|
|
| |
| AP |  | |
|
|
| |
Всем привет. Давно меня не было в этой ветке, в этой теме, да и вообще на форуме. Но на то были свои причины.
Как бы там ни было, предлагаю внимаю вероятных читателей первую главу второй книги из задуманной трилогии. Как обычно, буду рад конструктивной критике.
Tat 1
Тяжелеющие краски раннего заката не предрекали добра. Густой лиловый покров разлился по небу хрустальной пылью и сверкал отражением солнца у выщербленного скалами горизонта. Всякий раз, когда Тиеф поднимал голову к преклоняющемуся светилу и видел его цвет, то холодел, понимая, что будет потом. Может быть завтра или через день, а может через несколько дней, но лиловый закат обязательно приведет за собой Великую бурю. Тиеф пережил много таких бурь, столько же раз, сколько видел предвестный закат. Но никогда прежде он не видел рокового заката зимой. И никогда прежде зимой не бывало Великих бурь.
Тиеф перевел взгляд с беспокойных красок заката на возвышающуюся у подножия гор пирамиду. Обитель Мудреца, ее ровные формы, резко диссонировали с изломами возвышенных массивов. Горы казались хозяевами этих пустошей, вечными и беспристрастными, в то время как пирамиды Мудрецов – незваными гостями. И хотя немое величие наследия предков всякий раз перекликалось в Тиефе с трепетом, в сравнении с горами величие оборачивалось ничтожностью, а трепет – горькой досадой.
Он был нечастым гостем Мудреца. Навещая его один раз в десять, а то и в пятнадцать дней, Тиеф всю дорогу терзался сомнениями: а стоит ли? Стоит ли расставиться с самым драгоценным, что у него есть. Но в отличие от других Ра, посещающих свод Мудреца еще реже, в Тиефе теплились заветы архисториков. Он знал, что расставаться с каплей дόлжно, даже если очень не хочется. Ведь это – то единственное, что еще способно удержать Ра от забвения.
Но сегодня явно был иной день. Его как будто толкало что-то на встречу, и он с нетерпением ждал заката, чтобы поскорее отправиться к пирамиде. Сегодня он точно слышал голос Мудреца сквозь шелест мертвого песка. Слышал немой зов и ничего не понимал. Да и был ли это зов? Он слышал в шорохах что-то, что заставляло его устремлять взор в сторону пирамиды да подгонять взглядом клонящееся к закату солнце. Сегодня был странный день. Тиеф очередной раз посмотрел на лиловое солнце. И странный вечер.
Весь сегодняшний день он провел с Модаберти. Они вместе бродили по песчаным насыпям, вылавливая солнце. Их брюшные кристаллы сегодня хорошо обогатились, ведь воздух был чист от пыльного ветра и лучи усваивались быстро. В пользу славно проведенного дня указывало еще и то, что запасы воды, почерпнутые на рассвете, к вечеру почти иссякли. Но на этот раз удовлетворения он не чувствовал, ведь если Великая буря начнется не летом, а сейчас, то кристалла все равно не хватит. И об этом Тиеф думать не хотел.
Модаберти не захотел составить ему компанию. Он сказал, что пообещал кому-то встретиться у Шара и обменяться каплей. Конечно, если бы он пошел с Тиефом, то непременно отдал каплю Мудрецу, а это все избегали. Гораздо приятнее слиться с кем-то из Ра, проникнуть друг в друга и насладиться единением. Все лучше, чем капнуть и уйти с пустотой внутри.
Мудрец. Он никогда ничего не просит и не требует. Но попав к нему с каплей, невозможно унести ее с собой. Жители Ра знают об этом, знают, что добровольно отдадут самое дорогое, что у них есть. И отдадут не по принуждению, а потому, что захотят отдать.
Пирамиды для Мудрецов возвели архисторики. Предки Тиефа были крепче. Их сила заключалась не только в физическом превосходстве над современниками, но и в идейной чистоте. Для предков Мудрецы были частью вечности, к которой они стремились и в которой хотели раствориться. Для них истинную ценность представляла не сама капля, а возможность передать ее мудрецу, поделиться с ним опытом прожитых мгновений…
Ступени пирамиды были стары и выхолощены равнодушием песка. Высокие и крутые они всякий раз заставляли Тиефа превозмогать собственную неповоротливость и упорно, ступень за ступенью, восходить к вратам пирамиды. Вероятно для архисториков этот путь не вызывал затруднений… Но для теперешнего, обмельчавшего племени Ра, путь к Мудрецу превращался в настоящее испытание.
