толпы. Врач кивнул:
- Магдалену Игнецент хоронят. Я лично смерть от пули зафиксировал. Такая красавица! И у кого только рука поднялась…
Селфи, бледнее, чем фата самой непорочной из всех невест, согласно кивнула.
Она быстренько закрыла за ним двери, даже забыв поблагодарить.
Ирвин не приходил в сознание уже сутки. Он спал беспокойно, метался по кровати, что-то бессвязно шептал, кого-то все время призывал.
Селфи все это время сидела рядом. Она отлучалась лишь на несколько минут – сбегать за холодной водой, за микстурой. Она протирала его потный лоб, поправляла одеяло, смотрела, чтобы он не упал с кровати, и плакала.
Спроси ее кто-нибудь, почему она плачет – она бы не смогла внятно ответить. Слезы просто сбегали из ее красных от недосыпания глаз, не потому, что ей было плохо, не потому, что ей больно, не потому что она отчаялась – нет! Селфи всегда верила – даже вопреки всем доводам, холодно-рассудочным доводам, доводам, которые приводят слабые люди, верящие, что невозможное существует.
Ей просто казалось, что от ее слез ему становится чуточку легче.
Селфи подошла к узкой кровати с несвежим бельем, и устало опустилась на нее рядом с больным:
- Что ты валяешься? Просыпайся, на улице хорошая погода! Дети играют в мяч, чайки кричат. Ту колдунью хоронят… А ты спишь, Ирвин…
- Ирвин! Вставай, Ирвин! – почти вдруг выкрикнула она. Несколько секунд она сидела, застыв как статуя, надеясь, что ее крик его разбудит. Но Ирвин продолжал метаться с закрытыми глазами. Плечи Селфи обреченно опустились.
А дальше были еще несколько часов без сна, бесконечное поправление одеяла – она просто не знала, как ему еще помочь.
Кончилось это так, как и должно было – Селфи заснула.
Упала рядом с Ирвином на кровать и заснула легким, исцеляющим сном безо всяких сновидений.
И как только первая горсть земли коснулась, ударилась, рассыпалась по дубовому гробу колдуньи, Ирвин открыл глаза.
Первое, что Селфи увидела, когда очнулась – это ласковые, чужие, сиреневые глаза Ирвина.
- Ты плакала? Я слышал сквозь сон.
Губы ее дрогнули и расплылись в улыбке – такой же, как всегда, а может, даже, еще счастливее.
Жили они ни хорошо, ни плохо, она за деньги полола клумбы с цветами перед домом богача, а Ирвин медленно выздоравливал, работая на дому - он рисовал вывески к магазинам. Ни один из них не задумывался о будущем, надеясь хоть как-то переждать настоящее.
Как-то он спросил ее:
- Селфи?
- Да?
- Скажи… Как она умерла?
- …быстро. Без боли, она даже продолжала улыбаться. Не грызи себя.
- Я убил ее…
- Колдунью! Она бы могла уничтожить мир, они все злые и очень сильные.
- Но Скволл не убил Риноа, и она освободилась.
Селфи подняла на него малахитовые глаза и внятно, спокойно спросила:
- А ты любил эту колдунью?
Ирвин хотел было что-то сказать, но Селфи также спокойно отвернулась от него и продолжила:
- Между ней и Риноа большая разница.
Ирвин только сплюнул в сердцах.
Он прознал, что ее похоронили рядом с церковью и задался целью побывать там. Это мучило его, раздирало - он не мог идти и не мог не пойти, вконец извелся, и, глядя на него, изводилась Селфи.
Он одел обувь и сказал, не глядя на девушку:
- Мне обещают заказ. Я схожу, поговорю.
- Надень плащ, на улице уже холодно, осень начинается.
- Осень...
Цветочный магазин сыскался быстро, и также быстро нашлись красные розы.
Красица-продавщица с высокой грудью, которую ткань обтягивала по здешним меркам просто неприлично, и длинными ногами осведомилась у Ирвина:
- А что будете брать, мужчина?
- Розы. Красные.
- О, да у вас отличный вкус...
Она принесла ворох велиполепных пышных роз, и, пока она их перебирала, Ирвин решился:
- Дайте три. Они, они прекрасны. Такие красные розы подходят лишь к таким же красным губам… Как вас зовут, красавица?
- Аманда. Надеюсь, вы найдете эти губы.
