1234567
ЛИТЗАДАНИЕ.
Zemfirot
11 марта 2012, 20:54
Новая шапка:
Привет. Вы попали на страницу литзадания, в которой выкладываются работы. Начиная примерно с 2012 года, с разной периодичностью и успехом, мы выкладывали сюда рассказы. Первоначально это рассматривалась как игра с победителями, где нужно было комментировать и ставить оценку. Правила и темы рассказов п...

ЧИТАТЬ ВЕСЬ ПОСТ
lfm tw | 4F в Steam
KakTyc
02 декабря 2012, 08:12
Поход на дракона.

Кудесник подбросил монету. Золотой кругляш перелетел через костёр и  опалённый желтыми языками бухнулся к ногам провожатого.
- Это тебе за помощь, Ярма. И дай боги тебе счастья да хорошего мужа.
Торопливая жадная до денег рука остановилась на полпути к «несметному богатству».
- Откуда вы..? – но слова застряли на полпути.
Карие глаза волшебника были устремлены на горящие поленья. Огонь плясал, насылая призрак уюта. На входе в пещеру завывал ветер.
Девчонка, одетая в мужское платье, который раз подивилась догадливости своего нанимателя. В том, что он чародей, Ярма перестала сомневаться ещё после того случая на дороге в самом начале пути.
- Что ж вы? Дальше как? – маленькая пятерня всё-таки загребла золотой. Девчонка стянула суконную шапку, весьма потрёпанную, но ещё пригожую, и спрятала монету под подкладку.
- Здесь мы с тобой и расстанемся, - он не отводил взгляд от костра.
Маг протянул руки, и лепестки сами поддались к нему, не обжигая. Ночь была не такой уж прохладной, да и давно уже не чувствовал он ни боли ни холода. Лёгкие прикосновения расслабляли. Он вздохнул и закрыл глаза, прислушиваясь к ощущениям. С каждым днём всё тяжелее давалось ему это дыхание, всё труднее было сосредоточиться на чём-то внешнем, и не глядеть себе в душу. Жуткая бездна внутри  засасывала, грозя поглотить его разум.
- Как же так? – Ярма растерялась. – А как же я ворочусь? А вдруг снова разбойники? Вы же обещали, что только вам покажу место, так мы и обратно вернёмся, а уж потом вы своей дорогой пойдёте.
Он мог бы поведать ей о том, что в начале пути у него были совсем иные мысли и даже надежда, но сейчас, когда близился долгожданный час, маг знал, что оттягивать нельзя. Чародей даже хотел сказать ей, что с радостью проводит её обратно, а на утро просто исчезнуть…
- Я солгал. Ты ведь знаешь дорогу, да и хватит ума не напороться ни на кого.
- Ну а вдруг так схватят и убьют, аль в неволю уведут?
«Да кто на тебя, коротышка, позариться?» - хотел уже произнести он, но слёзы на перемазанном пылью личике его остановили. Ярме было всего десять годков. Сиротой росла она: мать испустила дух при родах, а отец утоп на болотах вот уже вторую весну как. Жила она с полуслепым сварливым дедом-вдовцом. Для начала чародей действительно принял её за мальчишку, да и та не стала его разубеждать. Зачаровал он деда, но своего провожатого трогать не стал. Малой и сам оказался рад услужить за хорошую награду, несмотря на страх.
Девчонка боялась,  и неправильно было вот так её оставлять.
- Да не хнычь ты, - устало произнёс мужчина. – Никто тебя не тронет.
- А вам-то откуда знать? Сами же говорили, что грядущего не ведаете.
И память у Ярмы была хорошая, цепкая, не сомневался путник, что ни одного слова из их вечерних разговоров она не забыла.
- Я тебе огонёк дам, - с этими словами, он чуть поддел один из языков пламени, так будто снова монету подкидывал.
Огненный лепесток тут же породил другой поменьше. «Малыш» закружился и подлетел к плачущей девчонке. Та настолько удивилась, что даже отмахиваться не стала: до сих пор маг отказывался показывать такие красивые трюки, хотя и говорил, что ему это ничего не стоит.
- Пока рядом будет, никто тебя не тронет. Только ты поторопись домой – ему жить четыре дня осталось.
- А коли дождь? – девчонка удивлённо следила за игривым огоньком и потянулась, чтоб поймать. Жадный кулак сжал жёлтую кляксу. Ярма взвизгнула и тут же отпустила своего нового защитника. Тот пыхнул чёрным дымком и вернулся к чародею, опустился ему на плечо. Маг, не глядя, потеребил его пальцем.
- Его ничто не затушит кроме времени, так что поторопись обратно, как только светать начнёт.
Слёзы на щеках у девочки высохли быстро. Она заворожённо смотрела на огонёк, не поддерживаемый ничем.
- А вы как дальше-то? Я ж вас не довела ещё.
- Сам дорогу найду. Пар столбом стоит, так что не потеряюсь, - он спрятал  руки в карманы куртки.
Огонёк снялся с его плеча и вернулся к девочке. Ярма, наученная горьким опытом, не стала снова пытаться его поймать. Маленький «желтяк» опустился рядом с ней, будто присел, и таинственно заискрил.
- Не беспокойся обо мне, - прибавил чародей.
- Да я и не стану, - девочка улыбнулась даром, что и пяти минут не прошло, как слёзы роняла. – Такому как вы – всё нипочём! Ни разбойники, ни бури, ни чудовища какие…
Она не заметила странную печаль в глазах мужчины, и слабый вздох его не показался ей необычным. Немало историй он ей рассказал о своём долгом путешествии, конец которого хотел найти в этих землях: и про побеждённых разбойников, и про службу у великих князей, и про угашенные бури и про чудовищ, уничтоженных великой его силой. Но была у него и история, ещё более захватывающая дух про мальчишку не на много её старше. Маг рассказывал тихо и почти печально, а детское воображение рисовало картины необыкновенные и красочные. Часто он вздыхал при таких рассказах, особенно когда говорил о мальчике и драконе.
- Вы, как станете возвращаться, снова к нам заходите. Я пряников накуплю да вина какого, уж будет, чем вас потчивать на этот раз, - золотой грел девчонке душу, заставляя разрождаться щедростью.
- Спасибо за приглашение, только не ждите меня скоро. Дело у меня серьёзное на Огненном озере.
- Неужто и там какая тварь завелась? – Ярма невольно покосилась на выход из пещеры, но в ночной тьме столб пара было не различить.
- Нет там тварей. Любое живое существо не в силах жить вблизи огня земного…
- Слава богам.
- А ты, коли дед до зимы не протянет, иди на запад, там теперь безопасней чем у вас: разбойников поменьше, а чудовищ так вообще нет – всех перебили, - кудесник подбросил десяток хворостин, и огонь с аппетитом начал обгладывать с них кору.
Маг было снова потянул руки к огню, но передумал. Пара седых прядей выбились из хвоста, в который он собирал волосы. Молодое лицо на короткий миг приобрело сонное выражение: глаза наполовину закрылись, подбородок отвис. Он ещё раз тихо слабо вздохнул и тут же встрепенулся. Ярму такое поведение не пугало – припадочных она и раньше видела. Да и не выглядело это так уж опасно.
- Ложись-ка ты спать, время позднее, - чародей потёр лоб и пригладил серебрящиеся волосы.
- А вы мне про что-нибудь расскажете? – она, будто только этого и ждала, мигом расстелила лежак и бухнулась на бок. Огонёк еле-еле успел сняться с облюбованного места.
- Расскажу-расскажу, - волшебник лёг прямо на холодный камень. Он всю дорогу только так и спал. – Про что тебе рассказать? Может про василиска из западных гор?
- Говорили вы уже про него.
- Тогда может про змия озерного?
- И про это было, - она не видела лица мага из-за костра, но знала, что тот хитрит: оттягивает самую интересную историю напоследок, мучая её ожиданием.
- Тогда может быть про молодую княжну и чудовище одноглазое?
Вот и была новая история, грозившая стать последней. Ярме страсть как хотелось послушать её, да вспомнила она, что прощается сегодня с человеком, который за четыре дня пути изменил что-то в ней и во всей её жизни. И подумалось девчонке, что не увидеть ей больше волшебника, и не смотреть никогда на его чудеса, и не слушать чудных историй.
- Не хочу я про княжну, - внезапно пробубнила она, чем удивила своего попутчика.
Маг аж сел.
- А про что ты хочешь?
- А расскажите про то, про что в первый вечер рассказывали. Про Калеба и дракона.
Лицо путника стало ещё печальнее. Он снова лёг и помолчал с минуту. Слабо вздохнул и пошарил под курткой, нащупывая шишку на груди. Близился конец его и самое время было вспомнить начало.
- Ну про дракона так про дракона.
Кудесник закрыл глаза и начал.

- Ах ты щенок мерзопакостный! Только грамоте выучился так уж и на дракона идти собрался! – старик подхватил корзину со снадобьями и, опираясь на посох, быстро заковылял в сторону дома.
- Но, учитель, им чародей надобен, а вы отказываетесь! – мальчишка-ученик побежал за ним.
- Я потому отказываюсь, что знаю, что это прямая к смерти дорога! А ты даже бороды не отрастил, а уже к праотцам собрался! Ишь чародей выискался! – старый волшебник всё больше задыхался.
Справедливое его негодование вызвало неожиданное заявление единственного ученика.
Семь дней как в город, где правил мудрый Казимир, прибыл поезд с охотниками за всяким опасным зверьём. Пять повозок, груженных оружием и припасами, и ещё одна, вся закрытая от чужих глаз большим куском рогожи, стояли теперь во дворе княжьего замка. Охотники называли себя «кровиискателями» и знамениты были тем, что ничьей кроме тварьей крови руки не марали, а гадин всяких изжили видимо-невидимо. Приехали они не просто так, а с головой медведя-великана, буянившего в соседних лесах и не дающего спокойной жизни людям. Князь не поскупился на благодарности и предложил отряду остаться при нём на время предстоящих праздников.
Через три дня после приезда к мастеру-волшебнику пришёл на поклон один из «кровиискателей»  толи главный, толи ближайший к главному. Разговор был долгий, оба хитрили да загадками перекидывались, но стоило охотнику поведать истинную цель приезда, как старик выгнал его из дома, погоняя посохом. Запретил он тогда и ученику разговаривать с княжьими гостями, но когда пошли праздники не смог удержать паренька в доме, видать той же ночью его и окрутили.
- Не знаешь ты, на что собираешься! Это тебе не чудище какое-нибудь безмозглое! Это ж дракон! Он сто лет живет и сто лет ума набирается! – маг остановился возле колодца, чтобы дух перевести, и поставил корзину на оголовок.
- Но ведь он один, а нас-то много! Князь им людей даст! Полста человек – не меньше!
- И одного мага-недоучку! – вскипел старый мастер. – Да лучше б тебе в той корчме до сих пор плевки подтирать, сморчок ты неблагодарный!
Плохие это были слова, обидные, но чего в сердцах не скажешь. Не обиделся парень, потому что знал он своего учителя, а тот как скажет что-то такое, так сразу на попятный пойдёт, видать сам сиротой был когда-то. Умолк старик, нахмурившись, и двинулся дальше, пихнув со злости корзину. Паренек только и успел её ухватить, да один из горшочков всё ж упал вниз. С тревогой посмотрел мальчишка на то, как пузырится поглотившая снадобье вода. Не до этого ему было. Побежал он вслед за магом, таща несчастную корзину в руках.
Старик всё причитал.
- Ишь ты какой выискался! Приключений захотелось? Богатств несметных? А наука?! Знания-то никаким золотом не заменишь!
Маг ковылял, мальчишка тащил за ним корзину - так и дошли они до окраины города, где стояла их маленькая избушка. Хоть маг и жил бирюком, признавая достойным для пространных разговоров только своего ученика, но пользовался уважением и жил в достатке. Служек у него не было, и вся работа ложилась на плечи ученика. Мальчишка не жаловался, считая это достойной платой за науку, еду и жильё.
Как зашли они в дом, ученик без лишних слов принялся за работу – верное средство снискать прощение и разрешение у старика. Он расставил все непроданные снадобья по полкам, нарочно заменив потерянный горшочек другим, чтобы у старика не было причин лишний раз разгневаться. Пересчитал деньги, переписал и то, что они выручили обменом, угольком на тонкую деревянную дощечку. Растопил печь, подмёл полы и приготовил ужин – всё это со старанием и скоростью. А когда поели, как ни в чём не бывало, взял себе огонёк из печи – самое первое чему его научил старик - и сел читать книгу. Тяжело ему было разбирать витиеватые буквы на запачканных временем страницах, но ни слова он не произнес с тех пор, как отошли они от колодца. Терпения пареньку было не занимать.
- Ты лучше скажи: чем они тебя сманили? – не выдержал-таки старик.
- Ничем не сманивали: я сам захотел, - ответил мальчишка, переворачивая очередную огромную страницу.
- Да не бывает так, видно таким, о чем и рассказать стыдно, - маг погладил длинную бороду.
Наступило долгое молчание. За окном уже давно стемнело и только сверчки, живущие в трещинах печи, перекрикивались, да дрова в огне потрескивали. В дверь кто-то поскрёбся. Мальчишка встал и отворил, выпуская черную, как уголь, Моську.
Старик оживился и позвал кошку к себе на лавку. Зверь грациозно запрыгнул на выделенное ему место и начал ластиться о локоть хозяина.
- Аааа, нажралась мышей, так и за добавкой пришла, - он гладил свою умницу по голове. А потом будто невзначай – придался воспоминаниям. – Видал я, как они выезжали в город. Что ни говори – триумфальное шествие прям: все на конях, только один на телеге в сене, даже слуги и те верхом. Только всё дивился, что среди них эта девка делает? Молодая совсем, а красавица! – он помолчал с минуту. – Может, знаешь, как звать её?
- Не знаю, - ответил мальчишка. – Никаких девиц я среди них не видел.
- Оно и понятно, что не видел, куда тебе на них безусому смотреть… - в голосе у старца звучал откровенный смех.
Мальчишка поднял голову от книги. Маг смотрел как будто мимо него, куда-то над головой паренька. Ученик глянул наверх и увидел, что огонёк его стал совсем красный. Тут же потушил мальчишка светец.
В темноте зажёг старый маг другой свет посильнее. Лицо его исказилось, будто в муке, и продолжил он таинственным шёпотом:
- Князя нашего отец, Славек, тоже на тварь эту поход собирал, да получше тогда воины были, и побольше раза в два. Трёх чародеев он собрал, средь них и я был. Посулил он большую награду, тем кто «Драконий глаз» ему добудет. Хоть и не было среди людей ладу сначала, а как рассудили, что княжьей казны на всех хватит и ещё останется, так и пошли всем скопом. Никто не выжил! Никто! Один я выбрался, да так меня этот поход переменил, что не признали в городе, только так и жив остался. Не знают они главного! И говорить я им не хочу! Уж пусть лучше всё как есть остаётся!
Глаза мальчишки широко распахнулись: ничего он такого доселе не ведал, хотя считал, что знает мага, как облупленного. Но последние его слова подняли в юном сердце волну, которую ничто не в силах было остановить.
- Чтобы он продолжал деревни жечь, да скотину уносить? Чтобы он невинных людей в пепел обращал?!
- Только глупые люди станут рядом с таким чудовищем селиться, а были б поумней, так сами бы ему мясцо подкидывали, и не трогал бы он их. Дракон здесь дольше, чем люди живёт, просто спать ложиться иногда, чтоб силы восстановить.
- Неправильно это, учитель.
- Я тебе мудрость человеческую разжёвываю, сопля, - вмиг посуровел старик. – Нельзя этот камень у дракона отбирать и убивать его тоже нельзя, потому как если какой дурак до «Драконьего глаза» доберется так несчастий на всю землю хватит!
- Почему же? Видели вы что ли этот камень? Откуда вы так много знаете?
- Откуда-откуда? Из книг! – маг спихнул кошку со скамьи. – Я в твоём возрасте не за девками бегал, а учился! Бабы знаниям только помеха.
Мальчишка не обратил внимания на оскорбления.
- Так почему ж нельзя камень обрести?
- Да потому, - старик стукнул кулаком по столу.
Будто вспомнив что-то, встал он из-за стола и пошёл в угол, где стопками стояли его книги. Не все они были про магические заклинания, наоборот, в основном только про травы, да сказания и легенды.
- Помоги-ка мне.
Ученик тут же вскочил и снял часть само большой стопки. Старик передвинул ту, что осталась внизу, и поднял с пола старую книжку.
- Вот она, - он вытер обложку рукавом мантии и прочитал название. – «Равновесие сил и материй». Самая важная часть твоего обучения, кстати. Хотел я с годик обождать, но, видать, совсем ума у тебя нет.

Поезд двинулся на запад к Драконье горе сразу после праздников. Цепочка стала длиннее ещё на шесть телег.
Утром перед отъездом Завиша – тот, кого считали главным среди «кровиискателей» ещё раз послал Тополька к магу, который по слухам уже имел дело с драконом. Помощник, как и в прошлый раз, вернулся ни с чем. Тополёк был хитрый и предложил обождать с отъездом, дескать «в доме у старика неладно, да и траванул кто-то колодец городской», но глава поезда не стал откладывать, тем более что люди так и рвались в бой, воодушевлённые славой охотников.
Не на много они успели отъехать, когда Завишу у первой телеги догнал Тополёк, которому сказано было охранять закрытую рогожей повозку. Поровняв коня, он доложил:
- Голова, к нам тот сопляк прибился, которого ты Вилькой на нашу сторону переманивал.
Мальца Завиша помнил, тот был не робкого десятка и на первый день проводов зимы так обхаживал девицу, что и иной благородный муж не стал бы. Мужчина невольно поискал глазами свою воспитанницу. Та ехала у второй повозки. Вильке грозило сидеть в девках долго – ещё лет пять, если у них дела хорошо пойдут - потому как не было против тьмы надежнее оружия чем целомудрие. Девица была красна и об этом знала, иной раз крутя молодцов вокруг себя, да только никогда не доводила дело до непоправимого. Роль её была важна для всего поезда.
- Он от мага что-то привёз? - заинтересовался Завиша.
- Да ничего не привёз. Сказал, что маг послал его вместо себя. Ни письма, ни снадобий, сумка у него с книгами, да и всё. Мне его обратно услать?!
- С книгами, говоришь. Книги это хорошо.
Завиша грамоте обучался уже будучи бородатым, и, зная какое это тяжкое дело, испытывал уважение к тем, кто имел хоть что-то в голове.
- Так мне услать его?
- Оставь. Со своими книгами он места много не займёт. Пускай сидит себе в телеге.
- А лишний рот?
- Князь не пожалел припасов для своих людей. Малец ведь тоже, считай, князю служит.
- Как знаешь, голова.
- И вот что ещё: как встанем на ночлег, так ты позови его ко мне, хоть погляжу на него получше. Авось и пригодится нам он.

На следующий день мальчишка пересел на первую повозку. О чем они с Завишей ночью толковали осталось в тайне. Говорили, будто парень стихией огня управлять умеет, что в борьбе с драконом очень даже было кстати. Чародейского ученика звали Калебом и всё, что делал он на привалах и в телеге, так только книги читал. Особенно часто открывал он один старый талмуд, как говорил, «более всех исполненный науки». А через три дня после выезда из города мальчишка захворал.
Посмеивались над ним, но только до тех пор, пока Завиша не приставил Вильку следить за больным. Девчонка отпаивала Калеба теплым вином и молилась богам за его выздоровление. Ученик и отходить начал, когда свалило его внезапно в бред, принося страшные видения. Горел он весь, что «кровиискатели» собрали совет, где Тополёк предложил оставить парня в первой же  корчме на попечение хозяев. Не позволил этого Завиша, а как стали спрашивать, чем снискал Калеб такую милость, ответил:
- Есть у паренька заклинания хитрые. Пригодятся они нам как пить дать.
- Тогда остановку надо сделать, - сказал Приим – человек ответственный за распределение припасов. – Встанем в ближайшей деревеньке, обождём, пока остынет аль помрёт.
Так и порешили.
Ни в одной корчме, ни на одном постоялом дворе не хватило бы места, чтоб расположить всех людей с поезда, но в Креме народ был дружелюбный к людям князя, а прознав, что собираются те на дракона пойти, в миг расхватали хлопцев по избам да землянкам, остались только с десяток человек – повозки стеречь.
Голову поезда вместе с остальными охотниками принимал у себя деревенский староста. Чародейского ученика положили в боковуше, оставили Вильку при нём, а сами сели пировать, потому что не за погибелью ехали, а за победой. Да и веселье всяко должно было нечисть злую отпугнуть.
Девица утирала испарину со лба паренька только на год её младше. Худой как щепка, но уж очень упёртый, он тихо постанывал и звал то деда, то учителя.
Ночь близилась к середине, а девушка от него всё не отходила, выпрашивая у богов скорейшего выздоровления или прекращения мук. Да как не велико было её желание и стремление облегчить участь Калеба, сон оказался сильнее. Смолкли песни и голоса, люди, несмотря на неожиданный праздник, ложились спать. Веки уставшей девушки становились всё тяжелее, пока совсем не сомкнулись. И привиделся ей чудной сон, да такой взаправдашный, что не верилось что не на яву.
Видела она, будто утирает испарину со лба захворавшего, а тот дергаться в бреду начал и руку из под медвежьей шкуры, которой его укрыли, вытащил и за запястье  Вильку цоп! Девчонка не испугалась, мало ли что он в бреду видит. Только попыталась руку высвободить, а Калеб глаза открыл и прямо ей в лицо смотрит.
- Поцелуй меня, - говорит. – Я и встану.
- Эк ты какой, - смутилась девушка. – Да даже если б присмерти был, не поцеловала.
- Меня дед сглазил… не хотел он с вами идти и мне запрещал.
- И не надо было, коли такой трус, бивали мы уже дракона, почитай не первый наш подвиг.
- Но я-то пошёл. Я знаю, в чём главная опасность и смогу вас уберечь. Поцелуй меня - я и смогу.
- Зачем же мне тебя целовать? Как это поможет?
- Заговор его разрушит. Я бы сам справился, да сил не осталось, а ты мне так поможешь.
- Целованная я уже и не раз…
- Да ещё девка, - перебил он её. – От тебя не убудет, а меня на ноги поднимет.
Призадумалась Вилька над его словами, а после присела на краешек лежанки, да склонилась к мальчишке, уверенная, что всё это сон, и привидеться может всякое. Закрыла она глаза, а когда открыла уже день стоял.
Оказалось, что уснула она в той же комнате, где Калеб лежал, только самого чародейского ученика там не было. Вышла девица в горницу - там завтракали да смеялись над чем-то. Подошла она к столу, а за ним, быстро улепётывая свежие пирожки и запивая молоком, сидел недавний больной. Единственное, что напоминало о болезни, были подштанники и свободная пропотевшая рубаха, в которой его усадили за стол.

Крем давно остался позади, а на дороге расцветала весна. Калеб всё больше зарывался в книги, но не забывал при этом отдавать должное сну и еде, боясь, что ослабевший может снова, на сей раз без чужой помощи, захворать. Вилька теперь ехала рядом с первой телегой и иногда с ним словом-другим перекидывалась.
Всё ближе они подбирались к горе – логову драконьему. И стали им через некоторое время попадаться старые пепелища.
- Видно горело здесь ещё до зимы, - озвучила как-то свои мысли девица.
- Конечно до зимы, - оторвался от книг Калеб. – Дракон в холода дремлет в пещере.
- Так это дракон пожёг?
- А кто ж ещё? – присоединился к их разговору Завиша. – Лета здесь не такие сухие, чтоб само полыхнуло. А почему он зимой спит? – обратился он к Калебу. – Холода что ль боится?
- Не страшен ему холод: огонь у него внутри горит. Он летать не может – от снега и льда тяжелеют крылья, так что и шею может свернуть.
- Было б неплохо с его стороны оказать нам такую услугу, - заметил голова.
- Он поэтому не летает зимой, а что ему ещё в своей пещере делать, как не спать?
- И когда он проснётся? – спросила девица.
- Тепло сейчас, наверно, уже проснулся, - немного подумав, ответил ученик.
- Эх, кабы знали, то пораньше бы собрались, - вздохнул Завиша. – Но со сна он еще видать не окреп.
- Это верно, - кивнул парнишка.
Следующую ночь провели в сожжённой деревне. Поселение было маленьким и отстраивать его не стали. Мальчишка до поздней ночи читал, подсвечивая себе, как и раньше, маленьким огоньком, жадно впитывая мудрость.
Глаза не торопились смыкаться, но ложиться всё равно надо было. С сожалением закрыл Калеб многолетний труд своих предшественников и завернулся поплотнее в медвежью шкуру, ставшую уже родной со времени болезни. Он уже задремал, когда к телеге кто-то подошёл.
- И этот спит, - раздался над его ухом голос Тополька. – И что в нём такого Завиша углядел? Сопля-соплей, а он и Вильке велел поприветливее с парнем быть.
- Голова верит в наши силы и самострел, но как огонь драконий побороть не ведает. Он поэтому тебя за магом в каждом городе посылал, - ответил ему, судя по голосу, Приим.
- Эх, что за времена настали? Раньше на каждом углу по кудеснику стояло: маги, провидцы, алхимики или просто ведьмы, а теперь не сыскать ни одного. Где все попрятались? Не уж-то одна только мелочь осталась?
- Чудищ раньше тоже больше было, а теперь ни тех, ни других не стало. Времена меняются, и дай Боги, чтоб это не последний маг на нашей памяти был.
- Да, без волшебников нынче худо.
Чья-то рука заботливо поправила «одеяло» мальчишки, и оба охотника удалились. Калеб открыл глаза и повернулся на спину. Долго смотрел он в звёздное небо, пока не сморил его сон.

Уже на подходе к горе дорогу им преградил горящий лес.
- Вот и пришла твой час показать на что способен, - обратился глава к юному магу. – Сможешь нам путь проложить?
- Смогу, - уверенно заявил тот.
По просьбе Калеба вмиг превращенной Завишей в приказ поезд выровняли в прямую линию на старой дороге, по которой проходил их путь, люди на конях прижались к повозкам. Мальчишка встал на телеге. Вилька слезла с коня и забралась к нему, чтоб, если что поддержать.
Калеб не произносил заклинаний и даже руками не двигал, а лишь смотрел прямо перед собой. На лбу, несмотря на прохладный день, выступила испарина, сам же мальчишка побледнел.
И огонь действительно начал отступать от дороги, пропуская путников. Люди закрывали лошадям глаза и подбивали под бока, чтобы шыбче шли. Поезд медленно двинулся с места. Долог был путь через горящие деревья.
- Сдаётся мне, что эта тварь уже спокойно летает, что скажешь, малец? – обратился к магу Завиша.
Мальчик ничего не ответил, продолжая смотреть прямо перед собой.
- Не надо его беспокоить, - ответила за Калеба Вилька. – Ему видать тяжко сейчас.
Шли они через огонь весь день. Под вечер лицо мальчишки посерело, но он так же не подавал голос. Вилька держала его за руку, каждый раз вздрагивая, когда телега наезжала на какой-то большой камень или колесо попадало в яму.
Неизвестно сколько бы ему ещё пришлось провести в этом состоянии, да Боги послали дождь, и тот за час потушил пожар.  Как только благословение неба набрало полную силу, мальчишка облегчённо вздохнул и рухнул в объятья своей сиделки.
На следующий день, когда проснулся, Калеб ел за троих.
До самой пещеры никто их не трогал, и дракон никак не напоминал о себе. Телеги вязли в грязи, но поезд достиг своей цели. Чудище особо не пряталось, устроив своё жилище невысоко в горах.
Как только встали лагерем, Завиша взял несколько «кровиискателей» и отправился на разведку. Калеб напросился с ними, чтобы выбрать место, откуда ему лучше будет творить волшбу.
Дракон, как поняли охотники, разминал свои крылья после зимней спячки, и у пещеры и в ней его не было.
Перед жилищем чудовища было место как раз, чтоб развернуться чему-то громадному, окруженное каменным гребнем. Дивились охотники: как это природа смогла такое породить?
- Видать не один год выжигал, - сказал про себя Калеб.
- Думаешь огнём он всё это? – спросил Тополёк.
- А чем ещё?
Мальчишка хорошо помнил слова учителя о мудрости чудовища, и специально отделился от маленького отряда, чтобы самому всё разведать.
Недолго думая, он отправился прямо к пещере. Рядом с входом вся земля была усыпана следами и чешуёй, но что-то в этом настораживало. Так спокойно отнёсся к людям дракон, лишь раз напомнив о себе пожаром. Ждал ли он спокойно своей участи или что-то замышлял? Что-то такое, что с его опытом и знанием, не сравниться с догадками Калеба? Всё, что было у мальчишка, это десятка три очень мощных, но неопробованных толком умений, которые он подчерпнул из книг. Проезд через пожар отобрал у него почти все силы, но уж очень хотелось чародейскому ученику всем показать, на что он способен. Ученик  думал попросить у Завиши пару крепких солдат, чтобы взять их силы, если в пылу сражения потратит все свои, но глава поезда мог и воспротивиться, посчитав парня вампиром или ещё кем.
А в то время, пока он думал, в пещере творилось неладное. Тьма то сгущалась, то становилась почти прозрачной. Мальчишке то ветер дул в лицо, то подталкивало ко входу, будто скала дышала, окружая мальчика запахом тлена и древности.
И услышал тогда Калеб зов. Сладкую песню о том, что если ему потребна сила, то она находиться в глубине горы, в самом её сердце. И коли хочет он её получить, то должен ступить во тьму пещеры и проложить свой собственный путь. И как же прекрасна будет награда!
Очи мальчика сами закрылись, и будто выжженный на обратной стороне век предстал перед ним «глаз Дракона» - огромный желтый камень, заключенный в колонну, служившей осью всего здесь. Пустая пещера вокруг камня без всяких признаков жизни. И песня, сладкая песня о том, что не первый он, но может быть последний, кто посягнёт на богатство.
Внезапная догадка заставила мальчика тряхнуть головой. Но глаза не спешили открываться. Уставший от знаний разум манило прекрасное ведение.
- Эй, сопля, тебе живота не жалко? – кто-то грубо сгрёб мальчишку за шиворот, приводя в чувство.
Тополёк потащил оклемавшегося паренька от пещеры, которая каким-то непостижимым образом стала ближе, чем когда Калеб к ней подошёл. Мальчишка вырвался из охотничьих рук и что-то проворчал, но помощник головы его не услышал. Тополёк вцепился в плечо парнишки и, подгоняя, повёл к остальным.
- Эк, маг какой! В одиночку на дракона собрался? -  хитро улыбнулся «кровиискатель». – Погоди, скоро вместе все пойдём.

- Пустим для начала к нему Вильку и посмотрим, что он делать будет, - говорил Завиша тем же вечером. – Коли станет за ней гоняться, так мы его из нашего самострела, а если огнём, так Калеб её убережёт.
- Что-то ты очень этому парню доверяешь, - заметил один из охотников, Трив.
- Ты в лесу с нами не был, что ли? – заступился за мага Тополёк.
- Я-то был, да лесной пожар с драконьим пламенем не сравниться, да и видно сдал он после того раза.
- Помолчал бы уж, вон он идёт.
К маленькому собранию и, правда, шёл Калеб. Вид у него был какой-то потерянный, из-за чего глава испугался, что Трив окажется прав.
Мальчишка поздоровался и молча сел рядом с ними. Охотники продолжили как ни в чём не бывало обсуждать то, как они поступят, когда дракон вернётся в пещеру. После люди начали расходиться, чтоб отдохнуть. И тогда Калеб, будто решившись, озвучил то, что другие не могли вообразить.
- Нет дракона, - потряс он всех. – Может, и был когда, да издох уже.
На полянке воцарилось долгое молчание, все с удивлением смотрели на парнишку.
- Видать, опять парня сглазили, - подал голос Приим.
- То есть, как это нет? – поднялись со своих мест «кровиискатели». - А как же пепелища? А пожар, который нам дорогу перегородил? А следы с чешуёй?
- Пожар и сам полыхнуть мог, а всё остальное старое. Следы так вообще на горячем камне были оставлены, им посчитай сто лет.
- Но мы-то и свежие видели! – вмешался Тополёк. – Сопля, ты ж у пещеры стоял! С чего ты вообще это взял?
- Это камень себя так охраняет, - мальчишка пожевал губы и продолжил. – Защитник ему нужен, чтоб не добралась до него алчная глупая рука. Был когда-то дракон, да издох, наверно, по старости или от ран в прошлых сражениях. Вот камень теперь и насылает видения всякие. Край-то почти обезлюдел, и пепелища по дороге мы только совсем старые встречали.
Всё это было верно, но осознание того, что они прошли долгий путь ради битвы, а в итоге её не получат, только разозлило людей.
- Это как же так?! Да быть такого не может!
- Хотите верьте, хотите нет, но чудовище вы скорее своей головой надумаете, чем реальное встретите, - с этими словами мальчик поднялся и пошёл к уже родной своей телеге.

И снова той ночью Калеб и Завиша долго толковали, а утром глава начал собирать людей для похода за камнем. Мальчишка его предупредил, что лучше брать с собой тех, кто поверил, что дракона нет и вообще поменьше народу. Но из всех людей словам мальчишки поверила только Вилька. Не хотели её брать с собой, да девчонка всё равно напросилась. К ним присоединился Тополёк, сказав, что следы и правда могут быть старые, а он, дурак, и не заметил. Пошёл с ними и Приим, не желавший отпускать двух детей без хорошей охраны. Так впятером и пошли.

- Да не дошёл почти никто, - вздохнул чародей. – Приим испугался чудовища на входе в пещеру, потому как не смог уверить, что нет никакого дракона, упал он неудачно и шею себе сернул. Тополька на середине пути утащили и разорвали черные щупальца, порожденные его страхами, начал он с себя одежду срывать, а потом притих и дышать перестал. Завиша уберег обоих детей от обвала, так и остался лежать под камнями. Еле-еле Калеб уговорил Вильку дальше идти, думая, что все несчастья позади. Добрались они до горной середки, а там всё как маг и видел, только путь им преградил огромный скелет. Обрадованные перебрались они через него и увидели камень… Золотые лучи, потянулись к Калебу и к девице, стоявшей рядом. Услышал ученик крик и увидел, как обратил камень в пепел красиво девичье тело, поглощая душу алчную до богатств да до мужского внимания. Жалко ему её было, но недолго, потому как избрали его следующим защитником того, что никому не должно было достаться…

Ярма тихо посапывала и видела красочные сны, которые ей насылал маг. В них Калеб сражался с драконом и возвращался к князю героем, потом он становился постарше и брал красавицу Вильку себе в жены, и вместе с «кровиискателями» изживали они всякую нечисть из западных княжеств. А камень счастливый князь, избавленный от огненной гадины, по доброте душевной оставил добытчику, и сила чародейского ученика возросла настолько, что даже старый мастер пропитался к нему уважением. Всё хорошо было в жизни юного чародея, да так, что непонятно бы было маленькой девчушке, что он забыл в северных землях, известных своей неверной зыбкой землёй, то падающей, то вздымающейся ввысь.
Начало светать. Маг поднялся, вышел из приютившей их пещерки и посмотрел на столб пара, поднимающийся из леса. Озеро не зря называли «огненным». Имя это переползло на него из-за близко подходящей к земле лавы, которая давным-давно разливалась здесь огромной лужей. Поговаривали, что во время большой тряски ушла она вниз, но самые храбрые находили к ней проходы, а потом, возвращаясь, рассказывали чудные истории про жидкий огонь.
Кудесник немного постоял, втягивая утренний воздух. Расстегнул куртку и глянул на засевший в груди похожий на кусок янтаря камень. Как паутиной опутали всё его худое тело щупальца, тянущиеся из древнего дара Богов. «Драконий глаз» сверкал в лучах восходящего солнца, вторя ему своей красотой. Маг отцепил от пояса кошель и оставил у входа в пещеру, надеясь, что жадная до денег девчонка уволочёт с собой.
- Не желал Калеб того, что получил в конце похода на дракона, - заканчивал маг свой рассказ, - а, заимев камень, так ни о чём и не стал мечтать, как об избавлении. Древние знания и силы рвались разорвать его разум на мелкие кусочки. И единственный путь вернуть божий дар – придать его огню земному иль небесному. И пустился он на поиски спасения, а найдя наконец-то способ, отправился на север…  
Он помолчал с минуту, а потом набрал полную грудь воздуха...
- Сила великая, так не достанься ты никому!
За любой кипиш окромя голодовки!
KakTyc
09 декабря 2012, 20:20
Цифры.

Это были обычные посиделки. Ирка напросилась вместе с подругой Настей, надеясь хоть так немного развеяться. За окном валил снег, а в антикафе царила приятная уютная атмосфера. Было шумно и весело. Ирине большинство людей было незнакомо и напрягало отсутствие выпивки, но всё это сглаживалось большим количеством симпатичных парней и явным интересом к новичку в компании. За вечер её успели расспросить и о том, где она учиться, и чем увлекается, и какую музыку предпочитает, читает ли и что именно. И никто – НИКТО – не смотрел на неё косо, как часто это делали теперь уже бывшие одноклассники. Девушка всё больше убеждалась, что её подруга была права: она училась не в той среде и не с теми людьми, и просто чудо, что смогла сформироваться «нормальной», как говорила Анастасия. А самым замечательным было то, что в тот же вечер её собрался провожать один из компанейских ребят.
Дмитрию было в тот же район, что и ей, и он предложил свои услуги. Ирина, еще не совсем привыкшая, что предложение молодого человека «проводить» не вызовет оглушительного смеха и кучу похотливых шуток, предупредила о своём уходе только подругу. Та понимающе кивнула.
- Димка – парень хороший. Он тебя в обиду не даст, - потом, подумав, прибавила. – Напиши мне, когда дома будешь.
Ира пообещала, что напишет ей полнейший отчёт, включая затраченное время на всех отрезках пути. Подруга в ответ на шутку прыснула смехом. Так и разошлись.
В коридоре девушка нос к носу встретилась с уже одетым Дмитрием.
- Давай быстрее, а то все троллейбусы пропустим, - подогнал он Иру и проследовал в комнату, где, пренебрегая английскими традициями, объявил, заглушая общий гул. – Мы с Ирой уходим. Всем до Нового Года. Если не сможете прийти, предупредите.
- А если конец света? – весело заметил кто-то из компании.
- Берешь телефон и звонишь мне, - равнодушно пожал плечами парень.
Кто-то засмеялся в голос, остальные же просто улыбались. Дмитрий всё с тем же равнодушным видом вернулся к уже одетой девушке. Ирина смотрела на него чуть ли не исследовательским интересом.
- Ну что, пошли? - девушка поправила маленький рюкзачок, заменявший ей сумочку.
- Пошли, - Дима кивнул на дверь.
Девушка и парень вышли.

- Обидно, что эти Майя досчитали только до двадцать первого декабря, - троллейбус своим оранжевым светом напоминал об уюте антикафешки, где Ирина провела такой приятный вечер.
Ребята чудом успели на последний троллейбус. Садились они на конечной остановке, а на следующей муниципальный транспорт был уже забит под завязку. Ира и Дима заняли одно из парных мест. Парень сел у окна и теперь смущённо смотрел на одну «бабушку», стоявшую неподалёку, суетиться он всё равно не собирался, но совесть напоминала о себе каждый раз, когда троллейбус мотало в разные стороны. По счастью смиреной пенсионерке уступили место, как только она навернулась на пассажирку с ребёнком на руках.
- А почему обидно? – он сцепил пальцы в замок.
Дима был без перчаток и без шапки. Только широкий зелёный шарф, будто дань крепкому здоровью, обвивал его шею. Снежинки таяли в чёрных как смола волосах, придавая им маслянистый блеск.
- День рождения у меня двадцать второго, - Ирка обняла свой маленький рюкзачок. – А вдруг, правда, что случится?
Она взглянула на своего соседа.
- Берешь телефон и звонишь мне, - Дмитрий слегка приподнял бровь.
Девушка улыбнулась: ребята, не задумываясь, пригласили её на празднование Нового Года ещё в самом начале вечера. Их дружелюбие, как оказалось, было подогрето рассказами Анастасии кое-где не очень правдивыми, но всё равно было приятно влиться в общую компанию за каких-то пару часов.
- И что ты сделаешь? – Ира редко кокетничала, но в такой момент просто невозможно было удержать женскую сущность.
- Не знаю, - Дима зарылся носом в свой шарф и уставился на сцепленные руки, задумчиво покрутил большими пальцами. – Наверно, просто подарю что-нибудь, тогда тебе будет не так обидно.
- Тогда я торт двадцатого испеку, - поддержала его задумку девушка.
- Сама печёшь? – парень снова посмотрел на неё.
- Ага, - девушка кивнула. – Настя что, не рассказывала, как мы с ней познакомились?
- Это когда… погоди, дай-ка вспомнить, - он расцепил руки и засунул их в карманы, поднял небритый подбородок над шарфом. – Когда ты «спасла её от жестокой мучительной голодной смерти, накормив вкуснейшим хлебом, пропитанным божественным нектаром»?
- Это были обычные медовые печеньки по рецепту моей бабушки, - Ира немного смутилась.
- О них уже ходят легенды. Думаю, если ты такая молодец, то и на Новый Год что-нибудь принесёшь.
- Если доживём.
- Никуда не денемся, - парень вздохнул и поудобней устроился на сидении.
Они проезжали одну остановку за другой. Плотность пассажиров становилась всё меньше и меньше. Дима будто уснул, а Ирка достала свой новый телефон, как всегда подвиснув в соцсетях. До сих пор только этот мир полный «друзей» помогал девушке оставаться собой. Даже сейчас, переехав в другой город, поступив в университет и встретив Настю, она не могла отказаться от мира текстов, картинок и видео.
Троллейбус притормозил на одной из остановок. Кондуктор и водитель о чём-то долго спорили, а потом вышли на улицу, оставив дверь открытой.
- А по-моему он уже наступил, - внезапно подал голос Дима.
Девушка вздрогнула и оторвала глаза от экрана.
- О чём ты?
- О конце света. Посмотри вокруг.
В троллейбусе свет был притушен. На пустой улице валил снег. Ни одного прохожего. Никакого напоминания о жизни. Может парень и подобрал нужный момент для шутки, но Ирке как-то резко стало страшно.
Одиночество, когда-то поедающее её изнутри, вдруг решило напомнить о себе.
А может, всё это было сном? И переезд, и новые знакомства? И вот сейчас она проснётся на старой квартире от звона надоедливого будильника, чтобы снова пойти в опостылевшую школу, молясь, чтобы ненавидящие её одноклассники продолжали шарахаться от неё как от прокаженной и хотя бы не трогали?
Внезапно на глаза навернулись слёзы, но Ирка с усилием сглотнула комок, подступивший к горлу.
- Чушь какая, - очень равнодушно, как ей самой показалось, произнесла она.
Но духовное равновесие, достигнутое таким старанием, было нарушено. Дима не сразу заметил, что с девушкой твориться что-то неладное: дорожки от слёз на её лице он заметил лишь, когда вернувшийся с кондуктором водитель повысил питание в салоне.
- Извини,  - обеспокоено произнес он, - я не хотел тебя пугать.
- Это ты извини, просто иногда накатывает, - она утёрла слезы.

Они сошли на одной остановке.
Димка вспоминал весёлые истории о Настьке и рассказывал их её подруге. Ирка смеялась, как ни в чём не бывало, и поделилась ещё несколькими казусами из жизни общей знакомой. Только уже в самом конце пути, когда Дмитрий довёл её до подъезда, и пришла пора прощаться, девушка осмелилась вновь поднять животрепещущую тему.
- Знаешь, раньше я просто с ума сходила, как хотела, чтобы этот мир исчез.
- У всех такое бывает, - парень снова зарылся в шарф. – Мне пару лет назад  тоже хотелось.
- А сейчас?
- А сейчас не хочется - вырос, наверно.
Девушка помолчала, а потом внезапно очень громко продолжила.
- Я очень хочу к вам на Новый год, и на день рожденья бы вас всех позвала, но… Эти дурацкие глупые цифры! Почему все только и делают, что их повторяют? На них что свет клином сошёлся? Или они какие-нибудь магические?
Дмитрий скептически поднял брови и поглубже зарылся в шарф. Перед ним стояла вполне симпатичная умная девушка, говорившая о полнейших глупостях. Дима лишь мог предполагать, что подобное серьёзное отношение было вызвано реальным страхом потерять что-то для неё важное.
Ира снова смутилась.
- Извини…
Её провожатый нахмурился. Он высвободил подбородок и задумчиво произнёс:
- Может они и магические, да только знаю я вещи посерьёзнее и поточнее.
- Ещё один древний календарь? И сколько нам по нему осталось?
Дима улыбнулся, наклонился к девушке и тихо произнес ей на ухо одиннадцать цифр. Глаза Иры удивлённо расширились, а потом лицо в очередной раз озарила улыбка. Такая симпатичная и искренняя, что Диме сразу стало легче. Он улыбнулся в ответ.
- Берешь телефон и звонишь мне.
За любой кипиш окромя голодовки!
KakTyc
16 декабря 2012, 10:32
Пустынный гарнизон.

Весь спор начался именно из-за таких, как Трей.
Мредмери, увиры,  вирны, перевёртыши и другие, кого древний термин именовал не иначе как «производные человеческой расы», были главным камнем преткновения и впоследствии стали причиной разбиения некогда единого могучего государства на несколько частей.
Самая крупная до сих пор именуемая «Империей» отказывалась признавать равенство «производных» и изначальной человеческой расы. Западные провинции выбрали другой путь. Но, несмотря на отчаянные попытки исправить положение, внедряемые столетия порядки оказалось невозможно полностью искоренить за полтора века.
В Яларе с этим было тяжелее всех. Государство не могло похвастаться обширными территориями, и, чтобы сохранить самостоятельность и независимость, вынуждено было дружить со всеми: принимая послов Империи, оно, однако, признавало мредмери равным остальным народам. Вся конституция, когда-то написанная очень мудрыми и ловкими политиками, после первого ознакомления оставляла ощущение абсолютного равенства.
Но, как это часто бывает, на деле всё выглядело совсем иначе.
- Что здесь делает этот чешуйчатый? У него жабры здесь не пересохнут?
С последними чешуйками Трей распрощался ещё в полугодовалом возрасте. По крайней мере, так ему говорила мать. А жабры закрылись в пять лет. Доктор, у которого наблюдался мальчишка всё своё детство, пообещал, что они откроются разве что при резком выбросе адреналина. С тех пор много чего произошло в жизни мредмерийца, но он так и не услышал больше странного сопения у себя за спиной.
Но кому до этого дело? Кто-то шепнул, пустил слух, и вот на капрала Уотера все как-то косо смотрят.
У него не было никакого внешнего или внутреннего отличия от окружающих кроме той самой мелочи, что определяет всё живое на планете и сидит в каждой клеточке.
Основная ДНК у Трея была очень даже человеческая, и только та дополнительная цепочка, что была ответственна за перестройку всего организма в случае критической ситуации, отделяла его от остальных огромной пропастью. Хотя и находились те, кто этого даже не замечали.
- Хей, парень, не тормози! Я есть хочу! – Кира дружелюбно подтолкнул товарища. Трей сделал несколько шагов вдоль стола с салатами, но не стал брать тарелку. Желание есть улетучилось в неизвестные дали. При первой же возможности капрал покинул общую очередь за обедом.
Ничего не понимающий Кира проводил друга взглядом. Голод напомнил о себе офицеру громким урчанием в животе, а очередь – недовольным гулом. Схватив первую попавшуюся тарелку и пару булочек, капрал Холивотер последовал за Треем.
Уолкер как всегда забился в самый дальний угол столовой. Он задумчиво тёр переносицу и не прикасался к еде.
Кира хмыкнул и сел напротив. Подобные штучки Трей не раз выкидывал ещё в Государственной военной академии. Не стоило ожидать, что выпуск и распределение по гарнизонам заставит его сильно измениться. Разве что декорации стали другими.
Смысла не было сейчас что-то выпытывать из товарища: Уолкер мало того, что не скажет так и вообще разговаривать перестанет, а им ещё в патруль вечером. Холивотеру не хотелось всю ночь помирать со скуки, так что сейчас он мог и потерпеть.
Если это действительно важно, то Трей расскажет, а пока можно было без зазрения совести умять и его порцию.
Кира активно принялся за еду. Уолкер задумчиво смотрел на других офицеров занявших соседние столы. Он опёрся локтями на столешницу и устроил подбородок на сцепленные в замок пальцы.
Да, мредмери по общепринятому мнению считались равными другим, но отношение Яларской аристократии, среди которой сидел капрал, весьма отличалось. Представители «чистой крови» не враждовали с морским народом, но их устраивал лишь тот вариант, когда мредмери оставались на специально отведенной им территории – дальних островах северного архипелага. Здесь, в глубине континента на границе пустыни Онс Оушен присутствие мредмерийца мало кем приветствовалось.
Именно поэтому Трей не распространялся о своей расовой принадлежности и Киру попросил молчать. Знали или могли знать только те, кто имел доступ к его досье, а значит, проболтался кто-то из командования. Кто-то кому капрал Уолкер был крайне несимпатичен.
- Эй, устрица, тебе здесь не жарко? – донеслось откуда-то из самого центра столовой, перекрывая общий гул.
Кира на мгновение замер над почти опустошённой тарелкой. До него, наконец, дошло, что заставило Трея вновь закрыться своей напускной задумчивостью. Холивотер очень надеялся, что их совместный побег от учебной группы, в которой Уолкера пытали насмешками и всем сопутствующим долгие восемь лет, хорошо подействует на молчаливого товарища. Но чьё-то случайно брошенное слово стремительно разрушало его надежды.
Единственное, что они могли – это не дать слухам подтверждения.
Заминка со стороны Киры длилась не больше секунды. Он с удвоенным аппетитом дожевал то, что взял для себя, а после уставился на Трея голодными глазами.
- Ты не будешь? – он кивнул на чашку супа  - единственное, что успел взять Уолкер.
Трей отрицательно покачал головой. Кира принялся за его порцию и очень быстро с ней расправился.
- Мне нужно разобраться с рапортом по поводу утери и ещё надо заскочить в штаб. Ты со мной?
Трей кивнул и забрал у Киры тарелку из-под супа. Многие так и не поняли, кому предназначался странный вызов, но Уолкер всегда действовал аккуратно, не выдавая себя даже такими мелочами, как посуда, которая, разумеется, должна была остаться после обеда.
Они вместе отнесли подносы к мойке и удалились по своим делам.
Обед закончился спокойно, но это не значило, что ужин пройдёт также. Слухи по гарнизону разлетались очень быстро.