Каменные врата зияли нараспашку. Из проема тянуло влажным теплом. Мудрец закрывал врата только летом, когда поднималась великая песчаная буря. Тиеф вновь припомнил сегодняшний закат и невольно вздрогнул. Сотни лет буря повторялась с постоянством звезд. Но порядок был нарушен. Оставалось только надеется, что лиловый закат – пустая угроза.
Все, начиная от высоты ступеней и заканчивая широтой коридора пирамиды, напоминало о силе и упорстве ее строителей. Едва ли нынешние Ра смогли возвести подобную громадину. Все что они могли – мучительно забывать предков и Мудрецов с их заветами, тайком впитывая капли друг друга.
Стены коридора, по которому брел Тиеф, испещряли узоры былой славы. В грубоватых образах архисторики увековечили подвиги, что были древнее самих Мудрецов. Перед взглядом расстилались сражения предков с длинными кольчатыми тварями из глубин песков. Виделись полеты на крыльях песчаных бурь. Стыли картины возведения пирамиды, чья вершина пронзала звездную высь. Созерцая минувшее величие, становилось горестно от того, в какую немощь обратились Ра. Теперь вся жизнь уходила на поиски хорошего солнца, а не лучей собственного я. Тиеф, как и все остальные, больше думал о воде, ясном воздухе, о том, насколько за день подрос брюшной кристалл и хватит ли его на долгую летнюю бурю. Ведь если не хватит… Тиеф помнил безумие соплеменников, скрежет когтей о запертые врата пирамиды, мольбы выпустить к солнцу. Помнил, как безумцы кидались на друзей, чтобы вырвать их кристалл и утолить свой голод. Он помнил непреклонность Мудреца, не впускающего бурю во чрево пирамиды, позволяя обреченным только одно – навеки кануть в себя.
Сердцевина рукотворной горы нависла над Тиефом огромным каменным куполом. Вершина пирамидального вместилища терялась в высоте, мерцала и переливалась томной лазурью, как и все вокруг. Каждый клочок обозримой поверхности покрывала витиеватая мозаика, не различимая вблизи и оживающая на расстоянии. Казалось, будто вместилище Мудреца находилось в постоянном движении, перетекало от основания к вершине, перемешивалось в бесконечном единении разнородных фигур и узоров.
В центре огромного квадратного основания сиял бассейн. Это был Мудрец. «Тот, кто живет в вечности». Именно он согревал жизнью каменные своды пирамиды, отбрасывая на них светлые тени былого. Миллионы капель Ра тысячи лет опускались в этот бассейн, наполняя Мудреца вечностью. Он был последним лучом света, удерживающий древний народ от беспросветного забытья. Но и он скоротечно меркнул.
Обитель пустовала. Исходившее от Мудреца тепло пронизывало Тиефа как солнечные лучи утренний воздух. Он чувствовал себя невесомым, легким как пылинка, способным подняться выше звезд. Хотелось слиться с этим теплом, стать пусть ничтожной, но частью. Хотелось отдать каплю, и другую, и третью, и принести всего себя!.. Но Тиеф знал, что как только капля раствориться в зыбком теле Мудреца, его упоенное желание стать частью неохватного – раствориться вместе с ней. И потому он не торопился, шел к купели медленно, осязая каждый шаг своей неповоротливой поступи.
Широкий край бассейна едва доставал Тиефу до пояса. Он подошел к нему, облокотился и нечаянно скрипнул когтями о камень. Неприятный звук вспугнул тишину и устремился к вершине обители. Тиеф задрал голову, насколько позволила толстая шея, и проследил за метанием эхо. Когда тишина вернулась, он скрипнул еще раз, только на этот раз специально и сильнее. Захотелось раздражить Мудреца, спровоцировать его на слово. Пускай это будет неодобрение, порицание, но он должен обратит на него внимание! Ведь он звал его. И вот Тиеф здесь. В тишине и досадном одиночестве.
Но Мудрец молчал, а его поверхность хранила стылую безмятежность. Тиеф прекратил царапать край бассейна, склонился к прозрачному лику Мудреца и усилил выдох. Струя воздуха коснулась теплого, исходящего лазурью тела Мудреца. Если бы перед ним стояла вода, то она непременно покрылась вереницей беспорядочных разводов.
