|
| 22 октября 2011, 20:28 |  |
|
| LV9 |
HP | |
MP | | Стаж: 18 лет |
Постов: 5015 |
|
Короче, нечего тянуть кота за уши. Сегодня выдался свободный день, так что вот:
Гумо
Еще никогда Гумо не доводилось бывать в ситуации дряннее той, в которую он влип сейчас. Ему фартило заблудиться в пыльных глубинах бриорного астероида, везло выстреливать к субсветовым скоростям на перемкнувшем глюонном носителе... Даже случалось переборщить с психотропиками, да так, что подряд три цикла менял жизнь на смерть.
Они падали. Величественный и совершенный «Азьзебер» стремительно сближался с молоденькой и сочной планетой.
Гнездо принялось осваивать эту спиралевидную галактику недавно. На удивление, но в ней оказалось множество каменных планет, богатыми редкоземельными элементами. А эта планетка так и вовсе могла похвастаться собственной углеродной жизнью. Впрочем, бедненькой и закольцованной в порочный круг эволюции.
Невозможно описать тот трепет, который испытал Гумо, когда его включили в состав экипажа «Азьзебер». Это был пик его карьеры гравитаря. И удобный повод надолго скрыться от кредиторов, достающих его денно и нощно и от надоедливой любовницы так же не отступающей ни на шаг.
Планетарный разоритель успешно оторбитовался, нырнул в червоточину ближайшей звезды и, через несколько реликтовых щелчков появился в сфере пункта назначения. Громадному «Азьзеберу» осталось-то покрыть несколько условных астрономических отрезков от местного светила и занять орбиту у планеты, как... Все пошло наперекосяк.
Внезапно вырубились все поля и привычно ясный и светлый мир межпланетного крейсера превратился в глухую могилу. В законные права вступила невесомость, не предвещающая ничего хорошего. Вскоре по всем коридорам забил пульсом тревожный зеленый свет, а ровный голос капитана предрек:
- Персонал, внимание! Мы падаем. У нас отказали все системы управления. Причина неясна, но это уже и неважно. Еще четверть щелчка и от нас даже мокрого места не останется. – Капитан немного помолчал. – Да и планета, пожалуй, оправиться нескоро. В любом случае призываю всех немедленно собраться в ковчеге, чтобы можно было хоть как-то опознать наши останки. На этом все.
Вот так просто и буднично капитан сообщил о всеобщей кончине. Впрочем, капитан уже давно умер и стенания все еще теплых тел его заботили мало. Здесь таких было с избытком. Полумертвиков, чьи настоящие тела уже давно сгнили, а ментальности бытовали в возвращенных слепках, могли лишь вздохнуть: «Эх, не свезло. Ну, да ладно».
Но Гумо был не такой. Именно поэтому, он заторопился в силовой отсек, а не в ковчег, обещающий стать братской могилой. Будучи гравитарем Гумо знал, что если спаситесь и можно, то только там. А жить хотелось. Ох, как хотелось!
Гравитационные двигатели напоминали громадные цилиндрические поршни, в которых сжималось все сущее. Они молча и величественно темнели в зеленоватой дымке, как предрассветные утесы. Но внутри сила еще жила. Инертация циркулировала внутри этих исполинов, точно вода в центрифуге, отсекая все от всего.
Поднимаясь к вершине одной из колонн, Гумо отметил, что поручень сильно вибрировал. Это могло означать только то, что «Азьзебер» рассекает плотные слои атмосферы и до столкновения осталось всего ничего.
На вершине Гумо забрался в сферическую капсулу и начал погружаться во чрево двигателя, хотя дозволялось это только после наступления абсолютной гравитационной статики.
Зеленое свечение охватило всю полость. Сквозь небольшую прорезь над головой световые потоки оказывались подхвачены силой тяготения и закручены в нескончаемое веретено, чьи концы не имели горизонта. Притронься Гумо хоть пальцем к завихрению, его самого раскатало бы на бесконечность.
Спустившись достаточно глубоко, Гумо включил антигравитор. Проделывать это с циркулирующей инертацией было смертельно опасно, но рискнуть стоило. Теперь безумный риск стал его единственным союзником. Настоящим он намеревался притянуть остаточную инертацию к капсуле - сформировать некое подобие гравитронного защитного кокона, который, вероятно, мог бы спасти его от последствий катастрофы. Над тем, что произойдет, когда оболочка двигателя разрушиться, Гумо не хотел думать.
* * *
По руке что-то ползло. Гумо с трудом приоткрыл глаза и поднес кисть к лицу. Это было какое-то существо. Маленькое, блестящее с шестью изогнутыми лапками и длинными усиками.