- Какого ляда, он наш командир? – недовольный шепоток долетел до ушей Киры, но он не стал оборачиваться и одёргивать вверенных их общему командованию солдат.
Ужин, как и ожидалось, не обошёлся без приключений: на их столе кто-то оставил тарелку с рыбой.
Слухи облетели весь офицерский состав и добрались до обычных солдат. Там народ был попроще: в конце концов, только аристократы могли хвастаться абсолютной чистотой крови.
Кира закинул руки за голову. Ночь смотрела на них белым глазом луны. Трей шёл рядом. Идеально прямой, и с виду такой непрошибаемый. Кто знал, что творилось у него сейчас в голове? И самое обидное было то, что Уолкер любую попытку приободрить его воспринимал почти как оскорбление. Мредмериец вообще был очень сложным человеком.
- Сэр, - внезапно обратился один из рядовых к Холивотеру.
- Чего? – обернулся к нему Кира.
- Может, остановимся и передохнём немного, сэр?
- Неплохая идея, - поддержал капрал. – Только мы ещё не дошли до того места, где обычно отдыхаем.
Обречённый вздох был последним, чем напомнил о себе рядовой. Через десять минут они всё-таки достигли места назначения.  Командиры не дали своему отряду долгого отдыха. Кира развернул голограмму над своим коммуникатором.
- Обследовать территорию согласно выданным маршрутам. В случае нарушений немедленно докладывать капралу Уолкеру или мне. В случае обнаружений инородных предметов или чего-то вызывающего подозрение – капралу Уолкеру.
Солдаты с недовольными шепотками расползлись по местности, оставив двух офицеров среди груды валунов.
Кира на всякий случай обошёл вокруг места сбора: никто не мог их подслушивать, но всё равно следовало проверить. Успокоившись, он вернулся к Трею. Тот сидел на земле, пристроившись под самым большим валуном, наполовину зарытым в каменистую землю. До пустыни было рукой подать.
Холивотер облокотился на соседний валун. В щели рядом с его правым плечом забилось немного земли, давшей пристанище одинокой травинке. Кира одним движением оборвал её жизнь  и стал задумчиво жевать.
Онс Оушен напомнила о себе порывом холодного ветра. На небе не было ни тучки. Лунный свет заливал валуны, землю, покрытую скудной растительностью, и двух солдат.
- Ну что? Так и будешь молчать? – нарушил тишину Холивотер.
С самого обеда Трей не проронил ни слова. Кире было не привыкать: в академии бывало и так, что Уолкер молчал целыми неделями, иногда лишь давая ответы кураторам и старшим по званию. Правда, Кира считал, что эти времена уже давно позади. Наверно, внезапное открытие сослуживцев застало мредмерийца врасплох.
- Может, подать рапорт с просьбой о переводе? – подал тот, наконец, голос.
- И какая же причина?
- Невозможность сработаться с основным составом – такое точно примут. Слава богам, начальник здесь нормальный.
- Это, смотря, что понимать под «нормальностью», - улыбнулся Кира.
- То есть?
- Ну, он же взял тебя в гарнизон, кто бы ещё интересно согласился?
Трей устало вздохнул. Он положил автомат на скрещенные ноги и вытащил из него батарею-накопитель. Действия были не по уставу: осмотр и ремонт оружия в условиях мирной обстановки проводился в строго отведённое время. Кира не стал напоминать об этом товарищу. Он задрал голову и уставился на звёзды. Здесь на краю пустыни небо поражало его своей чистотой. В Ацилотсе такое было редкостью.
- Зачем тогда вообще надо было уезжать?
- В смысле? Ты же сам говорил, что на границе хотя бы есть, что делать.
- Я говорил уже после того, как мы подали рапорты на распределение. И вообще я не об этом.
- А о чём? – Трей со звонким щелчком вернул батарею на место. Он поднял автомат и, не снимая с предохранителя, начал прицеливаться куда-то вдаль.
- Зачем тебе надо было уезжать из дому? Поступать в академию? Сидел бы в родном городке рядом с морем, как все твои предки, и никто бы тебя не трогал
Уолкер замер на мгновение, а после опустил автомат. Кира продолжил.
- Ты сейчас хочешь встать на неправильный путь, Трей. Убежишь сейчас, скроешься потом, и так всю жизнь. Ты ведь не ради этого всё затеял? Я прав?
Капрал молчал. Когда-то он с таким остервенением боролся за свои права, что не гнушался никаких методов. Нос ему ломали раз десять, уши – пять, ребра - три. Сколько у Трея своих зубов знал разве, что стоматолог, который наращивал ему выбитые. Мредмериец не вылетал из академии исключительно из-за упрямства «нормального» директора, который каждый раз вступался за мальчишку, и отличной учёбы.
Более осторожным капрал стал лишь лет пять назад, когда у него появилась девушка, впоследствии ставшая хорошим другом. Встречались они всего ничего, но Агата очень сильно повлияла на жизнь Уолкера. Дочка самого известного в истории Ялары предателя обладала весьма крутым характером, и цели её и Трея были очень похожи. Главную из них  можно было выразить одним предложением.
- Я хочу доказать, что они ошибаются.
Кира удовлетворённо кивнул.
- Там, у океана, ты никому ничего не докажешь, а даже если и приведётся случай, то они даже внимания не обратят. А на границе каждый месяц что-нибудь да случается. Помнишь ту дохлую тварь, что ребята на прошлой неделе притащили?.. Это ж твоя прямая специальность…
- Кира, - перебил его Трей.
- Чего?
- Ты - очень хороший друг.
- Да я знаю, - продолжил он будничным тоном. - Но всё равно надо придумать, что с этим со всем делать. Главное держаться достойно, но и волю им давать нельзя. Есть идеи?
Уолкер отрицательно покачал головой. Кира сполз по валуну вниз и присел на землю. Он ещё раз задрал голову. Глаза как всегда искали знакомые звёзды, но все они остались в облачном небе Ацилотса. Или почти все? Холивотер прищурился, отыскав знакомый сиреневый светлячок.
- О, Сарию видно, - его лицо озарилось улыбкой.
- Опять играешь в предсказателя? – Трей никогда не верил тому, что нагадывал Кира. Слова друга в такие моменты не представляли собой ничего конкретного.
- Да ну тебя, - Холивотер выплюнул изжёванную травинку. Он взял в обе руки висевший на шее бинокль и посмотрел в него. Ругнулся, перенастроил с «ночного видения» на дневной режим и вновь приложил к глазам, - Точно Сария. Что-то скоро случится. К гостям, к друзьям или ещё к чему. Может, кто из наших приедет?
- Ага, - голос Трея стал немного ехидным, но это только радовало. – И ради Ская, Зага или Агаты весь небосвод будет сиять звёздами, расставленными в шахматном порядке.
- Ну, может, если все втроём?
Такое было маловероятно, потому что общие друзья, с которыми молодые офицеры провели ни один год в обучении, были распределены по разным подразделениям. Скай проходил дополнительную подготовку для пилотов, а Заг и Агата не смогли попасть на границу, и вынуждены были киснуть в столице.
- Не загадывай, - Трей поднялся и отряхнул штанины полевой формы. – Давай-ка лучше пошлём запрос по всем нашим ребятам, а то что-то ночь больно тихая.

Тем, кто патрулировал местность ночью, разрешалось спать до обеда. Солдаты с радостью заваливались в казармах, а в это время офицеры заполняли рапорты. Кире спать совсем не хотелось. Он дождался завтрака и пошёл в столовую, надеясь, что слухи, которым уже сутки не давали почвы, немного притихнут.
Про Трея будто действительно забыли. Вся столовая шумела, но это был вовсе не угрожающий шёпот. Офицеры смеялись и весело рассуждали о чём-то. Прознав в чём дело, Кира присвистнул.
В гарнизон собиралась наведаться сама принцесса Кристиана Яларская.
Да, это воистину было событием, ради которого не только Сария появится, но и все звезды выстроятся в шахматном порядке.
Поев, Холивотер сразу же отправился в офицерское общежитие.
Принцесса была известна своей таинственностью. Загадочная девушка до недавнего времени вела почти затворнический образ жизни, перебираясь из храма в храм и не претендуя на трон, но где-то с год назад всё резко изменилось. Кристиан всё чаще появлялась на публике, активно участвовала в общественной жизни. Образ скромной монахини рассыпался на глазах, выпуская красивую молодую девушку, вмиг захватившую сердца тысяч солдат.
Такое событие не могло не порадовать даже угрюмого Уолкера. Шанс увидеть или даже пообщаться с известной особой выпадал не каждый день.
Заспанный Трей тёр глаза, зевал и всё никак не  мог взять в толк.
- Чему тут радоваться? – голос со сна у него был немного охрипший.
- То есть как это чему? – удивился Кира. – Ты что каждый день с принцессами здороваешься?
- Зачем она приезжает, кто-нибудь говорил?
Причину, по которой девушка решила исследовать пограничные гарнизоны, не знал никто.
- Поговаривают, - продолжил Уолкер, - что она ярая противница Империи. Вроде даже правителей Азмарии и Сильвии поддерживает.
- Откуда ты всё это знаешь?
- Ну, за последний год она прославилась как защитница мредмери и перевёртышей, даже к увирам летала, - он встретился глазами с удивленным Холивотером и зевнул. – Расслабься, Кира, моя мать от неё без ума просто и пишет в каждом письме.
- Ааа, - облегчённо вздохнул капрал.
- Но вообще тебе бы не помешало побольше интересоваться тем, что творится у нас в стране.
- Да ну тебя. Лучше подумай, кто вместе с ней может приехать.
Сонливость вмиг отпустила Трея, он вскочил и начал поспешно одеваться.
- Ты писал Агате?
- Ещё нет, - улыбнулся друг. – Думал, у тебя это лучше получится.
Коммуникаторы капралов были настроены лишь на внутреннюю сеть гарнизона. Для того чтобы отправить сообщение по военной почте, необходим был специальный терминал, находящийся в штабе. Туда-то они и отправились, пользуясь свободным временем, отведённым на сон.
Однако дорогое письмо ждало их с самого утра.
«Мы скоро подтянемся», - гласило оно.

Друзей они увидели тем же вечером.
Кира валился с ног от усталости и недосыпа, когда без пятнадцати семь их вызвали на построение перед зданием штаба.
Небольшой воздушный бот прилетел с севера. Он опустился перед офицерами и солдатами гарнизона и выпустил амортизирующие подпорки уже у самой земли. Боковой люк открылся и сразу превратился в трап. На входе для начала появился офицер, скорее всего сержант по званию, за ним другой, потом одна из фрейлин в скромном походном платье. У самого трапа их встречал начальник гарнизона с секретарём и его заместители по хозяйственной, информационной и боевой частям. Сержанты отдали честь и встали по разные стороны от трапа.
Тогда на входе и появилась она.
В этот момент даже сонный Холивотер весь подобрался.
Рыжая девушка с пронзительно синими глазами улыбнулась и помахала рукой. Солдаты и офицеры стояли по стойке смирно, но это не мешало некоторым улыбнуться в ответ. Принцесса спустилась вниз и поздоровалась с начальником. Следом за ней вышла ещё одна фрейлина – абсолютная копия предыдущей - и несколько гражданских. Все они раскланивались с управляющими гарнизоном, когда бот оставили последние его пассажиры: девушка и парень – оба капральского звания.
Трей и Кира понимающе переглянулись. Оба их товарища отдали честь командованию, после Агата обратилась с просьбой отрядить человека, чтобы поставить бот в ангар. С быстротой молнии приказ дошёл до младшего офицерского состава, где на это дело мгновенно выделили одного из капралов.
Уолкер быстро подошёл к трапу, кивнул Агате и Загу и забрался в бот. Трап за ним поднялся, люк закрылся, и судно оторвалось от земли, следуя на небольшой высоте в сторону ангаров. Трей сразу же направился в пилотский отсек.
- Ну привет, парень, - Скай, не отрывая взгляд от тач-монитора, протянул руку Уолкеру.
- Что ж это за звезда такая? – риторически вопросил Трей и пожал ладонь пилота.
- Ты о чём?
- Долго объяснять. Рад тебя видеть.

После утреннего построения Трей и Кира отвели своих подопечных к солдатской столовой. Холивотер сразу потянулся в офицерскую. Трей же отправился к почтовому терминалу: в воскресение утром он всегда посылал письмо матери, а вечером получал весточку из дома. Только после этого он отправился на завтрак.
К столу, который они обычно занимали с Кирой, теперь было не подступиться.
Ни Холивотера, ни остальных видно не было.
- Ваше Высочество, вы насколько у нас? - спрашивали где-то в центре.
- Боюсь, - донёсся оттуда же мелодичный женский голос, – что я здесь ненадолго. Хотя, думаю, в таком окружении время пролетит ещё незаметней. Как у вас здесь проходит служба?
- Онс Оушен не даёт скучать Пустынной роте, - ответили ей в подозрительно знакомой манере.
Трей решил, как всегда, не вмешиваться в происходящее: в отличие от Киры он предпочитал быть где-то на периферии чужого внимания. Капрал взял поднос, набрал завтрак, быстро съел и удалился. Общих дружеских посиделок за столом, как когда-то в академии, не намечалось, а распределить обязанности между солдатами требовалось срочно.

- Ну что, ты с ней уже разговаривал?  - Скай стоял перед диагностической панелью. Пальцы пилота, натренированные за прошедший год, уверено скользили по схематичному изображению корабля. Он посылал тестовые сигналы ко всем деталям, проверяя блоки на неисправность.
Трей пришёл в ангар, как только у него появилось свободное время, то есть после обеда, зная, что обязательно найдёт друга здесь.
Скай Вингер с самого детства тянулся к технике и, особенно, к летательным аппаратам, но в соответствующее училище попасть не смог. Фортуна улыбнулась ему перед самым выпуском. До огромных воздушных комплексов ему было ещё далеко, но в отношении средних и мелких суден у пилота руки были развязаны.
- Я не встречался с Агатой, - Уолкер остановился рядом. Оценивающий взгляд скользнул по гладкому чёрному борту бота.
- У Златовласки сейчас много дел, так что не рассчитывай поймать её в ближайшие сутки. А вообще, я не про неё, - пилот открыл форму заполнения рапорта о диагностике. – Я имел ввиду Кристи, - ответил он на недоумённый взгляд капрала.
- Кристи? – до Трея не сразу дошло, что речь идёт о самой принцессе.
- Да. Не знаю, что ей понарассказывал Заг, но она очень хотела всретиться, - Скай тарабанил по подсвеченным символам, не боясь сбиться. - Нравятся ей такие истории, как твоя.
Трей нахмурился. На языке вертелось пара вопросов, но произнес он совсем не то, что хотел.
- Кристи? Откуда такие теплые отношения?
Скай оторвался от заветной панели, но лишь на мгновение.
- Она гостила в нашем поместье ещё ребёнком. Мы очень давно знаем друг друга, правда, во время учёбы мало общались. Именно она помогла мне тогда перед выпуском.
- Это многое объясняет, - будто что-то вспомнив мредмериец добавил. – Как семья?
Лицо Ская вмиг посуровело. Он закрыл все формы и отключил диагностическое оборудование.
- Никак.
Разговор грозил этим и закончиться. Трей мог бы ещё пораспрашивать друга о долгой учёбе, если бы не сделал это ещё вчера вечером. Год прошёл с тех пор как он видел Вингера в последний раз, и общих тем будто не осталось.
- Знаешь, - внезапно продолжил пилот. – Ты не избегай её, ладно? Я про Крис, - снова ответил Скай на немой вопрос в карих глазах товарища. – Она очень старается, и если какой-нибудь чурбан вроде тебя заставит её расстроиться, мне придётся мстить за это, - при этом он залепил Уолкеру дружеский щелбан и криво улыбнулся.
Трей пожал плечами.
- Я никого не избегаю.

Ужин прошёл также как и завтрак.
Будь Трей постарше званием, он обязательно сделал бы замечание, как часто делал это среди солдат. Но офицеры обычно смотрели с пренебрежением на тех, у кого нашивок меньше. И ещё Уолкеру очень не хотелось, чтобы наконец-то объявился тот, кто распространял слух о его принадлежности к морской расе.
Вот только раздражало командира третьего патрульного отряда то, что его непосредственный помощник отлынивал от работы целый день. Но с этим можно было справиться очень просто.
За десять минут до окончания ужина Трей достал коммуникатор и послал запрос на прибытие младшего капрала Холивотера к зданию солдатской столовой.
Как по команде толпа начала расступаться, выпуская весёлого Киру. Но вместе с ним столовую покидали ещё четверо человек. Уолкера не заметили. Мредмериец проследил за тем, как пятёрка покидает помещение, и вышел  за ними. Трей направился не в сторону казарм, а к офицерскому общежитию, на ходу отпечатывая приказ проследить за тем, чтобы после ужина солдаты приступили к нарядам.
Где-то на середине пути Трей передумал и хотел вернуться, но смысла уже не было: Холивотер прислал сообщение, что к выполнению приказа приступил и приносит извинения за отсутствие в течение всего дня.
Тогда он направился в штаб, где его должно было ждать письмо. И в этом Уолкер просчитался – северный архипелаг находился в другом часовом поясе, а мать всегда присылала сообщение после того, как подавала ужин у себя в гостинице. Так что ждать надо было ещё добрых полтора часа.
Зато капрал получил новый  приказ: их отряд собирались отправить в пустыню для сопровождения Её Высочества принцессы Яларской. Следовало дойти до казармы и передать слова начальства солдатам.

Он встретил Агату ещё у входа в штаб. Девушка двигалась в ту же сторону, что и он и, как оказалось, по схожей причине.
- Заг все уши ей про тебя прожужжал, - после теплого дружеского приветствия заявила она. – Какой Трей замечательный, какой благородный, как он тобой восхищается. Мне просто страшно становиться, когда у них разговоры за мредмери заходят.
Винить капрала Фризмалестила за болтливость было бы лишним. Заг иногда сам приходил в ужас от того, что может вещать, не останавливаясь и так воодушевленно, что со стороны выглядит как фанатик, но эта его черта кое-кому казалась даже очень милой.
До пятнадцати лет Заг не снимал перчатки и никогда не появлялся на людях без высокого воротника. Он сильно заикался. И на его жизнь златовласая красотка в своё время оказала сильное влияние. Вообще Агата была центральной фигурой в их компании, хотя не вполне осознавала это.
Трей не знал, каким образом девушке удалось подружиться с его запуганным соседом по комнате, но именно она, а не Уолкер, как бы Заг его не восхвалял, была первой, кто заступился за парнишку. Это потом мредмериец полез в драку с теми, кто посмел оскорбить его девушку, но такие мелочи для Фризмалестила ничего не значили.
- А когда узнала, в каком ты отряде, сразу же потребовала корректировки. Весь день из-за этой глупости пробегала. Кстати, почему тебя не было на ужине?
- Я был. Наверно ушёл раньше вас.
- Жаль. Мы рассчитывали на твою компанию. Было бы круто вновь усесться за один стол как в академии. Конечно, вы со Скаем никогда не отличались общительностью, но всё равно было бы приятно посмотреть на ваши постные мины, - Агата прыснула смехом, а глянув на озадаченного этой тирадой капрала, рассмеялась в голос. – Боги, у тебя и сейчас такое же лицо. Хоть что-то в мире не меняется.
- По-моему ты перенимаешь у Зага не самую лучшую его черту, - заметил Трей.
- Наверное, ты прав, извини, - девушка успокоилась. – Но мог бы нас и подождать или хоть сообщение Кире послать как с приказом.
- Откуда же я знал, что он с вами?
Агата замедлила шаг. Уолкер обернулся к ней и остановился. До казарм оставалось всего ничего. Четвёртый и пятый отряд как раз строились перед ночным патрулированием. Раздавались крики сержантов, командовавших людьми. Со стороны ангара доносился тихий машинный гул – наверное, проверяли технику.
- А с кем он ещё мог быть целый день? – она слишком внимательно всматривалась в лицо друга. – Трей, зачем ты так? Что с тобой?
- О чём ты? – он засунул руки в карманы куртки. – Я в полном порядке, - капрал кивнул в сторону казарм. – Ты идёшь?
Спустя мгновение  Агата последовала за ним. Разговор больше не клеился, благо идти оставалось мало.

Наверное, год действительно слишком большой срок.
Трей пятый раз за утро перечитывал письмо, пришедшее на военную почту вечером перед отбоем. Его написала не мать, а её близкая подруга – миссис Джурм. Она рассказывала, что миссис Уолкер нездорова в последнее время.
«Океан снова зовёт её», - слова, которые он никак не мог выкинуть из головы.
Проклятье и награда всех мредмери – зов – настиг миссис Уолкер ещё совсем молодой, когда корабль с Майком не вернулся из моря. У Трея, насколько он помнил, были очень хорошие отношения с отчимом. Мальчик даже называл его отцом и гордо носил полученную фамилию.
Миссис Джурм очень просила Трея при первой же возможности взять отпуск и приехать домой. Она была уверена, что это точно удержит мать капрала от последнего решительного шага.
Ещё и этот внезапный сбор старых друзей, приезд принцессы. Уолкер искренне боялся, что Кристиан своими разговорами добьётся лишь того, что на нём до конца службы будет гореть клеймо «убогого мредмерийца, пригретого вниманием доброй принцессы». Но, сказать по правде, ещё больше его пугала возможность, что он нисколько не оправдает ожидания ни её, ни друзей.
Скай сразу предсказал такой вариант: именно поэтому он затеял тот разговор в ангаре и сделал только хуже.
Трей корил себя за дурацкие воскресные выходки и волновался за мать, а в это время служба не ждала, и надо было выполнять приказы.
На их отряд выделили четыре машины и ещё две для принцессы с её маленькой свитой. Бот для такого пути был непригоден, потому что требовал ровную посадочную площадку, да и пункт назначения был очень специфичным. Целью поездки были старые руины Храма, где принцесса собиралась поклониться богам. Как и все остальные постройки Древних, храм обладал Полем, отвергающим часть современных технологий. Бот как раз к таким и относился.
Отряд поделили на четыре группы. Дорога была неблизкой, и заночевать собирались там.
Перед самым отъездом Трея представили принцессе, но он чудом избежал «долгожданной» беседы.
Заг, Скай и Агата сидели в одной машине с Кристиан, Кира с расстроенным видом занял машину, завершающую процессию, Трей был в голове. Так и ехали целый день, иногда переговариваясь по коммуникаторам и следя за дорогой.

По ночам пустыня отпускала весь накопленный за день жар. Температура стремительно падала до пятнадцати, а то и до десяти градусов.
Солдаты расставляли палатки и разводили костёр на субтопливе. Трей раздавал приказы, а когда маленький лагерь был полностью обустроен, взял пять солдат и пошёл осматривать руины на наличие какой-либо враждебно настроенной живности.
Поле приняло их, недружелюбно погасив «вечные фонарики» на автоматах. Солдаты на этот случай взяли с собой обычные электрические, но и они не понадобились. Побродив среди руин и заглянув в огромную каменную чашу  являющуюся частью разрушенной сферы Поклонения, Трей с подчинёнными вернулся ещё до того как стемнело.
В лагере приготовили ужин.
Кира, Заг, Агата и Скай сидели рядом с костром и о чём-то весело разговаривали. Принцесса со своими фрейлинами и другими гражданскими расположились чуть поодаль. Её окружали восторженные взгляды и высокохудожественные комплименты десятка солдат.
Мредмериец дал приказ «вольно» и пошёл за ужином, но дойти ему было не суждено.
- Капрал Уолкер, - синеглазка приветственно махнула ему рукой. – Если вы не очень заняты, может, составите нам компанию?
Это можно было назвать очень широким жестом, но мредмериец не оценил. Уходить просто так было глупо, а подходящего предлога, чтобы удалиться, он не нашёл. Пришлось идти в самый центр сборища, облагороженного сестрой монарха.
- Присаживайтесь с нами, - предложила она. Трей повиновался. - Вы были в храме? – глаза девушки горели живым интересом.
- Да.
Уолкер посмотрел на солдат, которые совсем недавно возмущались тем, что их командир - какая-то «производная». Капрал представил, как сейчас принцесса в открытую спросит его что-нибудь вроде «Вы ведь мредмери, да?» и на душе стало тошно.
- И как там? Мистер Мальби говорил, что большая часть сохранилась, а это в условиях пустыни просто поразительно.
Знакомое имя заставило офицера оживиться.
- Вы знакомы с Ромеро?
- Конечно, - кивнула она. - Он рассказывал, что именно ваш отряд сопровождал его до руин, когда он ездил сюда с исследовательской экспедицией.
Известный археолог действительно наведывался в пустыню ещё в самом начале службы Уолкера  и Холивотера. Но обоим и их друзьям Мальби в своё время преподавал и курс истории в академии.
- Да, - со знанием дела подтвердил Трей. – Руинам, конечно, не сравниться со школой вирн на юге Азмарии: часть зданий разрушено и основная сфера наполовину, но на закате и на рассвете смотрятся просто потрясающе. Большая часть фресок уцелела. Поле тоже ещё сильное - волосы дыбом встают… - он осёкся.
Эх, если б можно было схватить слова, да затолкать обратно в рот. Какое Поле? Обычные люди ведь его не чувствуют.
Только приборы на основе ленмалы и «производные человеческой расы», чья вспомогательная хромосома основана на тех же веществах.
Трей мысленно подписал себе смертный приговор и, как ни в чём не бывало, продолжил.
- Ну это так, образно.
К удивлению Уолкера принцесса не стала понимающе улыбаться. Она вообще не обратила внимания на его слова про силовое Поле, а вместе с ней мимо ушей пропустили и сидящие рядом солдаты.
- Я давно хотела побывать в Пустынном храме, - она посмотрела в сторону руин. – И очень рада, что смогу встретить там рассвет.
- Вы не будете разочарованы – место очень красивое. Думаю, если бы его не залило во время Потепления, он до сих пор бы стоял целым и невредимым.

В тот же вечер его наконец-то утянули к себе бывшие однокашники.
Всё было именно так, как и предсказывала Златовласка. Кира, Заг и Агата болтали без умолку, вспоминая всякие казусы из академической жизни, в то время как пилот и командир отряда сидели рядом и обменивались понимающими взглядами, лишь иногда вмешиваясь в разговор.
Через пару часов после того как стемнело, принцесса удалилась в свою палатку. Кира приказал выставить караул, и офицеры продолжили разговор.
К поздней ночи начали всплывать имена бывших однокурсников. Заг и Агата были осведомлены практически обо всех, потому что большинство так и осталось в столице.
- Тревери и Солм уже сержанты дворцовой охраны, - Фризмалестил сделал большой глоток чая. На тыльной стороне ладони бурел шрам в форме креста. – Рамери бегает секретарём в штабе городской обороны. Там ещё Кальмостел и Свитч ошиваются, но о них мало что слышно. Паймери…
Кира, Скай и Трей будто по указке посмотрели на Агату - та даже ухом не повела.
- … вышла замуж и теперь в декретном отпуске. Говорят, хочет вообще в отставку подавать.
- Блин, - озвучил общее удивление Кира. – И надо же ей было восемь лет портить нам кровь в академии, если всё шло к такому финалу.
- Ну, - в голосе Златовласки зазвучали металлические нотки. – Кто-то восемь лет учиться, а кто-то ищет, куда пристроить свою круглозадую тушку, - она невольно пригладила свои короткие волосы.
Когда-то у Агаты была длинная золотистая коса. Что уж говорить, девушка была редкой красоткой, а когда распускала волосы, и вовсе становилась похожа на ангела. За неделю до выпуска однокурсницы под предводительством Паймери  затащили её в душевую и очень медленно остригли. Тогда четверым парням пришлось несладко, но в самый последний вечер Фризмалестил всё-таки нашёл способ отомстить.
Сейчас это всё были лишь неприятные воспоминания, о пережитой вместе боли.
Заг рассказал о судьбах ещё нескольких однокурсников. На этом разговор и закончился.
До рассвета оставалось не так много, и офицеры разошлись по палаткам.

Было ещё темно, когда Трей скомандовал подъём. Четверть отряда должна была остаться в лагере, а принцесса с обоими командирами и остальными солдатами – пойти в руины пешком.
На сей раз электрические фонарики всё-таки понадобились.
Трей чувствовал, как Поле щекочет самые кончики нервов. Он пытался поймать это ощущение, но стоило на нём сосредоточиться, как оно тут же пропадало.
Люди вокруг не замечали этого тайного присутствия древней жизни, созданной когда-то для защиты от подобных мредмерийцу «производных». Когда-то храмы были единственными убежищами для людей, слишком поздно раскаявшихся в своём пренебрежительном отношении к природе-создательнице. Отвергнув всякие законы, они возомнили себя богами и стали менять саму основу жизни, за что и поплатились впоследствии.
Как говорили мредмери, тысячи раз океан обменялся с небом водой с тех пор, как все это произошло.
Остались только руины для археологов, да «побочные продукты» тех экспериментов Древних.
Поле, кстати, тоже к таковым относилось.
Они дошли без особых приключений. Подходя к разрушенной сфере Трей, несмотря на вечное «зудение» уловил что-то необычное. Остановившись, он прислушался к себе.
Недалеко от входа в главный зал под землёй была пустота, причём появилась совсем недавно.
Вряд ли это сделало что-то живое: часть древних конструкций могла просто обвалиться за ночь. По счастью их маршрут пролегал не там, но мредмериец всё равно запомнил место.

- Как же красиво, - глаза Кристиан блестели от слёз восхищения.
Розовая полоска рассвета на востоке, при которой они покидали лагерь, пожелтела и расширилась. Мягкий свет заливал чашу Поклонения. Фрески с тысячами узоров, мотивов, историй потихоньку выныривали из сумрака.
Принцесса и фрейлины проследовали в центр. У алтаря близняшки оставили корзину с едой – скромную жертву. Принцесса встала на колени там же и сложила руки в молитвенном жесте.
Солдаты толпились на входе. Кира и все сопровождающие принцессы прошли в зал. Трей с парой солдат так и не заглянули в сферу. У командира из-за постоянного напряжения болела голова. Существо, руководившее Полем, просыпалось вместе с рассветом, но сил у него хватало ненадолго. Именно поэтому Уолкер так легко бродил среди руин вечером, но утром Храм превращался в каторгу.
Трей даже виду не подал, только побледнел и стал держаться уж очень прямо. А в это время что-то копошилось в его сознании, выясняя, не настроен ли он враждебно к тому, что бережёт Храм.
Принцесса недолго предавалась молитвам. Через четверть часа она поднялась с колен и обошла зал по кругу. Тем всё и закончилось.
Свита покинула зал, и вместе с Кристиан поклонилась на прощание древним богам. На улице стало совсем светло.

И всё-таки недобрая участь настигла Трея. Причём в самый неподходящий момент.
Принцессе внезапно захотелось побродить среди руин в тишине, но так как одну её отпустить не могли, она попросила самого молчаливого офицера составить ей компанию. Трей не стал перекладывать задачу на чужие плечи: он лишь тоскливо посмотрел в сторону лагеря и последовал за девушкой.
- А вы мастер убегать и скрываться, - заметила Кристиан стоило им отойти от основного здания храма на полсотни шагов.
- Я просто стараюсь не привлекать лишнего внимания.
И вот теперь лицо принцессы озарилось понимающей улыбкой.
- Это вполне понятно, но я всё-таки ожидала, что вы будете более открытым человеком. Ваши друзья так много о вас рассказывали.
- Я бы на вашем месте не верил бы половине россказней капрала Фризмалестила. Он часто преувеличивает.
- Оооо, - девушка засмеялась. – Если бы я верила всему, что мне говорил Заг, то была бы очень разочарована при встрече с вами. К счастью у меня была масса других источников.
Они подошли к одной из полуразрушенных вспомогательных построек. Во время давних войн в них устраивали госпитали и кухни. Стены так же как в сфере украшали разнообразные рисунки. Девушка зашла за угол здания. Капрал последовал за ней.
- Знаешь, Трей… - она осеклась. – Вы не против, если на «ты»?
Капрал пожал плечами.
Голова раскалывалась ни сколько от поднимающейся температуры, сколько от любознательного Поля. Кристиан была человеком и тем самым была упасена от воздействия защиты древних.
- Ты мне очень интересен, - продолжила девушка. – Мредмери-солдат, да ещё и в офицерах.
- Я не первый, - заметил Уолкер. – И не последний.
- Да, - девушка запнулась, но вовремя ухватилась за край стены. Она медленно продолжила свой путь к следующему зданию, изучая изображения. – Но каким ветром тебя занесло сюда? В пустыню? Так далеко от моря.
Трей мог бы многое ей рассказать. О том, как море забирало его близких. Как оно поглотило несколько ещё совсем юных друзей, отчима и деда с бабкой по материнской линии. Как мредмери легко расстаются с великим даром жизни, стоит океану позвать их, и лишь у немногих находятся силы противиться этому. Как в четырнадцать лет мальчик проклял ту свою часть, что тянула его в тёмную пучину, и подался в дальние края, бросив мать в одиночестве, а вместе с ней и весь старый уклад. Как он встретил жестокое непонимание и презрение в заново открытом мире, как боролся с этим, и как желание доказать, что морской народ ничем не отличается от других, завело его в пекло пустыни…
Голова болела. Хотелось поскорее свести разговор на «нет».
- У этого ветра фамилия Холивотер.
Кристиан посмотрела на него так же, как Агата в воскресный вечер.
- Я думала, у вас были более высокие цели… - в её голосе зазвучало разочарование.
Трея качнуло. Он еле успел уцепиться за край стены, чтобы не упасть.
Глаза Кристиан широко раскрылись.
- Что с тобой? – она бросилась к нему.
- Ничего страшного, - Трей зажмурил глаза. – Просто солнце припекает. Нам нужно поскорее вернуться в лагерь, Ваше Высочество.
- Конечно-конечно. Давай я отведу тебя в тень, - Кристиан моментально пристроилась ему под локоть. – Я позову солдат, и когда ты отлежишься, мы сразу же отправимся в лагерь.
Помутнение, охватившее его на несколько мгновений, ослабло.
- Не стоит, Ваше Высочество, - он высвободил свою руку. – Я не так плохо себя чувствую. Давайте просто вернёмся поскорее. Если хотите, останемся здесь на день, а вечером можем снова прийти сюда.
- С тобой точно всё в порядке? - у девушки был очень растерянный вид.
- Идемте, - в голосе Трея зазвучали нервные нотки. Он вздохнул и добавил уже более спокойно, - прошу вас.
Кристиан поспешила к солдатам, Уолкер отставал от неё лишь на шаг. Капрал не сразу понял что происходит, когда почувствовал, как дрожит под ногами земля. Из-за множества отвлекающих факторов он всё-таки забыл о том маленьком подземном недоразумении, что заметил ещё в самом начале пути.
Земля, не выдержав веса двух взрослых людей, осыпалась и поглотила мредмерийца и принцессу.

Шум моря и материнская колыбельная. Её слёзы, её смех, её песни… всё сливалось в единый шум приливных волн.
Как же больно каждый раз отвергать её зов. Как же тяжело вновь оставаться маленьким одиноким кусочком чего-то великого и огромного, прокладывая свой собственный путь.
Он снова отвернётся от неё и всё, что сможет сказать это - «Прости».
И она всё простит, всё забудет, а когда придёт время снова позовёт его, чтобы опять быть отвергнутой.

Чья-то прохладная ладонь скользила по его разгоряченному лбу.
Уолкер открыл глаза. Отвесные гладкие стены на добрый десяток метров простирались ввысь. Принцесса напевала какую-то старую колыбельную и гладила его по голове, которая, как оказалось, нашла приют у девушки на коленях.
Он накрыл маленькую прохладную ладонь своей.
- Спасибо, - голос охрип от жажды.
- Они пошли искать верёвку, - от синих глаз Кристиан теперь было некуда скрыться.
Принцесса высвободила руку и приложила к его правому виску. Холодные пальчики зарылись в тёмные волосы, добрались до уха и без промедления нырнули за него. В глазах Кристиан мелькнуло удивление.
- Нет там ничего, - подтвердил её догадки Трей. – Вот уже восемнадцать лет как закрылись.
Он с трудом приподнялся и сел. Интенсивность Поля спала. Древнее существо уснуло, чтобы на следующее утро вновь осмотреть свои владения.
- А чешую?
- Осыпалась почти сразу после рождения.
- Перепонки?
Вместо ответа Трей растопырил перед её лицом ладонь. На пальцах ещё были видны белые полоски шрамов.
- Удивительно, - девушка ухватила его за запястья и осмотрела руку со всех сторон. – Я слышала, что мредмерийцы претерпевают мутации в течение всего жизненного цикла.
- Мой дед говорил, что чем ближе ты к морю, тем легче тебе стать частью его. Он считал, что дух и тело связаны.
Кристиан отпустила его руку.
- А что ещё он говорил, Трей?
- Да разве всё упомнишь? – офицер осмотрелся в поисках своего оружия. Автомат лежал в метре от принцессы.
Уолкер перебрался к нему и устроился поудобней, облокотившись спиной на прохладную стену.
- В детстве я мало его слушал, а когда подрос океан забрал его.
- Я часто слышу эту фразу, когда приезжаю на северный архипелаг. Так вы называете смерть?
Мредмериец отрицательно помотал головой.
- Море зовёт и забирает достойных – здесь нет никакого переносного смысла. Всё именно так. Кто-то говорит, что Древние оставили что-то где-то на дне, и именно оно призывает мредмери в океан. Наверно, ещё одно старое уставшее оружие, как и то, что находится здесь.
Принцесса испугано посмотрела по сторонам.
- Не беспокойтесь, он не трогает людей, к тому же сейчас спит.
Воцарилась тишина, нарушаемая лишь шорохом рассыпаемого где-то песка.
- Так почему же ты ушёл от моря, Трей?
Мужчина криво улыбнулся.
- Вы все… - он потёр лицо той самой ладонью, что ещё помнила прохладные пальчики принцессы. – Вы все такие наивные. Вы говорите: «Вот мредмери, бросивший вызов самому устройству мира! Он отказался от старого уклада! Он нарушил все табу! Он ушёл от моря в пустыню, вот что значит характер!», но… Боги, это так неправильно!
Кристиан смотрела на просветлевшего капрала и не перебивала его.
- Оно внутри, понимаешь? – с этими словами он протянул девушке руку.
Кристиан доверчиво положила свою маленькую ладошку в широкую солдатскую пятерню. Трей, не задумываясь, прижал её к груди.
- Прямо здесь. Шумит и плещется. Но никто не хочет этого понять. Все ссылаются на какие-то великие силы. Придумывают странные названия. Ленмала! Вспомогательная цепь ДНК! Мутация! Но это ведь просто жизнь! Это обычный инстинкт, который взрастило не одно поколение. Я… - он осёкся, но лишь на мгновение. – Когда я покидал родной город, я тоже думал что сбегаю. Я боялся, что буду бегать всю свою жизнь. Но это всё равно, что бегать от самого себя.
Девичья ладонь сжалась в кулак. Будто опомнившись, Трей отпустил девушку.
- Извините.
- Да ничего серьёзного, - она потёрла стремительно краснеющее запястье. – Сказать по правде, я всегда восхищалась такими, как ты, - вид у принцессы был крайне растерянный.
Трей обреченно вздохнул и закатил глаза.
- Нечему здесь восхищаться! Но и презирать тоже не за что. Люди часто живут не там, где им уютно и комфортно, но это вовсе не значит, что они беспрестанно борются с желанием вернуться назад. Понимаете?
Кристиан медленно кивнула.
- Эээээй, - донеслось сверху.
Капрал и принцесса задрали головы. Вокруг древнего колодца сгрудилась пятерка солдат, среди них был и Кира.
- Уолкер, ты как, цел?
- Да, - крикнул в ответ Трей.
- Отлично. Сейчас мы вас вытащим.

Из-за неожиданного происшествия они слишком поздно вернулись в лагерь, поэтому решили отложить возвращение. Поездка по ночной пустыне была слишком опасным делом. В темноте из-под земли часто вылезала всякая гадость, которая, в общем-то, и была единственной угрозой, от которой оборонялся гарнизон.
Вечером девушка попросила проводить её прогуляться среди руин. Они пошли туда перед самым закатом. Отдохнувший Трей легко согласился составить ей компанию.
- Ты очень сильно отличаешься от тех мредмерийцев, что я встречала раньше. Неужели в тебе не осталось ни одного внешнего отличия от обычных людей?
- Только на уровне клеточного ядра. И, может быть, нервная система.
Солдаты жарились на вечернем солнышке. Агата и Кира разнимали успевших-таки поссориться Зага и Ская. Трей внимательно прислушивался к внутреннему чутью, не желая больше допустить каких-нибудь происшествий.
- Видимо, ты серьёзно интересовался этим вопросом.
- Не я, - помотал головой Трей. – Моя мать. Она сама мредмери и очень сильно интересуется историей своего народа.
- Она - ученый?
- Нет, - капрал заложил руки за голову и снова посмотрел на разборки друзей.
Холивотер потирал нос. Агата что-то яростно говорила понуренным Фризмалестилу и Вингеру. Те уже и забыли о том, что собирались пересчитать друг другу рёбра.
- У неё небольшой бизнес на островах, но это не мешает ей коллекционировать разнообразные факты о нас.
Кристиан посмотрела на Трея. Закатные лучи очень чётко обрисовали точёный профиль человека, о котором она столько слышала. Обычный капрал пограничного гарнизона и не подозревал о тех легендах, что поползли по военной академии после его выпуска. О том, с каким оживлением отзывались о нём бывшие учителя. Тот же Мальби восхищался знаниями Уолкера, его чёткой жизненной позицией.
В её первое утро в гарнизоне Кира сразу же предупредил о сложности характера этого человека.
«Он - классный парень, но страшный молчун. У него язык развязывается только в кругу близких людей…»
Вслед за этими словами в памяти всплыли другие.
«Не удивляйся, если он сбежит от тебя. Трей такой человек, который не любит афишировать свои мысли и чувства», - говорил ей когда-то Скай.
«Он гораздо смелее, чем думает. И умнее. И сильнее. Если бы люди хотя бы попытались обратить на это внимание, они бы вмиг позабыли о том, что он мредмери», - воодушевлённо вещал Заг.
«Классно целуется, если приведётся случай, обязательно попробуй», - эти слова принадлежали Агате и вспомнились совсем неожиданно.
Принцесса смущённо потёрла щёку и двинулась в сторону отряда.
- Думаю, мне хватит впечатлений от этой поездки. Давайте вернёмся в лагерь.

В тот вечер они сидели вшестером вокруг одного костра. К ним иногда пытались подсесть солдаты, но замечая, что Её Высочество совсем не обращает на них внимание, удалялись с грустными лицами.
- Погоди-погоди, Крис, - Заг был в своём репертуаре. – Я расскажу, как всё произошло. Гуляем мы, значит, по городу во время увольнительной. Было это всё во время зимних праздников. Какой-то продавец пристаёт к нам и начинает втюхивать шарик с предсказаниями. Говорит дескать «купите девушке безделицу». Нам-то ничего: пожали плечами и пошли дальше, а этот лохмач, - с этими словами Фризмалестил указывает на Холивотера, известного в юные годы своим ярым нежеланием стричься. – Говорит: «Покажите вон тот синий».
- Сиреневый, - вмешивается Кира.
- Да какая разница? – продолжает Заг. – Берет его в руки, закатывает глаза…
- Есть разница, - тихо, чтобы не перебить друга, вставляет Кира.
- … и начинает разбирать весь день продавца с самого утра: и во сколько тот встал и с кем успел поссориться, и кому успел напакостить. Говорит «у того-то, что слева от вас, отпугнули покупателей», «а у этого, что напротив, стырили столько-то». Продавец смеётся, дескать, как же ты парень, даже не глядя в шарик, а вокруг нас уже толпа недовольных собирается. Оказалось, был это известный на весь рынок плут. Все давай кричать, да возмущаться, а Кира - к нам, как ни в чём не бывало. Нам потом полгода приходилось этот магазинчик по дуге обходить: как завидит хозяин кого-нибудь из нас, сразу с метлой бежит.
Кристиан отпила чай и с любопытством поинтересовалась, чувствуя подвох:
- А что с шариком стало?
Улыбка Холивотера растянулась до ушей.
- А ничего.
Младший капрал вытянул пустую руку. Потом повернул её тыльной стороной вверх и сжал кулак, а когда вернул в изначальное положение и разжал пятерню, все увидели небольшой, сантиметров пять в диаметре, матовой сиреневый шарик.
- А ещё этот проныра стащил из лавки пачку печенья с предсказаниями, - добавил Скай.
- И кулончик мне потом подарил ещё, - Агата кокетливо завела глаза.
- А кто-нибудь видел, как ему удалось стащить из лавки ту большую хреновину, которую мы потом еле пристроили?
Принцесса обвела офицеров взглядом.
- Мне кажется или он гонял вас метлой вовсе не из-за того случая?..
- Не может быть, – безапелляционно заявил Тркй. – До того момента мы были частыми посетителями, – а потом, подумав, прибавил с улыбкой. - Правда деньги не всегда получалось оставлять.

На следующий день Кристиан попросила командира отряда и его помощника присоединиться к их компании в машине. Трей быстро реорганизовал состав, и транспорт двинулся в путь.
К вечеру они были уже в гарнизоне.
Скай отправился проверять бот, соскучившись по кораблю за двое с половиной суток. Кира пошёл вместе с отрядом в казармы. Заг и Агата собирались проводить принцессу со свитой в дом начальника гарнизона, но Кристиан попросила оставить её ненадолго в одиночестве.
И, конечно, компанию ей в этом составил мредмериец.
- Ну вот и заканчивается моя маленькая делегация, - будто подводя итоги, заявила принцесса.
- Приезжайте ещё. С тем же Мальби. Побудете подольше у нас.
- Боюсь, что не получится, - она вздохнула. – Думаю, очень скоро я не смогу спокойно разъезжать по стране, посещая любую военную часть.
- Я надеялся, что Ялара останется в стороне от назревающего военного конфликта, -  с пониманием произнёс капрал.
- Все на это надеются, Трей. Но от ещё одной молитвы за мирный исход событий хуже не станет.
Уолкер закусил губу и глянул на юг, в сторону беспокойной Азмарии. Месяц назад при неизвестных обстоятельствах на территории близ границ с Империей пропал жених Точе Азмарской. Насколько знал офицер, юго-западные страны давно готовились к войне, и вот наступил тот самый ключевой момент. Ялара стояла, грубо говоря, «на ушах». Её двойственной политике приходил конец. Надо было срочно определяться, на чьей же она стороне.
Король Освальд – брат принцессы – медлил и тянул время…
- Вы за Азмарию? – внезапно для самого себя спросил мредмериец.
- За мир, Трей. Но я знакома с Яном Артифоксом, у меня была переписка с азмарской принцессой, и я знаю, к чему всё идёт. Именно поэтому, - девушка прикрыла глаза, будто собираясь с мыслями, – я приказываю, капрал Уолкер, присоединиться к моей личной охране вам и вашему помощнику, младшему капралу Холивотеру.
Лицо мредмерийца вытянулось от удивления, но через мгновение он нахмурился.
- Я имею право отказаться от назначения?
- П-почему? – девушка растерялась.
- При всём моём уважении, Ваше Высочество: я не ищу лёгких путей. Хотя думаю капрал Холивотер с радостью согласиться с вашим приказом.
Кристиан грустно улыбнулась.
- Он говорит, что без тебя пойдёт только под трибунал.
Трея это нисколько не удивило. Кира был слишком хорошим другом, чтобы согласиться с безопасной уютной службой под крылом принцессы, оставив товарища где-то на границе.
- Значит нам обоим это ни к чему, но приказ всё равно останется приказом, если вы того захотите.

Наступило время прощаться.
На следующее утро после тёплых проводов Агата, Заг и Скай двинулись в ангар. Принцесса попросила Уолкера и Холивотера сопроводить её в штаб, после сходила в офицерскую и солдатскую столовые, где попрощалась со всеми, кого застала.
Возле ангара у неё состоялся недолгий разговор с Кирой, в результате которого у девушки в руках оказался своеобразный сувенир – тот самый шарик-предсказатель. На коммуникаторы обоим капралам пришёл приказ об общем построении. Видя, что Кристиан хочется сказать на прощание пару слов мредмерийцу, Холивотер в одиночестве умчался следить за их отрядом.
- Я бы хотела написать тебе, ты не против?
Они стояли у носа бота. Девушка почти с нежностью водила рукой по чёрной поверхности обшивки.
- Думаю, не стоит.
Она расстроено вздохнула, но всё-таки спросила.
- Почему?
Трей пожал плечами.
- Я не единственный офицер в гарнизоне.
- Хорошо, - Кристиан с поникшим видом двинулась в сторону выхода, где её ждала свита. – Тогда, прощай.
Но Уолкер не дал ей далеко уйти.
- Ваше Высочество.
Она обернулась. На лице офицера в первый раз отобразилась растерянность.
- Если вам действительно интересна история мредемери, напишите моей матери, - нашёлся капрал. – Она очень много знает. И адрес простой: город Циталет гостиница «Песчаный берег» Сими Уолкер.
Кристиан улыбнулась.
- Хорошо, - кивнула она.