Тиеф умерил выдох и наклонился к Мудрецу еще ниже, почти коснувшись дышалом поверхности. По ту сторону на него смотрело дно, где во множестве покоились останки Ра. Окончить свой путь в теле Мудреца считалось высшей благодатью. Но глядя на мешанину окаменевших скелетов, казалось, что быть погребенным под барханом на пустошах лучше, чем напоминать другим о неизбежности конца. Меж современников утвердилось поверье, будто те, кто потонут в Мудреце, наверняка увековечат себя, даже если ни разу в него не капали…
Тиеф закрыл глаза и сосредоточился. Он всегда так поступал, когда отдавал свою каплю. В такие моменты тело – его неуклюжее, волокнистое тело – концентрировалось в одной маленькой блестящей крупинке. Как будто все соки, скопленные кропотливым днем, не затвердевали где-то в брюхе, а стекались от каждой клетки к острию капели. Когда капля срывалась с кончика выделителя, Тиеф на мгновение обретал свободу, видел в невесомости самого себя, избавленного от гнета пыльного тела. Но когда капля тонула в теле Мудреца – окружение повергалось в тлен. В засушливый, рутинный мир безразличного солнца, по которому суждено бродить до скончания дней.
Капля, весом в несколько прожитых дней, привычно скользнула по капели, но вопреки обыкновению мгновение свободы продлилось дольше обычного. Тиеф затаил выдох. Вот сейчас, сейчас он вновь ощутит тяжесть мира, сейчас оборвется его свобода, и он вновь окажется заключенным в усталое тело. Но полет продолжался. Чистый и освобожденный он парил над приземленным воплощением, уносился все выше и дальше прочь от себя и навстречу к себе же.
Тиеф распахнул глаза. Угловатый свод пирамиды отдалялся от него, мерцая лазурной искрой. Он понял, что падает. Падает неестественно медленно и там, где падать некуда. Сквозь окрепшую заторможенность он понял, что тонет – свалился в Мудреца вслед за каплей и теперь идет ко дну. Осознание безвозвратности не испугало, а наоборот – принесло облегчение. Он вырвался. Наконец-то закончились его скитания по зыбучим пустошам в поисках яркого солнца. Наконец-то он никогда не увидит песчаных бурь… И наконец-то он обретет покой.
Его захватило новое ощущение. Не хотелось шевелиться, дышать и даже думать. Все отошло на второй план и стало каким-то незначительным, мелким. Вся суетность Ра обернулось пылью, которую сдул торопливый ветер. Он сам стал ветром, свободным от бренности тягот.
Контуры свода пирамиды почти полностью растворились в лазурном тумане. Сознание Тиефа тоже бродило где-то на границе с явью. Он закрыл глаза и всецело подчинился упокоению. Он не боялся исчезнуть. Ему стало все равно. И это было приятное безразличие.
* * *
Облитый мягким голубым сиянием, в центре необъятной площадки, он был не один, но никого не видел. Он чувствовал на себе бездну оценивающих взглядов. Их обладатели прятались где-то за границей видимости, там – в густоте дистанции.
– Тиеф, – произнесенное вслух имя прокатилось разноголосым эхо, пока не вернулось к голосу, породившему волну. – Тиеф. Зачем ты пришел к нам?
– Я пришел к Мудрецу, – тихо ответил Тиеф, с полной уверенностью, что его услышит весь сонм. – Он звал меня.
– Что ты слышал, Тиеф? – На этот раз голос принадлежал другому Ра. – Что мудрец говорил тебе?
Тиеф замялся. Что он говорил ему? А ведь ничего не говорил. Теперь он даже не был уверен, звал ли его голос. Да и голос ли это был вовсе? Может, просто шелест тихого дня, да бормотания плетущегося рядом Модаберти. Укоренилась только необоснованная уверенность, что мудрец звал его. Не просто нашептывал что-то сквозь песчаные насыпи, а именно звал.
– Он звал меня, – повторил Тиеф. – Я не слышал его голоса. Я слышал его зов.