- Животное? - Гумо взял насекомыша пальцами и рассмотрел получше. - Жук.
Вдруг его точно озарило и в памяти бешеным хороводом пронеслись последние события. Гиперскачек, падение, инертационная башня… И вдруг - жук. Весьма вкусный. Вкуснее пищевых порошков с «Азьзебера».
Гумо огляделся. Он лежал на влажной лесной подстилке в дремучих дебрях чудной растительности. Над головой сквозь развесистую листву поблескивала местная звезда.
- Где это я? - Он поднялся и удовлетворенно хмыкнул тому, с какой легкостью ему это удалось. - Ну да. Тяготение в полтора раза меньше... Значит я все-таки на ней. И живой!
Но краткий приступ радости разбился о неизбежный вопрос:
- А что теперь?
Он оказался один на один с неизвестной планетой. Возможно враждебной. Более того определенно враждебной! Перед отлетом Гумо мельком ознакомился с результатами биологического анализа планеты. Помимо прочего в числе органических форм жизни числились громадные существа, отличающиеся большими зубами, прожорливыми желудками и скудными мозгами. Конечно, будучи в чреве «Азьзебера» все это чепуха, только вот теперь чепухой стал он сам.
Гумо достал из кобуры табельный ультразвукомет и двинулся в путь.
- В самом-то деле не сидеть ведь на месте.
Направление он выбрал наугад, рассудив, что как только набредет на полянку, то разобьет временный лагерь и осмотрится поосновательней.
Продираясь сквозь дремучие заросли, Гумо размышлял о судьбе «Азьзебера». Понятно, что грохнись он с астрономической скоростью оземь, то тяжесть последствий можно было б сравнить с падением среднего астероида. Но беда заключалась в том, что последствия не наблюдались. Тогда оставалось одно из двух: либо крейсер все-таки совершил посадку, либо…
- Но если они приземлились, то как тогда я очутился в лесу на траве? - Размышлял вслух Гумо. - А случайно выпасть я не мог.
Действительно. Ни травы примятой, ни обломков… Ничего. Складывалось впечатление, что он провалялся тут долго.
- Очень долго.
В свете таких размышлений ничего не оставалось, как вернуться ко второму «либо». А это вариант отличался фантастичностью и… оставлял Гумо без надежды на спасение. Заключался он в том, что гравитронный кокон, - теоретически - при громадном внешнем энергетическом воздействии, мог схлопнуть и купировать не только материальное, но и временное пространство. Если предположить, что условие было выполнено падением «Азьзебера», то Гумо попросту «выпал» из пространственно-временного континуума на неопределенное время. Время достаточное для того, чтобы последствия планетарной катастрофы успели сойти на нет.
- А это миллионы реликтовых щелчков. Если не миллиарды.
Это предположение подтверждалось окружающей действительностью, и Гумо впал в решительное уныние.
С наступлением сумерек лес поредел и дорога пошла в гору. Поляну отыскать не удалось, и Гумо решил скоротать ночь на дереве. Дорогой он съел нескольких больших жуков, раздавил и высосал кислую сороконожку, утолил жажду из скрученного в рожок листа, а потому спать лег со спокойным желудком.
* * *
Утром его разбудили крики.
Гумо свесился с ветки, к которой предусмотрительно привязался, и глянул вниз. У корней дерева суетились люди. Смуглые, низенькие и голенькие.
- Аборигены, - зевнул Гумо и устроился на ветке поудобней. - Успели-таки эволюционировать.
Туземцы пытались достать его. Они бросались камнями, потрясали палками, а однажды запустили в мирного наблюдателя каменный топор. Орудие просвистело угрозой в опасной близости, и Гумо недовольно заворчал:
- Экие вы животные, - с этими словами он достал ультразвукомет, прицелился в ближайшее дерево и выжал спусковой крючок. Дюжий ствол накренился, затрещал и осаждающих накрыло густой кроной.
Воинственные крики превратились в панические вопли и нарушители утреннего покоя бросились в рассыпную. С едкой усмешкой Гумо проводил их взглядом и спустился на землю.
Оказалось, что одному из нападавших сбежать-таки не удалось – сук поваленного дерева надежно придавил его к земле.
- Эка тебе досталось, - склонился над пленником Гумо и осмотрел стреноженную деревом ногу.
Абориген бледнел, скреб пальцами землю и все что-то лепетал на своем примитивном языке. Сжалившийся Гумо приподнял негодную ветку, но несчастный попытку к бегству так и не предпринял.