- В моём городе сначала даже не поверили, что я разговаривал с самой принцессой!
Третий отряд снова шёл в ночной обход границы. Солнца забиралось за западную кромку горизонта, осыпая небо красными лучами.
После совместной поездки с сестрой монарха большинство солдат ещё не отошло.
- Здорово, что мы её сопровождали! Говорят, она сама выбрала наш отряд. Интересно, почему?
Трей шёл, сцепив ладони в замок на затылке. Кира шагал рядом. Его рот то растягивался в улыбке до ушей, то офицер, будто вспомнив что-то, вновь возвращал лицу невозмутимое выражение.
- Наверно, потому что командир – один из мредмери.
- Повезло нам.
Никто не спросил Трея напрямую, но все и так уже знали. И приняли.
Многие из офицеров начали относиться к нему более холодно, но, с другой стороны, он стал ближе к солдатам, а это было очень важно в их службе.
Солнце покинуло небосвод. Отряд приближался к первой контрольной точке.
Среди чёрных валунов Кира развернул галограмму и посмотрел на слегка подуставших солдат.
- Отдыхаем пятнадцать минут, а потом… ну вы поняли, - с этими словами он убрал объёмную карту местности с разноцветными полосками стандартных маршрутов пустынных тварей.
По окончании озвученного времени площадка опустела.
- Ну вот, - довольный Кира вновь облокотился на родной валун, привычно сорвав успевшую вырасти за неделю травинку. – Обошлось и без перевода. Разве ты не рад?
- Рад, конечно, - Трей присел на своё родное место и, скрестив ноги, начал проверять автомат. – Знаешь, Кира, я уже начинаю верить в твою способность предсказывать будущее. Может, покажешь мне эту Сарию в следующий раз, когда увидишь?
- Сарию? – Холивотер наморщил лоб.
- Звезду, по которой ты нагадал их приезд, - напомнил офицер.
Кира от души рассмеялся. Ему было так весело, что он подавился своей любимой травинкой. Кашель немного успокоил офицера, когда же Холивотер оправился его глаза блестели.
- Боги, до слёз пробрало, - восхищался он. – Невозмутимый Трей Уолкер, верящий в предсказания по звездам! Потрясающе! Завтра же напишу ребятам – пусть посмеются!
Недоумению командира отряда не было предела, и Холивотер вновь залился смехом. Через некоторое время он продолжил, иногда останавливаясь, чтобы подавить взрывы хохота.
- Это был сюрприз, Трей… - он отдышался. – Вы ведь встречались на выпускном вечере, не помнишь что ли? – он посмотрел на ничего не понимающего товарища. - Да ты забыл! Вот это да! Хотя немудрено – целый год прошёл, но всё-таки.
Уолкер нахмурился. Монотонная служба в пустыне, лишь иногда нарушаемая нападками древних мутирующих тварей, совсем стёрла из его памяти последние дни, проведённые в академии. Да и желания вспоминать  нервного Вингера вконец рассорившегося с отцом и матерью, забитую остриженную Златовласку, холодный гнев Фризмалестила по этому поводу и вечно расстроенного общим положением дел Холивотера - не было. А вместе с этим он забыл один из самых ярких моментов своей жизни.
Тогда куратор их курса попросил Уолкера, как самого ответственного кадета из потока, заменить одного из преподавателей, которые должны были наблюдать за порядком в главном зале и в академическом саду во время праздника. Сейчас Трей помнил всё случившееся тогда, будто это произошло вчера.
Пойманную им девушку, неизвестно как прокравшуюся на праздник без приглашения. Её мольбу отпустить её найти кадета Вингера. Как Трей, несмотря на противоречие всем инструкциям, решил ей помочь. Как они весь вечер пытались поймать Ская, попутно успев помочь Загу и Кире устроить холодный душ разряженным однокурсницам. Капрал вспомнил, как таинственная девушка успокаивала забившуюся в туалет высмеянную за полчаса до неожиданного включения поливалок Агату. Как, в конце концов, они нашли того, кого искали, и аристократка, чьего имени он так и не узнал, чмокнула его в щёку на прощанье, в знак благодарности.
- Она подстриглась, - единственное, что смог из себя выдавить Уолкер.
Это было последней каплей - Холивотер сполз на землю, держась за живот.
- Трей… - натужно выдыхал он, - …от кого угодно ждал… но только… не… от тебя…
Мредмериец молчал, а его помощник с трудом приходил в себя.
- Кира…
- Ч… что?
- Знаешь, мне очень повезло с друзьями…
- Им с тобой тоже… Боги, я думал, что ты в первый же момент обо всём догадался. Нафиг отдых!  Завтра же всем напишу, пускай знают, какой ты идиот. Умора!
- Капрал Холивотер, разошлите всем солдатам проверочный сигнал - пускай доложат, что у них там, - на лице Трэя застыло непроницаемое выражение.
Мредмериец поднялся на ноги и отряхнул штаны.
- Вы-выполняю, - Кира дрожащими руками достал коммуникатор и нажал несколько кнопок. Раздался слабый писк.
Через несколько мгновений солдаты поочерёдно начали докладывать, где находятся и что видят. Где-то в середине вмешался рядовой, который докладывал самым первым. Он сообщил, что замечен неизвестный объект, движущийся со стороны пустыни. Холивотер и Уолкер скомандовали сбор в той точке и сами направились туда же.

Шум моря и материнская колыбельная. Её слёзы, её смех, её песни… всё сливалось в единый шум приливных волн.
Как же больно каждый раз отвергать её зов. Как же тяжело вновь оставаться маленьким одиноким кусочком чего-то великого и огромного, прокладывая свой собственный путь.
Он снова отвернётся от неё.
«Прости, но есть люди, которые любят меня, которых я люблю. Я не могу оставить их, и поэтому я буду бороться, пока силы не иссякнут, пока не иссохнет душа, и даже тогда, я не сдамся».
И она всё простит, всё забудет, а когда придёт время снова позовёт его, чтобы опять быть отвергнутой.
Но настанет час, когда маленькая капля вернется в родное русло, чтобы остаться там навсегда.
За любой кипиш окромя голодовки!
AU_REvoiR
20 декабря 2012, 19:09
Тема: Бедствие

Посвящается моему приобретению Devil May Cry 5TH Anniversary Edition для Sony PlayStation 2 на аукционе Ebay за 23 доллара США.

Посреди рухнувших миров. В чистилище.


Что ты принесешь нам, дарующий свет?
Куда полетят твои стальные птицы
нести скорбные вести огня?
Эти мысли словно лезвие…
лазерной катаны в моем сердце.


Стихия мрачной черной лавиной надвигалась на меня с медленной скоростью, как будто я уже был повержен и торопиться черному шторму некуда. Заполнив собой все пространство это водное проклятие было похоже на стену или край света. Возможно, жители островов в глубокой древности так представляли себе конец света или край мира.
Густые черные тучи, казалось, готовы были рухнуть вниз, настолько они были массивны и величественны в этот вечер. Словно рой насекомых, облака двигались медленно по небосклону, и чудилось, будто черный шторм и грозовые тучи - соединяются там - на самом краю горизонта, создавая центр негативной энергии и готовясь разорваться в тысячи капель дождя, смешанных с цунами и готовые упокоить этот мир под тяжелой гладью черных вод.
Холодный штормовой воздух раздувал мои волосы. В левой руке я держал готовую к сражению, откалиброванную лазерную катану, изготовленную на земле великим мастером меча мистером Блейдом в его конторе deadly razors and killing guns. Полы моего плаща пафосно приплясывали в такт ветру. А дроид-граната, маленький металлический шарик с фотодиодом посередине, был готов к запуску, запрограммированный на режим - найти и уничтожить любую цель. Скоро в этом чистилище, тихом местечке, застывшем в состоянии вечно надвигающейся бури, с величественными гигантскими волнами, внешний вид которых навевал мысли о всадниках апокалипсиса, произойдет событие – придет “несущий свет”, вербовать павших воинов на свою сторону. Черные и темно-синие силуэты гигантских волн словно стена стояли на горизонте, много миль перед ними море было похоже на темную мрачную гладь. Солнца в этой части чистилища не было, оно словно, отверженная надежда было за волнами, смертные попавшие сюда должны были плыть прямо в шторм, чтобы увидеть лучи света и яркое солнце. А здесь – на берегу, царил полумрак и пронизывающий ветер гонял по каменному пляжу пыль и маленькие частички стекла, разбросанные по всему этому месту. За моей спиной были рухнувшие города: черные бетонные наклонившиеся строения, словно волны, но позади меня и на много миль от меня. Их силуэты были очень далеко, но невооруженным глазом была видна – тьма их стен и размах некогда величественных построек. Они словно гиганты наклонились на бок. Везде на суше царствовал – камень. Бетон, булыжники, камешки, твердый песок. Из некоторых кусков бетонных осколков торчала гигантская железная арматура.
Идти к рухнувшим городам – не было смыла, казалось, что весь мир завален этими руинами. Поэтому я уже целую вечность блуждаю по каменному пляжу и жду его. Это место - чистилище, один из параллельных маленьких мирков, в которых произошла катастрофа. И духи жизни покинули эти мирки, они вернуться словно бабочки по приходу весны в новом цикле мира, согласно верованиям моих предков.
При жизни я был опытным солдатом в третьей мировой войне, в которой активно применялось психическое, атомное и лазерное оружие. В этой войне цивилизованные страны превзошли все границы безумия и бесчеловечности. Они словно запустили демоническую политическую машину смерти, которая до сих пор жнет черепа и проливает реки крови живых существ во имя лживых идеалов. Я уже родился во время войны и мой путь в жизни был путем воина-самурая с самых первых дней моей жизни. В 16 лет меня отправили в школу мечей и стихий, где я познавал искусство воина, в 26 лет я возглавил черный лотос – небольшой отряд хорошо обученных самураев, названный в честь великого черного лотоса – общества контролирующего целый островной регион, в 29 мой меч послужил верному делу при сражении на стороне миротворческих сил объеденных наций против своей родной страны и великих домов лотоса. Я верил, что присоединившись к миротворцам помогу остановить эту войну. Средства пропаганды работали безотказно. Это еще одна жестокая и беспощадная ложь, которая успешно использовалась на протяжении всей этой войны. Неверные слова могут убивать и заводить в тупик миллионы людей. А в 32 мой жизненный путь на земле прекратился от лазерной катаны мастера-сенсея Ирвина третьего, наёмника убивавшего всех, кто покидает путь лотоса.
Я хорошо помню тот последний день своей жизни. Я прогуливался по пустынному побережью острова цветущей орхидеи, в темно-голубой одежде воина объединенных наций, здесь никто не возражал против моих восточных обычаев носить легко-титановые самурайские доспехи, но перед готовящейся битвой я всегда носил эту одежду. Завтра я повел бы в наступление на штаб-квартиру клана орхидей свои войска, завтра был бы мой триумф полководца и наемника. Но посреди ночной глади волн вдруг появился воин в доспехах, он представился и сказал, что в этом поединке убьет меня как предателя. Я начал философские беседы о том, что в этой войне нет правильной стороны, и тем более святых. Весь мир был обречен уже 56 лет назад когда запад напал на восток. Теперь прошлое стало страшным и сильным эхом войны, словно призрак зацепивший живое и тянувший в свой мир вечной тьмы. Словно легенды о демонах для жителей древних миров, имена которых нельзя произносить в слух, настолько они смертоносны и лживы.
С тех пор мы построили новое общество – общество воинов-самураев и общество борцов за свободу. Обе стороны привлекали силы всеми возможными способами. Теперь мне точно известно, как глупо быть фанатично преданным своему пути и верить в идеалы, когда вопрос всего лишь в цене и борьбе за влияние между кланами,группировками и остатками цивилизованных стран. Я отключил свою лазерную катану и, как только лезвие прекратило светится совершив, ритуальное действие, положил на землю, в знак того, что не хочу войны, а просто делаю свою работу. Ведь мир и мирная жизнь в этих краях невозможна. Но мой враг был непреклонен. Я сказал, что нет никакого пути света в этой тьме войны и после этих слов я почувствовал лезвие в своем сердце. Мир побледнел и стал черно-белым с тех пор. Эта боль для меня теперь вечна, пока я в этом мирке-чистилище. Я уже привык к этой боли-скорби в своем сердце за свой мир и свой ложный путь. За то, что при жизни я понимал ложь своего пути и убивал в себе – живое, старясь быть настоящим воином. Вернее машиной для бессмысленных убийств. Боль от лезвия в моем сердце – символ страданиям, которые я принес в сотни мест, пока был наемником на земле. Я сожалел о, той смерти, что сею, но ведь - это был мой святой путь, согласно верованиям моего клана.
Говорят, что ангелы и демоны при смерти воина начинают спор - кому достанется его душа. Ведь, с одной стороны - он холодный убийца, несущий разорение, но он, человек с оружием в руках, мужчина, воин делал это по приказу, без возможности выбирать, он делал это из веры в убеждения, которым его наделило общество. Похоже ангелы не успели за мной и я оказался в чистилище. Я видел некое человекоподобное существо именующее себя как “великий дарующий свет” и он сказал, что откроет мне солнце, раздвинув шторм, надвигающийся с горизонта этого параллельного мира, но при условии, если я пойду с ним из чистилища и пойду по его тропе скорби дальше, как и шел всю свою жизнь на земле. Он покажет мне свет, много огня и света – неиссякаемой энергии, в лучах которой он был рожден миллионы лет назад. Я стану таким же как и он – искрящимся и лучезарным существом. Он мне покажет тысячи солнц от тысячи ядерных ракет, но я не ослепну. Его птицы скорби уже собирают урожай в моем родном мире. Если я поведу его армии в свой мир, то снова вернусь к жизни, и он мне покажет солнце и золото, так высоко ценимое в моем мире до сих пор.
Я отказался, хотя и почести и воинская слава манили меня снова взять в руки оружие и повести армию выполнять приказ во имя очередной ложной, но возвышенной, на первый взгляд, цели – видеть солнце. И делать свою работу хорошо. Да, я отказался и с тех пор блуждаю в этом месте. Но сегодня буря особенная. Мое время пришло для последней битвы с самим собой. Ад или рай? Мой меч приведет меня к дверям рая или кровь с моего меча опустит меня в глубины ада? За что я плачу в этой битве? За предательство своей страны? За пролитую кровь от своего меча и по моим приказам? Что будет дальше с моим миром и со мною самим? Я лишь ощущаю тесную связь между собой и родным миром в котором идет война.
Из моего сердца перестала сочиться кровь. Боль от лезвия меча прекратилась.
Моя катана на готове. И я всматриваюсь в роковую тьму бури. Словно тысячи черных мывшей летящих прямо на меня, словно сотни ворон смотрящих на меня буря начала движение и я услышал грохот и рокот словно взрыв мощной ракеты.

Исправлено: AU_REvoiR, 20 декабря 2012, 19:12
First they steal your dreams, then they kill you...
KakTyc
10 мая 2013, 10:46
Задание №11.
Тема задания: "Апокалипсис"


Дополнительные условия (Выполнять необязательно, но желательно. При несоблюдении другие Участники, вправе снизить вам балл, независимо от качества самого рассказа):
- Нет

Срок две недели. От 22.04.2013, до 20.05.2013.

Обострение.

ВАРНИНГ: НЕ РЕКОМЕНДУЕТСЯ ДЛЯ ПРОЧТЕНИЯ ЛИЦАМ МЛАДШЕ 18 ЛЕТ.

http://thekaktyc.diary.ru/p187957870.htm

Исправлено: KakTyc, 12 мая 2013, 17:39
За любой кипиш окромя голодовки!
Balzamo
21 декабря 2013, 12:59
Мы предлагаем вам поучаствовать в литературной игре.
Идея такая: каждый участник пишет рассказ, отталкиваясь от предыдущего в цепочке, сохраняя при этом некоторые его черты (например сюжетный поворот, атмосферу, элементы мироустройства, общую идею, и так далее, вплоть до подражания стилистике и прямого продолжения сюжета). Главное, чтобы в рассказе была очевидна преемственность.
Очередь добровольная. То есть вы можете заранее занять место за интересующим вас автором, а можете просто дождаться свободного места.
Игра делится на туры. Тур заканчивается, когда не находится желающих писать на последний в цепочке рассказ, тогда на него пишет автор первого рассказа в туре.
Каждый участник должен оставить хотя бы небольшие отзывы на все рассказы тура. В общем-то и все.
Правила неокончательные и постоянно дорабатываются и изменяются. Если у вас есть предложения и/или вопросы, то вносите/задавайте их в теме обсуждения.

I тур

Заповедник гоблинов

«ЧЕЛОВЕК м. каждый из людей; высшее из земных созданий, одаренное разумом, свободной волей и словесною речью. Побудка (инстинкт) животного, соединенье низшей степени рассудка и воли, заменяет ему дары эти, разрозненные в человеке и даже вечно спорящие между собою — это сердце и думка».
Толковый словарь Даля.


Немногие видели само вторжение. Но многие помнили то же, что помнил и он. Тогда ему только-только стукнуло четыре года, а часы судного дня, наконец, пробили полночь. Он не видел запусков межконтинентальных ракет, колонн военной техники, толп мародеров и подонков, готовых на всё ради своего выживания. Он увидел только яркую, красивую вспышку, а за ней воцарилась долгая, казалось, бесконечная тьма, сопровождаемая угасающим звоном в ушах. А потом и вовсе стало совсем тихо.
Он даже не понимал причин войны. Но когда, много лет после, он вновь обрел зрение и слух, то ему сразу же сообщили о победе человечества. И он радовался, сам не зная чему.

Сообщение агенту №117:
Они совершили побег двадцать два часа назад, оставив в опустевших конурах следы вандализма - накарябанные на стенах угрожающие символы. Сбежала вся резервация, целиком. То есть сто восемь разновозрастных особей. При побеге погибло двое, и пострадало ещё семь человек.
Предположительная цель побега – террористические акты в отношении Корпорации и подготовка второго вторжения.
Вылетайте в резервацию №8 немедленно.

Его звали Марк. Он выглядел на тридцать. У него были зеленые глаза, с рисунком радужки от одного из самых дорогих художников Европы, самые современные, отдающие тёмно-синим металликом протезы рук и усовершенствованный генетический код. Одет он был в строгий классический костюм. Марк безотрывно смотрел в иллюминатор и вслушивался в монотонный, убаюкивающий звук двух реактивных двигателей корпоративного самолёта.
Марк очень давно не покидал пределов Европы. А Азию и вовсе посещал лишь однажды в далёкой юности, уже задолго после великой войны. И сейчас, рассматривая редкие огоньки на бескрайней территории бывшей России, он чуточку волновался. Впрочем, он всегда немного волновался при заключении нового контракта и тем более контракта в незнакомой области.
В сущности, Марк искал людей. Разными способами в разной местности и с разным итогом, но всегда для одного заказчика. Теперь же ему поручили искать не людей, но гоблинов. Так назвали этих агрессивных и подлых гуманоидов сразу после их вторжения на землю. Потом они развязали великую войну, и человечество одержало победу над ними. Разрозненные остатки гоблинов  закрыли в немногочисленных резервациях для изучения. Ведь человечество не было застраховано от повторного нападения. И вот, спустя более полувека, поверженные монстры совершили побег. Из-за столь необычной мишени, Марк волновался вдвойне, но вместе с тем испытывал непривычное любопытство – на гоблинов ему охотиться еще не приходилось. Да, это ещё и почетно. Каждый гражданин знал, что любой гоблин – враг всего человечества.
Самолёт пошёл на посадку. За толстым стеклом иллюминатора, среди россыпей звезд, уже давным-давно висела тусклая луна. Сделав два круга над взлетно-посадочной полосой, самолет мягко коснулся земли.
Резервационный аэродром оказался маленьким и очень старым, рядом с полосой стояло всего три пухлых, проржавевших ангара. Да, и сама взлетно-посадочная подарила небольшому самолету несколько неприятных прыжков на своих неровностях.
- Агент 117, самолет успешно приземлился на аэродром восьмой резервации. Сейчас мы находимся на территории, именуемой внутренней Монголией, температура за бортом плюс два градуса по Цельсию. Ждите прибытия контролеров. Удачи в выполнении поставленных задач. – Автопилот закончил свою речь, и стало тихо. Марк опять заглянул в иллюминатор, на всякий случай переключил зрительный фильтр и осмотрел видимую часть полосы в тепловом диапазоне. Вокруг не было ничего живого, горячими пребывали лишь фонари.
Марк, как требовала инструкция, подождал контролеров еще несколько минут, прошёл к выходу, вручную активировал трап и, наконец, оказался на улице.
Завывал ветер, поднимая клубы пыли. На пыль вялым треском отреагировал счетчик Гейгера, впрочем, Марк не особо боялся радиации, больше его напрягало отсутствие персонала.
- Мистер Красс? – Марк невольно вздрогнул. Около него, будто бы из ниоткуда, появились двое, закутанные в странные мешковатые костюмы.
- Так точно. – Ответил агент. Контролеры были абсолютно холодными и к тому же, благодаря бесформенной серой одежде, прекрасно сливались с окружением.
- Мы проводим вас к коменданту.

Комендант сидел в плетеном кресле.
Марк давно не видел такого количества подобных протезов: сделанных из потускневшего, старого металла. Зримой глазу человеческой плоти на коменданте почти не осталось. Даже череп и тот украшал хромированный протез лобной кости. Марк, навскидку, дал бы коменданту пятьдесят, но прекрасно знал, что ему не менее семидесяти.
- Мистер Красс – Комендант встал и протянул примитивную трехпалую руку для рукопожатия – Не скажу, что рад вас видеть, ведь я был против того, чтобы вас присылали. Но теперь, вынужден согласиться с начальством, ваши услуги нам необходимы. – Он жестом указал на старинный стул. Марк сел. – Большую часть гоблинов мы выследили. Несколько десятков были ликвидированы за активное сопротивление, остальные возвращены в конуры. – Комендант сделал долгую паузу, вглядываясь, кажется натуральными, карими глазами в лицо Марка. Марк молчал. Комендант чуть склонил голову и продолжил – Но лидер их, так скажем, восстания, Гьюмо, не был найден. Именно поэтому вы нам и необходимы.
- Вы выпускали псов, как требует инструкция?
На вопрос агента, комендант неприятно улыбнулся.
- Тут, как вы, несомненно, заметили, достаточно высокий уровень гамма-излучения, поэтому все выданные Корпорацией псы сдохли.
- А как же тут живут гоблины?
- Гоблины? Умирают временами, конечно. Но они, сразу после вторжения, смогли есть нашу еду, дышать нашим воздухом, насиловать наших женщин. Они ко всему приспосабливаются. Что им такая радиация? Приспособятся и к ней.  – С явным сожалением вздохнул комендант.
- И чем так важен Гьюмо? Один гоблин не проживет долго, тем более в зараженной местности.
- Пока он на свободе, он символ надежды для остальных и живая демонстрация нашей слабости. – Комендант нервно встал. - Но вам это знать не обязательно. – Неприязненно добавил он. Марк невесело усмехнулся.
- Карты местности у вас имеются?
- Да. Я загружу их вам в навигатор. Там отмечен район, в котором мы потеряли Гьюмо. Крупное болото. И не обращайте внимания на возможные неточности, я их составлял сорок семь лет назад. – Последние слова старик произнес с гордостью.
- Порядочно вы здесь. – С уважением произнес Марк – Мне будет необходим транспорт, легкое вооружение, полевая одежда.
- У нас есть трофейный вездеход в хорошем состоянии. Конечно, машина не вашего уровня – Комендант сделал паузу, насмешливо поглядывая на новейшие протезы агента – Но для езды сгодится. Про оружие и одежду я распоряжусь. Ещё вопросы?
- Пожалуй, нет. – Агент встал.
- Ещё одно, мистер Красс. Не разговаривайте с ним, он дьявольски хитер и изворотлив. Даже я, повидавший много этих поганых гоблинов за свою жизнь, несколько раз был в шаге от предательства из -за его речей. – Комендант помрачнел.
- Не знал, что гоблины умеют говорить на нашем языке.
- Этот немного умеет. И очень косноязычно философствует на тему того, что такое человек.
- И что же он говорит? – Спросил Марк с видимым интересом.
- Говорит, что де человек - это большинство, стадо и самоопределение этого стада. И что если бы гоблинов было больше, чем нас, то тогда мы были бы гоблинами, а они людьми.
- Очень интересно!
- И всё равно, лучше не разговаривайте с ним.
- Спасибо за предупреждение, комендант.
- Вы свободны.
Марк улыбнулся, сделал легкий полупоклон и вышел. Он не любил, да и не был обязан отдавать честь.

Уже светало, когда контролеры приготовили транспорт и выдали агенту снаряжение.
Восходящее солнце залило пустынный аэродром тяжелым красноватым светом, подчеркнув косыми тенями все многочисленные выбоины и трещины полосы.
На краю взлетно-посадочной стоял старый, довоенный вездеход, со странной эмблемой, напоминающей трехлучевую звезду. Около машины стояли Марк и оба контролера.
- Маловат он, что-то – агент со скептицизмом смотрел на черный автомобиль. И с трудом прочитал название, написанное на старом языке – Жэлендеваген? Крупнее нет?
- Нет.
- Придется тесниться. – Марк вздохнул, и сел за руль. Макушка уперлась в обивку крыши, а колени в приборную доску, агент невольно сгорбился и попытался подогнать сидение под себя. С трудом вставил ключ в замок зажигания, повернул. Двигатель неохотно зарычал.

Первыми, на территории внутренней Монголии, его поразили чудовищные дороги. Благодаря им вездеход казался ещё более небольшим и тесным, чем Марк предполагал сначала. Подпрыгивая на кочках и выбоинах кошмарной дороги, агент то и дело бился головой о крышу.
Карта вела его к обширному болоту, которое, как сказал комендант, образовалось на месте древнего озера.
Временами Марку приходилось объезжать крупные, иногда даже затопленные воронки - нетленные памятники войны. Единственное, что более-менее радовало – отсутствие завалов из архаичной техники.
По краям от трассы простёрлись бескрайние заброшенные поля, заросшие неприятной, рыжеватой травой. Кое-где встречались хрупкие, покосившиеся скелеты бывших домов и ферм.
После полудня пошёл дождь.
Уныло потрескивал счетчик, приятно урчал двигатель. Пока ещё редкие капли грязного дождя, размазывались дворниками по лобовому стеклу. Растительности вокруг стало ещё больше.
Марк не увидел, но скорее почувствовал, что в пейзаже что-то не так. Он плавно остановил автомобиль. В поле стоял одинокий домик, ничем, в сущности, не отличающийся от прочих развалин. Но то ли какая-то архитектурная неправильность дома, то ли профессиональное чутье агента, заставило Марка обратить внимание на это строение.
Он вышел из машины, и тут же почувствовал неприятный холод радиоактивных капель. Земля уже намокла и стала вязкой. Около дома ветерок донёс до Марка трупный запах, а за домом нашелся и его источник. Марк с отвращением поморщился. Перед ним лежала целая шеренга трупов. Очевидно, изуродованных гоблинов, которых выставили в ряд и, судя по пулевым отверстиям, расстреляли. Правда, они лежали здесь куда более двадцати часов, а значит, не были беглецами. Одеты они были в типичную, абсолютно одинаковую резервационную одежду. Марк не стал к ним прикасаться, но, на всякий случай, сфотографировал сцену расправы для протокола.
Марк вернулся в машину и тронулся с места. Вообще эта сцена его не удивила. Резервации всегда пользовались дурной славой. В них работали совершенно непонятные системы контроля рождаемости и удержания популяции гоблинов на одном уровне, ведь размножались они, по слухам, почти так же активно, как тараканы. Много ходило легенд и об экспериментах, которые проводились в резервациях.  Но о практике массовых расстрелов Марк никогда не слышал.  
Вскоре он подъехал к точке, на которой сотрудники резервации потеряли след лидера восставших. Перед Марком действительно раскинулось заросшее болото, из которого торчали ветхие стволы мертвых деревьев. Агент заглушил мотор и прислушался. Тихонько завывал ветер, шлепали редкие капли ледяного дождя. Пахло застоявшейся водой. В обширный просвет между тучами выглядывало бледное, затравленное солнце.
Он дошёл до последнего кусочка твердой земли перед заросшей топью, остановился и вытянул правую руку. Из каждого пальца, со слабым жужжанием, вылетело по миниатюрному сканеру. Вся пятерка резво ушла в сторону болота. Марк закрыл глаза, теперь их роль выполняли сканеры, кружащие над топью. Так он стоял около двадцати минут. Наконец, его глаза открылись, и он удовлетворенно улыбнулся.
На болото спустился туман. Уже несколько десятков минут агент шёл по труднопроходимой части топи, усеянной рытвинами и заросшей высокой и крепкой травой, так и норовящей запутать ноги. Оставалось совсем немного.
Марк так никогда и не понял, как Гьюмо его заметил. То ли ему помог чуткий животный инстинкт, то ли произошла простая случайность. Но гнездо гоблина, в котором полчаса назад сканеры нашли живое существо, оказалось пустым. Марк выругался. Осмотрел землю вокруг гоблинского обиталища и вскоре обнаружил след.

Крупные дождевые капли терялись в пластах густого тумана. Холодало. Последние лучи бледного солнца исчезали за бескрайней тучей. Ветер приносил эхо дальнего грома.
Вокруг, сколько хватало взгляда, лежало болото. Уже не топкое, заросшее рогозой и осокой.
Марк, наконец, увидел свою цель.
Разбитые ноги почти голого гоблина, ступали по острой траве, с каждым шагом погружаясь в ледяную воду, перемешанную с грязью. Его била дрожь. Гоблин бездумно шёл вперед, окутанный непроглядным туманом, омываемый сильным  дождём и подталкиваемый почти осязаемым склизким страхом.
Марк достал выданный ему пистолет, на мгновение замешкался, потом тщательно прицелился, сперва в спину, а потом, словно передумав, навелся на ноги. Грянул выстрел, гулкое эхо разошлось по болоту, и будто в ответ, вновь послышался гром. Гоблин, точно споткнувшись, упал в траву.

Крепко сомкнутые посиневшие губы, выделялись на мертвенно бледном, заросшем лице. Длинные волосы спутались, по колтунам текла грязная дождевая вода. Изорванная одежда еле скрывала изможденное, худое тело. В грязных руках гоблин держал замызганную сумку, которую он прижимал к своей слабой груди. В его глазах стоял ужас. Из пробитой ноги текла кровь, смешиваясь с болотной грязью.
Когда агент почти подошел к нему, Гьюмо вдруг, с неимоверным трудом, поднялся на ноги. Убегать он уже не пытался, да и не мог.
Марк представлял, какой страх он внушал этому маленькому созданию. Рост гоблина не превышал ста восьмидесяти сантиметров, своей макушкой он с трудом доставал Марку до груди.
- Подожди, не убивай. – Гьюмо говорил на старом языке, зато почти без акцента. Марк удивился, даже несмотря на предупреждение коменданта. Вообще гоблины, насколько он знал, редко умели хорошо говорить на общеупотребимых языках. Агент остановился в нескольких метрах от своей цели.
- Ты очень умный гоблин, раз знаешь старый язык. Я не убью тебя. Но в резервацию доставлю. Иди сюда, я перевяжу тебя.
- Не надо в резервацию. Ты не понимаешь, мы од…
- Мне всё равно придется доставить тебя в резервацию, гоблин. – Перебил его Марк.
- Я не гоблин! – Неожиданно властно вскрикнул Гьюмо и заметно разозлился. Агент решил для себя, что гоблин сошёл с ума. – Мы такие же как вы! Посмотри на меня! – Гьюмо развел руки в стороны, не отпуская своей сумки. – Две руки, две ноги, два глаза, десять пальцев на руках, ещё десять на ногах, тридцать два зуба. Я разговариваю и мыслю, я…
- Гьюмо, разница между мной и тобой в том, что ты проигравший интервент, поставивший мир на грань уничтожения, а я коренной житель планеты земля. Быстро ко мне или я стреляю.
- Интервент? Это так вам говорят! Я жил в свободной зоне Российской Федерации до гражданской войны…
- Российской Федерации? Прочитал где-то про это? Разве гоблины умеют читать? – Марк посмотрел на сумасшедшего Гьюмо с некоторым интересом.
- Я жил в ней! Город Владивосток, зона свободная от кибернетических протезов, имплантов и генетически модифицированных людей. Никакого вторжения не было! Мы просто…
- А великая война сама собой началась, да? – С сарказмом произнес Марк, вновь перебив гоблина.
- Где ты родился? – Вместо ответа спросил Гьюмо.
- Флоренция, Италия. Но это не имеет никакого значения.
- Регион Тоскана, верно? Огромный собор Святой Марии в городе? Мосты?
- Откуда ты знаешь?
- Я приезжал туда до войны. Вся Европа уже тогда была в протезах и играла с генами.
- И почему же, по-твоему, случилась война? – Уже серьёзно спросил Марк. Он не верил этому хитрому гоблину, но не стал укрощать собственное любопытство.
- Группа религиозных фанатиков, чья религия вела священную войну с протезированием и генетическими модификациями, захватила власть в нескольких ближневосточных атомных державах. – Охотно начал Гьюмо - Я не знаю, кто выпустил ракеты первым. Может быть, это был превентивный удар европейцев или американцев, а может ракеты первыми взлетели с ближнего востока. Но досталось всем. Через 24 часа мир уже лежал в руинах. – Гьюмо побледнел ещё сильнее, будто воспоминания ослабили его и осел на траву. Марк запоздало понял, что гоблин теряет кровь. – Вы оказались лучше приспособлены к новому миру. Умные, сильные, почти лишенные «прелестей» лучевой болезни. На послевоенной волне ненависти к не-модифицированным людям, вы дали нам прозвище гоблины и согнали в концентрационные лагеря, названные резервациями. И, как я понимаю, создали миф о вторжении, чтобы поддерживать бесчеловечное отношение к нам… гоблинам. – Гьюмо, горестно сплюнул.
- Зачем  же Корпорации поддерживать этот миф?
- Из нас только ты один живешь не в резервации. Но обычно ненависть к внешнему врагу всегда объединяет общество, его становится легче контролировать. Вам постоянно напоминают о великой победе человечества над подлыми интервентами, верно?
- Верно. Дай я тебя перевяжу. – Марк опустился, перед раненным и достал аптечку. Худой, грязный, окровавленный, он выглядел до крайности жалко. – Почему тебя зовут Гьюмо? Это не русское имя.
- В резервациях многие сходят с ума. Многие даже начинают верить в то, что они в действительности гоблины. После войны женщины часто рожают умственно-отсталых детей. Меня звали Григорий, в той жизни. Но в лагере Гриша, постепенно превратилось в Гьюмо, потому что букву «м» убогим выговаривать легче. – Он поморщился от боли. – Не возвращай меня в резервацию. Они меня показательно казнят, ведь я спланировал побег.
- Если я тебя не верну, то они уничтожат меня. Они прекрасно знают, что во мне оборудование, которое всегда отыскивает цель. А потом Корпорация пришлёт другого и он уже точно выполнит все условия контракта. – Агент вздохнул, закончив перевязку. – Вставай. Я тебе помогу дойти до вездехода.
- Ты мне веришь? – Гьюмо снизу вверх жалобно посмотрел в зеленые глаза Марка.
- Даже если бы и верил, это ничего не изменило бы. Я обязан вернуть тебя.
- У меня есть доказательства! В этой сумке. Диски с видеозаписями и старыми фильмами, фотографии, статьи о войне! Возьми её. Опубликуй, пусть люди узнают! – Гьюмо настойчиво протягивал свою замызганную сумку вставшему во весь рост Марку. Тот не торопился её брать. – Я собирал их всю свою жизнь. Пусть они узнают… - Агент, ещё несколько секунд молча стоял, потом наклонился, принял дар и аккуратно положил его себе в рюкзак. Сейчас ему было всё равно, что там. Всё равно врал ли ему гоблин или говорил правду. Ему нужно было завершить задание. Тем не менее, Гьюмо облегченно вздохнул.
- Теперь пошли. – Марк протянул руку грязному человеку, чтобы помочь встать, но тот лишь покачал головой.
- Я не могу. Они будут пытать меня, на глазах у детей и женщин, а потом казнят. Сделай это сам, пожалуйста. Я умру спокойным. Я выполнил своё предназначение. – Марк осознавал его правоту. – Как тебя зовут? – Вдруг спросил Гьюмо.
- Марк.
- Пожми мне руку, Марк. В знак доверия.
Агент не смог отказать. Великанская длань, цвета темно-синего металлика, выполненная из совершенных материалов, аккуратно сжала худую и хрупкую человеческую ладонь.
- Ледяные у тебя руки, Марк. – В первый раз за разговор улыбнулся Гьюмо. – А теперь заканчивай.
Агент вновь встал в полный рост, крохотное тело натурального человека полностью поместилось в исполинской тени, вынул пистолет и, осмотрев Гьюмо через тепловизор, отправил пулю точно в его сердце.
Дождь лишь усилился, но могучий ветер разогнал туман. По чёрному, грозовому небу расходились ветвистые молнии, надрывался раскатистый гром.

Его звали Марк. Он выглядел на тридцать. У него были зеленые глаза, с рисунком радужки от одного из самых дорогих художников Европы, самые современные, отдающие тёмно-синим металликом, протезы рук и усовершенствованный генетический код. Одет он был в строгий классический костюм. Под монотонный, убаюкивающий звук двух реактивных двигателей корпоративного самолёта, Марк рассматривал сотни цветных и черно-белых фотографий старого мира. Фотографии многочисленных семей в самые счастливые и самые печальные моменты их жизни, фотографии рукотворных городов и нерукотворной природы, фотографии катастроф и праздников. Тем временем, на его миниатюрный компьютер копировались сотни и сотни фильмов. Сердце его сжалось. И тогда он поверил. Поверил во всё, что поведал ему обреченный Гьюмо.

Пусть люди узнают.

Марк рассматривал фотографии и не ведал, что совсем скоро Корпорация объявит его террористом. И что ближайшие семь лет он проведет в выжженных, радиоактивных лесах Румынии. И лишь потом вернется в уже новый, изменившийся мир. Где пройдет ещё немало новых, кровавых войн, на одной из которых он и погибнет. Но искусственно разделенная раса вновь обретет единство.
Марк не знал, что ещё позже, после его смерти, потомки будут говорить, что он вылечил изувеченное общество и что это был правильный, необходимый поступок, даже несмотря на пролитую кровь.
Но пока Марк смотрел фотографии и грустно улыбался.

Исправлено: Balzamo, 22 января 2014, 11:33
Как некогда в разросшихся хвощах
Ревела от сознания бессилья
Тварь скользкая, почуя на плечах
Еще не появившиеся крылья.
Вердек
 АВТОР FFF 
26 декабря 2013, 20:29
В конце тысячелетия.

Кирилл шагал по широкой, выложенной оранжевыми плитами дороге. Через парящую на высоте призму, низкое, но жаркое антарктическое солнце заливало огромную чашу амфитеатра ярким светом. Вокруг Кирилла, на значительном отдалении, высились многоярусные трибуны, заполненные зрителями. Их тут были миллионы, а может и миллиарды, занимающих отведённые им места. Не все присутствовали лично, большая часть в виде электронных проекций - колышущееся, фантомное море, напряжённо следящее за ним из разных уголков планеты. В этот день, когда обновлённому человечеству исполнилась тысяча лет, никто не мог остаться равнодушным к происходящему здесь, на географическом полюсе Южного полушария. Оранжевая дорога, стрелой прорезающая центральную часть амфитеатра заканчивалась у возвышения, рядом с которым, ожидал Кирилла Совет Двенадцати. А на круглом трёхступенчатом подъёме располагалось то вокруг чего был построен амфитеатр. Здесь, десять веков назад, Странники установили Жезл Вечности.

Кирилл родился 23 года назад и о событиях того далёкого времени знал только из вин-доров. Как говорила древняя летопись, мир до Странников погряз в трясине войн и междоусобиц, свирепствовали болезни, бедность, беззаконие, люди старились и умирали. За предыдущие тысячи лет, попытки установить мир, равенство и справедливость не увенчались каким бы то ни было успехом. Тем не менее люди жили, привыкшие к такому порядку вещей, целые поколения уходили в небытие, продолжая надеяться на лучшее будущее. И оно пришло, как и ждали, с небес. Пришельцы из далёкого космоса, в существование которых не верили, но ждали, появления которых желали и боялись. В один из дней, без предупреждения, солнце померкло и звёзды исчезли с небосклона. Тысячи тысяч гигантских шестиугольных плит, возникших из ниоткуда в космическом пространстве, окружили планету и сомкнулись, заковав её в нерушимую броню  и отделив от остальной вселенной. Их стороны, обращённые к земле, вспыхнули, осветив землю искусственным днём, заставив поражённое человечество замереть в тревоге и смятении.
Они назвали себя Странниками, и они во всём были похожи на людей. Не посягнув на территорию ни одной из множества, существовавших тогда стран, они спустились на антарктический континент и оттуда связались с человечеством. Их немыслимая технология заставила включиться все экраны и мониторы, их изображения проецировались на облаках и на поверхностях всех водоёмов земли, и даже просто реяли в воздухе в миллиардах точек земного шара. В огромных мегаполисах и забытых поселениях, в пустынях и в джунглях, на вершинах гор и в снежной тундре. Ни один человек не остался в неведении относительно происходящего. Странники говорили на своём языке, но их понимали в любом месте земли. Они сказали, что пришли даровать землянам счастье.
Конечно им не поверили, но ни одна страна не решилась бросить им вызов. Сама мысль, воевать с цивилизацией, способной заковать в железный панцирь планету, казалась кощунственной. Земляне попытались вступить в переговоры. Пришельцам предложили объяснить, что в их понимании счастье, и попросили освободить небо. Но Странники не предлагали свой дар, они просто преподнесли его, не слушая возражений.
Позже его назвали Жезлом Вечности. На самом деле это был тонкий, с руку ребёнка, стержень, двух с небольшим метров в длину. Но технология, что была упакована внутри него, запустила такие планетарные процессы, о которых никто и не смел мечтать. В первую очередь Земля подверглась терраформированию. Неизвестное излучение, испускаемое Жезлом перестроило атомарные решётки определённого объёма азота, рассеянного в атмосфере, в результате чего получился химический элемент до этого неизвестный. Он вступил в реакцию с водой и сотни миллионов её тонн, испарившись, поднялись в атмосферу выше точки замерзания и остались там, выше озонового слоя, в качестве раскалённого до нескольких тысяч градусов пара. Обнажилось дно мирового океана, а мягкое движение литосферных плит выровняло его, приготовив к будущему заселению. Образовавшийся пароводяной купол, изменил климат Земли. Благодаря парниковому эффекту растаяли арктические и антарктические льды, слегка возместив понизившийся уровень мирового океана. Температура на полюсах теперь немногим стала отличаться от экваториальной. На этом чудеса не закончились. Технология Жезла повысила до небывалых высот иммунитет человека и его регенеративную систему . От болезней не осталось и следа, а любые увечья проходили за одни сутки. Больницы, хосписы опустели. Вот тогда человечество и оценило, в полной мере, дар пришельцев. Дальше последовало изменение самого генома человека и... люди перестали стареть. Исчез барьер, который на определённом этапе человеческой жизни останавливал замену старых клеток новыми. Это особенно сказалось на пожилых у, которых возобновившееся замещение клеток, повернуло процесс старения вспять. Не веря своим глазам, просыпались они каждое утро и видели как сходят с лица их морщины, как разглаживается кожа, чувствовали, как сильнее бьется сердце и осознавали как светлеет рассудок. А где нет старости, там нет и смерти. Потрясённому человечеству пришлось признать факт - им подарили бесконечную жизнь. Исцелённым оказалось не только тело, но и разум. Всё душевные болезни, депрессия, расстройства рассудка, стали делом прошлого и это неожиданно решило ещё одну глобальную проблему. Совершенный, заработавший на сто процентов разум с отвращением отринул саму мысль об убийстве себе подобных. Заключённые тысяч тюрем, колоний, лагерей вышли на свободу уже не понимая, как они могли совершить то, за что угодили в места лишения свободы. Национализм, ненависть, стяжательство теперь казались жалкими атавизмами. За несколько месяцев исчезли все границы, человечество обрело единый язык, тоже подарок Странников. Благодаря повышенному давлению и увеличенному насыщению кислородом, планета начала давать невероятные урожаи. Странники устранили бесконтрольную рождаемость, подарив землянам ещё одну способность, дети рождались только там, где этого хотели. С высоты обретённого совершенства человечество с отвращением взирало на зловонный колодец прежнего жалкого существования в котором оно прозябало тысячи лет.
Мир без болезней, без голода, без войн, без смерти неожиданно стал реальным. Золотой век, к которому испокон стремились люди, наступил. И вопреки ожиданиям Странники ничего не попросили взамен. Полгода провели они на Земле, открыто ждали, не попросят ли люди вернуть всё в прежний вид. Но их уже считали богами. Люди начали обустраивать планету, всё ещё осторожно привыкая к мысли, что теперь ни один из них не стеснён временными рамками, что теперь жизнь может длиться бесконечно. Спустя шесть месяцев Странники ушли. Так же внезапно, как и появился, исчез непроницаемый купол и земляне вновь увидели солнце. Но теперь это были иные люди, с другим складом ума, верящие, что сколько бы времени ни прошло, звёзды дождутся каждого из них. Странники наложили лишь одно ограничение на человечество - ни в коем случае не касаться установленного ими стержня. И с тех пор ни один из установленных новых законов не соблюдался на планете Земля так ревностно, как этот.
До недавнего времени.

Неделей раньше
Кемеровский вин-дорт не был большим, как все остальные на Земле. Пять широких этажей и пара гектаров городской площади, большей частью отданной под зелёную зону. Кирилл сидел на светлой террасе и указательным пальцем размашисто прокручивал инфолинейку. Сотни фантомных корешков книг, нескончаемой чередой, пролетали перед его глазами. Он искал, что почитать. Потом, вспомнив совет соэтапницы, визуализировал перед глазами окно запроса и набрал: С...Си...Сим...Сима...Симар. Книги замелькали ещё быстрее, выстраиваясь в запрашиваемой последовательности. Симар Вонф, книга "Сломавший сказку", про мальчишку, умевшего летать. Кирилл прикоснулся пальцами к корешку и книга сразу обрела вес, материализованная вин-дором. Парень провёл пальцами по обложке и усмехнулся, переплёт выглядел потертым, не новым. Запрограммированный реализм, многоступенчатая вариативность. Кто-то следующий получит эту книгу со слегка надорванной страницей или потускневшим заглавием. Гениальная задумка, чтоб в совершенном мире всё не выглядело скучно-идеальным, за исключением вещей, которым по умолчанию надлежит быть новыми. Кирилл взял со стола кружку с тёплым тэссе и подошёл к широким перилам террасы, сев на них спиной к улице он открыл книгу, но погрузиться в чтение ему помешало дрожание воздуха - тихий зуммер вызова. Парень разрешил голос.
- Кирилл, ты не позволишь открыть видеоканал? - сразу потребовал собеседник. Это был Карсатик Висневски, его руководитель этапа вин-конструирования. Кирилл, пожав плечами, позволил.
- Спасибо, Кирюша - в воздухе возникла почти материальная проекция молодого русого человека. Карстатик подошёл к своему ученику. - Почему-то и ожидал найти тебя в вин-дорте. Делом занят?
- Не-а, просто читаю.
- Ну, тоже неплохо - Карсатик улыбнулся - Базу объёмных проекций надеюсь вовремя подготовишь?
- Уже - ответил Кирилл - Но завершение первого этапа только через десять дней. Имею право погулять до сдачи.
- Кстати, насчёт десяти дней - тон учителя неуловимо изменился, стал серьёзным, совсем не шуточным. - Ты ведь знаешь, что состоится через неделю?
- Само собой. Церемония взятия Жезла. Я уже проекцию на амфитеатр настроил.
- Ты положительно относишься к тому, что запрет Странников будет нарушен?
- Да. А почему ты спрашиваешь?
- Знаешь, Кирилл, давай-ка дуй ко мне в Канберру. Прямо сейчас. Есть серьёзный разговор. Через три часа буду ждать тебя на пятой стоянке экаров. Успеешь?
- Успею - слегка растянуто ответил Кирилл.
- Хорошо. У меня и поговорим.  - Карстатик исчез, прервав связь.
Кирилл очень удивился. Не срочности с которой учитель пригласил его к себе, а таинственности с которой он это сделал. Что могло быть такого о чём нельзя сказать через про-канал? Тем не менее он отключил инфолинейку и покинул здание вин-дорта, прихватив с собой книгу.