Окружившее его собрание загомонило. Казалось, что каждый из них произносил одно и то же слово, но с разной интонацией и тембром. Можно было услышать, нет – почувствовать, –как волны голосов перекатывались из одной дали в другую, как вздыбливались и опадали к глубинам, как уплотнялись в одном месте, чтобы истончиться в другом… Наконец, вся эта какофония прорвалась, материализовалась – перед ним из темноты на свет вышел Ра. Старый, сгорбленный, покрытый каменеющей корой, но с пронзительными голубыми глазами. Старик не двигался, словно вросший в песок мертвец. Даже его светоулавливатели на морде, спине и хвосте ниспадали мертвенно-серыми патлами. Казалось, что на этом изможденном теле жили только глаза. Тиеф невольно вздрогнул, когда старик заговорил с ним:
– На мой зов откликнулся только ты, Тиеф. – Голос старца быт тверд и внятен. В нем чувствовалась безмерная сила и мудрая власть. – Только ты внял голосу предков. А это означает, что в тебе еще живет их воля. Наша планета умирает, Тиеф. Она смертельно заболела с того дня, когда гениза была разобщена. Мы и остальные… Мудрецы – клочья былого целого. Разрозненное, но стремящиеся к единению по своей природе.
Светоулавители на спине и хвосте подрагивали от страшного предчувствия. Тиеф склонился перед Мудрецом и слушал его со странным ощущением того, что это уже происходило. Не сейчас и не с ним, а в необозримо глубоком прошлом и с тем, кто «знал» и не боялся мудреца. И от этого становилось жутко.
– Принимая во внимание ментальное гниение Ра, воссоединение могло занять неопреленно много времени. Но без воссоединяющих процесс обречен. Ты видел сегодняшний закат, Тиеф?
– Да. Грядет великая буря.
– Ближайшая к нам планета умерла. И так вышло, что мы оказались втянуты в эту катастрофу. Ядро погибшей планеты едва не столкнулось с нашей планетой. И хотя прямого столкновения не последовало, опасное сближение нарушило изначальный ход вещей. Поднимается буря невиданной силы и долготы, Тиеф. Ни один Ра не переживет ее.
Мудрец замолчал, но Тиеф не находил, что ответить. Неподвижная стать мудреца и сгорбленная немощь простого Ра. Что Тиеф мог сделать для него? Что он мог сделать во спасение их планеты? Ведь он ничтожен, никчемен и пуст, как песчинка в пустыне времен. Однако он здесь, стоит пред олицетворением былого могущества ра и стоит не просто так. Его выбрали. Его призвали.
– Что я могу сделать? – Наконец растерянно выдохнул Тиеф. – Ведь я простой мертвый.
– Ты станешь нашей дланью. Мудрость предков, их могущество и воля перейдут к тебе. Ты станешь спасением для своего народа.
– Но почему я?! Ведь… Я не справлюсь! Почему вы сами не сделаете это?
– Наша сущность хранить силу и мудрость, но не использовать ее. Мы лишь способны передать свой потенциал носителю ментальности. И ты, Тиеф, подходишь для этого лучше остальных. Ты единственный услышал нас. Ты тот, кто откликнулся на наш зов.
Тиеф чувствовал как похолодело сердце, как воздух, гонимый торопливой волной, сгустился и тяжелел. В глазах потемнело, ослабшие ноги не выдержали и он рухнул на землю.
– Ты должен убедить Ра собраться в пирамиде как можно скорее. Буря родилась и стремительно крепнет. Запомни, Тиеф, теперь только от тебя зависит, исчезнут Ра или продолжат свое существование. Удиви их. Заставь поверить в реальность угрозы, в то, что спасение можно обрести только под сводом пирамиды. Сейчас ты получишь лишь толику нашей силы, но когда вернешься, то обретешь истинное могущество предков. Будь расторопен, Тиеф. Времени на ошибки не остается.
Пространство неумолимо сжималось, сминая даже свет. В обступившей холодной темноте Тиеф ощущал чужое присутствие. Сколько их осталось – он не знал, но их было много. Они ждали, когда пустота заключит в себе Тиефа, когда его опустошение достигнет абсолюта. Но границы стирались. Всякий раз, когда Тиеф сжимался в бесконечно малую точку, внутри обнаруживалась другая полность, которая сменялась следующей, а та – другой.
Ничего не осталось. Свет, холодная темнота, пространство и даже пустота. Исчезло все. Все, кроме незримого присутствия, которое ждало забвения уже не снаружи, а внутри Тиефа. За чередой волновых самоисчезновений, Тиеф стал для них купелью. Он превратился в полность, вместилище для тех тысяч, что окружали его. Но он был не против. Наоборот, он был рад гостям.
