|
| |
AP | | |
|
|
| Persona 5 |
|
| |
Очень интересный конкурс. Я здесь прочитал много хороших рассказиков. Очень хотелось поучаствовать, но фантазии у меня никакой Но сейчас пришла идейка, и хоть писать не умею, накалял вот такое по-детски простенькое. Сразу предупрежу, что я не знаю биологии, и скорее всего текст противоречит её законам. Но надеюсь, это не сильно помешает чтению.
Знающий слова
Игривое солнце заливало светом обширный луг, бескрайний в одну сторону и ограждённый могучей стеной густого леса в другую. Всё вокруг было зеленым-зелено… хотел бы я сказать, если бы всё не было совсем по-другому. На травяном полотне пестрили мириады разноцветных пятнышек — луг был усеян неисчислимыми цветами самых разных мастей и окрасок. Словно радуга растеклась по всей округе, куда только можно было кинуть взор… хотел бы я сказать, если бы буйство красок не затмевало самую яркую и цветастую радугу. Пушистые алые гвоздики, звенящие белоснежные ландыши, лучезарные солнечные нарциссы — имён не счесть, описаний не подобрать. Ветерком колыхаемые переливаются, росой утренней сверкают, солнечными лучиками сияют. И я так горжусь, что я часть этой красоты. Ой, я же даже не назвал себя. Я — пылающий тюльпан, горделиво стою, вскинув голову к солнцу. Вы, наверное, удивитесь, как это маленький цветок на тоненьком стебельке может говорить. Но я опять похвастаюсь: мы на самом деле знаем слова! Вы ведь слышали беспрестанный шёпот, когда выходили в поле? Это мы приветствуем вас. Вы ведь чувствовали тревогу, когда срывали одного из нас? Это наши крики отчаяния пробираются к вам в душу. И правда, так чудесно знать слова, верно?.. хотел бы сказать я, если бы мне было с кем говорить. Так уж вышло, что я вырос на прогалине, где никого больше не было — кругом лишь камни да песок. Лишь поодаль видна была компания сгрудившихся тюльпанов, моих собратьев. И они всегда о чём-то беседовали, хихикали, бурно обсуждали все окружающие их события. Но слова их не достигали меня, как бы я не прислушивался. Изо дня в день я со всех сил тянулся к ним, вслушивался, пытался ловить обрывки фраз, понять суть разговора. Пытался кричать, что есть мочи, но никто меня не слышал, никто не обращал внимания. Утром я радовался солнцу и восхвалял свою красоту, но уже днём клял ветер, что постоянно уносил клочки слов, вечером сгорал от гнева, что не услышал опять ничего, а ночью грустил, потому что она с собой приносила невыносимую тишину. Так текла моя жизнь… до одного дня. В тот день я также отчаянно тянулся к своим собратьям, дабы уловить хотя бы частички их слов. И я уж было начал различать слова, как в воздухе начал нарастать какой-то гул, а затем постепенно перешёл в раздражающее жужжание. Я уже не только не мог слышать чьи-то разговоры, но и вовсе казалось, что сейчас оглохну. И хотел было проклинать весь белый свет, как грузная мохнатая фигура уселась мне на голову и заслонила слепящее полуденное светило. Похоже это существо было на одного из тех вездесущих жучков, вечно шмыгающих всюду, только этому ни с того ни с сего хватило дерзости прикоснуться ко мне! Но я никогда не видел таких жуков. Его большое пушистое тело было поделено ровными полосами: часть из них иссиня-чёрных, часть горели ярким жёлтым, а заканчивалось брюшко седым пушком, неистово трепыхавшимся на ветру. От мохнатого жучка веяло какой-то благоговейной величавостью. Охваченный изумлением, я даже не сразу заметил, что он начал забираться ко мне внутрь. — Стой! — невольно вырвалось у меня. Мохнатый жучок замер. — Ты умеш-шь говорить? — изумлённо спросил он. «Кончено, я умею», — хотелось возмущённо выкрикнуть, но почему-то сдержался. Ещё бы мы не умели, посмотрите хоть на тех балаболок! Я глянул в сторону вечно неугомонных тюльпанов вдали и удивился. Стояла тишина, не доносилось ни звука. Долетели лишь пару вжикающих звуков — на одном из них копошился такой же мохнатый чёрно-жёлтый жучок. — Ты на с-самом деле умееш-шь говорить? — повторил пушистик над моей головой. — А т-ты кто такой? — еле поборов робость, выдавил я. — Я — ш-шмель! — статно выпятив брюшко, громогласно заявил мохнатый жук. — А что ты хочешь со мной сделать? — Ты умееш-шь говорить, но нич-чего не з-знаеш-шь? — удивился шмель. — Я долж-жен собрать нектар. И принести его свой с-своей огромной с-семье. — У тебя есть семья? — О, у меня много братиш-шек и с-сес-стрёнок. И наш-ша