Канберра встретила его чудным запахом цветущих апельсиновых деревьев. Давно утратившая статус столицы, она стремилась в высь зеркальными иглами небоскрёбов и одновременно распласталась по земле множеством широкий зданий.. Здесь доминировали три цвета белый, серебристый и зелёный. По центральному проспекту Кирилл с Карстаиком прорезали город и выехали за его пределы.
- Мы едем к Беркли Стаховски - пояснил учитель - в его особняк. Там сейчас собрался Совет Двенадцати. И они ждут тебя.
 - Меня??? - от этой новости Кирилл чуть не выскочил из экара.  - Почему Меня? Зачем я совету?
- Да не волнуйся ты. Не съедят же они тебя.
- Ты мог сразу сказать? Я бы хоть морально подготовился.
- К тому что тебе предложат подготовиться нельзя.
- Предложат? Что предложат? Жезл, что ли взять?
- Всё узнаешь на месте, не торопись - Карсатик скривился и Кирилл понял, что его догадка близка к цели.
Часть пути проделали в молчании. Экар летел над магнитной лентой дороги. Отсутствие трения позволяло ему развить скорость, ограничиваемую только сопротивлением воздуха, а страховочные поля не давали вылететь за пределы трассы или, тем более, перевернуться. Мимо замелькали поля с викторией. Большие, с футбольный мяч ягодины тут и там высовывали из листвы красные бока, парящие автосборщики аккуратно срывая, укладывали их в контейнеры. Кириллу неожиданно захотелось виктории с молоком. Пусть Карстатик попробует не угостить его. Учитель был почти на пятьсот лет старше Кирилла, но парень давно обращался к нему на ты. В мире, где возраст никак не отражался на внешности человека, все превосходные эпитеты теряли смысл. Обращения по отчеству или древнее "мистер" годились для детей, но лет с двадцати - двадцати пяти, когда биологический возраст выравнивался, выравнивалось и отношение друг к другу. Даже членов Совета, каждому из которых было более чем по тысяче лет, называли по именам, добавляя лишь уважительное "советник".
- Кирилл, ты не обижайся - прервал молчание Карсатик - Меня попросили не говорить о цели вызова. Со взятием Жезла ты угадал на все сто процентов, что лишь подтверждает твою незаурядность и верность выбора Советом твоей кандидатуры.
- Да я не обижаюсь - ответил Кирилл - Неожиданно всё это. Почему я?
- Совет объяснит. У них свои резоны.
Дорога вилась между высоких холмов и неожиданно, за очередным поворотом, Кирилл увидел настоящее чудо. На зелёном склоне одного из холмов, словно выныривая из него на пенной волне, красовался гордый парусный корабль. Он слепил глаза, отражением солнечных лучей, потому что был сделан из золота. Золотой трёхмачтовый парусник от марса до киля, от бушприта до юта, в натуральную величину и даже паруса и ванты сотканы и скручены из золотых нитей. Кирилл привстал, вцепившись в борт экара, подавшись насколько возможно в сторону открывшегося ему чуда. А Карстатик убавил скорость.
- Волна под парусником из горного хрусталя -довольный произведённым эффектом, пояснил он - Двадцатилетняя работа местного скульптора. Он лишь в прошлом месяце её завершил. Весь корпус корабля цельный, отлит в сложносоставной форме. Паруса, мачты, такелаж установлены уже на месте. Он что-то планирует создать ещё на вершине холма, но пока молчит, не разглашает.
- Хочу туда - заворожённо потребовал Кирилл - Прогуляться по палубе. Надо же, красота какая!
- На обратном пути обязательно заедем, но сейчас давай не отвлекаться, ладно?
Корабль скрылся за поворотом.
- А когда-то золото считалось драгоценным металлом. Его отнимали друг у друга, убивали за него - тихо, словно размышляя проговорил учитель.
- Глупость какая-то, убивать за металл - Кирилл вложил в ответ изрядную долю возмущения - Неужели всё это было? Прямо не верится.
- Мне тоже. Отец говорит, что нам повезло родиться позже прилёта Странников.
Кирилл не ответил.
Вилла советника Беркли устроилась под сенью сиенитовой скалы. Отдельные части жилого комплекса, такие как спальни и обзорная площадка прицепились к вертикальной поверхности и связывались с наземными комнатами лифтами и системой широких лестниц. В архитектуре здания чувствовалась утончённость, роскошь и смелость. Беркли было 1078 лет. Он видел Странников уже будучи глубоким стариком и на его глазах произошли те перемены о которых, родившиеся позже, могли только читать. Впрочем то же самое можно сказать и о других одиннадцати членах Совета. Все они ждали Кирилла в большой, светлой, с раздвижными стеклянными стенами комнате. Сидели кто где, так что Кирилл их даже не сразу всех пересчитал. Кто-то подошёл и пожал ему руку, кто-то просто приветственно помахал. Парень знал их всех по именам, хотя раньше лично встречаться не приходилось. Совет Двенадцати являлся единственным законосовещательным органом планеты Земля и его решения, будучи принятыми, не оспаривались. Хотя сам законотворческий процесс требовал присутствия большой коллегии, окончательная формулировка и утверждение оставались за Советом.
Кирилла усадили в гидрокресло, парень начал слегка нервничать, неслышно постукивая пальцами по силовому полю под которым бежала вода. Карсатик остался тут же, его никто не просил выйти.
- Кирилл,  - Беркли первым обратился  к нему - Карсатик сказал нам, что ты ещё по дороге догадался о том, что мы хотим тебе предложить. Через неделю в амфитетаре Странников пройдёт церемония взятия Жезла Вечности. Дело к которому Прозрачные вели много десятков лет, наконец будет завершено. Люди овладеют знаниями, которые тысячу лет были скрываемы от нас. Согласен ли ты стать рукой, которая откроет дверь в новую эпоху?
Кирилл ответил не сразу. Хоть он и догадался о сути разговора заранее, всё же это было неожиданно.
Движение Прозрачных начало набирать силу ещё до рождения Кирилла, примерно пятьдесят лет назад. Прозрачные считали неоправданным запрет наложенный Странниками. Жезл вечности таил в себе необыкновенную технологию, воспользовавшись которой люди могли достичь небывалых высот в науке. Его силы могли подвергнуть терраформированию и другие планеты, на которых в настоящее время жизнь была невозможна. Открытие тайны генома, неизвестных химических элементов - всё это было рядом, стоило лишь протянуть руку. Странники исцелили человечество, и оно было им благодарно, но их технология могла принести ещё больше пользы, стань она общедоступной. Почему необоснованный запрет должен держать её в тайне?
Таковы были постулаты прозрачных. Само их название гласило об открытости намерений, прозрачности целей. Они ни от кого не скрывали своего желания нарушить запрет.
Сначала их не воспринимали всерьёз. Но их речи были убедительны, их цели чисты. Через несколько лет Прозрачные стали вещать по общественным каналам, проникли в инфосеть, количество сторонников, активных и пассивных, росло. Прозрачные говорили, что Странники за тысячу лет больше ни разу не вернулись на Землю. Возможно они до сих пор считают людей детьми, которым нельзя доверять. А может они ждут, когда дети докажут, что они взрослые? Неужели совершенное человечество станет использовать их технологию во вред? Ведь все открытия последней тысячи лет шли только на благо людей.
К моменту рождения Кирилла Прозрачные стали общемировым движением и все члены Совета сделались его сторонниками. Всё шло к назначенной цели и наконец установили дату. Казалось логичным, что Жезл перейдёт в руки людей спустя ровно тысячу лет после того, как человечество исцелилось. Конечно не все соглашались с Прозрачными. Тех кто был против нарушения запрета называли Консерваторами. Последние настаивали на том, что если Странники наложили ограничение, значит у них была на то причина. Ведь они исцелили человечество и кто знает, что они могут сделать, когда запрет будет нарушен. Но голос консерваторов был слаб, и с каждым годом становился слабее. В основном их число составляли те, кто видел прежний мир, и то не все. Пара миллиардов людей из сорока, живущих на планете в настоящее время.
Кирилл никогда не был активным сторонником Прозрачных, но с детства верил в правильность их намерений. Ему казалось логичным желание человечества отцепиться от короткого поводка на который их посадили Странники, привязав к Жезлу. Свой путь, путь независимости, при котором люди получат немыслимые знания казался привлекательным и неизбежным. Но стать тем, кто первый в истории возьмёт Жезл? Об этом он даже и не мечтал.
- Почему я? - спросил он Беркли  и одновременно всех остальных.
- Ты лучший ученик на всех пройденных этапах - начал Беркли, но тут же осёкся - Если честно - продолжил он более открытым тоном - то у нас есть несколько тысяч претендентов из молодых людей, кто может выполнить твою миссию. На тебя выпал жребий.
- Но отбор кандидатов всё же был - вставил слово советник Гринхо - Среди самых подающих надежды. Если бы ты не был лучшим среди сверстников, ты бы не попал в жеребьёвку. Так, что можешь воспринимать это и как личную заслугу.
- Но почему Жезл должен взять кто-то молодой? Почему вы сами этого не сделаете?
Беркли улыбнулся, видимо Кирилл задал правильный вопрос и всем это понравилось.
- Ты ведь знаешь, что не все довольны готовящимся мероприятием?
- Консерваторы? - понял о чём идёт речь Кирилл.
- Верно - в разговор включился ещё один советник Питер. Он сидел на янтарной крышке письменного стола - В Совете нет ни одного Консерватора, и если мы сами возьмём Жезл, это будет не очень красиво выглядеть в историческом развороте. Но если это сделает молодой человек, именно твоего возраста, не проживший и ста лет, не принадлежащий ни к одной из сторон... Ты ведь не принадлежишь?
- Нет. Но идеи Прозрачных мне близки.
- Нам тоже. Так вот... в этом случае всё будет выглядеть очень символично. Молодое поколение, которое вступает во второе тысячелетье, оно совершит исторический акт.
- И я и есть это поколение.
- Если ты не уверен или не хочешь, никаких обид и последствий не будет. Мы просто попросим кого-то другого - заверил Беркли.
- Ну уж нет - сразу отозвался Кирилл. Это такая честь. Я от неё не откажусь.
Его ответ вызвал новую волну одобрения. Потом они ещё много говорили, обсуждали разные детали, так что домой Кирилл вернулся уже за полночь.

То о чём забыли.
Небо было чёрным, усеянным тысячами звёзд, которых не увидишь с поверхности земли. Здесь, на высоте в пятьдесят километров от открытого космоса их отделяла совсем тонкая, призрачная плёнка атмосферы. Далеко внизу, подобно снежной тундре, создавая обманчивое впечатление близости земли, стелилась гладь густых облаков, через которую Кириллу предстояло пролететь. Стоя на прыжковой платформе он показал Радажу большой палец.
- Что-то у меня дух захватывает - ответил на его жест друг - Втравил ты меня в историю.
- Не волнуйся, у меня уже третий прыжок - ободрил его Кирилл - И гравиаммортизатор ещё никого не подводил.
- Пятьдесят километров, это ж двадцать минут лёту - ужаснулся Радаж - Я дольше решаюсь. - Он хотел выглядеть испуганным, чтоб Кирилл его ободрял и успокаивал, но по его глазам было видно, что несмотря на страх, его обуревает восторг.
- Жалко облака сегодня - заметил Кирил - в прошлый раз землю отсюда видно было. Красота.
- Ничего, облака тоже красиво. А, что землю не видно ещё и лучше. Не хочется с мокрыми штанами приземляться... хотя, кажется, мне этого не избежать.
Кирилл улыбнулся шутке друга. На площадку из кабины вышел инструктор.
- Так, гермокостюмы у обоих в порядке? Связь не теряется? Гравиподушки прицепили? Настроение? Сердечный ритм? Давление? - стандартный набор вопросов.
- Всё хорошо Стивенс - ответил Кирилл - У меня третий прыжок.
- А у меня последний - уверенно заявил Радаж - Ни в жизнь больше не соглашусь.
- Посмотрим, что ты скажешь после приземления - сказал ему Стивенс.
- Лучше тебе этого не слышать - ответил парень.
- Пора - взглянул на таймер Стсивенс - У меня ещё пара прыгунов на подходе. Что, воробьи, полетели? - он приложил ладонь к голографической панели и пол под ребятами исчез.
Чувство невесомости охватило обоих. Прыжковая платформа мгновенно превратилась в маленькую точку и слилась с чернотой неба. Больше ничто не напоминало о скорости их падения. И так будет ещё с полторы минуты, пока атмосфера не станет более плотной. Радаж от неожиданности забыл закричать, хотя обещал. Он сделал это позже, когда они вылетели из густого тумана облаков и потом, у земли, когда сработали гравиаммортизаторы, создав под ними гигантскую силовую подушку, в которой они увязли, замедлив падение, и плавно опустились на посадочное поле. Тридцать минут адреналина, которые не скоро забудутся. Как и пророчил Стивенс, Радаж тут же захотел прыгнуть ещё.
Подъезжая к дому Кирилл увидел стоявшего у ворот советника Тревиса. Он не очень удивился. С момента его визита в Австралию прошло два дня и с тех пор о нём знали все. Юноша, который изменит мир - так его теперь называли. Эта известность не очень льстила Кириллу. Первыми поздравили родители, и заверили, что страшно им гордятся. Потом позвонил старший брат с околоземной орбиты, признался, что завидует, и впервые жалеет, что ему уже сто шесть, а не двадцать лет. Потом поздравляли соэтапники, учителя, соседи, его приглашали на стелс-каналы, пару раз Кирилл согласился. Поэтому сейчас парень, увидев Тревиса вежливо поздоровался и всё же спросил к кому пришёл советник.
- К тебе, Кирилл - ответил тот - Если пригласишь в дом, буду бесконечно благодарен.
Кирилл пригласил. Радаж ещё не вернулся, где-то гулял с подругой, родители обещали приехать в гости только послезавтра. В гостиной, где напольное покрытие, каждый день меняющее свою структуру, приобрело вид елового паркета, они разместились на плетёных диванчиках.
- Тэссе, кофе? - предложил Кирилл.
Советник выбрал кофе, Кирилл подогрел свой любимый тэссе.
- Тебя наверное удивляет почему я пришёл сегодня, и особенно почему пришёл один? - начал советник, видя вопросительный взгляд парня.  - Начну сразу, я Консерватор.
Вот это поворот. Но советник Питер говорил, что в совете нет Консерваторов.
- Я не афиширую свои убеждения в совете - предугадал Тревис вопрос Кирилла - И я не намерен становиться на пути всей планеты... - Советник на секунду замолк - Не был намерен. Но теперь всё изменилось.
- Что же? - у Кирилла прошёл по коже холодок. Он нутром почуял, что сейчас окажется вовлечён в какую-то тайну.
- Мы, всё человечество, готовы совершить страшную ошибку.
- Вы про Жезл?
- Да. Его нельзя трогать, иначе история повторится.
Кирилл, ничего не понимая, вопросительно наклонил голову.
- Странники не в первый раз приходили на Землю. Они уже были здесь несколько тысяч лет назад. И они уже устанавливали Жезл Вечности. Но в тот раз люди нарушили их запрет и на шесть тысяч лет мир погрузился в бесконечные войны, насилие и смерть. Если мы снова возьмём то, что нам не принадлежит, расплата будет такой же.
Тревис говорил негромко, но Кириллу его слова казались оглушительными. Он мало знал о истории мира до Странников и новость о их прежнем приходе ошарашила его.
- Но доказательства... неловко начал он.
- Доказательства здесь - советник достал из внутреннего кармана небольшой но плотный том. - Когда-то эта книга была самой известной на земле. Она считалась святой, содержащей слова всевышнего Бога. За тысячу лет её забыли. Как забыли и урок, что она содержит.
Он протянул книгу Кириллу. Парень принял её, книга оказалась тяжёлой. На тёмной обложке, золотым тиснением вилась надпись "Библия".
- Что это? - спросил он.
- То о чём не следовало забывать. Кирилл, я пришёл к тебе потому что ты должен знать, чем может кончиться день Церемонии взятия Жезла. Ты спросишь почему я верю этой книге? Потому что я жил в то время, когда она считалась словом Бога. Потому что я сам читал её. И в ней был предсказан приход странников, вернее благословения, которыми они одарят людей. И грядущий день тоже предсказан. То, что в конце тысячи лет человечество снова восстанет против своих благодетелей, как это было прежде. Но я не хочу повторения истории. Не хочу, чтоб вернулся прежний мир. Ты не знаешь, что такое болезни, Кирилл, войны в которых каждый день погибают десятки тысяч. Ты видел стариков? А я видел. Я сам им был, и не хочу состариться снова.
- Но почему сейчас?  - Кирилл всё ещё не до конца верил в услышанное. - Почему вы не обнародовали это раньше? На Земле семь миллиардов ваших ровесников, в том числе все члены Совета. Почему они идут против Странников, если всё ведёт к такому финалу? К тому от чего они ушли.
- Мы забыли - с немалой долей горечи ответил Тревис - Мы элементарно забыли. Тысячу лет назад, когда Странники изменили нашу жизнь, мы испугались, что память о прошлом может не умереть, и со временем оно вернётся. Поэтому мы уничтожили всё напоминающее о тёмных веках. Книги, фильмы, картины, памятники архитектуры. Не все, а те, где изображались или описывались войны, страдания, смерть. Почти ничего не осталось. В том числе была уничтожена и книга, которую ты держишь в руках. За тысячу лет воспоминания изгладились. Члены совета, как и остальные наши ровесники попросту не верят, что прошлое может ожить.
- Если всё было уничтожено, то откуда у вас эта книга?
- Выходит не всё. Один мой друг, где-то откопал её. И наша память ожила. Но сейчас слишком поздно разделять общественность, это ничего не даст. До церемонии осталось четыре дня. - Советник поставил кружку из-под кофе на столик - Кирилл, я оставлю книгу у тебя. Прочитать её всю ты не успеешь, но особо важные мысли и пророчества, я подчеркнул. Пусть она сама скажет за себя. Если ты примешь какое-либо решение, свяжись со мной.
Тревис ушёл, оставив в голове Кирилла клубок из спутанных мыслей, сомнений и неуверенности. Парень поднялся к себе в спальню и завалившись в кровать открыл книгу. Он сразу понял, что это не материализованный вариант, а настоящий раритет из прежнего мира. Книги из вин-дортов не имеют запаха, а здесь его был настоящий букет. Книга пахла бумагой, маслом, ещё чем-то давно забытым и ушедшим в прошлое. Книга пахла стариной. Совсем неуместно торчали из неё современные, нематериальные стелс-закладки, расставленные Тревисом. Они вели к определённым страницам, где инфоуказатели подчёркивали места, которые советник считал важными.
"И насадил Господь Бог рай в Эдеме, на востоке и поселил там человека, которого создал..."
"И заповедал Господь Бог человеку, говоря: От всякого дерева в раю ты будешь есть, а от дерева познания добра и зла, не ешь от него, ибо вдень, в который ты вкусишь от него, смертью умрёшь... "
"Змей был самым охитрым из всех полевых зверей, которых создал Господь Бог. Змей заговорил с женщиной и спросил её: «Действительно ли Бог сказал, что вам нельзя есть со всех деревьев в саду?» На это женщина сказала змею: «Плоды с деревьев сада мы можем есть. Но о плодах дерева, которое посреди сада, Бог сказал: „Не ешьте с него и не прикасайтесь к нему, чтобы вам не умереть“». Тогда змей сказал женщине: «Нет, вы не умрёте. К тому же Бог знает, что в тот день, когда вы съедите с него, ваши глаза откроются и вы станете как Бог, знающими добро и зло». И женщина увидела, что дерево хорошо для пищи и желанно для глаз, что на дерево приятно смотреть. Она взяла его плод и стала есть. А потом дала своему мужу, когда он был с ней, и он ел."
Кирилл ощутил, как на лбу выступает холодный пот. Написанное аллегорическим языком, тем не менее как нельзя более точно описывало ситуацию которая сейчас готова была повториться.
"А Адаму Господь сказал: «Так как ты послушался голоса твоей жены и ел с дерева, о котором я тебе повелел: „Не ешь с него“, проклята из-за тебя земля. В изнурении будешь есть её произведения все дни твоей жизни. Она произрастит тебе колючки и сорняки, и будешь питаться полевыми растениями. В поте лица будешь есть хлеб, пока не возвратишься в землю, потому что из неё ты взят. Ведь ты земная пыль и в пыль возвратишься»"
Смерть. Вот, что такое смерть. Возвращение в земную пыль. И это может происходить с человеком. Это происходило в течение тысяч лет. Но библия предупреждала и о возвращении рая.
"Тогда он отрёт всякую слезу с их глаз, и смерти уже не будет, ни скорби, ни вопля, ни боли уже не будет. Прежнее прошло."
Не это ли Странники подарили измученному человечеству? А вот слова об их возвращении.
"Звёзды на небесах и созвездия перестанут излучать свет, солнце померкнет во время восхода, и луна не изольёт света."
Купол вокруг земли, заковавший планету в панцирь.
"Я творю новые небеса и новую землю — о прежнем больше не будут вспоминать, и оно не придёт на сердце."
Даже забвение прошлого, о котором говорил Тревис, было предсказано.
Кирилл в глубоком раздумье, теребил волосы пальцами. Так он просидел над книгой до самого рассвета, но так и не принял решения.

Последний день
Шершавая, прорезиненная беговая дорожка пружинила под кроссовками. Далеко впереди бежал Радаж. Изогнутая поверхность цилиндрического стадиона, создавал впечатление, что друг уже начал бежать в гору, но это была иллюзия. Изогнутая гравитация, одинаково распределялась по всей поверхности спорткомплекса, на одном из внутренних торцов которого разместилось футбольное поле, на другом ледовый каток. Особенно шикарно выглядел бассейн на другой стороне, нависший сейчас над головой Кирилла. Кемеровский цилиндрум был не самым большим, как и вин-дорт, но зато здесь впервые применили технологию искажения света. Рассеянные в воздухе невидимые частицы - иллюмины, изгибали световой поток, исходящий из упрятанного где-то за стену источника, и рассевали его по всему объёму стадиона, так, что ни один, даже самый тесный закуток не оставался неосвещённым. Свет без видимого источника света. Теперь эта технология применялась повсюду.
Кирилл свернул на седьмую из десяти возможных полос препятствий. Раза три-четыре в неделю он приходил сюда, чтоб поддерживать себя в форме. Начинал с первой полосы, где только прыжки в длину или через барьеры, да немного лазаний по канату и по трубам. Но тогда Кириллу было 13 лет. Сейчас он не без гордости проходил седьмую, которая включала в себя сложнейшие элементы паркура, например, прыжки вверх между вертикальных стен. Сегодня всё у парня не клеилось. В голове стояла каша после позавчерашнего разговора с советником. И чем дольше он об этом думал, тем больше понимал, что нельзя допустить ошибки. Даже если древняя книга неправа и никакого наказания не последует, то оставив Жезл в покое, человечество, по большому счёту ничего не теряет. Но если они возьмут его и Странники поступят, как в прошлый раз, то последствия будут ужасными.
Не успев схватиться за очередную перекладину Кирилл рухнул вниз, но сгруппировался и удачно приземлившись, сел у стены, обхватив руками колени. Он чувствовал себя загнанным в тупик. Неожиданно на него легла слишком большая ответственность. То, что казалось неслыханной честью превратилось в тяжёлое бремя. Как поступить, и какой путь выбрать? К чему в итоге приведёт его выбор? Он лишит землян новых технологий, ещё на века задержав качественный скачок прогресса или спасет мир от очередного Армагеддона, который закончится поражением человечества?
В отчаянии он визуализировал перед собой окно монитора из световых лучей и вызвал Тревиса. Тот мгновенно возник перед ним, словно все эти два дня ждал звонка.
- Спасибо, что связался со мной, Кирилл, я ждал твоего звонка.
- Советник - не здороваясь начал парень - почему вы пришли ко мне? Разве я могу что-то изменить, даже если откажусь от церемонии?
- Не сможешь - чуть помедлив ответил Тревис - Но если ты прилюдно откажешься брать Жезл, то церемония будет сорвана и у нас будет время, чтоб создать информационную подушку, и склонить землян на безопасный путь.
- Это сложный выбор для меня. Вы бы хоть чем-то помогли.
- Кирилл, ступай в вин-дорт и набери на инфотабло название книги, которую я тебе дал, прибавь к нему свой возраст и получишь пароль к скрытой ячейке с информацией о прежнем мире. Я создал её специально для тебя. Хотя всё и было забыто, но не всё утеряно. Надеюсь то, что ты увидишь, поможет тебе принять решение.
- Я ничего не обещаю.
- Я этого от тебя и не требую - мягко ответил советник.
Затем он отключил связь, монитор, за ненадобностью рассеялся в воздухе.
- Ты чего тут? - сверху в его тупик заглянул Радаж - Упал? Ничего не сломал?
- Нет, всё нормально - Кирилл протянул руку и друг вытянул его наверх.
- Волнуешься? - участливо спросил он.
- Ты не представляешь как. Ты заканчивай тут без меня. Я пойду, нужно кое что проверить.

Пыльные города, зачумлённые трущобы улиц, где доведённые до нищеты люди, копаются в мусоре в поисках еды, крысы и плешивые собаки крутятся рядом... грязь и вонь... такую бедность невозможно представить в худшем кошмаре. Батальоны солдат идущие в атаку, штыки наперевес, каждый укол - смерть, каждый выстрел - смерть. Тяжелые снаряды загружаются в дупла стволов, натужный выстрел, клочья земли, травы, тел. Военные парады, бездушные руководители, отправляющие на смерть новые тысячи бойцов, лоснящиеся лица, холодные глаза. Переполненные больницы, судороги, страдания, койки с больными, переломанные конечности, трубки, шланги, стоны, стерильные хирургические комнаты, палаты, белые повязки, кровь, смерть. Старики, глубокие морщины, беззубые рты, вымученные улыбки, седые волосы, пораженные артритом суставы, согбенные фигуры, похороны, венки, гранитные плиты.
Слёзы избороздили лицо Кирилла, он уже выплакал всё, что мог и сейчас тихо завывал, вцепившись руками в волосы не имея сил оторвать глаз от экрана. Он полчаса смотрел хронику прежнего мира и только от одного её вида чувствовал себя глубоким стариком. Как можно было так жить? Ради чего? Зачем люди рождались и появлялись на свет? Зачем было это всё. Ведь это нельзя назвать жизнью, смерть лучше. Они считали за счастье каждый прожитый безопасно день. Если и были в их жизни радости, то в конце их всё равно подстерегала смерть, неизбежная, неотвратимая. Как они жили с таким осознанием? Отрешались? Не думали? Каково это жить, понимая, что жизнь конечна? Что однажды ты не увидишь приход нового дня. Если всё это вернётся? Если кошмар повторится, снова и растянется на тысячелетия? Не будет больше этапов по вин-конструированию, не будет прыжков из стратосферы, не будет золотых кораблей. Все надежды рухнут и цели станут недосягаемыми. А сам он, сколько лет ему будет отведено? Шестьдесят? Тридцать? А потом темнота и небытие? Смог бы он, Кирилл, жить в том мире? - подумал парень и отшатнулся. Выключил хронику и ещё долго сидел в тишине и забвении.

Антарктическое солнце, через светонаводящую призму заливало чашу амфитеатра ярким светом. Оранжевая дорога стрелой пронзала центральную арену и заканчивалась у небольшого трёхступенчатого возвышения, на котором покоился Жезл Вечности. Фантомное море землян на трибунах замерло в ожидании. Кругом горело множество зелёных огней. Этим присутствующие выражали своё согласие с решением Совета. Кое-где Кирилл заметил редкие красные пятна несогласных. Где-то среди них есть и проекция Радажа, получившего сюда доступ через, настроенную Кириллом для себя, проекцию. Какой огонь зажёг он?
Совет Двенадцати ждал его у возвышения. Спокойные, уверенные в своей правоте. А Кирилл не хотел идти к ним. Каждую ногу поднимал он, как свинцовую болванку и каждый шаг грохотал, как выстрел из хроники. Очень мало кто из землян так же как он осознавали, что сегодняшний день может стать последним днём мира на планете. Волновались ли они так же сильно? Есть ли у них запасной план? Нет, это вряд ли. Кирилл до сих пор не знал, как поступить. Хроника, просмотренная накануне, многое рассказала ему о прежних временах и он ни в коем случае не желал их возвращения. До безумия страшился того, что прошлое может стать явью. Но он родился в этом мире, и где-то в глубине души верил в незыблемость существующего порядка вещей. Настоящее было реальней прошлого, запечатлённого в молекулярные решётки вин-доров. И Кирилл колебался.
Он подошёл к возвышению. Двенадцать советников смотрели на него и ждали от него действия. Всё уже было сказано заранее и они, и зрители ждали когда свершится задуманное. Кирилл остановился перед возвышением. Жезл Вечности висел перед ним на высоте трёх ступеней. Неизвестная энергия, управляющая миром, протекала сквозь него. Из нижней части она, ветвясь несколькими струями, уходила в землю, а сверху, поднявшись на пару метров, ниспадала вниз и рассеивалась в воздухе. Эта композиция напоминала своим видом изящное, светящееся дерево.
ДЕРЕВО!
Дерево познания добра и зла! Кровь ударила Кириллу в голову, а ноги словно пригвоздили к полу. Последняя капля упала на чашу весов сомнения, обрушив её вниз, заставив понять, какую роковую ошибку человечество готово совершить. Всё это уже происходило несколько тысяч лет назад! Тогда обалдевшие от райской неги люди, сделали неверный выбор! Кирилл сделал шаг назад.
- Что ты делаешь? - удивлённо произнёс Беркли.
- Советник, нельзя брать жезл - взволнованно, но твёрдо произнёс Кирилл. Он знал, что акустика амфитеатра доносит до зрителей каждое его слово, даже сказанное шепотом.
- Кирилл, не дури, ты что? - Беркли ещё не веря в происходящее попытался подтолкнуть парня к ступеням, но тот увернулся.
- Советники - нервничая, почти крикнул он - Мы все сейчас совершим ужасную ошибку. Это уже происходило. Вспомните библейскую историю об Адаме и Еве.
По амфитеатру прошёл гул. Многие из присутствующих помнили прежний мир и эта история всплыла у них в паямти.
- Это сказка - недоумённо воскликнул Беркли - Ты из-за сказки готов всё сорвать?
- Это аллегория - вставил свой голос Тревис - Аллегория отображающая действительность. В тот раз всё закончилось печально.
Внезапно красных огней на трибунах стало больше.
- Тревис? - изумлённо озираясь воскликнул Беркли - Не ты ли заморочил парнишке голову этой книгой? Откуда бы он её ещё взял.
- Беркли, будем объективными - ответил Тревис - Эта книга не зря называлась священной. Мы забыли её потому, что хотели забыть, как и многое из прежнего мира.
- Мне кажется или нас предали? - перебил его советник Гринхо. Он выглядел нахмуренным и недовольным.
- Всё это было предсказано. Восстание людей в конце тысячи лет! Мы бы и раньше обратили внимание на это пророчество записанное три десятка веков назад, но по иронии судьбы сами стёрли память о нём.
- Ты сам ратовал за такое решение - сердито прокричал Беркли - Тоже забыл?
- Помню и признаю, что это было ошибкой, но мы можем ещё не сделать её роковой.
Красные пятна огней начали расползаться по стадиону.
- Послушайте, а ведь он прав - высказал своё мнение советник Питер.
- И ты туда же - обрубил его Гринхо - вы, что, сговорились?
- Нам нужно принять новое решение в свете открывшегося понимания - ответил ему Питер
- Да вы с ума сошли - Беркли положил руку на лицо - На чём вы базируете свои аргументы? На древней, пыльной книге?
- А если всё это правда?  - сказал ему Кирилл - Я читал её, слишком многое сходится.
- Довольно! - грубо прервал его Беркли - Ты будешь делать, что должен?
- Нет.
- Тогда я сам это сделаю.
- Беркли стой, так нельзя! - крикнул Тревис, а Кирилл бросился к ступеням и перегородил ему дорогу.
- Я не пущу тебя Беркли.
Советник в немом изумлении уставился на парня. Он не ожидал, что его остановит мальчишка, видимо в душе он представлял себя очень взрослым человеком. А трибуны расцвечивались всё большим количество красных огней. Уже половина амфитеатра изменила своё мнение.
- Уйди, Кирилл. Ты ещё молод и многого не понимаешь.
- Беркли, это ты не понимаешь. Почему? Не хочешь? Ты ведь жил в прежнем мире, ты знаете каково это? Неужели ты готовы рискнуть всем, что получил от Странников?
- Никто не спорит, что Странники совершили великое и благое дело, но речь о другом. Человечество должно выйти из колыбели в которой они нас держат.
- Кто же тебя держит?
- Технологии, что упрятаны в этом механизме - Беркли  гневно протянул руку в направлении к жезлу - могут навсегда изменить жизнь людей к лучшему!
- Ты, как и тысячи лет назад, хочешь стать равным богу, знающим добро и зло, но получишь не знания, а смерть. А из-за тебя все мы!
- А ты кем себя возомнил? Спасителем? Христом? Уймись и отойди! Ты понимаешь, что с этим жезлом мы седлаем мир лучше?
- А если хуже? Непоправимо хуже?
- Без "если", Кирилл!!!
Остальные советники тоже вступили в спор между собой, похоже мнения разделились. Глядя на них амфитеатр загудел, как пчелиный улей.
- Советник, ставки слишком высоки. Я видел хронику прежнего мира. Если прав окажусь я, что мы получим? Я не хочу остаток жизни провести в страхе перед будущим, не хочу состариться, а потом умереть. Если вы прожили тысячу лет и вам надоело - дело ваше, но я ещё только начал жить. И мои друзья тоже.
Его слова эхом разносились по трибунам и зелёных огней становилось всё меньше.
- Ты хочешь выставить меня идиотом? - закричал Беркли. В таком состоянии его ещё никто не видел. Исступлённый гнев давно стал пережитком прошлого. - Ты считаешь себя умнее тех, кто несоизмеримо старше тебя? Проживший всего двадцать три года, будешь учить того кому перевалило за тысячу?
Слегка растерявшийся Кирилл огляделся. На трибунах творилось что-то невообразимое. Те, кто присутствовал лично, поддавшись накалившейся обстановке начали драться друг с другом, красные с зелёными.
- Посмотри, что происходит, Беркли. Посмотри! Это уже начинается!!! Вражда! Такого не было тысячу лет!
- Тысячу лет никто не ставил под сомнение слова Совета - недобро произнёс Беркли. В тот момент раздался голос Гринхо.
- Мы пришли к решению. Пусть Жезл остаётся на месте. Не будем повторять ошибки предков. Даже если всё это легенда, мы потеряем меньше, чем если она окажется правдой.
- Беркли, перестань, что с тобой - добавил Питер.
- Посмотри и народ, в большинстве своём, против взятия Жезла - обратил внимание Тревис.
Беркли осмотрел трибуны, усмехнулся и сделал шаг в сторону, чтобы и Кирилл и Совет оказались в поле его зрения.
- Вон как всё обернулось - тихо сказал он - Что ж. Во времена перемен, кто-то сильный должен взять на себя всю ответственность и поступить, как должно. Вы же мне ещё потом спасибо скажете.
Неизвестно где он его взял, но в руке Беркли оказался небольшой гладкоствольный пистолет с ребристой рукояткой. Из какого сундука он добыл его, чтоб принести сюда и работал ли он? Если бы Кирилл не посмотрел хронику он бы и не знал, что это достал Беркли. Но советники узнали сразу.
- Беркли - едва выдавил Тревис - откуда у тебя ЭТО? Ты, что, хранил его все эти годы?
- Ты прав Тревис, многое было забыто, но не всё. И знаешь в чём ирония? В этой модели Макарова двенадцать патронов. И вас передо мной столько же. Не ручаюсь, что попаду во всех, за столько лет сноровка пропала, но кто-то из вас не доживёт до завтра.
На трибунах, установившаяся на миг тишина, сменилась яростными криками. Все, кто присутствовал лично, кинулись на арену. Красные, чтоб не дать Беркли овладеть Жезлом, Зелёные, чтоб им помешать. Завязалась небывалая свара.
- А теперь отойдите на десять шагов назад - приказал тот, кто недавно был членом Совета Двенадцати.
Никто ничего не успел сделать. Тревис, как ни в чём не бывало направился к Беркли.
- Я тебя умоляю, прекрати, что ты как ребёнок в самом деле - он протянул руку, намереваясь забрать пистолет.
Грохнул выстрел. Тревис остановился, словно налетел на стену, удивлённо посмотрел на грудь. Как раз там где располагалось сердце, рубашка быстро стала красной. В следующую секунду советник замертво упал на пол.
- Кто следующий? - спросил Беркли в снова наступившей оглушительной тишине. Никто не пошевелился. Беркли подошёл к Кириллу всё ещё стоявшему у него на пути.
- Отойди, парень, не доводи до греха - сказал бывший советник - Ты же видел, я сноровку не потерял.
Кирилл  молча стоял, нахмурив брови. Беркли попытался оттолкнуть его, но Кирилл недаром ходил на стадион, он был достойной преградой противнику. Беркли направил на него пистолет.
- Считаю до трёх потом стреляю. Один.
Но Кирилл стоял. Печально и непоколебимо. Отойти сейчас означало погубить весь мир. Нет, не мир, родителей, брата, Радажа, Ринатку с этапа, всех кого он знал и любил. Отойти означало обречь их на ад в прежнем мире. И он стоял. Ещё он надеялся, что бегущие с трибун люди успеют добежать и остановить безумца. Но они были ещё так далеко. Так далеко.
- Три - закончил Беркли
- Нет, стой! - Гринхо кинулся к нему и в последний момент схватил руку Беркли. Ещё раз грянул выстрел и Кирилл отлетел в сторону, ощутив в левом плече сильную боль. Такую боль он в последний раз испытывал когда ломал руку. Гринхо бросился к парню, подхватил его, пытаясь зажать рану, советники рванулись к Беркли, но было поздно. В две секунды тот преодолел ступени и подбежав к Жезлу сдёрнул его с места на котором он покоился тысячу лет. Амфитеатр одновременно наполнился криками радости и горя.
- Теперь наша судьба в наших руках! - воздев Жезл к верху, воскликнул Беркли.
А в следующий момент небо превратилось в пчелиные соты. Тысячи тысяч, "Тьмы тем" вспомнил Кирилл библейское выражение, шестиугольных плит закрыли небо и сомкнувшись на миг погрузили планету в темноту. Затем искусственный свет озарил Землю. Энергия исходящая из Жезла Вечности, погасла, теперь он напоминал обычную палку. Беркли ошарашено смотрел то на него, то на небо.
- Кирил!! - закричал невесть откуда подбежавший Радаж. Он ведь должен был присутствовать только в виде проекции. - Кирилл, да что же это! - Радаж ревел как ребёнок - Я был против, я зажёг красный цвет! Кирилл, ты не умирай, а? Мы ведь ещё раз прыгнуть хотели.
"Отпрыгались" - с неизбывной горечью подумал Кирилл. Тысяча лет прошли, как один день и теперь человечество снова ждала ужасная судьба.
Легки ветерок пролетел по амфитеатру. Загремел упавший Жезл. все посмотрели в сторону Беркли но его не было, он просто исчез. Одновременно с дуновением ветра погасли все зелёные огни, материальные и спроецированные. Они тоже исчезли вместе с теми, кто их зажёг.
- Ещё немного и не станет нечестивого. Посмотришь на его место и нет его - в благоговейном шепоте произнес Гринхо цитату из книги Псалмов.
А затем на возвышение, ранее занимаемое Жезлом, пролился с неба яркий свет, и в его сиянии появился светловолосый человек в белой одежде. Кириллу подумалось, что так раньше представляли ангелов.
- Странник - снова услышал он шепот Гринхо.
Человек, сделал несколько шагов, чтоб выйти из круга света. Его изображение появилось высоко в небе, а так же в сотнях пузырьковых сфер по всему амфитеатру. Несложно было догадаться, что такие же сферы и проекции появились по всей планете.
- Не бойтесь люди Земли - произнёс человек - История не повторится. - Его голос, казалось, звучал не только в воздухе, но и в голове. Вы сами сделали свой выбор. В этот день недаром всплыл, полученный в прошлом урок, но сегодня вы поступили иначе. Большая часть из вас оказались благодарны за предоставленные дары и не решились нарушить запрет. Тех, же, кто готов был поступить иначе, больше нет. Этот жезл - человек поднял с пола стержень, - не нёс в себе никаких знаний. Он лишь служил для проверки. Ныне она закончена. С этого дня вы доказали, что можете являться полноправными членами нашей общей расы. Вы изберёте свой путь, но мы с радостью поделимся всеми своими знаниями. Мы научим вас связываться с нами. Будущее открыто перед вами, люди. Добро пожаловать!
Сияние исчезло. Над головами снова вспыхнуло родное солнце. Среди советников зашумели, Кирилл глянул в их сторону. Тревис, живой и невредимый поднимался с пола. И сам парень почувствовал, что боль прошла.
- Кирилл - закричал Радаж - Твоя рана... она... её нет!!! - и он крепко обнял друга.
Амфитеатр шумел. Кто-то ещё стоял на коленях, вытирая слезы радости и облегчения, кто-то обнимался, кто-то поздравлял советников. Все молодые, счастливые, воодушевленные грядущими переменами.
- Кирилл - услышал парень голос Питера - подойди-ка сюда - советник улыбался, рот до ушей.
Кирилл, шатаясь как пьяный от только что пережитого, подошёл. Питер вывел его вперёд, перед лицо всего амфитеатра. Вокруг установилась полная тишина. Кирилл понял, что-то сейчас будет.
- Ты только в обморок не упади - успел шепнуть ему Тревис.
- Не нужно представлять вам этого парня - громко сказал Питер - как не нужно говорить, что он сделал сегодня. Ты по сути спас мир, Кирилл - немного тише добавил он - Мы, одиннадцать членов совета единогласно решили. Люди Земли, позвольте представить вам двенадцатого советника. Ныне самого молодого члена Совета Двенадцати!

Когда же окончится тысяча лет, сатана будет освобожден из темницы своей и выйдет обольщать народы, находящиеся на четырех углах земли... и собирать их на брань; число их как песок морской. Откровение 20:7

Исправлено: Вердек, 26 декабря 2013, 20:58
Надежда умирает... вместе с тем кто надеется.
Dangaard
 МОДЕРАТОР 
01 января 2014, 12:53
МОРОЗКО

1. Чумный город
На городских воротах Игнатию пришлось отвести коня с дороги на снег, пропуская крестный ход. Скуровские ворота шириной и так не отличались, а приоткрыли их наполовину, так что люди теснились под аркой и выливались в наружные сумерки толчками, как вода из бутыльного горлышка, а потом толклись на дороге, ища своих и сбиваясь поплотнее. Из ртов вырывались облачка пара, бороды, брови и ресницы поседели от инея. Времени было не позднее второго часу, но зимой темнело рано, а в эту зиму солнце, кажется, вовсе вставать не хотело, и Скуров и его окрестности тонули в вязких студеных сумерках - ни света, ни тени. С серого неба падали редкие снежинки. Из ворот вынесли большой крест и хоругви, а после икону со скорбным ликом Господним, такую темную от времени, что и лика на ней толком не было видно. Игнатий стянул меховую шапку с головы и перекрестился. В толпе были заметны люди полуодетые и даже в одном исподнем, шли они босиком по грязному снегу, и на изъеденных болячками лицах и спинах блестел горячий пот. Зимняя лихоманка ходила по Скурову, и те, кого она касалась, холода уже не чуяли - в самые лютые холода их снедал дурнящий жар, так что человек задыхался и скидывал одежду, и замерзал. Сегодняшний круг вдоль городских стен наверняка убьет с полдюжины босяков, а еще три десятка обойдутся обморожениями. Когда людской поток ослабел, и крестный ход ушел на север вдоль стен, обходя Скуров посолонь, Игнатий тронул заскучавшего коня и въехал в город.
Заваленный снегом Скуров с каждым месяцем становился грязнее, мрачнее и безлюднее - даже на главных улицах много окон и дверей было забито досками, одинокая дрожащая шавка рылась в сугробе там, где раньше вилась целая стая, нищие, круглый год просившие на углу милостыню Христа ради, куда-то делись, и Игнатий даже мог не гадать, куда - шавка выкопала в снегу что-то неприятно похожее на бедренную кость и обирала остатки примерзшего мяса. По дымам над крышами можно было легко понять, где топят хорошими дровами, где всем, что горит, а где не топят вовсе и дыма нет, потому что дом вымер и внутри в синем сумраке лежат одни заиндевевшие покойники, добитые лихоманкой или стужей, а скорее, и тем, и другим вместе. Хоронить их не успевали, да и некому было.
Деревянную мостовую вторую зиму подряд тихонько растаскивали на дрова, так что конь ступал уже не столько по обледенелым чуркам, а больше просто по стоптанному снегу. Который уже месяц Скуров зарастал снегом и льдом, дома под снежными шапками скалились клыками сосулек, пахло холодом и мертвечиной. Когда наконец уже придет тепло, улица превратится в непролазную грязь, а дышать будет и подавно нечем - и вот тогда-то болезнь наверняка и грянет в полную силу. Впрочем, Игнатий и этому бы обрадовался: тогда единственным врагом был бы мор, а сейчас убийц было двое: мор и мороз.
Долог и холоден был год от сотворения мира семь тысяч семьсот девятый, от рождества Христова же тысяча шестьсот первый. Зимой снегу на полях навалило человеку по грудь, всю весну шли дожди, а в августе месяце весь урожай на корню побило заморозками. Еще холоднее был год семь тысяч семьсот десятый: пришедшая весна оказалась сущим обманом, аккурат на Пасху опять лег снег, а в июле ударили такие морозы, что деревья в лесу лопались. Урожая, конечно, никакого не собрали, позапрошлогодний хлеб в амбарах был подъеден, и начался голод, а к нему присоединился и мор. Осенью семь тысяч семьсот одиннадцатого года Скуров и окрестные села мерзли и вымирали; из города люди бежали в деревню от лихоманки, а из деревни в город от голода. Река Быстрица, в прошлые зимы кормившая скуровян рыбой, промерзла до дна, в предместья забегали оголодавшие волки. Мело снегом от января до самого марта, солнце по неделе на небесах не показывалось - одни тучи и темнота. Ждали весну: Бог любит троицу, уж на четвертый-то год череда холодных и голодных лет должна была закончиться.
Весна не пришла, не пришло и лето, да и осенью снег не сходил - одни снега да стужи, а в декабре началась настоящая зима.

2. Подарки из мешка
В крепости было потеплее, чем на улице, но самую чуть: тут и там гуляли ледяные сквозняки, тепло от печей и жаровень распространялось не далее чем на аршин. Для защиты от болезни на жаровнях жгли сухие травы и еловые шишки, и белый дым повисал под высокими потолками. Афанасий Пепел, боярин и царский воевода, сидел за столом у натопленной печи и читал какую-то грамоту, щуря единственный правый глаз: левый он потерял лет двадцать назад при осаде Орешка шведами. Игнатий прикрыл за собой дверь и брякнул пудовый мешок на пол.
- Что принес? - спросил Пепел, не отрываясь от грамоты.
Игнатий развязал горловину мешка, с загадочным видом запустил туда руку, вытянул предмет размером с кулак и положил на стол перед воеводой. Пепел отвел взгляд от грамоты и пошевелил предмет на столе - сквозь грязь тускло блеснуло желтым.
- Тяжелый, - сказал воевода, - что это, металл?
- Самородное золото, - припечатал его двумя словами Игнатий. В единственном глазу Пепла вспыхнул любопытный огонек, воевода отложил грамоту подальше и потер самородок, попробовал ногтем.
- Похоже, и правда золото, - согласился воевода. - Отродясь у нас под Скуровом никакого золота не было. Откуда это? Неужто жилу нашли? Продадим золото в Москву, закупим хлеба, лошадей, лекарств...
Игнатий запустил руку в мешок и выложил новый самородок. Этот был больше и блестел белым блеском, а не желтым. Воевода запнулся:
- А это что? Похоже на серебро.
- Какой любопытный мешок, - промурлыкал дьяк Шулепин, заходя с края стола. Шулепин ступал мягко, как кот, Игнатий даже не заметил, как дьяк зашел в палату. - Может, в нем еще что-то лежит? Откуда он взялся?
- Мешок-то? - невинным голосом сказал Игнатий. - Да вот в кладовой у нас взял пару пустых, еще когда отъезжал. Мешки всегда пригодятся.
На этот раз он вынул горсть камешков, красных, желтых и прозрачных, и протянул дьяку. Дьяк отобрал самый крупный, подставил на свет и сощурился.
- Похоже на красный яхонт, он же рубин, никогда таких больших не видел. Правда, если его огранить, будет меньше, но такую штуку и царю поднести не стыдно.
- А вот боярыне соболь на шубу - оно, конечно, подешевле яхонтов, но в такую стужу яхонты не согреют.
Из мешка появилась шкура - длиной в руку, почти черная, с мягким густым мехом. Воевода благоговейно взял соболя на руки, повел по мягкому меху рукой - такая штука стоила дороже золота.
- Новая совсем - сдается мне, соболь не так давно по лесу бегал... вот только не водятся они у нас. Издалека привезли, видать.
Игнатий поднял мешок и вывернул его на стол горловиной вниз. Хлынули сокровища: золото и серебро в самородках и новеньких монетах, самоцветы, кольца, гребни, бусы, невесомый китайский шелк и тяжелые аксамиты. Оторопевшие воевода и дьяк ринулись рыться в драгоценностях. Игнатий подтащил к себе лавку и сел.
- Короче, - объявил воевода Игнатию, - сказывай, откуда взял свой мешок сокровищ. Тут у тебя целое состояние, каких я в наших краях век не видывал. Всех местных богачей я знаю, и всех давно обобрал до нитки. Кто такой клад прятал?
- Зовут этого богача Прохор сын Тимошкин, он держит мельницу в селе Ольшанке - по тамошним меркам человек небедный. Жена у него умерла в том еще году, так что наш Прохор после прошлой Пасхи женился на вдовушке из местных и взял приданое полотном, посудой и тремя лошадями - какой год ни есть дурной, голодать ему не приходится. Сыновей у него нет, но есть две дочери, точнее, одна его собственная, а другая женина дочь от первого брака. Сейчас они самые завидные невесты в округе, сами понимаете...
- Ты погоди, - оборвал его воевода. - Полотно, посуда и три лошади - это все замечательно, но тут одно колечко или самородок должен стоить больше, чем все хозяйство этого Прохора, а считая все, что ты притащил, он должен быть богат как черт.
- Именно как черт, - Игнатий пододвинул под себя лавку и сел на край.