- Эге, а у нас тут все сложнее.
Дерево оказалось крепче берцовой кости несчастного. Так что передвигаться самостоятельно он теперь начнет нескоро. Гумо присел на корточки и заглянул в затуманенные болью и страхом глаза аборигена.
- Чего вы от меня хотели, а? Жить я вам мешал что ли?
- Ляпата-пи хура ума…
- А повтори, еще раз, - Гумо прикрыл глаза и сосредоточился. Язык оказался несложным. Его суть лежала на поверхности, так что… - Я говорю, скажи еще что-нибудь.
Но плебей насупился, вперился в поломанную ногу и заплакал.
- Вот еще, - проворчал Гумо, поднялся, отыскал несколько веток, лиану и наскоро соорудил вокруг икры пострадавшего бандаж. Затем он знаками приказал калеке перевернуться на живот и стал искать на хребтине контрольные точки.
Очень скоро абориген захихикал.
- Ну вот, кажется все, - Гумо перевернул его на спину. – Не болит больше? Не. Бо-лит. Боль-ше!?
- Нога хорошо! – Услышал он в ответ. – Лякатум хорошо.
- Ты, стало быть, Лякатум?
- Моя Лякатум! Моя жить и охотиться тут.
- Так вы тут где-то недалеко живете? Хм.
Гумо задумался. Если эти полурослики научились выживать в непростых условиях, то ему найдется чему поучиться у них.
- По крайней мере, какое-никакое общество, - проворчал он и подхватил на руки раненого. – Показывай, где ваше становище.
* * *
Жизнь племени не отличалась особым разнообразием. Собирательство, охота и непрестанные кочевки с места на место. Такая сумбурная жизнь не понравилась Гумо сразу и он твердо решил навести в племени порядок. Первым делом он научил туземцев разводить огонь и готовить на нем добычу. В сыром мясе могли быть паразиты, а это негативно сказывалось на здоровье членов племени. Притом, молодняк охотнее жевал пропеченное мясо, нежели сырые куски.
На огне пожарче Гумо плавил медь и поменял ненадежные каменные топоры и наконечники копий на новые, куда более острые орудия. Добычи после этого стало больше, а авторитет Гумо в племени резко возрос. Впрочем, к нему с самого появления стали относиться с долей подобострастия. Высокий и светлокожий незнакомец лечил болезни, вправлял увечья, не боялся грозы и, что самое главное, мог на расстоянии валить деревья и поражать зверей! Ультразвукомет Гумо хранил в секрете. Все равно бы примитивный мозг ничего не понял, а роль посланника небес ему весьма льстила.
Когда Гумо надоело слоняться от места к месту, он решил оставить скитания и подарить своему племени достоинства степенной жизни. Облюбованный участок у реки он распорядился обнести частоколом, дабы обезопасить ночи от хищного зверья. Впрочем, серьезней саблезубого лохматика Гумо не встречал, а рассказы соплеменников утвердили его в том, что громадные тираны либо вымерли, либо пожрали друг друга.
Под чутким руководством Гумо племя скоро и с выгодой для себя освоило прелести земледелия и скотоводства. Охота и собирательство, правда, никуда не делась, но сладкие корешки с плодами, да молоко с яйцами теперь водились всегда.
Чем дольше Гумо жил в племени, тем тверже становился его авторитет. Теперь ни одно мало-мальски значимое действие не обходилось без его совета. Но Гумо и не возражал. В своих измышлениях, он утвердился в том, что за ним никто и никогда больше не прилетит, и что, возможно, он единственный кому удалось выжить в той катастрофе. А возможно и его цивилизация давно канула в потоке времени.
Но он не остался одинок. У него теперь было свое племя, много жен и еще больше отпрысков. Его дети значительно превосходили прочий молодняк. Они были умнее, проворней, сильней и… не такими смуглыми. Это не могло не радовать. Расстраивало только то, что жили они все так же недолго. Гумо пережил не только детей своих детей, но и их детей…
Гумо умер на сто пятидесятом сезонном разливе реки, которую местные упорно называли Тигр. К тому времени поселение увеличилось в несколько раз, а население отесалось настолько, насколько позволял их примитивный мозг. На смертном одре Гумо жалел только о том, что так и не научил своих потомков письменности.
Всю жизнь в глубине души Гумо ждал, что однажды небеса расступятся и на землю спустятся его сородичи. Но последним вздохом, он умалял небо, чтобы оно никогда не отбросило на эту землю тень «Азьзебера».Ом Мани Падме Хум. |
|
|