прекрасная, з-заботливая Мать. Все работают ради неё и с-своей с-семьи, но и наш-ша Мать помогает каж-ждому. — Братишки? Сестрёнки? А они такие же как ты? — уже возбужденно начал выпаливать я. Интерес охватил меня до самых корней. — О да, они такие ж-же крас-сивые и крепкие. Постоянно с-снуют в округе в поис-сках крас-сивых цветов. Но и нас-с, крас-савцев, замеч-чают вс-се, даж-же люди. А наш-ша Мать… Шмель продолжать говорить и говорить. А я всё бомбардировал его вопросами. И он отвечал без устали, добавляя что-то от себя. Рассказывал о том, как летают шмели и другие жучки. Описывал ещё более причудливые цветы на других равнинах. Показывал своими лапками исполинские дубы, в одном из которых нашла приют его семья. Пантомимами живописно изображал огромных лесных зверей. Я не видел ничего вокруг, я слился с его речью, в голове лишь мелькали описываемые им образы… Но вот голубое небо начало темнеть и заливаться оранжевыми красками. До этого яркое солнце уже начало заходить за кроны деревьев лесной стены на западе. Зелёный луг с разноцветными вкраплениями начал сливаться в одну тёмно-красную массу. Но я бы этого всё и не заметил бы, если бы шмель, внезапно всполошившись, не начал прощаться. — Ого, вот это я з-заболтался! И всё ж-же я так удивлён, что цветы умеют говорить. Все до этого лиш-шь рас-скачивались на ветру и не выдавали ни з-звука, а тут ты… Но меня ж-ждёт с-семья, мне пора! — Стой! — я окликнул его с толикой испуга, боясь, что он быстро улетит. — Ты прилетишь ещё? — Да… обязательно прилечу, — слегка неуверенно, но весело ответил шмель. В воздухе раздался оглушающее жужжание, и шмель улетел. Ночь, доселе навевавшая печаль, теперь принесла спокойствие. Я даже немного устал от его шепелявой речи, несущейся одним бурным потоком. И впервые обрадовался тишине. И впервые заснул в радости и в покое. Уже на следующий день я навострил все свои чувства. Но не для того чтобы подслушать разговоры цветастых тюльпанов вдали. Я следил за всем вокруг, за каждым маломальским необычным событием. Наблюдал за гусеницами, ползающими по моим листьям. С ужасом вздрагивал, когда пятнистого жучка сдувало ветром и бросало на землю. Ухмылялся кроту, недоумённо высунувшему голову из ямки. Изумлялся огромной ширококрылой птице, пролетавшей над головой. Следил за двумя огоньками глаз другой странной птицы, ухающей в ночи. И всё это запоминал в мельчайших подробностях, а затем обрамлял в слова. Мне жутко хотелось всё это рассказать моему мохнатому другу. Рассказать какой интересный, прекрасный мир лежит вокруг меня. Рассказать, как он научил меня ценить всё вокруг. И вот однажды воздух снова прорезало знакомое жужжание, и вдали начало проявляться маленькое чёрно-жёлтое пятнышко. Взрыв радости захлестнул в меня, я даже не успел опомниться, как это пятнышко уселось мне на голову. Только тогда я смог осмотреть его и понять, что это не мой мохнатый друг. Этот жучок был гладким, вытянутым в длину. Его грациозная осанка совсем не походила на слегка неуклюжее тело шмеля. Но я и не думал отчаиваться. — Кто ты такой? — радостно спросил я. Мне думалось, что я смогу завести нового друга. Но в ответ последовало молчание. — Кто ты такой? — повторил я, но уже с ноткой возмущения. Вытянутый жук теперь обратил на меня внимание. На его лице читалось удивление смешанное со злостью. —Пчела, — последовал презрительный, короткий ответ. —А ты откуда? —… —А ты знаешь шмеля? —… —Ты что, больше не знаешь слов? Сначала вытянутый жук стоял неподвижно, как бы обдумывая что-то, но после последнего вопроса раздражённо вжикнул и меньше чем за секунду улетел за пределы видимости. После этой встречи, я стал меньше смотреть вокруг и больше думать. Вспоминать всё увиденное, подбирать красивые слова и ждать… ждать, когда я смогу это всё рассказать. Но дни становились короче, тягостные ночи — длиннее. Ветра начали задувать такие сильные, что казалось, меня вот-вот вырвет с корнем. Стебелёк, на котором я стоял, начал изгибаться под тяжестью головы. Да и на ней лепестки начали темнеть, а некоторые и вовсе отвалились. Но я не думал об этом. Я просто ждал. Ждал до последнего лепестка, ждал, даже когда голова склонилась над самой землёй. Ждал и думал: «как же всё-таки прекрасно, что мохнатые шмели знают слова, и как же всё-таки печально, что они не знают, что такое верность слову».
Исправлено: -KLaud-, 12 октября 2011, 01:24 |
|