3. Студеная история
Согласно рассказу Игнатия, новая жена мельника оказалась бабой характерной и скрутила Прохора в бараний рог. Особенно она невзлюбила его дочку от первого брака, Настеньку, девку пустоголовую, но красивую и здоровую, а главное, незамужнюю - ясно было, что замуж Настенька выйдет скоро и нарожает папаше Прохору внуков-наследников. Собственная женина дочка, Марфуша, была хила собой и младше Настеньки - выходило, что в случае замужества старшей дочери и смерти Прохора, а он был человек уже немолодой, мельница и лошади достались бы настенькиным детям, а дети Марфуши унаследовали бы шиш с маслом. Как это часто бывает, мачеха захотела сжить падчерицу со свету.
В такое время, когда народ в городе и в селах укладывался в сыру землю десятками и сотнями, это казалось нетрудным - Настеньку в легкой одежке посылали в жесточайший мороз в лес и на реку, отправляли помогать занемогшим соседям в смутной надежде, что она замерзнет или заразится. Длилось это довольно долго: Господь, обделив Настеньку умом, наградил подлинно железным здоровьем, которое от устраиваемых мачехой испытаний, кажется, только закалялось. Однако мачеха все же своего добилась: первая же простуда была истолкована как начало лихоманки, и Прохору было объявлено, что если он хочет жить сам и хочет сохранить семью, Настеньки в доме быть не должно. Выход из тревожной ситуации у простых людей нашелся простой: Прохор на ночь глядя завез дочку на санях в лесную глушь, туда, откуда никак не выберешься, и там и оставил без огня, еды и воды.
Казалось бы, на том история кончиться и должна, однако ж Настенька выжила, каким-то звериным чутьем нашла в непролазной чаще дорогу домой и к утру стучалась в двери отцовской избы, и не с пустыми руками, а с золотом и самоцветами. На расспросы, откуда все взялось, Настенька выложила отцу с мачехой дичайшую историю о Старике Зиме, который в полночь вышел из лесу, нашел Настеньку под елкой и студил ее всю ночь, спрашивая, тепло ли ей (на этих словах воевода не удержался и заржал, а дьяк ухмыльнулся в усы), а в награду надарил сокровищ, которые Настенька и предъявила отцу. Прохор с женой обезумели от свалившегося им на голову богатства - лихоманка немедленно была забыта, Настеньку накормили, обласкали и вновь отправили в лес; на этот раз Прохор ее не оставлял и добрался до той самой заветной поляны, где состоялась встреча с Стариком Зимой. Настенька опять была усажена под елку, а отец засел в кустах - и точно, в полночь лес зашумел, Старик Зима вышел на поляну и долго дул холодом на девку, а потом оставил ей подарки и ушел. Вернулись они домой с сокровищами, но Прохор после этого слег с простудой, а может, и лихоманкой - сказалось и ночное сидение в снегу, и потрясение; Настенька же выздоровела совершенно и никаких признаков болезни не выказывала.
- Если она в таком состоянии две ночи провела в лесу без огня в самую стужу - я не знаю, какое лошадиное здоровье иметь надо, - сказал дьяк Шулепин. - Да на таких девках пахать можно.
Поймал Игнатий папашу Прохора на попытке продать рубин размером с голубиное яйцо хозяину ольшанской корчмы в обмен на травяной настой от лихоманки. Корчмарь в сказку про Старика Зиму не поверил, сообразил, что его могут прибрать за скупку краденого, и честно доложил обо всем в земскую избу. Тут очень кстати в Ольшанке случился Игнатий, который по приказу воеводы делал по деревням перепись умерших от лихоманки. Игнатий заявился к больному и напуганному Прохору, конфисковал найденные в доме ценности, выслушал историю про лесные приключения Настеньки и предложил отвезти мельника с дочерью в город, где воеводе тоже будет интересно послушать про Старика Зиму. Это исторгло на свет Божий еще несколько драгоценных камней, очевидно, в качестве взятки. Игнатий пригрозил Прохору саблей и тем самым добился выдачи остальных драгоценностей, припрятанных в укромное место под полом. Дело шло к ночи, и поразмыслив, назад в Скуров Игнатий решил не ехать, а отправиться в лес за Стариком Зимой и тем самым убить сразу двух зайцев.
- Дурак ты, Игнатий, - сказал воевода. - Храбрый, а дурак. Рано или поздно прирежут тебя и закопают под деревом, и ищи-свищи.
Игнатий повинно склонил голову и продолжал рассказ.
Все упиралось в Настеньку, поэтому Игнатий велел Прохору к вечеру опять отвезти ее в лес на то самое место, где Настенька встречалась со своим таинственным ухажером, а сам поехал следом. Ближе к месту Прохор окончательно перетрусил и отпросился домой, и ни угрозы, ни посулы Игнатия его не проняли. Дело было уже к полуночи, а потому Игнатий с Настенькой двинулись дальше уже без мельника.
- Натерпелся я страху в этом лесу, - признался Игнатий. - Ночь, луна, волки воют где-то, мороз лютый, снег аж трещит под копытами, а девка прет через кусты, как по хоженой дорожке. Я уж и с дороги сбился, боялся, что потеряю Настеньку - назад не выеду.
- Ну и? - нетерпеливо спросил воевода.
Игнатий молча приподнял самый крупный самородок и стукнул им о стол.
- Это с той самой поездки. Видел я этого Старика Зиму, видел и сокровища, которые он Настеньке давал. Все, как она сказывала, все так же и было. Схоронился я за деревом и сидел там, читая про себя "Отче наш", пока Старик Зима не ушел, а потом Настенька вывела меня с конем назад к людям.
- Так чего не арестовал этого "дедушку", чего не привел с собой? - заворчал воевода. - Он вооруженный был, или с ним еще люди были?
- Людей с ним не было, и оружия тоже, - отвечал Игнатий. - Вот только видел я то, что я видел: тот, с кем встречалась Настенька в лесу - не человек.
Воевода и дьяк переглянулись.
- В полночь в лесу зашумело, засвистело, с веток снег полетел - вышел Старик Зима из леса, с северной стороны, сам ростом выше елок, от шагов земля дрожит, на что глянет, то инеем обрастает, до чего дотронется - льдом покроется, от дыхания его деревья лопаются, птицы замертво с веток падают, снежные клубы с земли взлетают. Увидел он Настеньку под елкой и говорит ей: "Тепло ли тебе, девица"? Девка ему: "Тепло, дедушка", хотя мороз страшнейший. Старик на нее дунул, и тут такая стужа прошла по поляне, что воздух застыл в легких - это я поодаль лежал. Снова спрашивает - ей снова тепло. У меня уже руки-ноги не слушались, думал, так и помру там под кустами, а уж каково девке было, и думать страшно - елка за ней вся заледенела и ломалась под собственным весом. Наконец, Старик похвалил ее, разжал кулак - а кулак у него с меня будет, и в нем подарки - золото, соболя, гребни, фата дорогая. Оставил перед девкой и ушел тем самым путем, каким пришел. Я саблю достал кое-как и двинулся по следу - уж не знаю, что я мог бы сделать с этим чудищем, если бы оно меня за елками караулило, но чуть больше чем через версту след пропал ровно там же, где и начался - просто оборвался в снегу, точно Старик Зима исчез или по воздуху улетел, как его знать. Вернулся на поляну, забрал подарки, усадил продрогшую девку в седло и рванул назад в Ольшанку - с Божьей помощью выехали из леса.
Дьяк Шулепин зашел сбоку и пощупал Игнатию лоб.
- Вроде б не горячий. А не лихоманка ли у тебя? По зараженным деревням ездил, значит. Настенька эта, говоришь, заболела чем-то, отец ее тоже... В бреду, говорят, чего только людям не мерещится.
Игнатий ткнул дьяку самородком под нос.
- Может, и это померещилось?
Воевода окинул взглядом рассыпанные по столу сокровища, встал и взял с лавки свою персидскую саблю в посеребреных ножнах.
- Хочется мне перевидаться с этим Стариком Зимой. Раз следы в снегу оставляет - глядишь, и сталь его возьмет.

4. Осмотр на месте
Въехали они в Ольшанку два дня спустя, утром. Афанасий Пепел, боярин и воевода, ехал во главе колонны в панцире и воинском шлеме, уткнув нос в роскошный воротник из черного соболя. Игнатий ехал по правую руку, дьяк Шулепин по левую, а позади в санях ехал нервный молодой батюшка отец Полидор, которого воевода вытребовал из кафедрального собора между бесконечными отпеваниями скуровских покойников. К покойникам отец Полидор привык и их не боялся, но нечистая сила было делом совершенно другим. Страх перед грозным воеводой, однако, пересилил. Далее ехала небольшая армия в три десятка сабель, вся конная, собранная воеводой из гарнизонных стрельцов и казаков - большей частью постарше, как и сам воевода, ветеранов Ливонской войны. Пепел колебался, не добрать ли молодыми до пятидесяти человек или даже сотни: с одной стороны, упустить Старика Зиму не хотелось, с другой стороны, чем больше ратников, тем больше лишних глаз и болтливых ртов. Секретность одержала верх, но воевода взял из крепости кое-что про запас: кроме отца Полидора, в еще одних тяжелых санях в арьегарде под мешками и рогожами ехал еще один сюрприз для Старика Зимы - на тот случай, если что пойдет не так.
Доехали до Ольшанки не без приключений: на переезде через Быстрицу в каком-то полудне от Скурова лихие люди, разбойничающие в здешних местах, воеводу узнали, обстреляли из луков и тикнули в лес. Меткостью разбойники не отличились, никто не погиб и даже не был ранен, но догнать покусителей не удалось, и воеводу это обозлило. Кроме того, на ночевке пара тощих волков задрала кобылу дьяка Шулепина, не побоявшись огня и вооруженных людей; Шулепин поехал на санях, а потом забрал лошадь у одного из казаков, усадив его в сани с пищалью и велев поглядывать по сторонам.
Деревня в сизых сумерках выглядела неблагополучно - часть изб погорела, одни черные огарки торчали из снега; другие стояли пустыми и холодными, с дверями нараспашку; корчма и земская изба оказались заперты с меловыми крестами на дверях; на погосте в последнее время прибавилось свежих могил. Все же из нескольких труб курился белый дымок, церковка и мельница оставались в исправности, и с полдюжины мужиков и баб поздоровее робко вышли встречать воеводу. Настеньку углядели легко - она стояла на снегу босыми ногами, в летнем сарафане и легком платочке, не чуя холоду, и таращилась на коней и доспехи. Девица она была ладная, ясноглазая и в теле - кровь с молоком, но сам ее вид отпугивал стрельцов, в Скурове навидавшихся жертв лихоманки.
Пепел спешился и решительно направился в дом мельника; Игнатий прихватил дурочку и провел за собой. Прохора дома не было, как робко сообщила хозяйка, но Игнатий пробежался по знакомому дому и извлек струхнувшего главу семейства из подпола. Прохор потел и трясся, не то от болезни, не то со страху; его домочадцы - жена и две дочери - жались к стенкам.
- Прохор сын Тимошкин? - торжественно осведомился воевода, грозно глядя на мужика единственным глазом. - Доложил нам верный слуга Игнатий, что ты пытался убить дочь свою, хоть и неудачно, что вы знаетесь с нечистой силой и принимаете от нее золото и драгоценности, кои утаиваете для своей выгоды. Знаешь ли ты, какие наказания за это полагаются по законам, установленным блаженной памяти государем Иоанном Васильевичем? К слову сказать, сокровища сии были проверены нашим священнослужителем святой водой и молитвою и признаны подлинными, то есть не сотворенными диаволом в адском пекле, а украденными оным у честных христиан. Посему ты еще и укрыватель краденого, хотя, впрочем, и других преступлений хватило бы.
Мельник не устоял на ногах и точно упал бы, если бы стрельцы не удержали бы его на месте.
- Однако, раз уж случилось это не по твоей вине, наказывать я тебя не собираюсь, и дочку твою тоже. Господь, как я погляжу, уже покарал вас обоих болезнию, так что моли Бога и всех святых заступников о прощении. Ты со своей дочерью сегодня же после заката проведешь меня и моих людей на то поганое место, где являлся сатана. Ежели нам удастся его взять живым али мертвым, я тебе пришлю запас хлеба до конца зимы и моего собственного доктора для лечения, а также столько золота из диавольских сокровищ тебе в имущество и дочери в приданое, сколько сочту достаточным.
Прохор кинулся на колени и стал благодарить.
- Насчет дочери, - заметил Игнатий, щупая потерянной Настеньке лоб и шею. - Горячая, как печка - точно болезнь. Еще одна ночь в лесу для нее может стать последней. Как насчет того, чтобы, не знаю уж, взять другую дочь, Марфушу? Не самим же у Старика Зимы подарков просить.
- Молодой да жалостливый, - фыркнул воевода.
Начитанный отец Полидор, стоявший со стрельцами в сенях, некстати заметил, что в книгах подарки делаются три раза, а про четвертый ему неведомо: если Настенька опять пойдет у Старика Зимы золота и самоцветов просить, лесной дух может и утащить ее в преисподнюю. Если же взять другую девку, ее, может, Старик тоже три раза одарит.
Эта мысль показалась воеводе разумной, и он распорядился взять обеих девушек. Малахольная Марфуша пряталась за родителей, но мамаша, которой идея приданого для ее собственной дочери очень даже понравилась, стала Марфушу одевать, красить и румянить, чтобы показать Старику Зиме в наилучшем виде. Игнатий заставил ее переодеть в зимнее заодно и Настеньку и даже отдал шубу с собственного плеча: лихоманка, может, и перебивала людям чувство холода, но от мороза не защищала.
Выступать решили днем, чтобы иметь время на подготовку.

5. В лесу
Заветная поляна, куда Настенька вполне уверенно вывела отряд, оказалась ничем не примечательной,  уже бывавшие здесь Игнатий с Прохором сумели отличить ее только по мертвой обмороженной елке. Воевода Пепел, припомнив уроки ливонской войны, запретил топтать снег на самой поляне и с северной стороны, а велел обустроить позиции для стрельцов с юга и с обоих флангов, замаскировав снегом и ельником. Трое бойцов с луками засели на деревьях повыше среди ветвей - для наблюдения за местностью и прицельной стрельбы: воевода разъяснил, что пищаль или ручной пистоль, сидя аки птица на ветке в четырех саженях над землей, быстро не перезарядишь, а опытный лучник может за несколько минут хоть весь колчан прицельно выпустить. Шестерым добровольцам из числа казаков были розданы протазаны, сети и цепи, привезенные в санях - этим была поручена задача захватить нечистого живьем, если это будет возможным; на случай, если им придется туго, воевода назначил и вторую команду, резервную. Лошадей разместили на отдалении, чтобы ржанием не спугнули Старика Зиму, но тяжелые сани с сюрпризом вручную затолкали на пригорок на юго-западной стороне, откуда поляна хорошо простреливалась, и тоже замаскировали. Командиры разместились так: сам воевода залег с саблей и пистолем под упавшим деревом, а за собой посадил Игнатия с пищалью; дьяк Шулепин и отец Полидор с серебряным распятием и водосвятной чашей расположились на правом и левом флангах соответственно.
После заката отец Полидор, уже закопанный в ельник, запоздало предложил освятить оружие. Воевода, досадливо кривясь - он в своем великолепно составленном плане как-то и не просчитал, что воевать нужно не с литвином или шведом, а с нечистой силой - тут же извлек батюшку наружу и заставил благословлять восемнадцать пищалей, тридцать две сабли, четыре пистоля, три лука со стрелами, шесть протазанов и сани с сюрпризом, причем поштучно, а не все скопом, как желал батюшка. Дьяк поторопил их обоих, и сошлись на освящении партиями, причем выяснилось, что святая вода из бутыли на морозе мгновенно обращается в лед, так что освящение ограничилось устным благословением. Задубевшего за этим занятием отца Полидора осенила и вторая идея - вернуться в Ольшанку, отогреться, изготовить в деревенской кузнице из серебряных самородков пули, также освятить и зарядить ими пищали, но это предложение было по здравом размышлении забраковано за отсутствием времени. Кроме того, дьяк Шулепин усомнился, что серебро вообще может причинить Старику Зиме какой-либо вред, раз он сам эти серебряные самородки и принес. Воевода, однако, поглядел на свою саблю, украшенную серебряной филигранью, и стал на полном серьезе допрашивать батюшку, сказано ли где в Писании, что сатана боится серебра, если речь не о распятии и не о церковной утвари?
За этим разговором царевы люди едва не пропустили появление Старика Зимы. Загудело, затрещало вдали за деревьями на северной стороне; стрельцы проворно рассредоточились по позициям, прикрылись ельником и снегом; Полидору пришлось остаться на восточном шулепинском фланге; Марфушу, скучавшую последние три часа в дальних санях вместе с Настенькой, вытащили наружу и посадили под мерзлую елку. Игнатий поставил заряженную пищаль на сошку и вставил фитиль, но зажигать пока не стал. Замаскировались стрельцы хорошо - даже ближайших стрельцов справа и слева, только впереди замотанный белой тряпкой шлем воеводы Пепла и парок, поднимающийся у того изо рта, и еще девочку на поляне. Марфуша куталась в шубу, прятала голову в пуховом платке в плечи и без конца озиралась по сторонам. Воевода ругался шепотом - никак девка сбежит под защиту вооруженных людей и демаскирует позицию.
Земля дрогнула, с заснеженных веток кругом осыпался снег. Снежные клубы хлынули между стволов деревьев, точно лес за пределами поляны канул в никуда, и снаружи была одна белая мгла. Ели закачались, осыпаясь льдистой крошкой, и Старик Зима тяжело вступил на поляну.
Он был, пожалуй, все-таки не выше деревьев, а всего сажени две в высоту до загривка. Правда, передвигался Старик на четвереньках, наклонившись вперед и опираясь на кулаки рук, а руки были длинные, мускулистые, толстые, как стволы столетних елей; ноги, напротив, несуразно короткие, косолапые, с отстоящим большим пальцем, и шел Старик Зима по лесу босиком, ломая нетронутый наст и глубоко впечатывая в снег огромные ступни. В первый раз Игнатию показалось, что на Старике белая шуба с длинным мехом и такие же штаны, но теперь освещение было лучше, и стало ясно, что это собственная шерсть Старика Зимы. Все тело, кроме лица, заросло грубым белым волосом, седая косматая борода и шерсть на брюхе свисали под грудью до самой земли. Лицо же розовое, все в морщинах, со звериной выступающей челюстью и выдающимся лбом, нависшим над крошечными красными глазками, а нос сплющен и торчит вперед ноздрями. Белый пар сбегал с шерсти волнами при каждом движении и поднимался вверх; крутые бока поднимались и опускались.
- Прямо так холодом и тянет, - прошептал воевода. Игнатий вовсе никакого мороза не чувствовал, видно, из-за охотничьего азарта.
Старик Зима вышел на середину поляны и рассмотрел Марфушу, шумно дыша. Мамкина дочь замерла от страха под мертвой елкой, завернувшись в шубу.
Ороговевшие губы Старика Зимы раскрылись, обнажив огромные желтые клыки; из пасти между ними тек морозный туман.
- Тепло ли тебе, девица? - ухнуло чудище.
Голос низкий, мощный, исходил из горла Старика Зимы, он почти не шевелил губами, когда говорил, но с каждым звуком наружу выплескивалась белая морозная дымка.
- Х-х-холодно, - еле слышно сказала Марфуша и громче, - не студи меня, дедушка!
Это был не тот ответ, которого ждали затаившиеся вокруг люди и сам Старик Зима. Воевода тихо зашипел, кто-то из невидимых стрельцов выругался шепотом. Монстр качнулся на месте, тяжело дыша, отверз клыкастую пасть и выдохнул. Сколько было в нем воздуха и сколько холода, неведомо, но лес затопило хлестким ледяным ветром и снежной крупой, с деревьев срывало хвою и шишки; Игнатию пришлось зажмурить глаза от снега.
- Тепло ли тебе, красная? - спросил Старик Зима.
- Холодно! - завизжала одуревшая Марфуша, вжавшись спиной в древесный ствол. Брови и ресницы у нее побелели от инея, лицо посинело, под глазами намерзли застывшие слезы. - Холодно! ХОЛОДНО!
Снова чудище широко открыло пасть и выдохнуло во второй раз, на этот раз еще сильнее прежнего - с земли подняло в воздух тучи снега, с елок сдирало уже большие ветки. Игнатий не чувствовал холода, но чувствовал, как ледяная крошка сечет кожу на лице и бьется в зажмуренные веки. Когда он наконец открыл глаза, то сообразил весь ельник с позиций стрельцов снесло, и их скрывала уже только темнота. Из пищали выпал незажженный фитиль, и его пришлось искать в темноте и вставлять обратно
- Тепло ли тебе, девица? - в третий раз спросило чудище, но Марфуша не отвечала. Воевода привстал и поднял руку с пистолем, собираясь командовать атаку, но тут мимо него и Игнатия что-то проскочило - то была Настенька, сбросившая шубу. Дурочка выскочила на поляну прямо перед Стариком Зимой, прикрыла телом сводную сестру и закричала что было мочи:
- Тепло! Тепло! ТЕПЛО!

6. Битва
- Пли! - взревел Афанасий Пепел, плюнув на изначальный план захвата, но никто выстрелить не успел, потому что Старик Зима выдохнул в третий раз. Казалось, на этот раз с земли подняло уже весь снег, сколько его ни было, из земли с корнем вырывало кусты и молодые елочки; Игнатий только тем и спасся, что уткнулся лицом в мерзлую землю и прикрыл голову руками. Пищаль слетела с сошки, а фитиль делся неведомо куда.
Когда снежная пыль опустилась на землю, Игнатий увидел, что одноглазый воевода Пепел стоит на поляне между девушками и монстром, в левой руке тяжелый кавалерийский пистоль с колесцовым замком, в правой персидская сабля с серебряной филигранью. Был Афанасий Пепел человек жадный и гневливый, но в недостатке доблести никто его обвинить не мог.
- Сгинь, нечистый! - рявкнул воевода, нацелил пистоль Старику Зиме в морду и спустил курок.
Целил он, видно, Старику Зиме в глаз, рассчитывая и его сделать одноглазым, но не попал. Все же монстру раздробило бровь, и по скуле побежала кровь, прозрачная, как вода, и дымящаяся холодным паром на воздухе.
- Да ты меня ранил, - прогудел Старик, медленно подняв лапу и прикрывая лоб. Выпущенные из кулака самородки и драгоценные камни рассыпались по снегу. - Что тебе надобно, добрый молодец?
Игнатий сообразил, что будет дальше, и выстрелил в Старика, целя тоже в лицо, но промахнулся и стал спешно перезаряжать оружие. От деревьев на чудище бежали казаки с саблями и протазанами - и главная команда, и резервная вместе, и стрелять по линии человеческого роста тут же стало нельзя, хотя лучники на деревьях пускали сверху одну стрелу за другой. Ошеломленный внезапной атакой со всех сторон Старик Зима крутился на месте и лупил ручищами куда придется - на него накинули сеть и пару веревок, спутали лапы, казак воткнул протазан чудищу в ногу по самый наконечник, другой храбрец даже полез Старику Зиме на спину, а воевода бросил разряженный пистоль, подскочил вплотную и рубил саблей по лапам, целя в пальцы. Десяток ран на теле монстра хлестал прозрачной кровью и белым паром, и было похоже, что люди, облепившие огромное чудище, как собаки медведя, выиграют бой.
Наконец, Старик Зима изловчился и дохнул вновь - но дохнул иначе, чем раньше, узкой струей белого дыма на несколько саженей, поворачиваясь на ходу. Внизу под струей обдирало снег до самой земли, и людей, что попали в эту струю, отбросило назад, как тряпичных кукол, а на деревьях, металле, коже нарастала толстенная ледяная корка. Сеть и веревки, попав в студеный поток, развалились осколками, а прижавшиеся к земле добровольцы заживо обратились в ледяные статуи. Казак с саблей, только что живой и драчливый, налетел спиной на обледенелое дерево и разбился пополам - только и брызнули красные осколки застывших в один момент потрохов и крови, заледеневшая рука с обломком сабли упала где-то рядом с девушками под елкой. Воеводе Пеплу ледяной струей задело левую ногу ниже колена - он все еще размахивал саблей, ничего не успев понять, и при резком движении обратившаяся в ледяшку нога обломилась у колена. Одноглазый воевода упал, и Старик Зима тут же захватил самого дерзкого своего врага огромной лапищей и поднял на воздух; из полуоткрытой пасти тек водопад студеного белого пара, и сжатый в кулаке Пепел беспомощно дергался меньше чем в аршине от огромных клыков. Храбреца со спины Старик сдернул и растоптал. Уже не боявшиеся никого задеть стрельцы со своих позиций палили из пищалей вразброд, не по команде - впрочем, цель была так велика, что добрая половина выстрелов таки прилетала в цель, расцветая кровяными фонтанчиками. Старик дернулся от боли, и это выиграло Пеплу несколько лишних мгновений жизни - воевода сплюнул кровью и завопил, откуда только силы взялись:
- КАРТЕЧЬ! - а затем Старик Зима дохнул на него и снес белым дыханием воеводе голову вместе с плечом.
Не стало воеводы и боярина Афанасия Пепла, но сюрприз, который воевода заготовил Старику Зиме, сработал и без него. На тяжелых санях был установлен маленький фальконет трехфунтового калибра, взятый воеводой из скуровского арсенала с зарядом пороха и картечи; еще до заката его нацелили на середину поляны, справедливо предполагая, что нечистый появится именно там. Теперь приставленные к фальконету стрельцы, ждавшие с огнем наготове, запалили фитиль, и пушка рявкнула, показав, что не только нечистая сила в эту ночь умеет извергать громы и молнии.
Старика Зиму, стоявшего боком к линии огня, точно ударило огромным невидимым кулаком и отбросило наземь на край поляны, шерстистые бок и плечо взорвались фонтанами воды и пара, левый глаз выбило начисто, и чудище билось на снегу и ревело так, что ели тряслись. Игнатию ненадолго показалось, что Зима ранен так тяжело, что уже не поднимется, но нечистый все-таки поднялся, смял двух подбежавших к нему стрельцов с бердышами и похромал с поляны в лес.
На свое несчастье и на несчастье отца Полидора раненный и наполовину слепой Старик Зима двинулся не на север, а на восток, прямо на окопанные позиции стрельцов. Тут его ждал очередной град выстрелов в упор, нанесших куда более урона, чем раньше, и обретший храбрость отец Полидор с серебряным распятием в руках.
- Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его, и да бежат от лица Его ненавидящие Его! - возопил Полидор, преграждая нечистому дорогу. - Яко исчезает дым, да исчезнут... - тут Старик Зима не глядя втоптал отца Полидора в снег, раздавил начисто и священнослужителя, и двоих поспешно перезаряжавших пищали стрельцов, а третьему размозжил руку, и, точно, бежал в лес. Никто не пытался его преследовать - половина отряда уже полегла на месте, а остальные бросали позиции и улепетывали кто куда. Бойцы поглупее удирали на запад или север, куда глаза глядят, а те, кто сохранил хоть толику рассудка, бежал на юг, к далеким лошадям. Игнатий перекрестился, ухватил так и не выстрелившую пищаль и припустил бегом тоже на юг, даже обогнав нескольких безоружных стрельцов.

7. Последний рывок
Расседланные лошади и легкие сани были там, где их и оставили, за холмом - отступления воевода не планировал. Дьяк Шулепин, кроя самыми непристойными словами воеводу Пепла, Старика Зиму, Настеньку с Марфушей и всех на свете, спешно седлал пеплова коня. Молодой казак, оставленный охранять лошадей, только крестился и заламывал руки, видя, что без наездников осталось три четверти коней: тех было сорок, считая и упряжных, а с поля боя вернулось меньше десятка бойцов, и половина из них бросила освященные пищали и сабли на проклятой поляне.
Игнатий нашел своего жеребца, влез на него как есть неоседланного и развернул на север, обратно к поляне.
- Ольшанка не в той стороне, - буркнул дьяк. - Али ты собираешься за Стариком охотиться? Он небось давно провалился к себе в пекло или улетел по воздуху.
- Если бы он мог, то улетел бы еще с поляны, - возразил Игнатий. - Старик Зима должен вернуться на то место, откуда пришел, в версте к северу от поляны, а понесло его на восток. Он наполовину ослеплен, хромает и изнемог от боли - какой ни на есть демон, а добить его будет нетрудно. Кто со мной?
- Сам и добивай, - дьяк сел в седло и потрусил на юго-восток в сторону Ольшанки. Выжившие стрельцы и казаки большей частью неуверенно тронулись за ним.
- Ну и черт с вами, - Игнатий пустил лошадь рысью, закинув пищаль на плечо.
Обе дочери Прохора все еще были под елкой - Настенька, вся в ледяной корке, с иссеченными снегом и льдом лицом и руками, прижимала к себе сводную сестру, и видно было, что Марфуше уже никогда не будет ни тепло, ни холодно. Настенька, видно, и не чаяла, что кто-то вернется, вытаращилась на Игнатия голубыми глазами-блюдцами и сказала ему:
- Умерла Марфуша. После второго раза еще заледенела.
- Шубу ее возьми себе, замерзнешь, - посоветовал Игнатий, спешившись и подбирая персидскую саблю воеводы Пепла. Свою он даже не помнил, как потерял - на поясе болтались пустые ножны. Полушубок тоже остался где-то под упавшим деревом на позиции, шапка вовсе делась неведомо куда, остались кольчуга и легкая стеганая куртка под ней - странное дело, но Игнатий не мерз. О лихоманке думать не хотелось. - Иди на юг, там люди и лошади. Замерзнешь же.
Настенька помотала головой. Пришлось Игнатию силой оторвать девушку от тела сестры и усадить на коня перед собой. Он знал, куда ехать: на север.
Игнатий мог бы опасаться, что Старик Зима придет к месту назначения первым, но раненое чудище, видно, заплутало в лесу и не могло сразу найти обратной дороги - в лунном свете видна была только одна цепочка следов, уже частично занесенных снегом, и вели они на заветную поляну, а не от нее. Игнатий полагал, что найдет на том месте, где оборвались следы в прошлый раз, какую-нибудь колесницу, или ступу, или на чем там летает нечистая сила. Так и вышло: среди деревьев стояло нечто круглое, похожее на тарелку или две тарелки, сложенные вместе, высотой в дом и больше десяти сажен от края до края, без окон и без дверей. От серебристого металла тарелки шел студеный дух, который Игнатий-таки почувствовал, хотя мороз и не беспокоил его, так раньше. Тут было что-то пострашнее: тронь - рука отвалится.
Трогать диавольскую колесницу Игнатий не стал. Он оставил коня на попечение Настеньки под деревьями, занял позицию там, где начиналась цепочка следов, и проверил пищаль. Игнатьевы ножны к персидской сабле не подошли, пришлось заткнуть ее просто за пояс.
Старик Зима выбрел из леса не сразу. Сражение с людьми оставило нечистого тяжело раненным, и он шатался и ковылял, припадая на пробитую протазаном ногу. Изуродованные картечью бок и плечо покрылись толстой ледяной коркой, шерсть свисала клоками. Стрелу из глаза Старик вытащил, и наросшая на морде кровь напомнила Игнатию о повязке покойного воеводы; единственный глаз чудища устало моргал. Лошадь пугливо заржала, встала на дыбы и рванула в лес.
- Стоять, - велел Игнатий, нацелив пищаль на Старика. - С такого расстояния я уж точно попаду и второй глаз выбью, так что ты глупостей не выкидывай. Ты понимаешь по-русски, это я знаю.
Он тут же пожалел о том, что не взял с поля боя вторую пищаль или пеплов пистоль: после выстрела у него останется только персидская сабля - придется идти в ближний бой, а гибель воеводы и казаков-охотников все еще стояла перед глазами. Старика, однако, угроза проняла, и он остановился на месте, пошатываясь, оперся здоровой лапищей о дерево, тут же заиндевевшее.
- Маленькие злые людишки, - провыл он и закашлялся. - Что я вам сделал? Дарил подарки. Чем вы мне отплатили? Напали на меня, ранили.
- Ты первым нападал на людей в лесу и студил до смерти, - отвечал Игнатий. - Марфуша замерзла насмерть на моих глазах, а уж она в тебя не стреляла и саблей не рубила, никакой вины за ней не было, кроме как ответа "холодно".
- А тепло ли тебе, добрый молодец? - резко спросил Старик Зима.

8. Нечистая сила
Игнатий, опустивший было пищаль, снова нацелил ее монстру в морду:
- Ты со мной не шути, нечистая сила!
- В моем мире, - отвечал Старик голосом неожиданно серьезным, - это приветствие и пожелание здравствовать. "Тепло" - это нормальное состояние живого организма, мерзнуть неестественно. Я живу далеко, мой мир обращается вокруг большой планеты с кольцами - я надеюсь, в ближайшие сто лет вы изобретете наконец телескоп и сможете его увидеть. Солнце там меньше, а климат мягче и приятнее на мой вкус. Там в ледяных берегах текут углеводородные реки, в небо бьют гейзеры из затвердевших газов, стоят хрустальные дворцы, и при встрече друг друга спрашивают, тепло ли.
Игнатий попытался сообразить, мерзнет ли он или нет, но тело никаких подсказок не давало, а мысли путались.
- Ежели человек на холоде не мерзнет, - сказал он, - значит, лихоманкой ему чувства отбило. Лихоманка тоже твоих рук дело, а, сатана?
- Вы называете болезнями естественную реакцию на вторжение в организм примитивных микроскопических форм жизни, - отвечал Старик, подвывая от боли. - Непривычная для моего мира система, но мне она показалась интересной, и я попытался использовать ее в вашу же пользу, а горькую пилюлю подсластил подарками - металлами, кристаллами и шкурами животных, как вы любите.
- Ради чего? - оторопел Игнатий.
Старик Зима тяжело сел на снег.
- Ради выживания человечества. Климат меняется, наступает ледниковый период. Я сделал ряд климатических и социальных прогнозов на ближайшие столетия, и для этой части планеты все выглядит мрачно. Можно надеяться, что ледниковый период окажется малым, и вас ожидает всего пара веков холодных зим и коротких лет, а вот самый пессимистический вариант предполагает, что эти края будут накрыты арктическим ледовым щитом, как уже было на моей памяти. Четкая организация помогла бы вам пережить тяжелые времена, но социальные прогнозы не лучше - конкретно это государство с большой долей вероятности ждет гибель и распад в ближайшие двадцать лет. Уж не думаешь ли ты, что ваш царь Борис создал тысячелетнее царство? Вас ждут войны, самозванцы, эпидемии, отчаяние и смерть, смерть, смерть.
- Не каркай мне, нечистый, - огрызнулся Игнатий. - Ты же лихоманку и распространяешь, народ сотнями помирает.
- Я не могу надеяться на полное выживание всего человечества, - возразил Старик Зима. - Идея была в перестройке метаболизма. Вы живете в чудовищно жарком мире и слишком зависите от тепла, что в условиях глобального похолодания опасно - я пытался не просто повысить порог чувствительности нервных окончаний, но расширить температурный диапазон человеческого выживания.
- Студил девушек в лесу, вот что ты делал.
- Это была проверка, научный эксперимент, - отвечало чудище, потирая заледеневшую морду лапой, - насколько низкие температуры может выдержать модифицированный организм? Как насчет элементарной благодарности? Да, не все выживают. Те, чей организм отверг модификацию, вымрут, но остальные передадут изменения своим детям, генный код моих вирусов станут естественной частью человеческого организма. Это называется "естественный отбор", я просто направляю его в нужное русло. Несколько поколений - и на Земле останется только нечувствительная к холоду раса. Да, шансы летального исхода были заведомо ненулевыми, но я руководствовался благой целью и вижу перед собой сразу два положительных результата.
- Два? - переспросил Игнатий.
Старик Зима оскалил желтые зубы в подобии улыбки, и сразу же перекосился от боли.
- Зимняя ночь, лес, трескучий мороз, наглый молодой солдат без полушубка. Ты должен был замерзнуть насмерть несколько часов назад, но ты все еще жив и пытаешься меня убить - значит, заразился еще несколько дней назад как минимум, во время первого знакомства с зараженными в деревне. Если попадешь в процент переживших болезнь, холод тебя уже никогда не убьет.
Игнатий пощупал себе лоб.
- Подлинно диавольский план, - сказал он, - ты понимаешь, что мы не хотим умирать? Если тысячи умрут, чтобы выжили десятки - оно того не стоило. А ну как я просто брежу? Никогда не возвращался в Скуров, не уговаривал воеводу ловить адскую обезьяну в лесу, просто умираю где-нибудь под елкой?
- Верь во что хочешь, - простонал Старик Зима. - Если бы я знал, в какую ловушку попаду, никогда бы не брался за этот проект. Я ранен и ненавижу вас всех, я возвращаюсь домой и собираюсь ближайшие лет пятьдесят валяться на берегу метанового озера, пить аммиачные коктейли и не вспоминать об этой мерзкой планетке. Пропадите ко всем вашим чертям со своим ледниковым периодом.
- Значит, ты обещаешь уйти и больше не возвращаться? - переспросил Игнатий. - Что-то не верится.
- Я не говорил, что не буду возвращаться никогда, - зашипел нечистый. - Как на меня посмотрят другие ученые? Исследование Земли - дело всей моей жизни. Да, я обещаю сменить методы работы, подберу другие эксперименты, гарантирую нулевую смертность. И подарки, побольше подарков, все любят подарки. Лучше работать с детьми, они хотя бы не будут пытаться меня убить. Чего ты хочешь, добрый молодец? Золота? Камней драгоценных? Оружия нездешнего? Хотите отправиться со мной на мою планету? Выживание я вам обеспечу и как раз представлю академии наук как успешные результаты экспериментов - должен же я доказать, что рисковал жизнью не зря.
- Ничего не желаю из лап сатанинских, и в пекло быть утянутым не желаю, - отрезал Игнатий. - Если в моих силах будет лишить тебя и второго глаза, выбью и его, смогу - отрублю голову саблей, а потом уйду в монастырь просить Господа об исцелении. Пропади ты пропадом, нечистая сила.
- Сам пропади, - рявкнул Старик Зима и дунул белой струей - резко и внезапно. Игнатия отбросило назад, пищаль выстрелила куда-то ему под ноги, лицо, руки, кольчуга тут же обросли ледяной коркой, а тут еще такая же заледеневшая Настенька вцепилась ему в плечи и сбила с ног:
- Не трогай дедушку! Дедушка добрый и подарки дарит!
- Отпусти, дуреха! - взвыл ослепший Игнатий. Он только и понял, что в  тарелке отворился люк, затопив лес холодом и голубым светом, и Старик Зима проковылял внутрь.
- Последний раз предлагаю, - сказал нечистый, - летим со мной - завалю подарками и покажу чудеса моего мира, а потом верну на Землю, если захотите. Нет - ну прощайте.
Настенька обняла Игнатия, поцеловала его в лоб и оставила на снегу. Игнатий негнущимися пальцами нашарил воеводину саблю и попытался встать, счищая с лица лед, но Настенька пропала в летающей тарелке.
- Нет! - завопил Игнатий.
- Добро пожаловать на борт, - сказал ей Старик Зима. - Вернемся... когда-нибудь.
Люк затворился, и огромная тарелка беззвучно поднялась на воздух. Игнатий бессильно взмахнул саблей и смотрел, как летательный аппарат взлетает вверх и теряется среди звезд.

9. Эпилог
Игнатий поднял со снега пищаль и нетвердым шагом двинулся на юг, назад к поляне. На юго-востоке среди деревьев сквозил рассвет, пошел легкий снежок, и Игнатий скоро сбился с дороги, ориентируясь только по солнцу; холода он все так же не чувствовал, но вся энергия и весь азарт, что овладели им с начала боя, иссякли, ноги уже не держали, и больше всего хотелось лечь на снег и уснуть. На какую-то поляну он все-таки вышел, вроде даже и елка была похожая, но поляна была не та: ни трупов, ни следов ледяного дыхания Старика Зимы, ни рассыпанных по снегу подарков. Игнатий сел под елку и попытался собраться с силами. Если идти по солнцу, рано или поздно он выйдет на опушку леса, а там и до Ольшанки рукой подать.
Спасение, однако, пришло раньше. Задремавший было Игнатий услышал звон бубенчиков - на поляну выехали сани, влекомые тройкой мохнатых лошадок. Игнатий даже подумал, не вернулся ли за ним дьяк Шулепин, но возница был ему незнаком, хотя и тоже стар: окладистая седая борода, богатые шуба и шапка с меховой оторочкой - одет богато, как купец или боярин. Главное, человек, а не мохнатое чудище. Нос покраснел от холода, и изо рта вырывались облачка пара; возница постукивал руками в рукавицах друг о друга.
"Если скажет "тепло ли тебе, добрый молодец" - зарублю саблей", - пообещал себе Игнатий, но возница просто похлопал по борту саней.
- Садись, до Ольшанки дорога неблизкая.
Игнатий бухнулся в сани и сжал виски руками. В волосах застряли снег и лед, солнце светило среди деревьев, и Игнатий не знал уже, тепло ему или холодно.
Возница поискал в санях и нашел Игнатию старый полушубок и баранью шапку.
- Не мерзни. Лихоманка - дело нешуточное.
- Спасибо, - сказал Игнатий, - как только доедем до Ольшанки, сразу отдам.
- Да ладно уж, забирай себе насовсем, - махнул рукой возница. - Это подарок.

Исправлено: Dangaard, 05 февраля 2019, 20:01
Lightfellow
06 января 2014, 06:32
Baby Beating Heart

Дом стонал. Комната, в которой недавно поселился Эйден, будто выла. Такое сейчас происходило почти со всеми домами этого города. Невыносимый дневной жар нагревал железные стены, а относительная прохлада ночи их остужала, заставляя металл стонать.
Это никак не способствовало сну, однако, что можно было поделать? Все местные, кажется, уже давно привыкли к такому. Им весь этот скрежет мешает не более, чем тиканье настенных часов. По крайней мере тех, которые все еще работают.
Поворочавшись в постели некоторое время, Эйден, вздохнув, встал. Все-таки, не так просто забыть увиденное в долине Нерожденных…

1. I’ll carry you
Запах больницы, такой знакомый, но одновременно такой далекий и такой нежеланный. Естественно, он наполнял собой все пространство больничной палаты. Не могли его перебить даже стоящие на тумбочке хризантемы. Он поглощал собой и душистый аромат лежащих на тарелке персиков и яблок. Французские духи дамы, сидящей радом с койкой, тоже чувствовались намного слабее. Женщина сидела со слезами на глазах; не в силах посмотреть на человека, лежащего рядом, она уставилась в пустоту. Лежавшим на койке пациентом была ее дочь, восьмилетняя малышка, ставшая жертвой эпидемии. Ее тусклый взор, полный боли и переживаний, был устремлен в сторону ее матери. Она, будто бы, не понимала причины состояния ее матери, и печалилась от этого.
Слухи не врали, эпидемия была очень и очень странной. Больной не понимал, что он болен до самой смерти. Он не чувствовал ни боли, ни недомогания, ни чего-либо еще. Он не чувствовал вообще ничего. И это состояние ему, по некой причине, казалось нормальным. Но этим странности не ограничивались. На самом деле, это было лишь их малой частью. Врачи, по сути, не знали, не могли знать про эпидемию совершенно ничего – как она появилась, что послужило причиной ее возникновения, каким образом она передается от человека человеку, что в людском организме она поражает, что становится причиной смерти? Ни на один вопрос ответа не было найдено. Больницы, госпитали, поликлиники, лечебницы – все было забито пациентами. Но они, скорее, служили пансионами, нежели лечебными заведениями. Ибо никто не знал, как лечить эту болезнь. Никто, по сути, не знал, что вообще надо лечить. Попытки, естественно, были, однако никакого прогресса они не достигли. В итоге решили просто помещать больных в палаты. К ним не пускали никого, кроме родственников (по какой-то причине болезнь не передавалась от одного члена семьи к другому), даже врачей. Официальной позицией было «помещение зараженных индивидуумов в строго контролируемое помещение до обнаружения и успешного тестирования лечебной вакцины». Но ни у кого не имелось никаких иллюзий – вакцины нет. И ее никогда не будет. Таковой была горькая правда.
Единственным средством превенции оставалась изоляция. Средством, надо сказать, не особо действенным, так как эпидемия уже была распространена по всей планете, достала даже в самые отдаленные места и уже открыто нависала угрозой всему человеческому роду.

– Мам, почему ты плачешь? – Голос девочки, пропитанный беспокойством, нарушил гнетущую тишину.
Слезы матери хлынули еще сильнее. Она заплакала навзрыд. Будто самой ситуации было мало, на нее давило еще и то, что она попросту не могла объяснить все своей дочке. Сложно объявить умирающему, что он умирает. Еще сложнее тому, кто не чувствует, что умирает. И несоизмеримо сложнее, когда этот человек не просто не чувствует, что умирает, но и еще является твой любимой маленькой дочкой.
– Мааам? – протянула дочь, и будто тысяча ножей вонзилась в сердце матери. Не в силах выносить это и дальше, она просто встала, и не сказав ни слова, вышла из палаты. «Мама, куда ты? Мама? Мам?» – доносилось до нее, но она была не в силах вернуться.

– Извините, вы – мать этой девочки? – Перед ней стоял парень лет тридцати. С грустной улыбкой на лице, он протянул ей платок.
– Д..да. А кто вы? На врача вы не похожи. – И правда, на нем не было белого халата, вместо него он был одет в спортивную куртку и узкие джинсы.
– Я не врач, я… – Он на секунду задумался. – Я, можно сказать, просто изучаю эту болезнь.
– Значит, вы ученый?! – вскрикнула женщина. – Скажите, есть ли надежда? Пожалуйста!
– Ученый?.. Да, можно сказать и так. Но простите, на ваш вопрос у меня нет ответа. Прошу прощения, я ранее выразился несколько неточно – я изучаю не столько болезнь, сколько ее итог. Я изучаю, если можно так выразиться, смерть. Я, надо сказать, достаточно хорошо осведомлен в этом плане и сия… болезнь… стала для меня полной неожиданностью. И это добавило мне работы.
Женщина опешила и потеряла дар речи. Она никак не ожидала, что кто-то в такое время может изучать такое. И как вообще можно изучать смерть? Это не укладывалось у нее в голове.
– Прошу прощения, можно мне поговорить с вашей дочерью? – спросил парень, учтиво склонившись.
– Но ведь… Запрет… Что есл…
– Не волнуйтесь, мне можно. – Прервал юноша. – Платок можете оставить себе. – Он улыбнулся и вошел в комнату.

Звук двери оторвал девочку от созерцания воробьев на подоконнике.
– Мама! – вскрикнула она, но затем заметила, что вошедший был мужчиной. – Ты не мама. Кто ты?
– Друг. – Улыбнулся парень. – Я – друг.
– Правда? – Обрадовалась девочка. – Значит, ты поиграешь со мной?
– Конечно, поиграю. Пойдем со мной. – Парень улыбнулся и протянул ей руку.
Девочка привстала и подала свою ладошку.

Проснувшись, женщина некоторое время не могла понять, где находится. Осмотревшись, она узнала столь опостылевшие стены городского госпиталя. Оказывается, она умудрилась заснут прямо в коридоре, в кресле рядом с палатой дочери. Затем в памяти всплыл молодой человек, настаивавший на визите ее дочери. Она не видела, как он шел, поэтому она решила проведать палату.
Девочка лежала всё так же безмятежно, лишь тонкая простыня укрывала ее маленькое тельце. «Спит» – подумала мать, но затем подошла поближе и пригляделась. А затем охнула, рывком осела на пол и залилась горькими слезами. Ее дочь не спала. Открытые глаза уставились куда-то в даль, рука была протянута в сторону приоткрытого окна, но из приоткрытого рта дыхание уже не вырывалось.

***
Дыхание Эйдена потяжелело, очень захотелось пить. Он рванул к столу, на котором стоял графин со столь дорогой чистой водой. Ничтоже сумняшеся, он опрокинул половину содержимого в себя. Он посмотрел в зеркало – расширенные зрачки окаймлялись неприятной краснотой, лоб был покрыт блестящими капельками пота, руки дрожали. «Зачем он мне все это показал» – подумал Эйден. – «Почему именно мне? И тот ли он вообще, за кого выдавал себя. Нет, в этом сомнений нет, но тогда почему он отпустил меня? Неужели мое время пока не пришло? Вроде, ни у кого не осталось времени…» Он провел рукавом по лбу. Ткань стала влажной от пота. Но жара он не чувствовал. «Нет, мое время, похоже, скоро настанет. Хотя, я пока могу чувствовать жажду и голод. Хоть что-то…» Затем он опустил глаза – штаны в районе ширинки неприятно выпирали. Увидев это, он лишь ухмыльнулся: «Ну, и это тоже чувствую».

2. Night Divides the Girls
«Криминальная ситуация в западных районах столицы уже вышла из-под контроля властей, как заявляют эксперты. Введение… шшшшш… комендантского часа… ххххшшхшхшшшш… террористы предъ… хххшхшхшхш… треб… ххшхшшш…»
Мужчина выключил телевизор. Очередной выпуск новостей, очередные плохие вести, все плохо и, видимо, будет становиться только хуже. Даже не попытавшись ничего осмыслить, он просто достал сигарету, закурил и с наслаждением затянулся.
– Знаешь, меня учили видеть во всем позитив. Вот даже в этой ситуации я вижу хорошее – сигареты подешевели. – Он затянулся еще глубже.
Лежащая рядом с ним на кровати девушка, шурша простыней, повернулась к нему.
– Слабое утешение, не находишь? – Сказала она, зевнув.
– Уж лучше, чем ничего, лучше, чем ничего.
– Ой ли? – Засмеялась девушка. – Зато вот наши услуги подорожали.
– Ну, это и понятно. Фиг ведь разберешь, с кем трахаешься. Здоров он, не здоров. Риск. Но я готов платить за хороший секс.
– Поэтому все тебя и любят, – подмигнула девушка.
Парень еще раз затянулся, затем затушил окурок и достал новую сигарету. Раздалось клацанье зажигалки.
– Знаешь, эти идиоты говорят, что вот этот весь хаос, это потому, что Бог умер.
Девушка звонко рассмеялась.
– А ты и правда нечто. Не каждый клиент станет говорить с проституткой на злободневные темы человечества.
– Что, правда? А по-моему, о таком как раз с вами говорить и надо. Ну таки да, вот эти религиозные фанатики утверждают, что Бог умер. И поэтому нам постепенно наступает… Кхе-кхе. – Он закашлялся от слишком глубокой затяжки. – Ну вот да, это и наступает. Эпидемия, засуха, землетрясения. Ну, если честно, я и сам не могу представить себе причину, по которой могут гнить и крошиться бетон и земля. Того и гляди, все здания порушатся.
– А не по фиг ли? – Зевнула девушка.
– Так-то оно так, да вот занятно это.
– Это самое, ты заплатил мне за всю ночь, но так и не... ну... ты понял. – Девушка опустила глаза. – Я тебе доверяю, не подумай, но вот мой начальник... просил меня, что бы ты на этот раз прошел проверку.
– Проверку? – Засмеялся мужчина – Проверку! Ну, что ж, если нужно, то... Но только после тебя.
– Что? Но... Ладно. – Девушка потянулась за своей курткой и достала оттуда бритву и зажигалку. Эту процедуру она, конечно, делала не впервые, однако менее болезненной она от этого не становилась. Нагрев бритву, она вздохнула, а затем медленно поднесла к запястью левой руки, где уже красовалось несколько шрамов. Девушка вздохнула, приложила раскаленный металл к  руке и надавила. Жгучая боль, последовавшая за этим, исказила ее лицо в неприятной гримасе, а изо рта вырвался приглушенный крик.
Мужчина смотрел на это неподвижно, даже не моргая, словно видел это зрелище впервые. Когда она закончила, он улыбнулся, не проронив при этом ни слова.