* * *
Тиеф стоял над мудрецом. Он видел лазурное отражение себя, видел тлен утонувших в мудрой пучине и не шевелился. В голове так же все застыло. Ни единой мысли, лишь размытые, далекие полуобразы, один нелепее другого. Будто лиловый закат зимой, будто он свалился в мудреца, разговаривал с ним…
– О последнем закате. – Тиеф вздрогнул. В его трубном выдохе поселились новые, сильные ноты. Голос стал крепким и внятным, таким, каким говорил Мудрец.
Он отпрянул от края бассейна, выпрямился с приятной легкостью и осмотрелся. Тихий свод пирамиды, голубые блики на стенах, влажный воздух… Тиеф вспомнил, как пришел сюда, как устал и измучен он был, припомнились мысли, за которые теперь было стыдно.
Все изменилось, но не казалось иным. Это был все он же, только освобожденный от тягостных раздумий и бренности тела. Воспоминания о повседневных заботах теперь вызывали не тоску, а ликование. Он избавился от этой рутины, и теперь свободен как ветер! Тиеф в упоении закрыл глаза и представил, как возносится над рыжими песками, устремляется в синюю высь, где воздух сладок и чист. Как наяву он видел искрящиеся под солнцем барханы, темнеющие гряды гор, видел редкие облака и… лиловый закат у линии горизонта.
Воспоминания низвергли Тиефа в реальность. Он открыл глаза и пришел в ужас, поскольку обнаружил себя под самым куполом пирамиды. Внизу, далеко внизу, морщинилась подернутая лазурью каменная кладка, в центре которой – как раз под ним – стыл лик мудреца. Едва стоило вообразить, как он падает, незримая твердь расступилась, и он сорвался вниз.
Страшный грохот расколол тишину пирамиды, а изломанное эхо еще долго металось взаперти. Тиеф немного удивился, что способен слышать, затем удивился, что удивляется, а после, уже безо всяких удивлений, поднялся на ноги, все с той же непринужденной легкостью.
– Значит, правда, все правда, – пробормотал он и посмотрел на свои руки. Когти на грубых, заскорузлых пальцах обрели лазурный оттенок. – Мудрец. Я разговаривал с ним, я был в нем. Я… Я должен торопиться!
Тиеф бежал, легко и уверенно. Без устали он преодолел превратный коридор, сбежал вниз по ступеням и остановился только тогда, когда его ступни коснулись ночной земли. Холодный воздух был чист и покоен, вдыхалось легко и сладко. Тиеф поднял голову к звездам. Светлые и яркие теперь они казались ближе, чем когда либо. Он потянулся к ним рукой и заметил, что когти стали ярче. Внутри как будто что-то шевельнулось. Ведь это не он. Это тысячи незримых присутствий неволенных в нем, их легкость и ощущение свободы, а он – всего лишь инструмент. Но грустно от этого не становилось.
Убежище Шара ютилось меж россыпи осколков гор. В другое время Тиеф ни за что не стал бы искать вход в его нору по темноте, но сейчас ночь не имела для него значения. Он отлично видел каждую острую грань выступающую над песком и уверенно продвигался к цели.
Шара редко когда выходил из убежища, а в последнее время так и вовсе не выходил. Он был старше и неповоротливее прочих Ра с которыми знался Тиеф. В своде его пещеры круглилось несколько отверстий, которые он открывал днем, чтобы покормится. Солнечный свет перемешался вслед за светилом, а Шара вслед за ним. Так он и ползал по пещере изо дня в день, как тень подземелья. На ночь он закрывал все дыры, чтобы зазря не тревожить непотребством звезды. Но вход был открыт всегда.
Зеленоватые отсветы люминофоров придавали пещере уюта и таинственности. Угодив к Шара, уходить от него не хотелось так же, как и от Мудреца. Только желание остаться было продиктовано совсем другими чувствами.
– Тиеф. Это ты? – Глаза Модаберти уже были подернуты голубоватой пеленой, что могло означать только одно – он успел сделать то, зачем пришел к Шара. – Ты цел? Как ты добрался сюда по темноте? Будешь каплю? Касим еще ни с кем не менялся. Ты свою отдал?