- Я уже нашел их. Вы обменяете красное на красное?
Аманда кокетливо улыбнулась и сказала безо всякого смущения:
- Нам запрещают заигрывать и принимать подарки от покупателей. Приходите часа через два, когда закончится моя смена.
Ирвин вышел и посмотрел сквозь витрину на Аманду, она томно улыбалась какому-то толстяку.
Он перевел взгляд на свое отражение в мутном стекле и сказал, отчетливо выделяя каждое слово:
- Какая же я тварь.
Красные розы театрально полетели в лужу, а Ирвин, понурившись, побрел прочь.
Облака величественно проплывали, беременные дождем, но никак не могли разродиться. Разлитое в воздухе жаркое томление – которое бывает перед самой бурей, смущало умы и ленивило тела.
Ирвин медленно шел вперед – долой из этого страшного города. О, если бы можно было хотя бы на одно мгновение уйти из этой эпохи и этого места, от этой неги перед дождем! Многое он бы отдал за это.
Выйдя за черту города, он рассеяно остановился. Перед ним открылся чудесный пестрый луг с золотистыми, лиловыми, синими цветами.
Зарычал гром, юркой кокеткой скользнула по небу молния.
Дождь начался.
В дверь постучали – не требовательно, не по-хозяйски, а вопросительно. Селфи в это время сидела на подоконнике и мастерила куколку из травы – соломенный подол, волосы из лепестков ромашки, глаза из семян.
На пороге двери стоял равнодушно-замотанный человек в синей форме. Почтальон.
- Ирвин Кинеас здесь остановился?
Селфи кивнула, насторожившись. Если отыскать их так просто, то почему же ни рыцари колдуньи, ни полиция не пришла за ними?
- У меня для него посылка. Уже полгода в нашем отделении почты валяется…
Селфи его перебила:
- Чаю?
- Представляешь, на посылке было написано «передать в случае смерти госпожи Игнецент». И чек на тысячу гилей! Ну, само собой, такая сумма! Она и пролежала полгода… А Кинеас этот – кто? Прямо любопытно стало.
- Он мой брат. Сейчас на работу пошел. Да вы берите печенье, берите, не стесняйтесь, вам же еще заказы разносить…
- Ох, это да. Тяжелая работа у меня. Шахтерам трудней, конечно, но их все уважают и боятся, а кто уважит почтальона? Хм, хоть и сказано «лично в руки», но я тебе оставлю, больно милая ты девочка.
- Не беспокойтесь, я передам брату. Хорошего вам дня.
Селфи закрыла за ним дверь, насыпав предварительно в карман конфет, до которых была падка и сама.
Повоевав немного с коробкой, она вытащила на свет белый конверт и серебряный круглый прибор, размером примерно с ладонь. Больше всего это походило на часы с множеством стрелок, а на самом деле ни на что не походило.
«Этот прибор изобрел мой отец.
Он позволяет прокалывать время и ходить во времени.
Если ты получил его, значит, меня больше нет.
Значит, я не смогла больше сопротивляться зверю внутри меня.
Я хочу, чтобы ты жил.
Я не хочу, чтобы ты запомнил меня колдуньей.
Я люблю тебя.
Прощай.
Магдалена».
Селфи глубоко вздохнула, перечитала еще два раза, медленно зажгла спичку и держала горящее письмо до тех пор, пока огонь не обжег ее пальцы.
«Прости, Магдалена. Он умрет, если узнает. Прости».
Дверь распахнулась, на пороге стоял промокший до самой души Ирвин, на его лице играла дурацки-счастливая улыбка.
Он поднял правую руку с букетом полевых цветов – колокольчиков, куриной слепоты, ромашек – красивых, но избитых дождем настолько, что они больше напоминали веник.
Он протянул их Селфи и просто сказал:
- Это тебе.
Некоторые комментарии:
Магдалена Игнецент - имя - одна из христианских святых, фамилия - видоизмененное слово "ignescent", "пылающий"
ленивить - искусственный глагол
Врач говорит так, потому что еще нет пока понятия "психика".
Сценка между Ирвином и Амандой отсылает к первой встрече Ромео и Джульетты.
Исправлено: Margaret, 22 февраля 2009, 16:54A Arago n'hi ha dama
que e's bonica com un sol,
te' la cabellera rossa,
li arriba fins als talons |
|
|