– Твоя очередь, – сказала она, протягивая ему новую бритву и зажигалку. Ее левое  запястье уже было перебинтовано.
Мужчина взял зажигалку, но вместо того, чтобы нагреть бритву, он выставил вперед ладонь и зажег зажигалку под ней. Комнату наполнил резкий запах горелой плоти, но выражение лица мужчины было неизменным – все таким же улыбающимся, но отстраненным.
– Знаешь, – сказал он в ужасе смотревшей на него девушке. – Знаешь, а это произошло довольно-таки давно. Твои подруги думают, что из всей этой ваше своры ты мне нравишься больше всех. Ха! Как бы не так. Просто никто из них не игнорирует проверки. Никто, кроме тебя. Кстати, ты уже заразилась. Чувствительность у тебя там, – он указал на ее промежность, – уже далеко не та.
У девушки навернулись слезы.
– За что?.. За что ты так со мной?! – Заревела она.
– Ну-ну, не надо, тихо. Сегодня у нас будет прекрасная ночь. Прости, я не могу дать тебе рассказать другим о моем состоянии. – Сказал парень, медленно доставая из кармана штанов нож.
Девушка закричала.

Часы сидящего на лавочке парня пикнули в знак того, что настала полночь. Он зевнул и посмотрел на здание перед ним.
– Прекрасная у вас сегодня будет ночь, голубки. Как жаль, что о ней никто не узнает.
Пятна гнили на бетонном каркасе здания начали расползаться. Стекла в окнах разбились и усыпали тротуар мелкими осколками. Медленно рушащиеся стены начали грохотать. С крыши посыпалась черепица. Одна из них чуть не задела сидевшего на  лавочке парня. Она упала в метре от него, осыпав его волной песка и пыли.
– Ну что такое, на самом деле? Нельзя мирно посидеть? – Сказал он в никуда, отряхивая свою спортивную куртку и узкие джинсы..
Дом продолжал рушиться. Изнутри доносились отчаянные крики, однако ничто уже не могло их спасти. Через мгновение весь многоэтажный дом зарычал, а затем, с диким грохотом, осел. Клубы пыли вздымались чуть ли не до небес.
Парень всё так же продолжал сидеть на лавочке.
– Хорошие мальчики хороших девочек не обижают, – хмыкнул он. – А хорошие девочки не ходят по ночам гулять.

***
Самым неприятным для Эйдена был тот факт, что эти воспоминания непроизвольно возвращались каждую ночь. Он не мог точно вспомнить, когда в последний раз нормально выспался. Обычно его просто вырубает под утро, от усталости и недосыпа. Так было и на этот раз. Он проснулся на полу, под столом. Рядом с ним стоял графин с водой; просто чудо, что он не опрокинул его во сне. Сделав пару глотков, он встал, поставил графин на сто и отряхнулся от пыли. Мышцы ныли ото сна в неприятной позе на твёрдой поверхности. Эйден печально взглянул на свою комфортную кровать, однако мысли о неприятных воспоминаниях отбили у него желание спать. Вместо этого он решил прогуляться на свежем воздухе, размять конечности. Благо, уже светало.
Каждый раз это место его удивляло. Оно разительно отличалось от его родного дома, где всё было подчинено ледяной пустоши. От места, где жизнь шла крайне размеренно и неторопливо. От того места, которого больше не существует.
Эйден думал, что встал рано, однако выйдя наружу, он убедился, что ошибался. Высокие железные строения, стоящие очень близко друг к другу, а порой даже нависающие друг над другом, с самого утра кишели жизнью. Он поднял взор наверх, откуда доносился детский плач и женские крики. Лучи солнца еле проникали к первым этажам этого железного «муравейника». От созерцания металлических конструкций, столь злобно свисающих свысока, его оторвал чей-то голос прямо над его ухом.
– Eeste quo bon los aldenajos? Qeurim arto biano numos lojen artelos? – Кричал ему старик лет семидесяти, указывая при этом на коллекцию спрятанных в пальто мечей.
– Извините, я не знаю вашего языка. – Он даже не знал, как этот язык называется. – Да и нож мне не нужен.
– Ах, твой не говоришь наш языка. Сложный языка, все его зная плохо. А ножа зная все языка, покупай твоя ножа. – Настаивал старик.
– Нет, спасибо, – сказал он, а затем поспешно отошел от продавца. «Дешева ножа, чиста железа!» – донеслись до него напоследок слова старика, прежде чем сгинуть в гомоне «муравейника».
«Sa puta jai de mejos atuar los rigos!» – Донеслось с этажа выше; мать ругала свою малолетнюю дочь какими-то особо неприятными словами. «Trujos loa mada bon eeste lojen, artelos un tu babana!» – Кричал мясник в переулке справа, угрожающе размахивая ножом перед покупателями...
Через долгий час скитаний, Эйден наконец вышел к некоему подобию сквера, где, о чудо, росло дерево. Настоящее, живое. Оно росло посреди некого подобия гигантской клумбы. Рядом с ним стоял ороситель, распрыскивающий чистую воду. Чистую, настоящую воду. Эйден не мог поверить своим глазам; он подошел к дереву, нежно прикоснулся к его влажной коре. Затем он огляделся и чуть не потерял дар речи: все вокруг было покрыто зеленью, летали птицы, бабочки, пчелы, откуда-то свысока бежал ручей с чистой водой. Он не понял, как тут очутился, но это место ему определенно нравилось. Железная махина «муравейника» куда-то пропала, вместо нее он видел величественную опушку леса, поляну и далекие, заснеженные горы. Белизна этих гор напомнила ему родной дом, и тут из ниоткуда налетел ветер. Полетели листья и трава, птицы умолкли, насекомые попрятались. Эйден на мгновение сомкнул глаза, а открыв их, увидел совершенно ужасающую картину: лес, выжженный дотла, смердел адской вонью. Поляна, где недавно зеленела трава, превратилась в раскуроченное свое подобие, с сорняками, гнилыми травами и хищными адскими птицами. Над горами висели тучи, из которых непрерывно били молнии. Стремительные ручейки сменили зловещие потоки лавы. Ветер не смолкал.
Однако, больше всего этого Эйдена напугала одинокая фигура неподалеку. Парень смотрел вдаль, будто наслаждаясь пейзажем. Незаметно, в мгновение ока, Эйден очутился рядом с ним.
– Завораживает, не так ли? – Спросил парень.
– Ты... Нет, мне больше нравился старый пейзаж. – Ответил Эйден.
– Ну, о вкусах не спорят. – Улыбнулся парень. Ветер нещадно теребил его спортивную куртку, однако он не обращал на это внимания и все так же смотрел вдаль.
– Зачем ты здесь? – Спросил Эйден, набравшись смелости. – И зачем здесь я?
– Я не знаю, – искренне ответил парень. – Не знаешь, вероятно, и ты. Как я тебе уже когда-то говорил, я перестал понимать этот мир. Перестал понимать его уже очень, очень давно.
– Я вижу сны. Те воспоминания, которые ты мне показал. Почему?
– Видишь. Конечно, видишь. Я не удивлен. Все-таки велика сила долины Нерожденных. Может быть, она связала нас. Может быть, поэтому мы с тобой и стоим сейчас тут. Я не знаю.
– Но если не знаешь ты, то кто знает? Ты же Бог!
– Я? Бог? – Парень громко и искренне засмеялся. – Как меня только не называли, но богом – впервые. Нет, Эйден, я не Бог.
Часы на левой руке парня запикали. Он посмотрел на них и улыбнулся, а затем сказал:
– Тебе пора, Эйден.

Часы на стене пикали, обозначая, что уже полдень. Эйден сонно протер глаза; руки оказались мокрыми. Он посмотрел под себя – он лежал под столом, графин был опрокинут и вся одежда промокла. Устало вздохнув, он поднялся на ноги и подошел к окну. Вид был все тем же – ржавые безлюдные громады вздымались вверх, отбрасывая свою титаническую тень на всю округу. Людей почти не было, лишь пара бродяг да стражник.
– Сон... – прошептал Эйден. – Это был всего лишь сон...

3. Any Bird That Dares To Fly
– Эй, ты идешь? – Голос раздался откуда-то снизу. Девочка, стоявшая на вершине холма, посмотрела туда.
– Песнопения уже завершились? – Крикнула она.
– Да, давно, – ответили ей. – Главный монах искал тебя, хотел хорошенько отругать.
Девочка хихикнула.
– Что ты ему сказала?
– Я тебя не видела, не слышала, да и вообще, ты кто такая, ну? – Прокричали снизу.
Девочка рассмеялась.
– Подожди меня, я спускаюсь!
Холм был весьма пологий, поэтому она без проблем спустилась вниз. Там ее нетерпеливо ждала женщина средних лет.
– Хватит пропускать песнопения, ну! Наглазеться на стройку ты всегда сможешь! Из-за тебя от монахов достается мне.
Девочка, не ожидавшая такой нотации, насупила брови.
– Да какие они монахи, если сами говорят, что Бог мертв?! Кому они поклоняются, а? Мне, что ли?
– Жизни они поклоняются, да нам жить помогают, ну! Чего ты такая глупая? Кабы не они, мы бы до сих пор под открытым небом жили! Это ведь они поняли, что порча, людское жилье пожирающая, железо взять не может!
– Все равно дураки они!
– Хватит дуться и пойдем со мной!
Девочка решила повиноваться, все же негоже спорить с мамой.

Наутро девочка таки решила посетить храм. Путь к нему был недолгим – покрытый олениной шалаш виднелся со всех мест поселения. Шалашом он казался только издали, вблизи же можно было оценить его довольно большие по нынешним меркам размеры.
Несколько человек уже стояли перед входом. Девочка неуверенным шагом подошла к ним. Некоторые из них, завидев ее, захихикали и стали перешептываться. «Ну вот, опять», подумала она. Она уже было собралась убежать, но в этот момент из шалаша вышел главный монах. Увидев редкого посетителя, он улыбнулся.
– Да будет вечен прах Господний, ты пришла. Неужто мать твоя надоумила тебя послушаться?
– А вот никто и не надоумил! Я сама пришла! – Резко ответила девочка.
– Ладно, ладно, только ты не злись, – улыбнулся монах. – Пойдем, послушаешь утреннюю молитву.

В шалаше было достаточно просторно, даже несмотря на то, что один угол был забит сгнившими оленьими кожами. Их поменяли совсем недавно. Каждый раз оленина гниет все быстрее. Девочка надеялась, что как только достроят железный город, у нее исчезнут все заботы. Не нужно будет больше очищать шкуры, не надо будет откапывать заново обрушенные пещеры, не надо будет ходить в храм.
Ее мысли прервала речь главного монаха.
– ...покинул нас, но не покинула нас непоколебимая вера в его существование! Теперь мы едины как никогда! В прошлом остались ересь и невежество неверующих, в прошлом осталась религиозная рознь! Теперь все верят, что когда-то на небесах был Господь! Но теперь его нет и нам надо быть едиными, дабы пережить все невзго...
– Но столетние писания ведь гласят, что так всех выкосит эпидемия! – воскликнула девушка.
Монах покраснел от негодования.
– Тем, кто следует вере, не грозит ничего! – Рявкнул он. – А тебе и впрямь лучше впредь сюда не приходить. Однако не стоит прерываться ради этого, мы продолжим молитву.
Девушка подумала про себя, что это больше похоже на агитационную речь из прошлого, чем на молитву. Но, к своему счачтью, она этого не сказала. Но к своему несчастью, она задала вопрос, который ее давно беспокоил.
– А как умер Бог?

Спина болела даже на следующее утро. Двадцать ударов ремнем – это не шутки. С самого раннего утра в поселении была суета. Монахи постановили, что настало время очередного «Сбора». Его боялись все девушки поселения. Дело было в том, что на возведение железного города были брошены все мужские силы близлежащих деревень и поселений. Работали они там денно и нощно, находились там почти все время, поэтому еду и прочее им доставляли извне. Но помимо этого, мужчинам нужно было еще кое-что. И именно для этого собирали всех девушек от пятнадцати до двадцати лет. «Сбор» проводили не так уж и часто, лишь по необходимости. Да и за раз собирали не всех девушек; монахи вели списки и сами отбирали тех, кого считали необходимым.
Стоя у двери с саднящей спиной, она была уверена, что ее выберут. В этом она не ошиблась – ее имя вычитали из списка первым. И «Сбор» этот был для нее первым, ей лишь месяц назад исполнилось пятнадцать.
Перед самым отправлением к ней подошел главный монах.
– Знаешь, почему мы отбираем малое количество девушек? Потому, что эти мужчины на строительстве любят пользоваться ими по нескольку раз. Не стоит, наверное, пояснять, что это не очень хорошо влияет на психику и организм юных дам. Так вот, если  мы пошлем много девушек, их всех используют много раз. Но зачем рисковать, когда можно послать меньшее количество. Да, многие... «портятся», некоторые даже не выживают, но это допустимые пределы. В общем, ты первая в списке, наслаждайся новым опытом.
Девушка зарыдала.

Все было именно так, как говорил монах – ею пользовались три, четыре раза за день. Иногда это делали несколько мужчин сразу. Сначала ей, конечно, было неприятно, однако через некоторое время она даже начала, помимо боли и стыда, испытывать удовольствие. До того дня, как к ней пришел очень знакомый человек.
– Папа? – Удивленно вскрикнула она, когда высокий и худощавый человек вошел в комнату. – Ты пришел забрать меня отсюда, да?
Мужчина молча смотрел на нее. Смотрел несколько минут, пока наконец не молвил:
– Раздевайся и ложись.
– Что?! – Воскликнула девушка. – Папа, что ты собираешься...
– Раздевайся и ложись! – Прервал он ее грубым тоном.
Но она в ступоре смотрела на него непонимающими глазами. Он подошел к ней , сорвал с нее одежду, поставил на колени и подошел к ней сзади, снимая штаны.

Она лежала на верхотуре какого-то строения, лежала совершенно голая. Лежала и смотрела на солнце.Вдали, в высоте, в небесах, ей померещилась птица. Птиц никто не видел уже много лет.
– Летать... Как бы я хотела уметь летать...
– Ты всегда можешь попробовать, – обратился к ней парень, стоявший неподалеку, на самом краю строения. – Мы можем полететь вместе, если ты хочешь. Ты должна лишь решиться. – Он указал на пространство за краем. Ветер теребил его спортивную куртку, волосы развевались на ветру.
Она почему-то увидела в нем сходство с птицей, поэтому согласилась...

– Не каждой птице суждено лететь, – негромко молвил парень, стоя рядом с разбившимся телом девушки. – А еще, в древности говорили, что  всё, что делается в мире – заслуга женщин. Можно сказать, что этот город строится на женскои промежности и, – он попытался очистить куртку от красного пятна, – женской крови.

4. Far Too Far
Тени плясали по темной, безлунной долине. Эйден не мог понять, как, где и почему он очутился. Но то, что место это было ужасным, он был уверен до глубины души.
Темные размытые образы сменяли друг друга на горизонте и принимали разные устрашающие формы. Повсюду ползали черви, личинки и тараканы. Ползали они вокруг маленьких детских тел. Дети не были мертвыми, но и живыми их назвать не смог бы никто. Эйдена раздирали эмоции, одна хуже другой – страх, ужас, отвращение.
Он не знал, где был, не знал, что делать, он не знал ничего.
Внезапно рядом с ним появился парень.
– Здравствуй, Эйден. Надо сказать, я тебя не ждал.
– Где я? Кто ты?
– Всему свое время, Эйден. На твой первый вопрос я, пожалуй, отвечу. Ты в долине Нерожденных.
– Что это за место?!
– Понимаешь, это достаточно сложно объяснить. Ты, наверное, знаешь о всех бедах человечества? Нет того, кто не знает. Так вот, всего этого не должно было быть. Так не было предписано, понимаешь? Те, кто умер, они не должны были умереть, это было не их время. Если бы они не умерли, кто-то бы родился, понимаешь? У них тоже кто-то родился бы, и так далее. Но у них не было возможности родиться. Их души появляются в нужное время, но им некуда деваться. Точнее, все они собираются тут. Нерожденные. Я знаю, это сложно понять или принять, но...
– Кто ты? Что это за чушь? Как тут оказался я?
– Мир изменился, Эйден. Ни на что теперь нет точного ответа. Но я могу сказать тебе наверняка. Ты умер не в свое время. Но ты умер не просто не в свое время, ты умер тогда, когда должен был умереть другой. Ты поменял жизни местами. Ты в курсе, о чем я?
– Да, я смутно припоминаю... Я спас друга от смерти... Вроде... Но сам...
– Да, да, именно. Представь себе мое удивление, когда тут появился некто... ростом выше младенца.
– Но как? Почему?..
– Я не могу тебе ответить. Но я могу показать тебе иное. Показать, как и куда всё шло...

***
Это воспоминание было самым страшным. Он не спал нормально уже больше месяца, у него начались головные боли и галлюцинации.
Одной из схожих бессонных ночей, он решил закончить все это. Из своей сумки он достал старый и ржавый, но рабочий револьвер. Проверил его тщательно, неспешно. Долго обдумывал то, что он собирался сделать. Когда он он наконец решился, раздался стук в дверь. Она отворилась и в нее вошел молодой парень в спортивной куртке и узких джинсах.
– Привет, Эйден, – поздоровался он. – Как поживаешь?
– Ужасно, – прохрипел Эйден. – Хуже быть уже не может.
– О, поверь мне, может. Знаешь, Эйден, давай я тебе кое-что расскажу. Ты назвал меня богом, но увы, я не бог. Я совсем иное существо. Я существую ровно столько, сколько существует жизнь. Вы дали мне интересное имя, люди. Смерть. Мне нравится, как оно звучит. Знаешь, Эйден, когда-то давно всякий мертвый попадал в мои руки. Все проходили через меня. Однако, как только появилась та злосчастная эпидемия, я перестал их получать. Совсем. Люди не умирали, когда им было предписано, умирали, когда не было. Но они просто не появлялись у меня. Они будто... просто исчезали из существования. Раньше я был всесущим, мог быть везде, в любое время. Сейчас же я ограничен этим телом. И по-настоящему умирает лишь тот, кого я заберу с собой. Участь остальных мне не завидна.
– Но почему все это происходило? Неужели бог и правда умер?
– Бог? Умер? Вопрос в том, существовал ли он когда-то. И если да, то был ли таким всесильным?.. Я не знаю. Все эти тысячи и тысячи лет я не встречал никого, именующего себя богом. Увы.
– Вот оно как...
– Ну, Эйден, пойдешь ли ты со мной? – сказал парень, именующий себя смертью, и улыбнулся.

Credits:
Написать этот бред меня вдохновило, вместе с рассказом Дангаарда, аниме Kamisama no Inai Nichiyoubi, а так же группа Halou, названиями чьих песен и названы части. Всем спасибо.

Исправлено: GooFraN, 06 января 2014, 06:33
Мои статьи: WePlay | DashFight
Вердек
 АВТОР FFF 
07 января 2014, 18:45
Вариант эпилога

You Are One Of Us


- Нет - ответил Эйден на вопрос смерти – ты решил… или решила, что я готов застрелиться?
- Я почувствовал это – ответил парень – Ты близок ко мне, как никогда.
- Наверное… ты права… прав - мысли Эйдена текли тяжело и медленно, словно каждая из них пробивалась сквозь густой кисель. Он посмотрел на револьвер в своей руке. Это было старое, очень старое оружие. Семейная реликвия, которой минуло больше ста лет. Неухоженный металл, во многих местах тронула ржавчина. Даже неизвестно мог ли он ещё стрелять. Самым непривычным было видеть ржавчину на железе. В мире Эйдена железо не ржавело от времени или воды. Скорее всего ржа на револьвере появилась ещё до начала эпидемии.  
- Почему всё это происходит? – спросил парень своего собеседника.
- Я ведь объяснил тебе – несколько недоумённо ответил тот.
- Ничего ты не объяснил. Люди исчезают и что? Почему же всё вокруг приходит в негодность. Почему разлагается, гниёт и чем дальше, тем быстрее?
- Ты хочешь, чтоб я тебе в двух словах рассказал тебе, как устроен мир?
- Да. Кто если не ты?
- Тебе не всё ли равно?
- Нет. Перед тем, как пойти с тобой я должен знать.
Смерть задумался, присел на краешек стула. Зачем ему садиться? Разве он устаёт? Хотя возможно теперь и устаёт. Ограничен в рамках одного тела. Это настоящее тело? Или он может в любой момент стать невидимым? Как он забирает с собой? После выстрела он сможет ли увидеть его? Или он видит его НАСТОЯЩЕГО? Что происходит после него? После смерти? Парень отметил про себя, что кисель в голове рассосался и мысли потекли много живее. Адреналин? Тяжесть револьвера тянула руку вниз и Эйден положил его на стол. Это движение не ускользнуло от собеседника и видимо побудило его решиться.
- Не могу поручиться, что ты поймёшь – сказал парень – Но всё в мире взаимосвязано и ничто никуда бесследно не исчезает… Не исчезало. Материя,  энергия, духовная, физическая – всё движется по кругу. Люди умирают, их физические тела становятся частью окружающего мира. Так же и с духовной субстанцией. Душа не может появиться на свет, если нет формы – тела. А если тела умерших не возвращаются в землю, а исчезают в никуда? Представь, если из дома вынуть кирпич? А если два? А если тысячу? Эпидемия вырвала из мира уже сотни тысяч кирпичей и, чтоб заполнить эти дыры, материя течёт изо всех мест. И то из чего она уходит, начинает разрушаться. Из-за начавшегося сто лет назад беспорядочного движения материи мир дестабилизировался. И чем больше людей исчезает, тем сильнее будет нарастать этот процесс.
- Дальше будет хуже?
- Намного хуже. Из-за дефицита материала люди стали меньше рождаться, происходит меньше зачатий. Ваше общество пытается решить эту проблему по-своему. Мужчин и женщин едва ли не заставляют совокупляться по нескольку раз на дню. Вплоть до кровосмешения. Братья с сестрами, отцы с дочерями. И на работе и дома. Проституция возведена в ранг обязаловки. Но это не поможет. Проблема не в физиологии. Ты видел, ты был в Долине. Сотни тысяч душ нерождённых ожидают своей очереди прийти в этот мир и не могут дождаться. В духовной сфере царит такой же хаос.
- Чем это закончится?
- Не знаю. Такого ещё не было от самого начала.
- Так что же произошло?  - Эйден едва не выкрикнул эту фразу – Откуда взялась эпидемия? Это наказание? Проклятье? Запланированный ход событий? Может гигантский эксперимент, провидимый Кем-то там, подходит к концу?
Видимо он сказал, что-то до чего собеседник сам ранее не додумался, потому что тот застыл, на некоторое время, уйдя в себя.
- Есть вопросы, на которые даже я не знаю ответа – наконец произнёс он – Я не всесилен. Тем более сейчас. Но я могу сделать так, чтоб ты не исчез безвозвратно.
- Чтоб я как и те сотни тысяч оказался в Долине и ждал своей очереди, не зная, дождусь ли?
- Духовный мир не ограничивается Долиной и души не сразу попадают туда, а спустя тысячи лет. И как не крути, но даже у стоящих в очереди есть надежда. А у ушедших безвозвратно, её нет.
- А может небытие лучше?
- Ты уверен, что хочешь проверить?
Эйден молчал. В голове сновас густился кисель. Очень хотелось спать. Без снов, без видений. Упасть в чёрный мешок забвения и не просыпаться, пока организм не восстановит  силы. Послать к чёрту и Смерть и Нерождённых и материю с её вселенскими дырами. А может это и называется умереть? Может он подсознательно хочет того, что предлагает ему этот парень в спортивной куртке? Естественного хода событий в которых всё заканчивается Им.
- Что ждёт меня за чертой? – глухо, глядя в пол, произнёс Эйден.
- А вот на этот вопрос ответа, раньше времени, ты не получишь – услышал он ответ.
Парень поднял глаза на собеседника. Облик того продолжал дико не сочетаться с въевшимся стереотипом.
- Почему ты такой… не такой – задал он риторический вопрос. И добавил – Я подумаю до завтра, можно?
- Я приду завтра – ответил собеседник, и, постояв ещё пару секунд, вышел, закрыв за собой дверь. А Эйден ещё раз взглянул на древний револьвер и в голову пришёл запоздалый вопрос: Почему железо  в этом мире не ржавеет?

Она торопясь шагала по улице, держа за руку дочурку. Тротуар, коряво залитый бетоном всего месяц назад, уже покрылся сеткой трещин, отслоившаяся корка крошилась под каблуками в мелкую пыль. Они проспали. Будильник, заведённый вчера на шесть утра, не зазвенел. За ночь медные шестерёнки покрылись зеленоватой окисью и наглухо встали. Чистки в мастерской хватило всего на неделю. В результате, когда она открыла глаза, солнце стояло уже высоко. Дочка спала в кроватке. Она быстро разбудила её, потянув на себя одеяло, но девочка во сне ухватилась за него и вдвоём они едва не порвали его напополам. Потом она ещё полчаса провозилась, готовя завтрак. Картошка, купленная два дня назад, сильно подгнила, пришлось долго выколупывать тёмные глазки. Хорошо, хоть жир и соль долго не портились.
Позавтракав жареной картошкой, они выскочили из дома. Ступенька на крыльце провалилась под её ногой, опять придётся вызывать плотника. Извозчик уже давно уехал, а с ним и все остальные. А до плантаций пешком двенадцать километров, это ещё три потерянных часа. А ведь сегодня день созревания. Поэтому она торопилась, как могла. Дочурка, не выдерживая темпа ныла, просилась на руки, но нести её всю дорогу было трудно. Никто, ни на одной лошади не догнал их, все были уже в своих теплицах, собирали урожай. Если не успеть во время он сгниёт на корню.
Так продолжалось уже несколько лет. Ещё в дни её молодости всё было иначе. Можно было не спешить, собирать помидоры, яблоки, по мере необходимости, но со временем они портились всё быстрее, и тем скорее, чем дольше они оставались на корню. Сорванными хранились гораздо дольше. В последние десять-пятнадцать лет  стало необходимостью собирать урожай в определённый день, его даже назвали днём созревания. А с прошлого года стало ещё хуже. Урожай сгнивал на корню за несколько часов. Не удивительно, что она спешила, мало обращая внимания на слезливые протесты дочурки.
Тем не менее, они опоздали. Ещё подходя к забору, окружавшему плантацию с большой теплицей, сердце её почувствовало неладное. Она не увидела привычных зелёных кустов картошки. Взявшись за рассохшиеся, потемневшие доски, установленного полгода назад нового забора, с ужасом смотрела она на расстелившиеся по земле, засохшие плети. Рыдая копала она землю, чтобы наткнуться на чавкающие слизью, сгнившие клубни. Сквозь стёкла теплицы видела она упавшие с кустов помидоры, успевшие превратиться на земле в тёмные пятна и сухие стручки высохших огурцов. Ягодные кусты опутала белёсая паутина, а под плодовыми деревьями лежали вонючие кучи того, что было плодами.
Схватившись за голову, сидела она внутри стеклянной теплицы. До умишка её четырёхлетней дочки дошёл ужас положения и та плача ползала по земле, в надежде откопать хоть, что-нибудь уцелевшее. В голове звучал один вопрос – как им теперь жить? Она и не рассчитывала успеть собрать весь урожай, за столь малое время. Никто не рассчитывал, но, не опоздай они, и хоть что-то могло уцелеть. А теперь… никто не поделится спасёнными крохами.
Призрак голодной смерти маячил перед глазами всё явственнее и она не удивилась, когда наяву увидела её… его.
- Я сочувствую вам – сказал парень в узких джинсах и спортивной куртке.
- От этого не легче – не очень уважительно ответила она. Дочка, завидевшая чужого, подбежала и прижалась к матери.
- Не легче – согласился парень – поэтому я здесь.
Женщина подняла на него заплаканные глаза. Она не сомневалась в том, кто стоит перед ней.
- Мы не больны – ответила она – Можете проверить, мы всё чувствуем.
- Я верю… знаю.
- Тогда зачем ты пришёл?
- Не всё ли равно, раньше или позже? Но сейчас будет легче. И ей – парень взглядом указал на девочку – И вам.
Она обняла дочку. В этом мире, где давно погасла надежда, где все последние годы они жили в страхе перед тем, кто стоит перед ними сейчас, где жизнь давно превратилась в существование… что держало их здесь? Что она могла дать своей дочурке зимой, которая неотвратимо приближалась. Голодная смерть в выстывшей квартире или тихая сейчас, под ласковым солнцем? Стоил ли выбор затрачиваемого на него времени? Испуганные глазенки дочки начали озираться по сторонам, по кустам, которые уже не принесут плодов. Скоро она запросит есть.
- Только сделай всё быстро – попросила она.
- Я не могу. Это должна сделать ты сама.
- Как? – она в отчаянии воззрилась на парня. Тот осмотрел теплицу.
- Добротно сделано – заметил он – Кажется около года назад? Металлический каркас простоит ещё лет сто, а вот герметик выкрошился и стёкла истончились, едва держатся.
Не говоря больше ни слова, она, зажмурившись, ударила кулаком по одной из центральных опор. От легкой вибрации стекла над её головой треснули и росчерками стеклянных копий рухнули вниз.

Серые, пыльные холмы окружали железный город. Исполинские башни самых разных форм и размеров казались чёрным кружевом на фоне закатного солнца. Город бросал тень на равнину перед ним. На этой равнине, давно лишённой травы, Эйден видел его. Всё в той же спортивной куртке и джинсах – маленький человечек перед мрачным, гулким лабиринтом стальных сооружений. Он почему-то не решался входить в город. Задумчиво стоял в его гигантской тени, ветер трепал его волосы… впрочем возможно это было фантазией Эйдена. С его точки наблюдения волос не было видно, да и сам парень был ростом со спичку. Зато хорошо было видно, что тень от железных башен складывается в некую фигуру – огромный, черный, вытягивающийся к горизонту серп. В дуге этого серпа и стоял Смерть. Символично.
Неожиданно силуэт города изменился, сломался. Со скрежетом и стоном проседали стальные башни, лопались мосты, разрывались железные стены, открывая темнеющие дыры. Звук разносился во все стороны до самого горизонта. Город оседал, исчезал, уходил в небытие. Но его тень оставалась прежней. Всё тот же не меняющийся вытянутый серп. Парень приблизился и Эйден вплотную разглядел его лицо. И отшатнулся. В спортивной куртке и узких  джинсах, в гигантской теневой дуге пред разрушающимся железным городом он увидел себя. Из под русой чёлки на него смотрело его собственное лицо. Нет, не на него, а на то, что было перед ним. Равнину озарил свет и Эйден оглянулся, увидев то, на что смотрел второй он. На горизонте, вместо заката пылал рассвет. Лучи восходящего солнца, прорезая остовы разрушенного города, освещали покрывавшиеся зеленью окружающие холмы. В свете  солнца мир оживал.
Эйден проснулся. Очередное видение закончилось. Встав с кровати, парень знал, что ему нужно сделать. Он вытащил из кладовки плазменный резак и принялся за работу. В ушах гулким набатом стучало эхо услышанных слов. Слов Того, кто совсем не умер.

Парень пришёл, как и обещал. Он нашел его на берегу реки, куда Эйден добрался пешком. Тёмные воды медленно и лениво текли меж осыпающихся берегов. Деревья без листьев окаймляли её, сухие ветки, толстая, словно окаменевшая кора.
- Ты подумал? – услышал он за спиной знакомый голос.
- ты был прав – не поворачиваясь ответил Эйден – Всё становится хуже. Я давно не ходил на природу… если её ещё можно так назвать. В городе изменения не так заметны.
Собеседник молчал. Ждал ответа.
- Можно последний вопрос - Эйден повернулся к парню. Тот продолжал молчать и он расценил это как согласие – Почему на железо не влияет всеобщее расползание по швам?  
- Я не знаю – напряжённо ответил парень. Кажется он что-то заподозрил. Что его натолкнуло? Изменение в интонации Эйдена? Или смена его настроенности, от депрессии к энтузиазму? Кто разберёт… его собеседнику тысячи лет, наверняка он не глуп.
- Я думаю, знаешь – напрямую ответил Эйден - У железа в этом мире осталось предназначение. Кое-что нужно было сделать из него. Кое-что не подлежащее распаду.
Парень сразу сник, отвёл взгляд и подошел к обрывистому берегу, присел на корточки.
- Он у тебя с собой?  - спросил он.
Эйден достал из наплечной сумки, замотанный в тряпицу стальной серп. Он вырезал его накануне прямо из стены дома. Аляповатый, тупой, лишь формой напоминающий инструмент жнеца. Парень лишь мельком взглянул на его поделку и впервые при нём улыбнулся. Грустно улыбнулся.
- Как это случилось - спросил его Эйден – Как ты потерял свой?
- Серп, что ли – вопросом на вопрос ответил собеседник – Спрашивай прямо, как я потерял свою способность. Серп, это лишь её символ, не более.
- Да. Как ты потерял способность жать?
Парень задумался. Сел, свесив ноги с землистого обрыва. Бросил парочку камушков в вязкую воду.
- Я нарушил закон. Один раз за тысячи лет.
- В смысле?
- В прямом. Я отказался забирать одного человека. Заключил сделку. Отсрочил на месяц его кончину.  
- Почему?
- Наверное решил, что мне можно всё. Оказалось, что это не так.
- И с этого всё началось?
- Да. У всего свои функции, каждый должен заниматься своим делом. Солнце светить, птицы летать, люди жить, а Смерть пожинать. Это нерушимо. Стоит чему-то одному выйти из строя, как всё начнёт расползаться.
- Ты не знал, что такое случится?
- Не знал. А потом уже ничего не смог исправить.
- Почему же не сказал?
Парень с удивлённой усмешкой глянул на него.
– Кому? И, что бы это изменило?
- Ничего - согласился Эйден.
- Сто с лишним лет я пытался склеить несклеиваемое. Перестав чувствовать уход людей, я не смог вовремя поспевать. Я оказался замкнут в одном теле, ограничен в возможностях. Но кое-чему, научившись за тысячи лет, я все же с горем пополам оттягивал смерть этого мира. Но теперь есть ты и мой путь завершён.
- Ты знаешь, что я должен сделать?
- Догадываюсь.
Эйден поднял серп и посмотрен через него на парня.
- Сколько тебе лет? – спросил он.
- Столько же, сколько человечеству. А ответа на этот вопрос я тебе не дам.
- Как ты думаешь, мир изменится?
- Всё вернётся на круги своя. Но тебе придётся много потрудиться. Это тяжелая работа. Психологически и эмоционально, но думаю, осознавая её необходимость, ты быстро привыкнешь. Должен привыкнуть.
Эйден никак не решался сделать последний, завершающий жест. Парень был ему симпатичен. Тем, что как человек совершил ошибку и теперь сожалел о ней. Тем, что прожил тысячи лет, и казалось невероятным, что теперь его не станет. Страшно ли ему? Страшится ли Смерть смерти? Нетактично будет задать ему такой вопрос.
- Ты уйдёшь в небытие или, как и все?
- Я не все – ответил парень. Меня просто не станет.
- Мне жаль - искренне ответил Эйден. И решил больше не тянуть. Он направил серп на своего собеседника.
- Последний вопрос – произнёс парень – Ты видел… ЕГО?
- Слышал – ответил Эйден и взмахнул серпом. Контуры парня смазались, растеклись акварелью по холсту. А затем он молча исчез. Навсегда. Серп в руке Эйдена тоже исчез – всё-таки он был лишь символом той силы, которая вливалась в него сейчас. Всё ещё стоя на берегу тёмной реки, он ощутил себя необычайно высоко над землёй. Увидел всех больных эпидемией. Нет, не больных, тех, кто должен был умереть, но не мог, кто уже ничего не чувствовал, но и не покинул этот мир. Они ждали его. И тени в Долине тоже ждали. Пришла пора им появиться на свет.
 – У меня много работы – произнёс Эйден.

Исправлено: Вердек, 07 января 2014, 19:16
Надежда умирает... вместе с тем кто надеется.
Fahrengeit
 МОДЕРАТОР 
19 января 2014, 03:25
Призраки

У Митти была проблема: он видел призраков.
Бестелесные души живших когда-то людей, у которых, конечно же, билось сердце. Они не пытались ему мешать, не портили жизнь, даже не разговаривали. Просто существовали и преследовали мужчину всюду, куда бы он только не шёл. Могли стоять за спиной и наблюдать за скрупулёзной работой Митти над офисными отчётами, следить за ним в душе, сидеть рядом за кухонным столом.
И молчать.
Митти никогда раньше не сталкивался с таким явлением, как привидения, поэтому был удивлён подобным безобидным товарищам. В любом случае, он не стал обращаться в конторы, обещающие в своих рекламах избавиться от любых потусторонних явлений за весьма символичную сумму в шестьсот шестьдесят шесть долларов. “Зачем?” – задавал Митти вопрос сам себе. – “Они всего лишь живут рядом со мной. Их появлению есть определённая причина, нельзя идти против воли судьбы. По крайней мере, я уже не так одинок”.
Первому призраку Митти был своеобразно рад – его собственная жена. Она погибла в автокатастрофе и с тех пор являлась к своему бывшему мужу, который не сразу поверил в её пребывание в квартире. Митти по-настоящему любил ее, любил светящуюся улыбку и открытый взгляд. Ещё давно он вычитал, что души мёртвых остаются в мире живых, если здесь их что-то задерживает. Но Митти и не хотел её ухода.
Вторым призраком стал почтальон Джек, который работал в этом районе. Они с Митти стали хорошими друзьями, что случалось очень редко в жизни последнего. Почтальон часто приходил в гости, Митти заваривал крепкий чай и за напитком слушал, что нового происходило на работе и в жизни. Вот в чем был залог дружбы: один умел говорить, другой же умел и хотел слушать. А Джек был очень разговорчив: он мог часами без устали рассказывать о том, какие реакции вызывали посылки и письма у людей. Ему действительно нравилось приносить хорошие вести, смотреть на счастливые лица. Иногда письма было больно читать, но тогда Джек старался утешить и поддержать.
На следующее утро после появления призрака Митти узнал, что кто-то зарезал замечательного почтальона и бросил его тело в подворотне. Он мог бы услышать это и от самого Джека, но призрак молчал.
Все они молчали.
Как и сам Митти.


У Митти была проблема: он не разговаривал.
Никто не знал причины тому – это могло быть как физическое, так и психологическое. Сам Митти никому об этом не рассказывал, а люди вокруг и не стремились об этом узнать. Результат тут играл куда более важную роль.
Митти работал в крупной компании обычным менеджером. Он сидел в своей “конуре” с офисным компьютером и ежедневно строчил всевозможные отчёты. Для этого не требовалась способность говорить, поэтому всех всё устраивало.
Всех всё устраивало, пока они не оказывались за спиной Митти, где и начинались подколы. Да, на такие темы нельзя шутить, но когда кого волновало чужое горе? Митти прекрасно справляется со своей работой, но он, конечно, безмозглое создание и ему бы только кофе подносить, да и то обольёт всех. Митти даже при своём недостатке делает всё быстрее многих, но он, конечно, тот ещё тормоз, вы только посмотрите, как долго печатает на своём планшете. Также шутки часто затрагивали его личную жизнь, количество друзей, скромный внешний вид. Единственное, что хотя бы не вспоминалось – семья. Но об автокатастрофе просто никто не знал. Тема, защищенная гробовой тишиной.
Всё это напоминало школьные времена, когда несколько человек постоянно задирали Митти, а остальные просто смотрели, побаиваясь встрять. А те, кто всё же решались на такой поступок, сразу же переводились в ранг “любимчиков”. Годы прошли, люди повзрослели, а всё осталось по-прежнему. Кто-то до сих пор получает удовольствие от чувства превосходства, от возможности владеть людьми и унижать, большинству безразличны внутренние конфликты в офисе, а те, кто хотел с Митти подружиться… некоторые сменили работу, часть теряла всякий интерес в подобном общении, а кто-то начал следить за повседневной жизнью друга.
В форме призрака.
Чем лучше человек, тем раньше костлявый силуэт в черном одеянии и с косой в руке постучится в его дверь.
Но теперь призраки обещали всегда быть рядом с Митти.

У Митти была проблема: ему никто не верил.
Конечно, если быть точнее, это проблема рассказов. Что можно подумать о человеке, который показывает пальцем в сторону и печатает на планшете, что рядом с кофейным автоматом стоит давно усопшая Лиза, бывший младший бухгалтер, и пьет кофе, будто пытаясь обратить эффект пары пачек снотворных, запитых виски.
Однажды Митти стал свидетелем диалога напарников по работе.
– Ты слышал, что произошло с Джинни?
– Эта которая симпатичная официантка с первого этажа? Нет, а что произошло?
– Говорят, её нашли мёртвой у себя в подъезде. При этом голой. Ты знаешь, как это бывает: ночью вернулась домой, а её прижали к стене, изнасиловали…
– А потом ещё и убили для верности. Отличные времена пошли. С каких пор насильники стали осмеливаться на такое завершение?
Его собеседник махнул рукой, что означало:«Чего только сейчас не встретишь». Как раз кстати они увидели Митти, который направлялся в уборную.
– Эй, приятель. Ты в курсе, что Джинни умерла?
– Та самая, которая всегда оставляла для тебя последний кусочек торта, – подхватил товарищ.
– Как так получается, что все люди, которые с тобой связываются, потом умирают?
Митти хотел подойти и показать им на планшете фразу “Не знаю”, но тут он её увидел. Девушка стояла рядом, оглядывалась и мило улыбалась. На него нахлынули воспоминания о робком поцелуе, на который девушка однажды решилась, чтобы удивить своего чуть больше чем друга. Правда, тогда Митти довольно быстро отстранился, вспомнив, что за всем этим может наблюдать его бывшая жена, но поцелуй забыть не смог.
И вот она стоит рядом с напарниками по работе и молчит. В прекрасном летнем платье с разноцветными кружевами, с улыбкой на лице… но радоваться тут было нечему. Ведь призраки не появляются просто так.
Они правы.
Как так получается, что все друзья потом оказываются мёртвыми?
– Что молчишь, Митти? Ах, постой, ты же не можешь мне ответить, – после грустных новостей мужчина явно решил лишний раз самоутвердиться. – Ну, давай, строчи в своём планшете, – он подошёл и встал совсем близко, загораживая обзор.
“Я не знаю”, – шустро напечатал Митти. – “Ты думаешь, что мне легко, когда все друзья становятся призраками?”
– Конечно. Призраки. Повзрослей уже, Митти. А то ты весь из кожи вон лезешь, чтобы тебя продолжали считать странным.
“Как знаешь”, – ответил он, отодвинул рукой собеседника, но Джинни уже не обнаружил. Но она была где-то рядом, как и остальные призраки – прятались за углами, за компьютерными столами и за всем, за чем можно было спрятаться, и всё так же следили.
Они никогда не смотрели ему в глаза.


У Митти была проблема: призраки его боялись.
Да, они могли просто стоять за спиной и наблюдать за скрупулёзной работой Митти над офисными отчётами, следить за ним в душе, сидеть рядом за кухонным столом, но только пока он сам не замечает их или не делает вид, что не замечает. Стоит Митти обратить взгляд на призрака, как тот тут же отворачивался и уходил от взгляда. Привидения не пытались скрыть своего присутствия – они могут ходить сквозь стены, что делало их идеальными шпионами. Нет, они ежедневно давали понять, что ещё с ним, но тому лучше на них не смотреть. У Митти был уникальный контакт с потусторонними явлениями, но последние будто этого не желали. Ведь наверняка именно этот человек служил причиной, почему они застряли на планете Земля, а не отправились куда-нибудь, в зависимости от веры.
За год после аварии в “компанию” Митти попало девять призраков, исключая его жену. Можно было только догадываться, зачем они все приходили к нему. Рассчитывали, что Митти выразит свою благодарность за дружбу, за помощь и решит неразрешённое дельце каждого? Он бы с радостью. Но они молчали. Люди боятся тишины.
Краем глаза Митти замечал, что привидения часто разделялись в группы по несколько человек, если так можно было назвать. Они не нарушали молчание, но неизвестным образом связывались друг с другом. Даром времени не теряли.
Митти никогда не плакал, но эта ситуация рвала его сердце. Даже мёртвые друзья не хотели с ним водиться.
Но что, если они здесь действительно из-за него?


У Митти была проблема: его считали проклятым.
Все, кто пытался наладить дружбу с этим человеком, в скором времени умирали. Он и до этого был странным человеком, но теперь люди боялись к нему даже подходить – никто не хотел становиться ещё одним призраком в коллекции Митти, даже если и не верил в их существование. Некоторые пытались оправдать бедного человека тем, что всё это действительно совпадения. А Митти всего лишь очень сильно переживает по этому поводу, вот и “возрождает” своих друзей.
Где это видано: быть одиноким даже в фантазиях.
Однажды пришла пора новой волны повышения квалификации. Директор нанимал специалистов, которые за день-два обучали сотрудников использовать новое программное обеспечение. Всё это означало увеличение рабочих обязанностей при той же небольшой зарплате.
– Здравствуй, Митти. Меня зовут Тревор, я буду твоим наставником, – высокий молодой человек в тёмно-сером костюме протянул ученику руку. – Директор сообщил мне о твоём… эм… недуге, поэтому мы не будем направлять тебя в одну из групп, как это происходит сейчас с остальными работниками. Только я в полном твоём распоряжении.
Митти улыбнулся и пожал руку. Он чувствовал искренность в его словах. Поэтому он сам хотел быть искренним.
“А вам говорили, что я проклят?”
Тревор засмеялся.
– Не навешивай на себя ярлык, а то от таких мыслей можно самому стать жертвой своего же проклятия.
Девять призраков, распределившиеся по всему офису, не совсем были согласны с подобной шуткой.
Весь рабочий день с перерывом на обед Митти и Тревор провели вместе. За это время наставник сумел понять, что все слухи по отношению к этому человеку были фикцией, так как ученик схватывал на лету, а общение с ним хоть и затягивалось, но не было затруднительным. В который раз Тревор не поверил людям и убедился в своей правоте.
После работы Тревор решил пригласить своего ученика в кафе. За чашкой горячего чая он рассказывал, что происходило на работе и в жизни. Тревор был очень разговорчив: он мог часами без устали рассказывать о том, какие хорошие и обучаемые сотрудники ему попадались. Он часто слышал от коллег, как те нелестно отзывались о своих учениках, но никогда не мог их поддержать. Главное — найти подход, показать, что тебе можно доверять. Когда человек тянется к тебе, то донести нужную мысль гораздо проще.
– Митти, ты хороший человек. Никогда не забывай про это. Ты добьёшься любых целей… главное — захотеть. Если что – моя визитка у тебя.
“Спасибо, Тревор”.
Наутро появился новый призрак, высокий молодой человек в тёмно-сером костюме.


У Митти была проблема: у него отсутствовало алиби.
– Значит, никто не может подтвердить, что вы были дома в ночь с тринадцатого на четырнадцатое?
“Нет, я живу один. С соседями не общаюсь”.
– Хорошо, – усатый полицейский наведался прямо в “конуру” Митти, чтобы провести допрос у главного подозреваемого. – Тревор был вашим наставником по работе, так?
“Да. Он был нанят директором”.
– Когда вы его видели в последний раз?
“Когда мы с ним попрощались у кафе”.
– Кафе?
“По окончанию рабочего дня Тревор пригласил меня в кафе. Мы разговаривали с ним”.
– Разговаривали?
“В основном, говорил он, но я иногда задавал вопросы”.
– Вопросы?
“Нет вопросов”.
– Я не про это. Какие вопросы вы задавали? – тут полицейский на мгновение задумался. – Хотя, я увлёкся – к делу это никак не относится. После кафе вы пошли домой, а Тревор?
“Наверное, в гостиницу. Так как мы закончили вчера обучение, он собирался утром улететь обратно домой”.
– Хм. Всё это очень интересно. У нас нет ничего на вас, Митти, но ваше имя всплывает в последнее время слишком часто.
“Говорят, что я проклят”.
– Да. Да. Но это к делу никак не относится.
Десять призраков, распределившиеся по всему офису, не совсем были согласны с подобным высказыванием.
Митти проводил глазами детектива и вернулся к работе. Он искренне надеялся, что больше с ним не увидится, так как не любил лишних напоминаний о произошедшем. Призрака Тревора, который выглядывал из-за угла и с опаской наблюдал, уже было достаточно.
Митти в принципе много чего не любил в своей жизни.
Например…


У Митти была проблема: он не любил убивать людей.
Но у него не было другого выхода.
Ему приходилось приносить в жертву каждого доброго человека на своём пути – таков уговор. Невыносимо больно было убить почтальона Джека – своего, наверное, лучшего друга. Невозможно было убить официантку Дженни после ночи, что она подарила своему чуть больше чем другу. Каждый призрак служил напоминанием о совершённом. Чтобы кошмар, с которым сопровождалось убийство, преследовал его всю оставшуюся жизнь.
Он убивал любимых и ценных людей. Ради самого любимого и ценного.
– Митти, ты ещё можешь спасти нашу дочь, – сказала жена в ту ночь, когда она явилась призраком.
Его собственная жена погибла в автокатастрофе, но их дочь – нет. Она впала в кому, в которой можно было бы пробыть целую вечность.
– Митти, я встретилась с самой Смертью. Она сделала предложение.
И он уже был готов слушать.
– Она разрешит нашей дочери жить, если ты принесёшь ему десять чистых душ. Светлых людей, которые всегда желали окружающим только добро.
Казалось, Смерть шла на принцип. Зачем ей десять жизней за одну? Нет. Дело было в другом.
Смерть всегда несправедлива и жестока.
На что ты пойдешь ради собственной дочери, Митти?
Сложно было найти добрых людей. Будто и не осталось их вовсе на этой земле. Но каждый раз, когда Митти сталкивался с таким человеком, его раздирало на две части. Одна хотела закричать, предупредить будущую жертву, а другая мысленно передвигала счётчик на одно деление.
Тревор стал последним звеном.
– Милый, осталась одна вещь. Я не хотела говорить об этом сразу… но ты тоже должен умереть.
Он не удивился.
Сам Митти служил причиной, почему призраки жертв застряли на планете Земля.
Последний день отец потратил на то, чтобы обеспечить жизнь своей дочери. Он сохранил свои сбережения в банковской ячейке, отослал все нужные сведения и документы своим родителям. Дедушка и бабушка сильно любили свою внучку, и Митти был уверен, что они сделают всё так, как он указал в письме.
И теперь он сидел за своим столом и дрожащей рукой держал пистолет, которым убил двоих. Одиннадцать призраков окружило Митти. Что у них сейчас творилось в голове? Они не хотели разговаривать со своим убийцей, они боялись смотреть ему в глаза. Но что эти добрые люди, светлые души думали в эту секунду? Умри? Спаси свою дочь? Успокаивала ли их мысль, что они умерли не просто так? Может ли хоть кого-то успокоить подобная мысль?
Митти поднял пистолет к виску. Он нервно улыбнулся, посчитав, сколько раз ему хотелось покончить жизнь самоубийством, не завершив начатое. Но это бы означало, что совершённые жертвы были напрасны. Уже первая смерть означала, что дороги назад нет.
Митти пододвинул указательный палец к курку. Все замерли в ожидании. Чего?
Выстрел.
Один за другим призраки растворялись в пространстве, оставляя тело Митти в одиночестве. Больше их ничего здесь не держало. Жена прошептала слова благодарности и исчезла вслед за ними.
А призрак Митти никогда и не объявился.
У Митти больше нет проблем.
Esper
20 января 2014, 20:13
Фраза рассказа: Скоро Ночь Х в этом месте настанет, и этого города больше не станет.