Тиеф не отвечал. Он молча рассматривал собравшихся здесь Ра. Кто сидел наклонив дышало к самой земле, кто лежал ничком и насвистывал что-то невнятное. Взгляд невольно задержался на паре, обменивающейся каплями. Они стояли обнявшись, дышало одного лежало на плечу у другого, а капели жадно тянулись к чужим ртам. Тонкие и вздрагивающие они уже блестели лазурными выделениями чистых переживаний. Соитие представлялась порочным и сладострастным. Его стыдились все и все же его вожделели… Капели проникли одновременно. Выдох наслаждения прокатился сдвоенным эхо по тесной пещере и пара обмякла. Не распуская объятий, они повалились на пол, продолжая стонать от блаженства. Не раз Тиеф точно так же погружался в другого Ра и приходил в себя уже на земле. Теперь ему было стыдно и клекот отвращения против воли рвался из дышала.
– Тиеф? – Модаберти тряхнул его за плече. – Ты в порядке?
Вместо ответа Тиеф небрежно стряхнул руку, отстранил друга и поискал взглядом Шара.
– Где он?
– Кто?
– Шара. Где он?
– Он… – Модаберти замялся. – Шара умер. Его нашел Люситив, когда первым пришел сюда. Он там, за углом. Можешь взглянуть на него, если хочешь.
Тиеф остолбенел.
– Он умер, а вы просто убрали его в сторону и продолжили меняться каплями?
– Ну, да.
Злобное чувство охватило Тиефа. Он отчетливо понял, сколь безнадежно прогнили Ра. Даже смерть одного их них – смерть одного их тех, кого каждый знал столько же, сколько самого себя – не имела значения. Вожделение оказалось выше скорби. Сейчас Тиефу больше всего хотелось развернуться и уйти прочь, оставить это уютное дно и вернуться к Мудрецу со словами, что спасать уже некого… Но он должен. Должен выполнить волю предков.
– Народ Ра! – Прогудел он с силой и величием, беспощадно сотрясшими свод пещеры. – Я вернулся от Мудреца со скорбной вестью. Грядет буря! Зимняя буря невиданной силы и продолжительности от которой не уйдет никто. Он призывает нас в свою обитель. Те, кто не последуют за мной, будут обречены.
Тиеф замолчал выжидая, а все собрание смотрело на него и ждало. В повисшей тишине кто-то коротко хохотнул и вот, как каменная осыпь, теперь потешались все. Они показывали на Тиефа пальцами, что-то сквозь смех говорили друг другу и продолжали насмехаться.
– Тиеф ты чего? – Модаберти беззаботно похлопал его по плечу. – Чьих капель наглотался?
Ответный рык Тиефа заставил всех замолчать. Теперь на него смотрели с недоумением и опаской.
– Ты чего, Тиеф? – Повторил Модаберти но уже без прежней веселости. – Случилось что?
– Повторяю в последний раз! – Голос Тиефва был громогласен и могуч. Казалось, что будь он еще чуточку громче, то своды пещеры не выдержали и обрушились на головы опешившим Ра. – К нам движется буря, каких еще не видела планета. Рассвет может не прийти очень, очень долго. А может не прийти никогда! Вы, ничтожества, нужны Мудрецу и я доставлю вас к нему, хотите вы этого или нет.
– А ты сам-то кто?! – Выкрикнул кто-то, оскорбившись словами Тиефа.
– Я рука Мудреца, – твердо и без раздумий ответил вопрошаемый. – Через меня он вершит волю предков.
Тиеф сжал перед собой кулак – сжалось и пространство вокруг него. Он не мог объяснить как или что он делает теперь – все происходило самой собой, будто каждое мгновение становилось ключом для последующих. Его действия, жесты, слова исходили от него, но принадлежали ему лишь отчасти.
Сжатый кулак вспыхнул ярким голубым сиянием. Свет сочился, капал лазурными искрами, которые тут же испарялись в туман. Постепенно зеленоватый лик пещеры исчез, а вместо него воцарилась голубая мгла, клубившаяся и пульсирующая как живая.
– Внемлите голосу предков, – чужими голосами произнес Тиеф. – Мы здесь, во спасение великого народа Ра.
В безликом тумане стали появляться образы архисториков. Статные и широкоплечие они вспарывали забытье, как предрассветные лучи ночную мглу и плыли к выходу из пещеры. Вслед за предками наружу потянулись и нечестивые потомки…Ом Мани Падме Хум. |
|