Хорошо, если бы в мире было место, где может исполниться желание каждого. Как ни странно, такое место действительно оказалось. Небольшой провинциальный городок Хазар уже несколько месяцев полон слухов о том, что некто приходит в ночи, и предлагает исполнить любое самое сокровенное желание. Взамен этот кто-то должен будет умереть примерно через полтора года, когда настанет событие, именуемое призраком как «Ночь Х».
В такую историю мало кто может поверить, вот и Эрнесто вначале не верил. В первое время было несколько человек, которые утверждали, что встретили призрака. Через пару недель уже полгорода исполнили свои желания. Через месяц об этом  открыто начала писать местная газета, тематика которой резко сменилась после всех этих событий. И теперь она называлась не «Час Новостей», а «Желание». В этой газете люди могли свободно рассказывать, что пожелали, и как теперь счастливы.
И вот уже, 5 месяцев спустя, можно было с уверенностью сказать, в городе просто не осталось людей, кто еще не загадал желание. Хотя один был, и звали его Эрнесто. 32 летний мужчина, живущий один в небольшом двухэтажном доме недалеко от центра. Эрнесто не мог смириться с тем, что люди вот так просто готовы отдать свои жизни ради своих желаний. «Неужели кто-то на такое согласится?» Всегда думал Эрнесто, какого же его было удивление, когда все его знакомые и близкие пошли на это. Будто бы люди перестали бояться смерти.
Сам Эрнесто так же уже давно не боялся смерти, но ему была противна сама мысль умирать за свои желания. И вот 4 месяца спустя призрак пришел и к нему.
В комнате буквально за секунды воцарилось нечто, буквально состоящее из обрезков одежды. Так называемый призрак имел явно нечеловеческую форму, и парил в воздухе над комнатой.
-Эрнесто, я пришел исполнить твое желание. – промолвил призрак – В замен, твоя жизнь навсегда будет потеряна через 13 месяцев.
-Зачем ты пытаешься уничтожить этот город? – спросил Эрнесто призрака. Но призрак молчал. – Хорошо. Тогда я хочу своим желанием, что бы остальные люди этого города не умерли в Ночь Х.
-Я не могу исполнить это желание. – ответил призрак. –Я могу воскресить мертвых на это время, могу осыпать тебя богатством и дать славы.
-Если ты не можешь исполнить это желание, убирайся отсюда. – грозно произнес Эрнесто, и призрак исчез.
После этого случая Эрнесто всерьез задумался над тем, что бы уйти из города. Люди были счастливы, но он не мог видеть людей, которые должны будут умереть за свои желания. Он считал, что это не правильно. В течение месяца он «закрывал хвосты», собирал вещи и готовился к отбытию. И вот этот день настал. Прежде чем уйти, Эрнесто хотел попрощаться со своим другом, 19 летним парнем по имени Ник. Примерно полгода назад Ник гулял со своей сестрой на природе за городом, и они оба сорвались со скалы. Его сестра умерла, а Нику отшибло память. Он не просил призрака воскресить свою сестру, лишь попросил, что бы тот вернул Нику его память, так как считал, что это он виноват в её смерти. Ник никогда не рассказывал, что случилось во время той прогулки, да Эрнесто особо и не спрашивал.
Эрнесто вышел из дома, и отправился в сторону дома друга. На встречу ему встретилась соседка лет 50-55, гуляющая со своим мужем.
-Здравствуйте, Тетя Марта. Здравствуйте Дядя Джонс.
-И тебе привет, Эрнесто – поприветствовала его тетя Марта.
Эрнесто не стал заводить разговор, а просто пошел дальше. Дядя Джонс в последнее время сильно пил, никто не знает, что он загадал, но Эрнесто считал, что это из-за желания. Спрашивать он не рискнул, так как нет ничего хуже, чем спрашивать пьющего, недовольного жизнью человека, что такого он пожелал, что оказался в таком состоянии.
Эрнесто быстро дошел до дома друга, и зашел внутрь. Дверь, как всегда, была не заперта.
-Привет, Ник.
-О, Эрнесто, это ты? Присаживайся, я налью чаю.
Эрнесто с Ником выпили по кружечки чая. Эрнесто не знал, как начать разговор.
-Ты собрался уйти из города? – сообразил Ник по неловкому молчанию друга.
Эрнесто качнул головой. Эрнесто предупреждал Ника о том, что он скоро может уйти из города навсегда.
-Возможно это наша последняя встреча, Ник.
-У моего знакомого недалеко отсюда есть отличная бутылка коллекционного вина. Раз такое дело, пойду выпрошу её у него, не мог бы ты пока подождать тут?
Примерно полтора часа Эрнесто провел в одиночестве, пока не пришел Ник с действительно дорогой бутылкой вина. Эрнесто с Ником быстро распили её, по-дружески попрощались, и Эрнесто медленно пошел домой. По дороге домой он увидел дым восходящий над зданиями, а повернув за угол, увидел, как полыхает его дом.
-Эрнесто, беда! – подбежала тетушка Марта к своему соседу – Твой дом горит!
Здание полыхало огнем, и уже было ясно, что ничего в нем не удастся спасти. Все вещи, предназначенные для уезда из этого проклятого места, были утеряны. Смотря на свой горящий дом, Эрнесто пытался вспомнить, что могло послужить причиной пожара, но ему так и не удалось это сделать. «Неужели поджог?» подумал Эрнесто. «Нельзя исключать такого варианта, но кому надо поджигать мой дом?»
-Парень! Паарень! – старалась тихо выкрикивать девушка, стоящая в небольшом темном переулке. Эрнесто понял, что это именно его она зовет. – Быстрей иди сюда!
Эрнесто прошел в переулок, после чего молодая девушка, которой было явно не больше 18 лет, взяла его за руку, и повела куда-то в сторону парка. Эрнесто пытался что-то выяснить у неё, узнать, что она от него хочет, но она всю эту дорогу молчала. Придя в парк, девушка оглянулась вокруг, потом села на лавку.
-Фьюх, вроде никого. – Сказала девушка, и пригласила Эрнесто присесть рядом.
-Что тебе от меня надо? – спросил Эрнесто.
-Ты тоже заметил, да? Это был явно не случайный поджог! Кто-то не хочет, что бы ты покинул город!
-Стоп, стоп, кто не хочет? Кому это надо?
-Пока не знаю, думаю тут замешана целая организация!
Эрнесто был ошарашен, и ничего не понимал.
-Можешь все объяснить по порядку?
Девушка кивнула головой, и начала рассказ.
-Вначале я, как и все, загадала желание. Не буду говорить какое, скажу лишь то, что жалею о нем. Вначале я была в глубокой депрессии, и месяца 2 была не в себе. Я начала выписывать ту газету,  «Желание» называется, и читала её долгое время. Очень уж меня раздражало, как люди были счастливы в ней. Не знаю, зачем я её читала. – девушка достала сверток газеты, и разложила его на лавку – так я жила, пока не увидела эту статью – девушка показала пальцем в картинку, где был нарисован дом, и счастливая семья на его фоне. – тут рассказывается, как человек пожелал жить домашней счастливой жизнью. Все, вроде бы, ничего, но я сразу узнала этот дом на картинке. Его уже давно снесли. Кстати, как тебя зовут?
Эрнесто был ошарашен, и не понимал, что происходит.

-Я Эрнесто.
-А я Милл. Так вот, решила я разузнать об этой семье по подробней, и ничего не нашла. Но снимок точно фальшивый! История явная фикция.
-Постой, постой. Они просто сделали монтаж, одно то, что они использовали изображение снесенного дома, не делает всю историю фикцией.
-Я тоже так подумала. Но с тех пор начала вчитываться в статьи, и проверять их. Какие-то были настоящие, а какие–то явная фальшивка! Кто-то за этим всем явно стоит! Они начали писать фальшивые истории, что бы люди загадывали желания, не знаю, зачем им это нужно, но мы должны понять, кто это!
Эрнесто лишь посмеялся над этим.
-Это еще не все – продолжила Милл – в городе начали помниться слухи о человеке, который не загадал желание, и собирается покинуть город. Тоесть о тебе! Я вначале подумала, что ты один из этой тайной организации, и начала следить за тобой. Но теперь, когда я вижу, что твой дом подожгли, я больше не сомневаюсь, что это они точат на тебя зуб!
-Все это очень мило, но не верю я в всякие заговоры.
-Хорошо, тогда идем за мной, я покажу тебе еще кое-что!
Эрнесто сам не знает, зачем согласился пойти, то ли что бы подыграть фантазиям этой странной девочки, то ли он сам уже начал в это верить. В конце концов то, что его дом сгорел именно в день, когда он собрался покинуть город, уже странно.
Милл явно его вела к воротам. Дело в том, что город окружает стена, и единственный выход из него – это большие закрывающиеся ворота. Так как время было не мирное, это была необходимая мера безопасности от нападения других городов и стран. Хотя до войны было далеко, но чем черт не шутит.
И тут началась первая странность. Чем ближе Эрнесто и Милл подходили к воротам, тем меньше становилось вокруг людей. А когда они дошли до них, Эрнесто не поверил своим глазам. Никого!
-Видишь? – заявила Милл – пусто! Раньше у этих ворот всегда было кучу людей, все входили и выходили, а сейчас никого! Помимо того, посмотри внимательно в эти ворота.
Ворота были открыты, и Эрнесто уставился в даль смотря на горизонт за городом. И чем больше он смотрел, тем больше страх охватывал его сердце. Было ощущение, что любой, кто выйдет за эти врата, уже не сможет вернуться.
-Да, это действительно странно. – согласился Эрнесто -  Но и объяснений этому найти можно тоже достаточно. Так как люди загадали свои желания, они понимают, что принадлежат этому городу, и не смогут покинуть его так просто. Поэтому тут никого и нет. Я же не верю во все эти странные ощущения.
-Ладно, последний аргумент. – все еще не сдавалась Милл - Ты заметил?   В этом городе совсем нет детей!
И тут Эрнесто стало по-настоящему жутко. А ведь это правда, за последние пол года Эрнесто не видел ни одного ребенка. Он пытался тщательно вспомнить хоть одного, но нет! А ведь до этого на улицах было полно детей! У Эрнесто не было знакомых с детьми, и поэтому он не сразу на это обратил внимание, но теперь…
-И самое страшное, этого будто никто не замечает! –все еще продолжала Милл
-С этим городом точно что-то не так… - все таки согласился Эрнесто с Милл. Сколько Эрнесто не искал причин, он не мог придумать ни одной, по которой в городе просто не осталось детей, да еще так, что ни один взрослый не поднял панику.
Эрнесто все еще не верил в тайную организацию, но понимал, что перед уходом надо попытаться найти ответы хоть на какие-нибудь вопросы. И согласился задержаться еще ненадолго, тем более и средств для отбытия из города у него не было.
Эрнесто распрощался с Милл, договорившись встретиться с ней в библиотеке, а сам отправился к своему другу переночевать и рассказать о случившимся.
Друг лишь только посочувствовал, и сказал, что поможет всем, чем может.
На утро Эрнесто и Милл встретились в библиотеке и начали перебирать статьи. Чем дольше они в них рылись, тем больше находили несоответствий в этих историях. И как на подбор, все люди были довольны и счастливы своими желаниями. Настоящая пропаганда.
Но все-таки ни одной зацепки они не нашли.  
-Слушай!  - что-то вспомнила Милл – у меня же есть еще кое-что! Совсем забыла! – Милл достала пару листочков из внутреннего кармана куртки и положила на стол – Вот! Это листок с пожертвованиями в эту газету. Люди часто жертвуют деньги, и тут расписано, когда были внесены суммы и какие.
-Ты где их взяла? – недоумевал Эрнесто.
-Ну… Когда я начала подозревать, что с этой газетой что-то не ладное, постаралась пропихнуть им свою историю о своем желании. И знаешь что? Не смотря на то, что там написано о принятии любых историй, мою они отказались публиковать! Поэтому когда  я была у них в отделе кадров, удалось стянуть эти пару листков. Сама я ничего не обнаружила, может тебе удастся.
Эрнесто лишь сделал упрек, что воровать не хорошо, взял листки и начал в них внимательно смотреть. В листке была таблица с двумя колонками, слева была сумма, справа даты их внесения. Никаких имен. Все суммы были не большие. Листок был расписан примерно на месяц.
-Есть тут кое что странное. – заявил Эрнесто – смотри, каждую субботу в одно и тоже время они получали пожертвование. Сумма не большая, но умножь на 4, и в месяц получится вполне солидная. Плюс остальные пожертвования раскиданы случайным образом, но именно это происходит постоянно в одно и тоже время.
Милл внимательно рассмотрела листки, и лишь утвердительно кивнула, согласившись с Эрнесто.
-Тоесть это и есть тайная организация! Она приносит им деньги, что бы они писали эти статьи! – торжественно сделала вывод Милл.
-Подожди ты. Да, мне кажется, что эти фальшивые истории напрямик связаны с этими пожертвованиями. Но не факт, что в этом замешана какая-то организация. Суббота уже завтра, проследим, кто постоянно вносит эту сумму, и сможем узнать что-нибудь.
На следующий день Милл и Эрнесто собрались у здания газеты, и начали следить. Когда настало нужное время, Эрнесто не мог поверить своим глазам, в редакцию газеты пришел его друг – Ник.
-Это же мой друг. – шепотом сказал Эрнесто.
-Давай проследим за ним. – попросила Милл.
Эрнесто не мог поверить, что его друг связан как то с этими фальшивыми историями, и ему очень не хотелось следить за другом, но выбора не было. Через 30 минут Ник вышел из здания, и отправился в сторону своего дома. Эрнесто с Милл проследили за ним до самого дома.
-Это его дом – сказал Эрнесто. – Давай я с ним поговорю.
-Я с тобой! – сказала Милл.
-Сиди уж. Я постараюсь выяснить у него все, если не вернусь через 30 минут, вызывай полицию – отшутился Эрнесто, и пошел в дом к другу.
-О, Эрнесто! – доброжелательно улыбаясь поприветствовал Ник.
-Ник, уж не сочти меня сумасшедшим, не хочу тебя в чем-то обвинять, но есть кое-что подозрительное, связанное с тобой.
Эрнесто честно рассказал Нику всю историю, на что Ник только рассмеялся.
-Да, ты совершенно прав, Эрнесто, это я вносил те пожертвования. И это по моей просьбе писали те истории. Но я не хотел этим ничего плохого. Мне казалось, что некоторые люди, такие, как та девушка Милл, были не счастливы, и поэтому я попросил газету не писать грустных историй, что бы они смогли примириться со своими желаниями. Неужели ты считаешь, что этим я сделал что-то плохое?
И ведь не поспоришь, не было ничего странного в подобном поступке. Ник всегда был добр, а его семья в свое время оставила ему хорошее наследство, и он мог позволить себе это.
-Извини, Ник, ты прав, но в этом городе явно происходит что-то не то. Пойду сообщу все Милл.
Эрнесто пересказал весь диалог Милл.
-И ты ему поверил? Это объяснение красными нитками сшито! – возмутилась Милл.
-Белыми. – поправил Эрнесто. – В конце концов он прав. Нет ничего плохого в его действиях. Пожалуй мне стоит побыстрей уехать из этого города, раз у нас нет никаких зацепок.
-Хорошо. Но перед этим, хочу с тобой прогуляться. – сказала Милл, и повела куда-то Эрнесто. – Знаешь, я не рассказывала тебе свою историю о желании,  видимо пришло время это сделать. Все очень банально, я любила одного парня, мы встречались, потом он резко бросил меня, и полюбил другую девушку. Я была подавлена, пока ко мне не пришел призрак. Я так ненавидела своего парня за его поступок, что пожелала им смерти. На следующее утро их изуродованные тела обнаружили недалеко от фонтана. Я думала, мне станет легче, но становилось все хуже и хуже.
Пока Милл рассказывала историю, Эрнесто понял, что они направляются к воротам из города.
-Какая теперь разница, когда я умру – сказала Милл – но не хочу просто так умирать! Хочу жить! Поэтому я докажу тебе. Докажу, что из этого города нет выхода.
Когда Эрнесто с Милл дошли до ворот, Милл отпустила руку Эрнесто, и пошла в ворота.
-Если я не вернусь через 20 минут, то знай – из этого города нет выхода. Пообещай, что если это случится, ты не уйдешь из города, ты останешься тут и узнаешь правду. Пообещай!
-Обещаю. – сказал Эрнесто, ему не верилось, что эти врата могут «сьесть» человека.
Тогда Милл отправилась прямо во врата. Она шла вдаль, будто бы растворяясь. Её очертания становились видны все хуже и хуже, пока она совсем не исчезла из виду. Эрнесто ждал час. Ждал два. В итоге он просидел у врат больше 5 часов, пока совсем не стемнело. Эрнесто злился на себя и на этот город. Ему казалось, что он что-то упустил. Какую-то важную деталь, увидев которую этого бы не произошло.




*********************
Примерно 5 месяцев назад.
Ник читал книгу перед сном, в то время, как к нему явился призрак. Ник уже слышал слухи о призраке, и поэтому не испугался. Наоборот, он обрадовался, ведь это был шанс вспомнить все о своей сестре. Вспомнить, как она умерла, и виноват ли он в этом.
- Ник, я пришел исполнить твое желание. – промолвил призрак – В замен, твоя жизнь навсегда будет потеряна через полтора года.
-Сестра, это ты? – Ник не мог поверить. Каким-то образом он почувствовал, что это призрак его сестры.  –Сестра, я чувствую, что это ты! Мне ничего не надо, просто расскажи мне правду!
Тогда призрак начал менять форму, и через мгновение перед ним уже стояла молодая, красивая девушка.
*********************


На утро Эрнесто отправился в библиотеку, и начал снова просматривать статьи из газеты. Он просмотрел все выпуски газеты «желание» за год, даже до того, как она стала так называться. Ничего. Тогда он просмотрел все другие газеты. В них не было ничего странного, но Эрнесто не покидало странное чувство, что он не видит очевидное.
Он посмотрел все убийства, все странные случаи, ни одного знакомого ему события, только то, что он слышал по слухам. А значит и зацепиться не за что. Но почему же тогда Эрнесто кажется, что он что-то упустил?
Тогда Эрнесто начал думать. Он думал час, он думал два, вчитывался в каждую строчку. Ничего знакомого. И под вечер, он начал уже думать, что в этих газетах просто нет ничего необычного. Но что-то точно было. «Возможно то, что кажется мне странным, находится не в этих газетах?» И тогда его осенило. Он увидел, чего не хватает в этих газетах, проверив все еще раз, он тут же побежал к Нику домой. Забежав внутрь, Эрнесто был злой.
-Ник, как это понимать?! – чуть ли не криком сказал Эрнесто, кидая газеты на стол.
-Что такое Эрнесто? – встревоженно спросил Ник.
-Посмотри внимательно эти газеты! Посмотри в них!
Ник посмотрел в газеты, но так ничего необычного не нашел. Газеты были довольно старые, им было примерно полгода.  
-В них ничего нет. – сказал Ник, не понимая, что Эрнесто от него хочет.
-Вот именно, ничего! Я проверил эти газеты, проверил другие. Ни в одной из них не было написано о смерти твоей сестры! В нашем маленьком городке подобные случаи всегда пишутся в газетах! К тому же, я посмотрел некрологи, ничего! Будто бы твоя сестра вообще не умирала! Как это понять, Ник? Что ты от меня пытаешься скрыть?
Ник тяжело вздохнул.
-Что же, раз ты зашел так далеко в своих поисках, я расскажу тебе правду. Моя сестра против этого, но… Я не могу скрывать от тебя это. Как ты знаешь, наш городок построен на границе двух стран находящихся в тяжелых политических и экономических отношениях. Именно поэтому была возведена стена, которая должна была бы защитить нас. А что, если она не защитила? Что если вражеские войска все же ворвались в наш город? Моя сестра с детства обладала уникальным даром, она могла общаться с духами. Тогда мы отвели её в храм, но жрецы отреклись от неё. Они сказали, что сестра не только общалась с духами, но могла и подчинить их, управлять как угодно. Этим искусством могли обладать только некроманты. Все верно – моя сестра была некромантом. Когда на нашу деревню напали, сестры не было в городе, и она уцелела, но когда она вернулась обратно, все, что она увидела, лишь кучу трупов. И тогда сестра решила создать для нас утопию, пусть и посмертно, она извлекла наши души, и создала в духовном мире это место. Её сил не хватит, что бы удерживать это место долго, поэтому Ночь Х для нас обязательно настанет. Ночь Х это время, когда мы все окончательно умрем. Эрнесто, как то раз ты сказал, что не хочешь ,что бы люди умирали за свои желания. Но ты ошибся Эрнесто. Мертвые не могут умереть. Ни они. Ни я. Ни ты. Так как все мы уже мертвы, у нас нет страха перед смертью. Вот почему все жители этого города загадывали свои желания. Они может и не знали всей правды, но чувствовали её. Так как моя сестра все еще жива, она не может находиться в этом месте, и лишь иногда появляется тут, дабы исполнять наши желания. Поэтому моя сестра внушила нам, что она умерла.
-Почему в этом месте нет детей. – спросил холодным голосом шокированный Эрнесто.
Ник отвел взгляд и произнес.
-Нашим врагам незачем убивать детей. Их можно использовать как рабов. Поэтому все воспоминания о детях были удалены у людей. Но ты не волнуйся! Моя сестра обещала, что обязательно вернет их!
-В каком кошмарном месте мы живем – подумал Эрнесто, и молча отправился спать. Перед тем, как уснуть, он задал Нику лишь один вопрос.
-Ведь это ты поджог мой дом?
-Извини, Эрнесто, если бы ты вышел за те врата, твоя душа бы освободилась. Я не хотел, что бы ты исчез, так и не узнав правды. Ведь ты даже желания не загадал.
Я играю в игры в которые никто не играет. Я смотрю аниме которое никто не смотрит. Я делаю сабы которые никто не читает. Я разговариваю с людьми которых не существует. ~
Balzamo
21 января 2014, 17:54
Королева Снегов


Всякая любовь думает о мгновении и вечности, — но никогда о "продолжительности".
Фридрих Ницше

И над равниной дымно-белой
Мерцая шлемом золотым,
Найдешь мой труп окоченелый
И снова склонишься над ним:

«Люблю! Ты слышишь, милый, милый?
Открой глаза, ответь мне: «Да».
За то, что я тебя убила,
Твоей я стану навсегда».

Николай Гумилев


Дом спал.
Ветер глухо взвывал за заиндевевшими стенами, свистел и рыдал, словно женщина над трупом своего мужа. Засаленные шкуры слабо колыхались в неверном свете жаркого пламени, поддаваясь промозглому шепоту коварного сквозняка. Успокоительно потрескивал очаг.
Сегодня пришла зима.
Юноша, ещё совсем мальчик, не спал. Он ворочался в своей старой, деревянной кровати, которая досталась ему от старшего брата, а тому от младшего брата отца. Юноша слушал плач ветра и жалел лето.
Зима пришла неожиданно.
Казалось, ещё неделю назад матери и сестры, слуги и рабы собирали урожай, а дети играли в розовых кустах у подножия иссиня-зеленых гор. На лоснящихся полях, паслись огромные стада. Дома утопали в зелени необычайно высокой травы. А радостное солнце почти обжигало объятиями своего тепла…
И вот пришли густые хитрые туманы, что уводят отцов прочь с протоптанных дорог. За туманами налетели серые, безразличные тучи, скрывающие веселый лик солнца.  Утром, под руку с тучами, пришёл и серебристый, колючий снег. А ночью взревел неистовый ветер.
Юноша понял: ветер оплакивал лето. Совсем как он сам.
Но жалел мальчик не о красотах капризной природы. Не об убаюкивающем тепле солнца. И не о том, что его отец и отцы других детей, его старший брат и старшие братья других детей в это лето опять не вернулись домой, продлив томное, почти колдовское ожидание ещё на один год.
А жалел юноша о счастливом времени. О времени, в которое устраивали совсем детские, веселые и, конечно, невинные игры он сам и девочка.
Девочка по имени Герда и он - мальчик по имени Кай.
Они не были в родстве, но любили друг друга, как брат и сестра.
Поместья их родителей, большие и богатые, украшенные рунами и резными узорами, драконьими главами и вьющимися цветами, стояли над самыми плодородными землями, где раскинулись золотые поля ячменя. А коровники этих семей с великолепными молочными коровами, свинарники с жирными, большими свиньями и конюшни с быстроногими скакунами, славились на многие дни пути вокруг.
Летом от дома Кая до дома Герды можно было дойти за шестую часть дня, а до подножия гор, усыпанного розовыми кустами – их любимого места, они добегали и вовсе быстро.
Но зимой всё менялось.
День становился совсем коротким, а путь, усыпанный вязким снегом, делался совершенно непроходимым. Даже те из детей, кто был постарше, переставали бегать друг к другу. Вся долина будто бы замыкалась в себе, ожидая прихода благоухающей весны, а потом и плодородного лета.
Кай и Герда научились ждать. Они оба знали, что самая счастливая встреча происходит после самой долгой зимы.
Мальчик, почувствовал, как ледяные пальцы сквозняка прошмыгнули под бурую медвежью шкуру, с неприятной нежностью погладили его ребра и исчезли.
Кай перевернулся на бок и проклял зиму за то, что она так неожиданно отобрала у него Герду на долгие-долгие дни.
Ветер бесился, переходя с грустного воя на яростный визг, замолкая и вновь набирая низкий угрожающий гуд, переходящий в мощный оглушающий свист.
Каю хотелось заснуть, но вместо этого он видел нежные бутоны разноцветных роз, светловолосую Герду и её смеющиеся глаза. Зеленые, добрые глаза, напоминающие пышущий свежестью летний лес после особенно теплого дождя.
Заснул юноша ранним утром. Вслед за тем, как ветер закончил свою душераздирающую поминальную пляску.

Утро встретило его темнотой ночи. И пробирающим до костей холодом.
Очаг слабо тлел под покровом пушистой золы, подмигивая редкими зеницами красных углей.
Большинство женщин хлопотали на кухне, слуги и рабы трудились на улице. Поэтому общая зала оказалась пустой. Только самая старая из женщин, прабабушка Кая, куталась возле главного очага.
Она немножко раскачивалась и еле заметно дрожала. Из-под груды мохнатых шкур торчала только её голова с белыми, совершенно седыми волосами. Они напоминали снежную шапочку на вершине большой горы. Кай невольно улыбнулся и почтительно поклонился, прежде чем сесть рядом.
Прабабушка одобрительно кивнула. Немного помолчала и пожевала свои губы. Она так делала всегда, перед тем как начать говорить. Кай любил её истории и слушал их внимательно, ведь они никогда не повторялись.
- Тогда зима тоже началась слишком рано. Листья на деревьях не успели опасть, а леса уже замело таким глубоким снегом, что самые высокие мужчины проваливались в него с головой. Я тогда совсем юной была. Женщины всё больше пеняли на колдовство, мол, вот кто-то из семей в долине напакостил. А моя мать говорила, что это сами великаны из Йотунхейма наслали на наши земли ту стужу. Не помню уж, за что наслали, но я ей поверила, как делала это всегда. А потом, тем же вечером поднялся чудовищный ветер, как сегодня ночью, и я, перед сном, вышла проведать лошадей. Тогда я увидела Её. И, конечно, перестала думать, что во всём виноваты великаны. – Прабабушка замолчала, будто задумавшись.
Где-то на улице молодцевато и звонко стучал топор. Яростно лаяли псы, отбирая друг у друга окровавленные бычьи кости. Из кухни тянулся густой запах мясной похлёбки и свежесваренного пива.
Кай нетерпеливо кашлянул, но прабабушка никак не отреагировала.
- Кого ты увидела?
Она вновь отрешенно посмотрела в лицо Кая.
- Сьёфн. Самую настоящую Сьёфн, мой мальчик. Уж, не знаю, как она связана с холодом, но я думаю, что это была именно Сьёфн. Она стояла чуть поодаль от дома, на свежем снегу, но не оставляла следов. И вокруг неё, словно пчёлы, кружили льдинки и сияющие неземным серебром снежинки. Мне казалось, что и сама она источает свет, словно месяц в чистом ночном небе. Она посмотрела на меня с удивительной нежностью и поманила своей прекрасной рукой.
- И ты пошла?
- Конечно, пошла. Я подошла и пала перед ней на колени, а она коснулась своей обжигающе-холодной рукой моей щеки. Улыбнулась и протянула мне тёмно-синий осколок льда, один из тех, что кружили вокруг неё.
- Зачем?
- Этот осколок был волшебным, Кай. Стоило мне прошептать имя моего избранника, и он тут же влюблялся в меня без памяти. И в этот же момент нас начинали связывать нерушимые узы любви. Сьёфн мне это объяснила. Осколок же сразу после исполнения желания исчезал, но я могла выбрать любого. – Прабабушка печально улыбнулась.
- И выбрала?
- А как же. Твоего прадедушку. Правда, счастье у нас получилось недолгим, но это было настоящее счастье. Пусть он пал всего через одну зиму, но я верю, что он и по сей день участвует в бесконечном пиру за столами благословленной Вальхаллы, пьёт свой любимый мёд, а потом исступлённо сражается. О, боги, как он любил сражаться!
Она заулыбалась и её лицо порозовело, а глаза увлажнились.
- И ты никогда больше не встречала Сьёфн? Никогда-никогда?
- Нет, но зачем? Я получила своего избранника, а осколок льда исчез. Кроме твоего прадедушки я больше никого не любила. – Прабабушка вдруг понимающе улыбнулась – Ты тоже хочешь получить осколок льда? Поверь, тебе это не нужно. Ты – мужчина. Твой осколок льда будет у тебя в руке, как только ты повзрослеешь.
Кай смутился, но смолчал. Негоже оправдываться мужчине перед женщиной, подумал он.
Они ещё долго сидели молча, слушая непрерывную возню слуг. Глядя как вновь разжигают очаг и разносят еду женщины. И думая про явление белоснежной Сьёфн.

Ночью ветер стал ещё неистовей, чем прежде. Он яростно бился в стены дома, пытаясь ворваться внутрь. Кай опять не мог уснуть, но теперь его мысли занимали не добрая Герда и не пышущее жизнью лето, а Сьёфн о которой ему рассказала прабабушка.
Он слушал вой и представлял волшебную белокожую девицу, окруженную свитой сияющих снежинок. Проваливаясь в беспокойный сон, и тут же выныривая из него, он всё отчетливее чувствовал, что стоит ему выйти из дома, и он увидит Её.
Мальчик пытался стряхнуть наваждение. Он смотрел на язычки рыжего пламени в каменной колыбели. Вспоминал свои игры с Гердой, о которых только вчера так мечтал. Но теперь они казались ему смешными. Совсем детскими! Совсем глупыми! И даже благоухающий розовый куст превратился в далёкую, ненужную тень.
Кай сжался в комок, пытаясь отогнать липкий страх, который вдруг наполнил всё его существо. Он знал, что мужчина не должен бояться.
Ветер безумно толкался в дом, переходя на животный визгливый крик, казалось ещё немного и он выбьет ворота.
Но вдруг он стих. Мгновенно.
Повисла звенящая, упоительно спокойная тишина. И сквозь это благодатное молчание, Кай услышал своё имя. Кто-то произнес его совсем тихо, почти робко.
- Кай – Хрустнул снег.
- Кай – Шепнул укрощенный ветер.
- Кай – Крикнула какая-то птица.
Мальчик поднялся с кровати и одел длинную шерстяную рубаху, потом кожаные штаны.
- Кай – Принесло эхо далеких гор.
Мальчик обулся и вышел из комнаты.
- Кай – Проскрипели ветви старой сосны.
Мальчик оставил дом.
Снег искрился под диском почти полной луны.
Кай оглядел спокойные конюшни, большое жилище прислуги и непривычно тихие псарни. Немного постоял, чувствуя, как ветер гладит его щеки и лезет под рубаху. Вдохнул свежий холод ледяной ночи. Посмотрел на яркие стекляшки рассыпанных по небу звезд.
В окружающем покое было что-то волшебное. Но сердце мальчика исступленно стучало, а в животе перекатывалась громада склизкого ужаса. Кай и сам не смог бы объяснить чего он так боялся, но вся его сущность пыталась загнать его обратно в натопленный дом, под защиту волчьих и медвежьих шкур.
Тишина достигла своего апогея.
Плавно поднялась снежная пыль и начала стекаться в один большой вихрь чуть поодаль от дома, весело искрясь в лунном свете.
А потом появилась Она.
Вспыхнула жемчужным светом и очутилась, сияющая, среди кружащего снега. Нагая и прекрасная. В этот момент она казалась настолько беззащитной, что Кай с трудом верил в её божественное происхождение, даже несмотря на неземной свет.
Мириады снежинок осторожно обволакивали её безупречное лунно-белое тело и совсем скоро превратились в полное подобие великолепных песцовых мехов. И только тогда Она открыла глаза. И тут же её холодное, но прекрасное лицо ожило. Эти глаза, глубокие как самые древние из озер, ослепляли своим сине-фиолетовым огнём. И в них дрожали бескрайние поля ирисов, полыхало сияние севера и дышали льды вечной мерзлоты.
В них не было кротости.
Кай смотрел на неё с восхищением и ужасом. А Она смотрела на Кая со спокойным любопытством. Так они стояли почти минуту. Высокая, невероятно красивая женщина, закутанная в великолепные меха, окруженная вихрем снежинок и осколков льда, больше похожего на драгоценные камни, а напротив неё маленький мальчик, в невзрачной меховой рубахе и растоптанных кожаных сапожках.
- Обычно я встречала здесь молодых девушек. – Наконец произнесла Она и еле заметно улыбнулась. – Как тебя зовут, дитя?
Голос у неё был почти человеческий, приятный слуху, серебристый и юный. Да и сама она казалась юной.
- Кай, госпожа.
Мальчик перестал испытывать страх. Он смотрел в Её сине-фиолетовые, пышущие непокорностью и беззастенчивой смелостью глаза и думал о том, что не видел ничего прекраснее на этом свете.
- И что мне с тобой делать, Кай? Я не могу подарить мужчине осколок льда. Но и отпустить без дара, раз уж я тебя встретила, не могу тоже. – Она сделала маленький, легкий шаг навстречу юноше и из-под мехового подола, на какую-то долю секунды, выскользнула маленькая алебастровая необутая ножка. – Хочешь покататься на моих санях?
В вопросе прозвенели детские нотки, казалось, что Она боится отказа. В этот момент богиня стала еще милее для Кая. Юноша подумал, что Она, наверное, одинока.
Мальчик жарко кивнул.
Как и откуда появились великолепные сани, запряженные огромными оленями, мальчик так и не понял. И не хотел понимать. Они неслись по долине, даже не касаясь земли. Около них радостно смеялся ветер, и кружились счастливые снежинки. Мимо проносились гигантские леса и высокие горы, безбрежные озера и широкие реки. А Кай всё смотрел на белую щеку богини, кутаясь в её ледяных мехах и мечтая, чтобы этот безумный полёт никогда не кончался.
Но он кончился.
Небо на востоке чуть посветлело и сани остановились. Мальчик ошеломленно огляделся и понял, что они стоят возле длинного дома его семьи. Богиня ласково улыбалась, а Каю хотелось плакать.
- Может, ты чего-то хочешь, дитя? – Вдруг спросила она.
- Всё, что угодно?
- Ах, он ещё и торгуется! – Она серебристо рассмеялась, но потом посмотрела на юношу серьезно. – Всё, что в моих силах.
И тогда Кай загадал желание.

Напрасно слуги рыскали по глубочайшему снегу тридцать дней и тридцать ночей. Напрасно гибли лягавые псы и рабы, тщась отыскать след Кая. Напрасно ходили рыбаки по замерзшей реке, пытаясь найти полынью. От мальчика не осталось ни следа.
Много горьких слез было пролито, но ещё больше горечи и боли осталось внутри.
Траур закончился вместе с зимой.
Когда стаяли снега и солнце погорячело, о смерти Кая узнала и Герда. Она услышала новость от других детей и приняла её за дурацкую шутку. Конечно же, Кай был жив, быть может, просто заболел и поэтому сейчас не резвится с другими ребятами, думала она.
Герда побежала в дом его семьи, бежала без устали по покрывалу из молочной травы, усеянному маленькими лужицами. Лужицы тонко вскрикивали, когда она наступала в них и обиженно замолкали. Трава скорбно безмолвствовала. А солнце вдруг спряталось за единственным пушистым облаком, будто боясь глядеть на землю.
Герда не верила в смерть своего названного брата, но что-то в ней уже понимало, что случилась беда.
Она так и не добежала до поместья родителей Кая. Споткнувшись о невинный корешок невысокого дубка, Герда кубарем прокатилась по мягкой траве и остановилась прямо под крупным, почти черным камнем, на который были нанесены страшные руны.
Кай потерян. Кай мёртв. Среди ледяных снегов и мрака ночи.
Румянец сошел с лица девочки, а из зеленых глаз посыпались раскаленные слёзы. Она плакала целый день, обнимая безжизненный камень, и только когда солнце скрылось за горами, а небо стало красным, словно угли в остывающем горне, Герда поняла, что слёз больше не осталось. И тогда она поцеловала черный камень и побрела домой.
Этой весной, а за ней и летом, Герда ходила к розовым кустам в одиночестве. Она целовала нежные бутоны разноцветных цветов и вспоминала счастливые дни, когда она бывала здесь с Каем. Как они играли в салки, а потом смотрели в сапфировое небо и смеялись чему-то своему.
Она не могла больше плакать.
Осенью вернулись отцы и братья, дяди и кузены, сыновья и внуки. С собой они привели рабов, смуглых наложниц, прекрасных заморских жеребцов, полные телеги мехов, злата и драгоценных камней. И вся долина погрузилась в долгие месяцы ничем неомраченного счастья, веселья и пьянства.
О Кае забыли. Его огромному воину-отцу и его мудрой матери не впервой было терять любимых сыновей. Продолжала помнить о мальчике только добрая Герда, которая любила его всем сердцем.

За желтоглазой осенью пришла хмурая зима. Снега почти не было, но морозы стояли страшные. Мужчины зимовали дома, поэтому все тяготы переносились куда легче, чем обычно.
Половина скотины издохла. И когда, наконец, наступила оттепель, вся долина восприняла её с облегчением. Зима так и не набрала прежнюю силу, и совсем скоро зазеленели деревья, расцвели первые цветы.
Мужчины вновь собрались в поход. Суровые, со вмиг остекленевшим взглядом, они напоминали героев из древних героических саг. Можно было бесконечно любоваться, как они седлают коней и точат свои длинные копья, топоры и мечи. Они не позволяли себе нежности и, тем более, слез. Вскакивали в истёртые седла, бряцали начищенными кольчугами, бросали единственный слепой взгляд в сторону столпившихся женщин и больше на них не глядели.
Они стояли возле своих домов долгие минуты, готовые в любой момент броситься в бешеный галоп. И их, заботливо сшитые любящими руками, плащи, напоминали уже не об уютном доме, но о полосатых парусах грозных драккаров, что стояли на далёком берегу.
Потом оглушительно и грозно взвывал рог ярла, и мужчины мчались прочь. Мчались, пока не исчезали из виду.
Герда тоже провожала своего отца. Смотрела на его черного коня и русую, с проседью, бороду. Он был не молод, но ещё крепок. И смотрел вдаль он не со сдержанной сосредоточенностью, но с торжественной радостью.
Тогда Герда отчетливо поняла, что видит отца в последний раз, но не заплакала. Она знала, что он мечтал погибнуть на поле битвы, погибнуть славно, чтобы наследовать своё место в Вальхалле, среди других знатных воинов и героев.
Кончилась весна. Началось лето. Герда больше не ходила к розовым кустам. Мать учила её пряже и ткачеству, кулинарии и варке пива, а потом и многим другим вещам, которые должна была знать каждая благородная девушка.
Лето пролетело незаметно.

Той ночью, неподалеку от поместья семьи Герды нестройным хором выли волки. На небе, среди россыпей звезд, висела полноликая луна. Погода стояла холодная, но совершенно бесснежная.
Девочка не спала. Она выжидала.
Давно не было слышно шагов слуг и сестер. Но Герда хотела исключить даже малейший риск.
Где-то совсем рядом закаркали вороны и вздохнул ветер.
Тогда она встала с кровати, быстро, но тщательно оделась. Взяла заранее подготовленную котомку и бесшумной тенью выскочила в холодную ночь. Ловко оседлала свою любимую кобылку и с безрассудством ранней юности, не оглядываясь на отчий дом, умчалась на север.
Только когда порозовел восток, она перешла с галопа на рысь, а потом и на шаг. Несмотря на шубку, которую она стащила у своей сестры, Герда всё равно замёрзла. Только упоительно-тёплая лошадка по кличке Ваньо спасала девочку от окоченения.
Днём они шли, а ночью останавливались, и Герда разводила крохотный костерок, чтобы хоть немного согреться. Спали они бок о бок.
Первую неделю они никого не встречали, но вскоре после того, как началась вторая неделя их путешествия, они наткнулись на одинокий домик, что стоял в небольшой сосновой роще.
Вечерело. А маленькие оконца соблазнительно светились.
Герда слезла с кобылки и неуверенно постучала в дверь, готовая в любую секунду сбежать. Но дверь открыла крепкая, чуть сгорбленная старушка с добрым лицом. Она посмотрела на синие губы девочки, на её заиндевевшую лошадь и вздрогнула.
- Заходи, заходи, девица. – Захлопотала старушка.
Усадила замершую девочку возле жаркого очага, а сама убежала заботиться о кобылке.
Когда старушка вернулась, Герда уже отогрелась и теперь разглядывала комнату. А посмотреть было на что: стены оказались, сплошь завешены разными засушенными растениями и странными, но притягательными куклами, выполненными из соломы.
Хозяйка проследила за взглядом Герды и усмехнулась.
- Нет, девочка, я не колдунья. Но зато умею варить разные полезные напитки. Один от хвори избавит, другой в могилу сведет, знаешь ли. – Она снова усмехнулась, по-доброму.
- А зелья, которые могут растопить мужское сердце? – Спросила Герда.
- И их могу. – Старуха заулыбалась. – Как тебя зовут?
- Герда.
- А меня Льот. И что, позволь спросить, привело столь юную деву в эти почти необитаемые земли?
Старушка поставила на очаг небольшой котелок из которого ароматно пахло какими-то травами.
Девочка помолчала, думая с чего бы начать. И рассказала про своё детство, а потом и историю исчезновения Кая.
- …И вот в прошлое полнолуние, моя двоюродная тётка во время традиционной ворожбы заговорила чужим голосом и сказала, что ответит на три вопроса. Мы с сёстрами рассудили, что каждая спросит по разу. Сёстры, конечно, спрашивали про мужей. – Герда брезгливо скривилась, но спустя мгновение её лицо расправилось, а глаза заблестели – Ну, а я спросила про Кая.
- И что ответила тётка? – Старушка уже разливала напиток.
- Она тяжело вздохнула, будто всю душу свою выдохнула. А глаза её закатились так, что были видны только желтые белки. Она словно в загробный мир заглядывала. И тогда она сказала, что Кай жив. Далеко-далеко на севере, где небо пылает разноцветными огнями, а лето никогда не наступает, он ходит среди мертвецов под руку с королевой снега. И сердце его, замерзшее в глыбу льда, бьётся только ради неё. Тогда на губах тётки выступила пена и она закричала в исступлении, напугав меня с сёстрами, что вместе они покорят народы севера железом и мором. А потом пришла в себя, будто ничего и не случилось.
Старуха пригубила отвар и довольно крякнула.
- Слыхала, слыхала. – Задумчиво начала она. – С севера давно дурные вести идут. То все коровы падут, то деревня вмиг опустеет. И о королеве твоей слыхала. Мол, она девкам осколки льда волшебные дарит, а те, стоит имя прошептать, любого мужчину в шептунью на века вечные влюбляют. Но есть и изъян, как без него. – Старуха ядовито усмехнулась. – И трёх зим не проходит, как мужчина, околдованный, в Вальхаллу отправляется.
Воцарилась тишина. Только дрова потрескивали в жаркой печи. Девочка и старушка пили отвар. Герда почувствовала, что её начинает клонить в сон. Веки приятно отяжелели и вскоре она уснула.    
Ей снился Кай. Но не тот голубоглазый мальчик, который бродил по её счастливым воспоминаниям с улыбкой и радостью на своём красивом лице. Не тот мальчик, что смотрел в её глаза своим, по-морскому свежим, взглядом. Не тот мальчик, который должен был стать знатным мужчиной, унаследовавшим и преумножившим всё то, чем славилась его семья.
Нет.
Ей снился возмужавший, почти взрослый юноша, что скачет по бескрайним льдам на своём огромном белом коне и за ним молча идёт неисчислимая армия почерневших, суровых мужчин с дымящимися углями вместо очей. И в глазах юноши нет больше спокойного моря, но есть яростная буря, и нити белых молний, которые готовы вырваться наружу. Но не глаза напугали Герду. Не жестокая усмешка милых ей губ. И даже не легионы немых воинов идущих за ним.
Её напугала женщина, что неслась над Каем, среди свинцовых облаков, окруженная ледяным смерчем и звездным светом. Она счастливо смеялась и бросала на Кая хищные, но восторженные или даже, может ли это быть, влюбленные взгляды. Так они и мчались неведомо куда, сквозь белую ночь. Разгоряченные и счастливые.
Потом Герде снилась горящая рыбацкая деревенька и белый скалистый берег, чуть правее от неё. Черный дым поднимался прямым столбом, выли бабы, плакали дети. На крохотной площади лежала куча обезображенных, окровавленных и совершенно мёртвых мужчин. А на глинистом берегу стоял отец Герды и ещё дюжина дюжин воинов. Они в торжественном молчании смотрели на пожарище и наслаждались им.
За их спинами хлопали парусами грозные драккары, под вселяющими ужас знамёнами ворона.
Затем девочке приснилась плачущая мать, окруженная грустными дочерьми. И розовый куст, с нежными бутонами самых прекрасных цветов.
Когда Герда проснулась, за окнами зеленела трава. И жар улицы чувствовался внутри дома.
Девочка вскочила с соломенной лежанки и с ужасом прильнула к окошку.
- Сколько же я спала! - вскрикнула Герда.
- Шесть месяцев. Но это было необходимо. Я не могла удерживать тебя здесь силой. Ты бы ушла и, в конце концов, замерзла. А если бы и пережила зиму, то захлебнулась в одной из разлившихся рек во время весеннего половодья. Я бы вообще отговорила тебя от этого безнадежного путешествия, но это же невозможно. Верно?
Девочка яростно кивнула.
- Ну-ну, не злись. Я только хотела помочь. У меня зажарен отличный окорок, пошли.
Герда метнула в старушку злой взгляд, но смолчала. Ей очень хотелось есть.

Лошадка за зиму прибавила в весе и истосковалась по свободе. Поэтому шла она весело, то и дело, переходя на легкий галоп.
Вокруг юной всадницы цвел последний месяц весны. Все живое дышало свежестью и удалой молодостью. Даже угрюмые колючие кусты, обросли смешными цветочками и оранжевыми искрами ядовитых ягод.
Герда шла на север. Она не знала, сколько ей придется идти и не знала, что ей там искать. Но твердая убежденность в том, что Кая надо спасти, неуклонно росла. После своего вещего сна, она убедилась в правдивости слов своей тетки. И теперь ничто не могло заставить девочку повернуть назад.

- Если бы я могла, то давно забыла ту страшную зиму. – Женщина посмотрела на Герду невидящим взглядом и продолжила. – Мужчины собирались в поход. Ещё целый месяц никто не ждал никакого снега, но зима решила по-своему. И мужчины остались. А ты знаешь, девочка, что делают мужчины, когда остаются в доме на зиму без своего на то желания? Они пьют. Бесконечно и самоотверженно. Всё свое неистовство они бросили на сражение со снегом и в ту зиму, в ту единственную зиму, все семьи округи, а это несколько десятков огромных усадеб, могли легко добраться друг до друга. А потом грянула чума. И не будь этих проложенных троп, то она коснулась бы только какой-то одной семьи, но заболели все. В основном, почему-то, мужчины. Ты, конечно, знаешь, что воин, который умер своей смертью в постели, покрывает позором не только себя, но и всю свою семью? Другие народы, говорят, относятся к такой смерти куда спокойнее, но наш создан именно для войны. Сложно представить, что тогда творилось. Мужчины не могли позволить болезни убить себя. И тогда они начали закалывать друг друга, девочка. Сыновья убивали отцов, братья братьев, те, кто не имел братьев и отцов просил об избавляющей смерти своих жен и матерей. Снег в округе почернел от пепла погребальных костров. А ночами над нашей бедой смеялся ветер. Умер ярл, а он был моим мужем, умерли и все наши сыновья. Мы молили Одина об окончании мора, но он нас будто не слышал. И вот, однажды ночью, в черноте ледяного неба, мы узрели валькирию. Она осматривала наши наделы, словно свои владения, а потом спустилась на землю и посмотрела в наши изможденные лица. Говорила только она, а мы слушали.
- И о чем она говорила?
Герде было бесконечно жаль эту, покрытую нитями преждевременных морщин, молодую женщину. Как несчастную мать. Как жену ярла, потерявшего все свои владения.
- Она говорила о несправедливости. О жестокости судьбы. О безмерных потерях, которые мы понесли. Мы плакали, и она вместе с нами роняла льдинки своих синих слез на снежный покров. Потом она сказала, что мы заслуживаем счастья, но на этой земле нас ждет только бесславная смерть. Она ловила осколки синего льда, которые водили вокруг нее хоровод, и раздавала нам. Они, шептала валькирия, принесут вам счастье с любым мужчиной. Стоит только уйти с этих проклятых земель и произнести его имя над осколком льда. И тогда вас, даже если вы его еще не любите, свяжут нерушимые узы. И вы обретете счастье. Мы послушались. И вот я здесь. На гостеприимном юге. Пусть мой новый муж, уже год как погиб. Но на этой земле я была действительно счастлива. - Женщина улыбнулась своим воспоминаниям.
- А почему вы решили, что к вам спустилась именно валькирия?
- Ну, она пришла к нам из-за погибших мужчин. Я, конечно, не слышала, что валькирии заботятся о счастье женщин, но кем ей еще быть?
- Не знаю. - Ответила Герда и поглядела в окошко. - Но я иду на север и надеюсь встретить ее.
- Глупенькая. - Женщина нежно потрепала девочку за плечо. - Вальхалла и охотничьи угодья богов не на севере, а там. - Она возвела очи горе. - А на севере холод и мор. И чем дальше - тем хуже. Возвращайся лучше домой и не ищи своего мальчика. Он может быть и хорош, но не на край света же за ним идти!
- А вы бы пошли за своим мужем, если бы знали, что сможете его вернуть!? - Запальчиво спросила Герда.
Женщина потупила взор, а потом опять печально улыбнулась.
- За ним - да. Хоть на край света.

Началась осень и воздух пропитался усталой прохладой, отходящей ко сну природы.
Много роскошных усадеб, бедствующих деревенек, охотничьих лагерей и одиноких домиков осталось позади.
Перед тяжелым горным перевалом, Герда повстречала небольшой торговый караван. Состоял он сплошь из очень смуглых мужчин, одетых в цветастые заморские одежды. Вместе с ними ехало и несколько утомленных белых женщин. Серые кони, запряженные в многочисленные телеги, удивляли своими небольшими размерами и крепким сложением. Особенно красивыми, казались их шелковые, высоко поднятые хвосты.
Торговцы и их немногочисленная охрана, со странными изогнутыми мечами, заметили Герду издалека. Когда она подъехала поближе, к ней навстречу отправился тучный мужчина, видимо начальник каравана.
- Приветствую. - Мягко и картаво произнес он и сделал полупоклон, не слезая с коня и не спуская черных глаз с девочки. - Мы торговцы из далеких южных стран, что лежат за Ромейской Империей. - Он замолчал, давая понять, что ждет какого-то ответа.
- Меня зовут Герда и я тоже с юга, хоть и не такого далекого. Я иду на север, чтобы отыскать там своего названного брата. - Девочка, в подражание торговцу, внезапно замолчала. Тучный мужчина сделал новый полупоклон.
- Мое имя Ала ад-Дин аль-Багави. И мой караван тоже идет на север. Я слышал, что за этими горами, раскинулось молодое и богатое королевство?
- Правда? - Удивилась Герда. - А мне сказали, что там свирепствует голод и мор. А лето больше не наступает.
Ала ад-Дин расхохотался. Просмеявшись, он с напускной мудростью изрек:
- Не все то, что хорошо для королевства, хорошо и для народа, юная госпожа.
- Но это неправильно!
- Конечно, неправильно. - С охотой согласился торговец. - Но нищие и больные с большей ревностью гордятся своей страной, ибо им больше нечем гордиться. И даже с радостью переносят все тяготы своего существования, ведь они знают, что страдают ради блага своего отечества.
- Глупость какая. -  Недоверчиво вздохнула Герда.
- Умные убегают из таких стран в первую очередь, уж поверь. Но вернемся к земным делам. Я приглашаю вас, юная госпожа, сопроводить наш караван, раз уж мы едем в одну сторону. А после перевала, думаю, наши дороги разойдутся. Как вы на это смотрите?
- Наверное, вместе с вами будет не так скучно ехать.
- Очень мудро, юная госпожа. - Ала ад-Дин ослепительно улыбнулся. - Тогда скачите за мной, я вас представлю остальным. А потом перелезайте в повозку, думаю, вы уже устали от седла.
- Устала. - Подтвердила Герда.
И они поскакали к пестрой колонне телег, над которыми развевались вытянутые треугольные штандарты с непонятными, червеподобными надписями.

На третий день в горах пошел снег.
Торговцы и стража переоделись в богатые меха, а женщины закутались в пышные шали.
В караване царила атмосфера подавленности. И не малодушие этих крепких мужчин, было причиной уныния, но сами горы. Черный камень, изогнутый и изъеденный северными ветрами, нависал над яркими точками, продрогших путников. Немногочисленные деревья напоминали околевшие руки мертвецов. И даже свежий снег походил на стальную крошку.
По ночам к стонам ветра прибавлялся вой волков. Страже казалось, что звери ходят возле самого лагеря. Поэтому к невыносимой симфонии ночи, прибавлялся еще и свист выдергиваемых мечей, когда во мраке загорались желтые глаза, случайно поймавшие свет теплины.
В то утро снег повалил с еще большей охотой, и путь приходилось находить буквально на ощупь.
- И часто у вас так?
К повозке, в которой сидела Герда, подъехал Ала ад-Дин. Его богатая одежда была щедро осыпана снежной пудрой.
- Каждую зиму. - Пожала плечами Герда.
- В наших священных землях снега вообще не бывает. Круглый год лето!
- Правда? - Девочка округлила глаза - Все вокруг цветет целый год? Ох, наверное, это прекрасно. И какие, должно быть, у вас урожаи! И их можно собирать дважды...
- Не совсем так. - Пробурчал Ала ад-Дин. - Растений у нас не так уж и много. И плодородной почвы тоже. Все больше песка. Но никаких холодов!
- Песка? Такого, что бывает на морском берегу?
- Примерно. Только у нас он встречается и вдале... - Ала ад-Дин вдруг замолчал.
Герда открыла рот, но торговец резко поднял руку, призывая к молчанию. Тогда девочка тоже вслушалась. Но вокруг стояла почти полная тишина, только похрустывал снег под колесами повозок. Даже ветер утих.
В этой тишине действительно угадывалась какая-то угроза.
Потом что-то взвизгнуло. И перевал, в мгновение ока, наполнился диким ревом. Где-то впереди, за непроглядной стеной мягко ложащегося снега, зазвенела сталь, закричали мужчины. Герда испуганно посмотрела на Ала ад-Дина. Тот с болезненной сосредоточенностью вглядывался в белое марево. Мимо него проносились улюлюкающие стражники, скрываясь в снежных завихрениях.
Торговец медленно достал свой изогнутый меч, а потом перевел взгляд на Герду. И неожиданно улыбнулся.
- Все будет хорошо, юная госпо... - Его слова потонули в нелепом бульканье, ибо прямо на глазах Герды в шею Ала ад-Дина, вошла огромная, черноперая стрела. И жемчужины белых зубов, оросило алой кровью. Торговец выпустил меч, схватился за торчащую из шеи стрелу, дернулся, ударив пятками лошадь, которая тут же медленно пошла. И выпал из седла.
Далеко впереди все еще звенела сталь, и слышались крики. Но теперь к ним прибавились и предсмертные вопли, полные ужаса и отчаянья. Так могли кричать только заморские стражники.
Герда выпрыгнула из повозки и побежала к своей лошадке, которая плелась в самом конце каравана. Но до нее она не добежала. Позади послышалось хриплое дыхание усталого жеребца, к которому вскоре прибавился приглушенный звук стремительного аллюра. Девочка не успела даже обернуться, только почувствовала, как чья-то крепкая рука схватила ее за волосы и, не сбавляя хода, протащила по дороге, а потом швырнула наземь.
Герда потеряла сознание.

Очнулась она в сырой духоте.
В голове пульсировала острая боль, ныло плечо и саднило колени. Открывать глаза совсем не хотелось.
- Да вижу я, что ты очнулась. Не притворяйся! - В незнакомом голосе вспыхнула нотка неудовольствия.
Герда открыла глаза и со стоном приняла сидячее положение. Она сразу поняла, что находится в пещере. На влажных стенах гуляли отблески пылающих факелов. Пахло сыростью, чадом и какой-то едой.
Перед Гердой сидела коротковолосая, одетая  в мужскую одежду, девочка. Черноглазая, крепкая, и по-своему красивая. Она щурилась, беззастенчиво разглядывая свою пленницу.
- Скажи спасибо, что я тебя к себе забрала. Остальным бабам не позавидуешь, уж поверь. - Юная разбойница улыбнулась, обнажив маленькие зубки. - Но ты там себе ничего не выдумывай. Я - дочь вожака. Будешь дергаться или попытаешься сбежать - прирежу и глазом не моргну.
В подтверждение своих слов, она достала из-за пояса достаточно длинный, отливающий медью, кинжал.
- Но зачем я тебе? - Робко поинтересовалась Герда.
Разбойница немного помолчала. А потом, будто извиняясь, произнесла:
- Тут не так, чтобы много моих ровесников. Точнее их вообще нет. А с этими грязными свиньями, воинами моего отца, разговаривать вообще не о чем. А с тобой, думаю, мы подружимся. Ну, а если нет, то... - Она многозначительно посмотрела на свой тесак. - Расскажи мне лучше, что ты делала среди тех разряженных обезьян?
И тут на Герду навалился ужас. Перед ее глазами пронеслись горы, истекающий кровью Ала ад-Дин и его вмиг заалевшие зубы. Она вспомнила про Кая и его ледяное сердце, которое, похоже, ей уже не согреть. По щекам девочки потекли слезы.
- Ах, как я ненавижу, когда хнычут. - Прошипела разбойница. - Давай, выкладывай свою историю.
И Герда рассказала все. Как она любила Кая и как они проводили длинные летние дни, возле кустов разноцветных роз. Как он исчез и все посчитали, что он умер. Рассказала про дар предвиденья своей тетки и про ее пророчество. Описала свой побег из дома. Не забыла она и про вещие сны в доме травницы. И про грозную Королеву Снегов. Герда говорила о невзгодах длинного пути, о горестях вдовы погибшего ярла и о веселом Ала ад-Дине, который предложил ей перейти горы вместе с его караваном. Когда она закончила, разбойница смотрела на нее другими глазами. В них не осталось и доли лютой угрозы.
- Да-а. Длинную же ты дорогу выбрала. И все ради чего? Ради какого-то мальчишки! Ты ведь себе и не представляешь, что по ту сторону гор! А мы с отцом оттуда сбежали. Вмерзшие в землю города, поклоняющиеся болезням и холоду! Люди там считаются знатными по количеству гноящихся язв на теле. И чем больше язв, тем больше тебя уважают! А ты отправляешься туда, ради мальчика. - Она презрительно скривила губы. - Лезть в пасть волку из-за детских воспоминаний? Этот Кай может и вовсе о тебе забыл! Сама же говоришь, что видела его счастливым.
- Его околдовали. - Смиренно пояснила Герда.
- Но, а ты, что ж у нас, великая колдунья, которая снимает проклятия мановением рук? Ты всего лишь беспомощная девочка, которая вбила себе в голову нелепую идею о спасении какого-то паренька! Посмотри на себя! - Маленькая разбойница грубо схватила Герду за плечи и та посмотрела ей прямо в глаза. Так они и замерли, словно заглядывая друг в дружку. А потом разбойница потупила взгляд.
- Извини. - Сказала она чуть слышно. - Мне просто не хочется тебя отпускать.
Мужчины напились, празднуя удачный набег, и теперь спали. По пещере раскатами бродил разноголосый храп, а воздух пропитался винными парами. Над распластанными телами промелькнуло две маленьких тени.
Разбойница провела Герду к конюшням, где они отыскали Ваньо, все ту же веселую кобылку, что служила Герде с самого отчего дома.
- Вот тебе шуба. Она у меня самая теплая. Свою старую тоже забери. И варежки не забудь. В котомку я тебе положила солонины и хлеба, так что будешь сыта какое-то время. - Возбужденно шептала разбойница. – Надеюсь, твой Кай стоит всего этого.
Потом они вышли из пещеры прямо в ясную, морозную ночь. Герда обняла маленькую разбойницу и заплакала.
- Ну, я же тебе говорила, что ненавижу, когда хнычут. Все, давай. Тебе в ту сторону. - Она махнула рукой, указывая направление.
- Спасибо тебе за все.
Разбойница кивнула и скрылась в черном зеве горной пещеры.

Вдалеке показался город. Хмурые силуэты серых башен, высились над морем бушующей вьюги. Герда никогда не видела таких больших городов, да еще и обнесенных удивительно высокими крепостными стенами.
Проходя сквозь широкие ворота, она невольно поежилась, вдруг почувствовав, что город ей не рад.
По грязным узким улочкам, бродили закутанные во всякую рвань люди. В мелких лавках шла вялая торговля, а в крошечных двориках бесилась чумазая детвора. Наконец, Герда выехала на большую площадь, видимо главную в городе. На самом краю стояло небольшое деревянное возвышение, с которого о чем-то увлеченно вещал ободранный старик. Возле него собралась небольшая толпа. Герда решила утолить свое любопытство и подъехала поближе.
- ...И когда Ромейский Бог придет и на эту землю, то горе будет всем нам. И мы сгинем в пламени высоких костров, на которых нас будут жарить заживо! Не слушайте же люди колдунов в длинных одеждах, что скажут вам, мол, их Бог есть любовь. Нет, не любовь он вам принесет, но смерть. Смерть бесславную, смерть бесчестную! Коль услышите их речи, ядовитым медом пропитанные, берите мечи свои и отсекайте языки их...
Герда не стала слушать длинный перечень того, что нужно предпринять человеку, дабы не пустить сюда заморского Бога и поехала дальше.
Тут ее глаза остановились на ещё одной высокой деревянной конструкции. Девочка судорожно вдохнула ледяной воздух, сдержав рвавшийся наружу крик. На длинной балке висело три трупа. Почерневшие, голые мужчины, с чудовищно искаженными лицами, на которых отпечатался бесконечный ужас. Казалось, что они погибли мгновенно, напоследок заглянув в глаза неведомому монстру.
Герда не могла отвести взгляд от их страшных лиц.
- Христиане. - Мягко сказал кто-то чуть позади девочки.
Она глянула через плечо и увидела мужчину. Он был почти раздет, а на шее у него набух огромный бубон. Лицо казалось доброжелательным, но глупым.
- Кто? - Переспросила Герда.
- Христиане. - Протянул убогий. - Пришли к нам. Про свою веру что-то говорили. Неплохие люди вроде бы, а кто ж знал, что это всего лишь шпионы вражеской армии смуту тут разводят? Король как узнал про них, так очень разозлился. А Королева и того хуже. Во всех городах такие были. Всех повесили и объяснили нам, простому люду, что к чему. - Он беззубо улыбнулся и добавил. - Из-за этих шпионов нам и жрать нечего. Корабли с зерном наши грабят, да колдовством штормы вызывают.
- Зачем им ваше зерно?
- А кто их поймет. Любят, чтобы простой люд страдал. Поговаривают, что в своих странах они даже королями управляют! Поэтому, там так все и плохо.
- Почему вы думаете, что в других странах плохо? - Теперь Герда не могла отвести взгляд от бубона, который, казалось, должен был вот-вот лопнуть.
- Ну, уж это-то, девица, каждому известно. Что ж ты думаешь, они в наши земли полезли? Уж, не от хорошей ли жизни? Хотят заграбастать наши богатства, верно говорю.
- Понятно.
- А вас, что привело в наше процветающее королевство?
- Я ищу своего друга. Он, кажется, отправился именно сюда.
- А как же. - Гордо начал убогий. - В наше королевство многие путники приходят, но что еще более примечательно, многие считают счастьем остаться здесь жить. Но как его зовут? Я в городе знаю почти всех и, быть может, смогу помочь юной леди.
Герда подумала, что ничего плохого не будет, если она скажет имя.
- Юноша. Примерно моего возраста, его зовут Кай.
Убогий посмотрел на девочку настороженным взглядом и промямлил:
- Со времен коронации прошло не так много времени, чтобы дети настолько выросли. Поймите меня правильно, каждого второго новорожденного мальчика, уже года три, называют Каем. Но чтобы юноша... Может, конечно, он сменил имя во славу нашего великого короля. Думаю вам, молодая леди, лучше посетить столицу. Это полтора дня по тракту.
Убогий ссутулился и ушел, что-то бормоча себе под нос.
Герда бросила последний взгляд на висельников и поскакала прочь.
Тракт, на котором сходились все дороги королевства, оказался оживленным. По широкой раскатанной дороге сновали многочисленные повозки. Несколько раз встречались военные патрули, с ног до головы закованные в железные доспехи. Даже лица их полностью скрывались под воронеными шлемами. А в узких прорезях не было видно глаз.
На ночлег Герда остановилась в дурно пахнущей таверне, где ей подали горячее мясо и кружку пенистого пива в обмен на ее старую шубку, которую девочка когда-то взяла у своей сестры. Кроме пива, из напитков, здесь ничего не подавали.
Тавернщик, в порядке вежливого разговора, спросил, куда юная леди держит путь, но услышав ответ, поспешно отвернулся и больше не заговаривал.
Когда начал светлеть восток, Герда уже скакала по тракту. Глаза её слезились от ледяного воздуха, что кидался ей навстречу.
Только к полудню, она увидела очертания столицы. И чем ближе она подъезжала, тем больше захватывало дух от этой мрачной громады домов, карабкающихся на склон горы, чернеющей позади города. Над всеми зданиями и крепостной стеной возвышался сияющий синий дворец, который будто врастал в камень горы. Девять острых башен, напоминали чудовищный гребень, исполненный из когтей колоссального чудовища.
От дворца веяло страхом и нелюдимым холодом, который вдруг вспыхивал ледяной розой где-то в животе.
Когда Герда въехала в белые ворота, сердце её забилось с удвоенной силой. И не чудовищная картина смерти и разрушения, вдруг раскинувшаяся перед её глазами, так напугала девочку, но чувство, что на её плечо легла ледяная рука. Рука, воле которой было почти невозможно сопротивляться. И рука эта разворачивала её обратно к воротам.
Но Герда пошла вперед.
Мощеные улицы оказались пустыми. Возле домов стояли брошенные телеги, груженные чумными трупами горожан. Женщины, мужчины, дети и даже груднички лежали замерзшими, бесформенными кучами почти на каждом перекрестке. Вдалеке был слышен лай какого-то недобитого пса. И одиноко свистел ветер, пробираясь в открытые окна навеки пустых домов. Изредка хлопали потревоженные ставни.
Кобылка медленно шла, цокая копытами по желтому камню. Они поднимались к великолепному дворцу.
Город давно умер.
Везде валялся мусор и хлам, который не успели растащить погибшие мародёры, разделившие участь своих жертв. Лежали окоченевшие тела животных, замерзшие в некрасивых и невозможных позах. Местами встречались лужи и сосульки из бурой крови. И всюду были разбросаны сотни сотен осколков черного льда.
По бокам, словно похоронные камни, стояли серые дома, разрисованные ледяными узорами. И вскоре поворотов совсем не стало. Девочке чудилось, что она идёт между двух сплошных стен, которые сходятся у неё за спиной, и что никакого пути назад больше нет.
«Так идут на плаху» - подумала она, и ей стало немного легче от осознания неизбежного конца, в этом царстве смерти.
Перед Гердой неумолимо росли исполинские башни дворца. Рука на плече становилась всё настойчивей. Но теперь она вела её вперед.
К дворцу.
К смерти.
К Каю.
Да, к нему. И пусть я умру, но он не останется прежним, подумала Герда.
Она не понимала, почему так внезапно поверила в собственную смерть. Но мысль эта её успокаивала.
«Если Королева убьёт меня, то Кай точно перестанет её любить»
Кобылка под ней дрожала, но послушно продолжала идти. Недалеко от дворца, Ваньо вдруг остановилась, и тогда девочка слезла, почесала её за ухом и попыталась развернуть, чтобы лошадь смогла убежать. Но вместо этого у кобылки подогнулись колени, и она осела на землю, не в силах встать. Тревожно заржала и положила голову на желтый камень дороги.
Герда пошла дальше в тяжелом одиночестве. Холод обволакивал её, словно кокон. Становилось трудно дышать. И в животе колыхались волны странного ужаса.
Вокруг воцарилась абсолютная тишина. И сквозь это пугающее молчание, Герда услышала своё имя. Кто-то произнес его совсем тихо, почти робко.
- Герда. – Хрустнул снег.
- Герда. – Скрипнул старый ставень.
- Герда. – Шепнул коварный ветер.
Она подходила к высоким воротам ледяного дворца.
- Герда. – Позвали могучие петли врат.
Девочка вошла внутрь и охнула. Огромные ледяные залы, были заполнены ровными шеренгами воинов. Тысячами тысяч воинов. И все они, закованные в черное железо, наблюдали за ней тлеющими углями нечеловеческих глаз через прорези рогатых шлемов. Но ни один не тронулся с места.
Она шла сквозь их ряды и чувствовала боль. Всё вокруг, все залы, да и сам воздух этого дворца был наполнен неистовой болью.
Девочка шла по синему полу бесконечных залов, а день сменялся ночью, но вскоре и луна ушла за горизонт, вновь освободив место бледному солнцу.
И только тогда Герда вошла в тронный зал.
- Кай! – Закричала она, и кинулась к ледяному престолу.
Он поднял удивленный взгляд, и какую-то долю секунды казалось, что он её не узнает. Но потом в его глазах что-то сверкнуло, и он поднялся с трона.
- Герда? Но что ты здесь делаешь?
Девочка подбежала и обняла повзрослевшего Кая. Он был ледяным.
- Ты совсем замерз! Я пришла за тобой. Твои родители совсем заждались тебя! Да, и я по тебе ужасно соскучилась. Пойдем со мной Кай из этого кошмарного места.
Юноша аккуратно взял Герду за плечи и осторожно отстранил от себя. А потом заглянул ей в лицо.
- Уже совсем взрослая. - Задумчиво произнес Кай. - Сколько лет прошло с нашей последней встречи?
- Три года. Но бери меня за руку и мы тотчас же уйдем!
- Три года? В этом месте сложно следить за временем. Да, и зачем? Если впереди тебя ждет вечность. Ты расцвела, Герда. Совсем как те розы у подножия горы, возле которых мы в детстве играли. - Юноша улыбнулся, но глаза его не потеплели. В них все еще стоял синий лед замерзшего моря.
- Кай, ты помнишь! Эти воспоминания грели мне сердце на протяжении всего длинного пути! Но пошли! Неужели ты не хочешь вернуться к тем прелестным розовым кустам? К нашим веселым ручейкам? К натопленному дому? Ты не представляешь, как горевала твоя мама, когда ты исчез! Пойдем домой, Кай, пожалуйста!
- Но мой дом здесь.- Мягко возразил Кай. - Я король земель, что раскинулись южнее и севернее, западнее и восточнее этого дворца. От моря до моря люди живут и умирают под моей властью. Пусть у нас сейчас бушуют болезни, но люди любят меня. Я не могу бросить своих подданных. И не могу покинуть свою Королеву. - При этих словах, к ужасу Герды, щеки Кая порозовели, а в глазах вспыхнул нежный огонек. - Ну, а розы. Вот они.
Юноша сжал кулак, а когда расправил, то в ладони лежал чудный бутон ледяной розы.
- Возьми себе на память. Он никогда не растает.
Герда взяла бутон, не отрывая решительного взгляда от лица Кая.
- Твоя Королева тебя околдовала! Я знаю и о других таких же мужчинах, чьи сердца заледенели от ее волшебных осколков льда!
- У нее нет других мужчин. А те о ком ты говоришь, это воины нашей непобедимой армии. Ты прошла через их ряды. Они мечтали сражаться вечно, и Она исполнила их мечты. Теперь они бессмертны и счастливы.
- Счастливы? Разве ты не чувствуешь их боль, милый Кай? Даже воздух возле них вопит от жалости!
- Эта боль окупается сторицей на поле боя. Ты не видела, как пылают их глаза на марше, когда мы идем разить наших врагов. Ты не видела, как они рады кровавой битве, как они упиваются своим бессмертием, калеча беспомощных врагов королевства. А немного боли в промежутках между войнами это, поверь, достойная цена за вечную жизнь.
- Кай, это не твои слова! Твоя Королева околдовала тебя, точно так же, как этих несчастных! Ты такой же безвольный инструмент на ее бессмысленной службе! И ты точно...
- Герда, нет. - Тихо произнес Кай.
- ...так же страдаешь, как они! Разве ты не видишь, во что ты превратился? В твоем королевстве царствует чума, и поклоняются ей, а не тебе! А ты сидишь в мертвом дворце, и чары ее держат тебя за горло...
- Герда, нет. - Сказал Кай чуть громче.
- Вспомни свой дом. Вспомни, как она украла тебя оттуда! Мы же были счастливы! Мы любили друг друга! А она уничтожила все это ради своей прихоти! Ты же всегда был сильным, Кай! Почему ты теперь сдаешься этой отвратительной ведьме без боя и без сопротивления? Стряхни с себя ее проклятие, покажи что...
- ГЕРДА, НЕТ! - Его голос, наполненный нечеловеческой мощью, прокатился по залам дворца. Было слышно, как в едином ужасе лязгнули доспехи, вздрогнувших легионов. С ледяных стен, посыпалась снежная пудра.
Девочка со страхом смотрела в глаза Кая, где бушевал знакомый ей шторм, и нити молний освещали его взор изнутри.
- Меня никто не околдовал. Я сам звал ее, я сам сел в ее сани и катался в них до утра, и когда она привезла меня обратно домой, то я уже не знал иного дома, кроме как подле нее. И Герда, ты говорила про осколки льда? Ты знаешь, что они делают?
- Убивают. - Выдохнула девочка.
- Да, но перед этим они связывают две души нерушимой любовью. Такой искренней, счастливой и настоящей, что все вдовы почитают дарованную им короткую семейную жизнь своим самым большим счастьем. Ты знаешь всё это, я вижу.
- Ну, и что? Ты хочешь откупиться от меня осколком льда? Ты ведь знаешь, что тогда я назову твое имя. - На глазах Герды выступили слезы.
Кай на мгновение растерялся, но тут же взял себя в руки.
- И возле самого моего дома, так близко, что мне стоило протянуть руку и открыть дверь, дабы уже никогда не увидеть мою госпожу, мою Селену, Она из жалости к маленькому, ничтожному оборвышу, предложила загадать мне любое желание, которое Она в силах исполнить.
Кай замолчал, будто предлагая Герде угадывать. Но та крепко сомкнула губы, неотрывно глядя на юношу с немым вызовом в зеленых, лесных глазах.
- Я загадал. - Тихо продолжил король. - Чтобы она прошептала мое имя над своим осколком льда. Чтобы мы вечно любили друг друга, пусть среди холода и снегов, пусть хоть в самом ужасном месте на этой земле. И она послушалась меня. Она нежно прошептала мое имя, глядя прямо в мои глаза. Когда мы неслись в самом сердце бури к ее королевству, я был самым счастливым мальчиком на земле, а она самой счастливой из вечноживущих женщин. Мне жаль, моя добрая Герда, но я связан нерушимой любовью, которая будет существовать вечно.
Стало тихо. Герда сверлила юношу взглядом, а потом прошептала, сквозь вновь выступившие слезы.
- Заклинаю тебя, именем Одина, Фрейи...
- Мы не боимся наших несуществующих богов, Герда. - Печально сказал Кай. - Только Ромейский Бог имеет над нами власть, но он пока далеко на юге, там, где и снег-то бывает редко. Ты можешь уйти, а можешь остаться здесь. Обещаю, что я найду тебе теплую комнату во дворце, ведь ты не привыкла к такому холоду. А потом, если тебе тут надоест, сможешь уехать, когда пожелаешь. Думаю, Селена тоже не будет против.
- Но я же люблю тебя, Кай! - Горячие слезы брызнули из глаз девочки, падая на кристальный пол, который тут же пошел белыми трещинами - И не какой-то искусственной любовью, созданной черным волшебством, но настоящей! Как ты этого не понимаешь!? Как ты можешь быть настолько холодным!?
Герда бросилась на грудь Каю, неспособная сдерживать рвущиеся изнутри рыдания. И ее раскаленные слезы впитывались в богатые королевские шелка юноши, дымясь на лютом холоде мертвого дворца.
- Герда... - Каю стало тяжело дышать. - Герда...
Сердце его разрывалось от боли. Он чувствовал, как лопается лед и из зияющих трещин, толчками хлестает горячая кровь. А девочка продолжала безудержно рыдать, все крепче сжимая в объятиях своего Кая.
- Герда! Ты меня убиваешь! - Вскричал он. И понял, что больше не может стоять на ногах.
Он рухнул на ледяной пол и ощутил давно забытый холод, своей спиной. Попробовал вздохнуть, но легкие лишь беспомощно булькнули, заполняемые освободившейся от ледяных оков кровью.
И тогда он заплакал, беспомощный, неспособный даже говорить.
Неспособный жить.
Он смотрел в искаженное лицо Герды, но не слышал страшного вопля, полного невыразимого горя, что отражался от дрожащих ледяных стен. Не слышал судорожных слов любви. Не слышал проклятий, которые девочка призывала на свою голову. Не слышал тихих, безнадежных извинений, когда его кровь уже застыла на синем льду.
Кай плакал до самого конца. Пытаясь найти помощь, в этих теплых, лесных глазах.

На небе, за прозрачными стенами, мягко переливалось сияние севера, окрашивая весь дворец в свои изумительные цвета.
Она вошла бесшумно. Она вошла осторожно.
Герда поняла, что Королева стоит за ее спиной, только благодаря мягкому лунному свету, что осветил бездыханное тело юноши. Но девочка и тогда не перестала гладить его непослушные пряди русых волос.
- Он умер? - Тихо спросила Королева и Герда удивилась ее юному мелодичному голосу.
- Да.
- Я почувствовала его смерть.
Селена сделала несколько легких шагов и  присела рядом с девочкой. Прикоснулась к окоченевшей руке Кая своими изящными пальцами, а потом погладила его щеку.
В гулкой тишине дворца что-то звонко упало и разбилось. Звук повторялся снова и снова.
И снова.
Герда посмотрела на королеву и вновь удивилась. Ибо Королева плакала, и голубые льдинки ее слез, падали на растрескавшийся пол и разбивались на мириады осколков. Селена тоже посмотрела на девочку и их взгляды впервые встретились. Им показалось, что каждая видит свое собственное горе в глазах другой.
- Возвращайся домой, Герда. - Грустно произнесла Королева. - Тут ничем не поможешь. Даже я не смогу его воскресить.
- Но вы же возвращали к жизни павших воинов. - Прошептала девочка.
- Это ты называешь жизнью? Вечные страдания, ради того, чтобы доставлять страдания другим? Может это и хорошо для ваших отцов, что не мыслят жизни без убийств. Но не для моего Кая. Возвращайся домой, я его похороню как должно, обещаю.
- И вы не будете мне мстить?
Королева печально улыбнулась и одна непокорная слеза вновь разбилась о кристальный пол.
- За что? За то, что ты любила его, так же как и я? Нет. Не буду. Я не чудовище, как ты привыкла обо мне думать. Я просто другая.
Герда встала, и почувствовала тысячи иголок вонзившихся в ее затекшие ноги. Бросила взгляд на красивое лицо Кая и мысленно попрощалась.
У самого выхода из тронного зала, она услышала неприятный треск и обернулась. Королева подняла примерзшего юношу с пола и положила его на трон.
Только к утру девочка вышла из ледяного дворца на улицы пустого города. Недалеко от ворот лежала ее погибшая лошадка, Ваньо, так и не сумевшая встать. Герда ласково потрепала ее холодную шерсть и поцеловала в ледяной нос. Слез у девочки не осталось.
Она пошла дальше, не обращая внимания ни на горы мертвых, ни на пустые дома, ни на лютый мороз.
На выходе из города она услышала страшный, нечеловеческий вой в котором смешалось бессилье, раскаянье, горе и невыразимая, потусторонняя любовь. Вой, который пробирал до костей и заставлял дрожать.
И тогда Герда в последний раз обернулась, чтобы увидеть как огромная, черная гора трещит и разрушается прямо на глазах, как падают ледяные башни, поднимая облака белого снега и черной пыли.
Девочка, уже девушка, ничего не почувствовала. В безграничной пустоте, которой наполнила её смерть Кая, не нашлось места даже для сожалений.
Дворец осел, будто его и не бывало. Вой прекратился.

Когда, через два дня, Герда дошла до знакомой таверны, случилась оттепель, предвещавшая пришествие весны.
Только об этом чуде и говорили все вокруг.
Герда слушала восторженные разговоры, дышала потеплевшим весенним воздухом, но он казался ей неприятным. Она не чувствовала радости от вида тающего снега и ей совсем не хотелось есть, хоть она голодала почти пять дней. Герда даже не понимала, зачем она вообще находится в духоте натопленной таверны.
Она вновь вышла на улицу и почувствовала упоительный холод у себя в кармане. Она достала бутон ледяной розы, вспомнила улыбку маленького Кая, и улыбнулась сама. Прикоснулась к розе губами, а потом и кончиком языка.
"Как я хочу попасть на пустынные снежные поля!" - Вдруг подумала Герда.
И почти не удивилась, когда увидела вдалеке, мчащиеся к ней белые сани без кучера, запряженные огромными оленями.
Как некогда в разросшихся хвощах
Ревела от сознания бессилья
Тварь скользкая, почуя на плечах
Еще не появившиеся крылья.
late_to_negate
04 февраля 2014, 01:22
Что есть миф?

В селении Танг, что на реке Агаре, бытовало множество легенд. Наверное, в этом Танг был неотличим от любого другого селения на любой другой реке.
В Танге был Дом Старейшины, таверна, пекарня, кузница. Были старики и дети, были самые обычные люди, которые искали объяснение тому, что происходит за порогами их домов каждый день.
Никто сейчас и не вспомнит, когда пропал первый житель Танга. Но когда это случилось во второй, в третий раз, селяне, конечно, насторожились. Грешили на жителей леса: странное племя с чуждыми танговцам обычаями и законами. Злобное племя, скрытное. Давно нелюбовь между двумя народцами строилась. А тут, порешив, что некому больше людей похищать, жители Танга погнали лесных соседей прочь. Кого-то палками заколотили насмерть, кого-то до полусмерти напугали. Но от жителей леса избавились враз. Правда, похищения от этого не прекратились, пусть и стали реже. Раз в год кто-нибудь да пропадал. Выходил из дому и не возвращался боле.
Много слухов ходило, много легенд насочиняли. О духах, о чудовищах, о дикарях злобных. Похищают, мол, одиноких странников, в котлах варят и едят. В те времена, когда россказни эти появляться начали, в деревне объявилась и первая Хранительница. Говорила, мол, уберечь одинокого путника она не в силах, а вот селение защитить от напасти – может. Поселилась первая такая ведьма на отшибе, на краю деревни да объявила себя хранительницей всеобщего спокойствия. Сидела себе в хижине, чаями да травами всякими приторговывала, так при ней ни один житель из деревни и не пропал, окромя тех, кто в большой город или селение соседнее подался. Но потом как-то рассорился старейшина с Хранительницей да и повелел забить ее камнями. А на следующий же день сынишка старейшинский пропал. Кто-то говорил: воспользовался, мол, случаем, да и сбежал от папашки безумного. Но другие-то понимали, что все с Хранительницей связано. Видать, остался Танг без защиты, так сразу духи лесные мальчишку утащили. А старейшина все твердил, что ведьма его сына с собой уволокла. Потому только при следующем старейшине новая Хранительница появилась. Правда долго она в селении не пробыла. Спустя месяц-другой, сбежала с кузнецом местным. Одни говорили: сгинула, мол, в лапах чудищ, с кузнецом вместе. А другие уверяли, что живет себе преспокойно где-то на севере с мужем и детьми, да ни о каких волшебствах и духах не помышляет даже.
Но слухи-то всякие о том, что в лесах окрестных таится, они ж никуда не делись. Потому и Хранительница новая всегда находилась, что б дом на отшибе занять, да за селением приглядывать. От ведьм этих много чего о жителях леса узнали все. Да вот только каждая Хранительница свое говорила да именами разными духов леса называла.
А в общем, как ни назови, все одно. Хотя жители Танга это лишь потом поняли, когда Книга появилась. А уж как именно она появилась, тут история еще менее понятная.
Кто-то говорил, что торговец бродячий ее в селение привез, да старейшине продал. Другие уверяли, что из местных ее кто-то написал. Часто слышно было, что, мол, дед Карихан ее создал. Полуслепой да неграмотный к тому ж. Никто в это особо не верил, но к деду до конца дней его относились с почтением. А все потому, что Книга та рассказывала о напастях, что уж столько лет не только Танг, но и другие селения мучит. И напасть эту Книга называла «варканы». «Почти что люди, да не люди совсем». Так про них в Книге говорилось. Обычаи, мол, совсем другие у них, да повадки. К тому ж людей похищают и живьем едят. Много там о варканах было. Истории всякие, предания древние. Таких легенд, видать, всюду много было, ведь не о Танге в Книге речь шла. Да вот только к историям Танга все подходило.
Хранительница престарелая, которая с детства грамоте обучена была, та сразу в Книгу вцепилась, как только прочла. Говорила, мол, все правда, что там написано. Суждено ей, мол, одной всю деревню уберечь. Потому как в Книге сказано: в любое жилище варкан войти может, а от дома ворожеи и колдуньи подальше держится, даже порог переступить не может. А значит, случись что – куда всем бежать? В дом Хранительницы. Потому и требовала она дом побольше да побогаче. Что б уместить всех, если беда придет. Да вот только старейшина иначе книгу прочел, да и выгнал хранительницу взашей, а дом повелел перестроить и пустым оставить. В книге-то говорилось, что дома чудища боятся, а не ведьмы самой. А раз в Книге сказано, значит так оно и есть.
В те дни о Книге каждый знал. Даже тот, кто читать не умел. Быстро она частью легенд стала, о которых сама и рассказывала. Да все изменила, когда каждую историю, что в трактире рассказывают, стали к имени варкан привязывать. Тут же поняли, что об одном и том же рассказы эти, что сходится все. Да и самих историй больше стало. Что в Танге, что в других селениях. О похищениях людей, нападениях на путников. О странных людях, в лесу живущих.
Чего только не болтали. Один парнишка сказывал, напала на него тварь какая-то. Вроде как человек, а глаза пылают – уж не человеческие точно. Припустил он от нее, через речку перебрался. А то чудище на другом берегу остановилось. Сопело, рычало, кричало, а в воду не сунулось. Все как в Книге сказано было – боятся варканы воды, что огня. Тот парнишка, рассказывают, и стал первым, кто у двери всегда кувшин с водой держал. А при внуках его уж ни одного дома не было, где б так не делали. Говорили: боятся варканы воды, потому как она – подательница жизни. А варканам все человеческое противно. Даже хлеб, как в Книге написано, для них равно что яд. Потому, видать, и повелось гостя перво-наперво хлебом кормить да водой поить. Варканы-то, говорят, всякий облик принять могут, от людей-то и не отличишь. Тому, по россказням деревенских, много было примеров. Одну девчушку судить не стали, прознав, что муж ее помер, когда она его водой напоила. Старики порешили, что мужа ее, видать, уже давно варканы съели, и одним из своих подменили. Потому он так скверно себя вел, да по бабам гулять начал. Девчушка та, говорят, до самой смерти всех прихожих водой поливала сперва, лишь потом в дом пускала. Потому к ней наведываться и перестали.
Спустя пару лет после того как Книга появилась, бутыль с водой местыми уже как оружие почитаться стала. Как-то пастухи сказывали, что какие-то сгорбленные люди скот воровать пытались. Стоило их водой из фляги окатить, как они тут же вопить начинали, да в лес улепетывали. Варканы, не иначе.
Так что к воде в Танге, да и в других поселениях, относились с почтением. Уж если у реки живешь, так никакая напасть тебе не страшна. Кто-то, правда, иначе все написанное в Книге понимал. Влех, старик из соседнего с Тангом городка, говаривают, свою собственную кровь в кувшине у двери держал. Мол, вот она – вода, которой варканы боятся. Да только его не слушал никто. Не слушал, да пару капель крови в кувшин у двери подливал на всякий случай.
Но не только кровь водою считали. В Танге, вон, долго пьяницу одного поминали. Он все твердил, что не тронет его никакой варкан, потому как он – великий пропойца. И впрямь, он целыми днями по полям шлялся один, а никто его и не тронул. Умер, бедняга, упав с моста и замерзнув насмерть в водах реки Агары, защитницы Танга.
Ну да то все россказни были. Хоть таких в каждом селении добрая сотня набиралась. Кто-нибудь да столкнулся со странными лесными людьми разок-другой, кто-нибудь да окатил их водой, да послушал их крики. В одном селении, поговаривают, целая семья хлебом отравилась. Четыре варкана под одной крышей жили, прям у всех на виду. Неудивительно, что они так пекаря местного изводили. Чуяли опасность для рода своего.
Да россказни россказнями, а тут еще и наука вмешалась. Лет эдак через сто после того, как Книга написана была. Заявился исследователь какой-то в Танг. Изучал он, по его словам, легенды старые, да всякие поверия. Вот и наткнулся на историю варканов. Столько уж подтверждений ей собрал, что сам в Танг отправился, своими глазами варкана увидеть хотел. Труд какой-то объемный написал про легенды деревенские. Его, конечно, не читал никто. Но со слов этого профессоренка многие узнали, что варканы только днем охотятся. По ночам слепы, что котята. И что малочисленны они и не дружны меж собой, потому только на одиноких путников и нападают. Разложил этот исследователь все легенды по полочкам, всяким чудесам объяснения нашел. Говорил, что видал пещеры на востоке, где на стенах нарисованы истории, похожие на россказни о варканах. Видать, повсюду эти твари жили, да только кое-где повымерли с голоду. Вот исследователь и искал их там, где все еще люди пропадали то и дело. И, говорят, удалось ему это. Повидаться с варканом. Потому как пропал он годика через два, наплодив в деревеньке двух ребятишек и задолжав в трактире изрядную сумму.
После этого даже отряд был собран, который должен был извести лесных чудищ. Раз за разом люди в чащу отправлялись, да возвращались без варкановских голов, как обещали. Но зато историй они из лесов принесли немало. Говорили – чистая правда все, что в Книге пишется. Пусть и не каждому довелось варкана повстречать, а кое-кто все же видел этих существ. Те, кто луком владел, уверяли, что, мол не просто так все стрелы извели. Ни одной мимо темных фигур в лесу не пустили. А никого так и не убили. К тому ж один из охотников сказывал, что бил ее, тварь эту, топором, а ей хоть бы что. Сбежала, как ни в чем ни бывало. Да друга его прихватила, который все на сестру его заглядывался.
Так вот и дополнялась история о варканах, раз за разом. То в трактире кто расскажет байку, то ребятенка растерзанного в поле найдут. То кто-то возвратиться домой, в ранах весь, да об ужасах всяких расскажет, что в лесах творятся.
На само селение, конечно, варканы не нападали. Все как ученый говорил когда-то: поодиночке они бродят, на одиночек и нападают. А в город сунутся им боязно было. Зальют их поганые тела водой, не успеют и шагу ступить. Но все равно старейшина танговский порешил дом хранительницы, который уж столько лет пустым стоял, перестроить, расширить, да рвом обнести. Достаточно глубоким и широким, чтоб никакой варкан не перепрыгнул. Убежище, как он сказал, на тот случай, что в последней части Книги описан.
А та часть Книги о самом страшном говорила. О том, что, мол, бывает и такое: накопят варканы сил, расплодятся, да и нападут на какую-нибудь деревеньку всем скопом. Судьбы такой никому не пожелаешь – всех поубивают да пожрут. В Книге говорилось, что на севере так добрый десяток деревень исчезло. Сперва посевы их гибли, скот болеть начинал. Потом люди пропадали, а возвращались сами не свои. Варканами потому что были. И потом, как время приходило, они поутру всю деревню выгрызали. Вот Танговский старейшина, памятуя об этом, и создал Убежище в хижине Хранительницы, единственном доме, куда варкану вход закрыт.
И не зря, как потом селяне узнали, старейшина на это дело столько времени потратил. И десяти лет не прошло, нашлось неподалеку от Танга месторождение какой-то руды ценной. Уж кто его знает, что за руда, но горняки да всякие городские торгаши с руками бы эту землю у старейшины оторвали. Еще бы год и заполонили бы все королевские служащие и разные ученые. Но только не успели жители Танга обдумать все как следует. Стали вдруг посевы гнить, и скот хворать. Врачеватели местные сперва говорили, что на Танг зараза перекинулась, которая в соседних селах скот сгубила. Да вот прямо на собрании, врачевателями устроенном, старейшина хлебом отравился и умер. А с ним еще десяток жителей Танга.
Ну тогда уж паника поднялась. Еще бы, старейшина варканом оказался! Люди ринулись в Убежище, в хижину Хранительницы. Сперва кто-то мостик порывался соорудить, что б через ров переправиться, да потом порешили вплавь добираться, что б уж точно в Убежище со всеми вместе варкан не проник. Запаслись селяне хлебом и заперлись в хижине. Уж ночь была, но селяне огней не зажигали, знали, что чудища в темноте слепы.

Вот так и застали их жители леса, так похожие на людей и не являющиеся ими. Варканы или Свегоры, как они называли себя сами. Они настигли людей, запертых в одном доме, без огня и оружия, окруженных водой. Свегоры переплыли ров и подожгли Убежище. Всех, кто пытался спастись, они, превосходно видевшие в темноте, с легкостью догоняли и убивали. А те немногие, кто не поддался общей панике и остался в деревне, уже к тому ремени были мертвы.
Среди Свегоров, напавших на деревню, был и внук автора Книги, возможно (да нет, абсолютно точно!) величайшего произведения варканской литературы. Были среди них и те, кто еще недавно уничтожал посевы и отравлял хлеб на единственной в Танге пекарне.
За час или чуть больше, все население маленькой деревеньки на берегу Агары было истреблено.
Среди прочих в тот день погиб и дальний родственник Себастьяна Штауба, одного из немногих ученых, родившихся в Танге. В свое время он написал объемистый труд о существе, тело которого нашел неподалеку от родной деревни. Существо было похоже на человека, но имело существенные отличия от любого представителя рода людского. Конечно, Штауб исходил из неверного предположения, что существо все-таки является человеком, поскольку лишь человек обладает столь развитым мозгом. Он не помышлял о том, что это существо совсем иного вида, но сделал верные предположения о том, что существо обитало в болотистой местности или какой-то заводи. Он догадался и о серьезной уязвимости этого видоизменившегося человека в связи с плохой защищенностью крупных кровеносных сосудов, полагая, что это существо, как и обычный человек, способно защитить себя с помощью своего ума. Он сделал предположения и о ночном образе жизни и о великолепной приспособленности к водной среде. Но этого было недостаточно.
К сожалению, в столичной академии приняли научный труд Штауба холодно. Многие ученые мужи назвали работу мистификацией, сказкой или, по крайней мере, сборником домыслов ни чем не подтвержденных. После чего исследование Штауба оказалась в архивах Академии, в ряду номер восемнадцать, на верхней полке второго шкафа, рядом с сомнительным трудом о вреде кабачков. Затем во время сильных ливней и протечек книга была залита водой и распухла, но за счет этого подошла по размеру для того, чтобы подсунуть ее под шкаф на место отломанной ножки.
И вот, когда жители Танга умирали в страшных мучениях в зубах существ, так красочно расписанных в Книге, в здании столичной Академии, в восемнадцатом ряду, второй шкаф стоял ровно и не шатался благодаря труду «О небывалых обитателях лесов близ Танга, что на реке Агаре». Невероятно полезная была книга.

Исправлено: late_to_negate, 14 февраля 2014, 14:57
Почтальону мало иметь ноги. Есть ещё голова, выражение лица которой имеет большое значение.
Balzamo
06 февраля 2014, 17:06
Всеми силами души

Ворожеи не оставляй в живых.
Исход 22, 18.

Всеми силами души, как того требует пастырское попечение, стремимся мы, чтобы католическая вера в наше время всюду возрастала и процветала, а всякое еретическое нечестие искоренялось из среды верных.
Иннокентий VIII, Summis desiderantes affectibus, 5 декабря 1484.

- Ты была с дьяволом?
- А тебе что?
- Я не из любопытства, мне очень нужно. Хочу с ним встретиться.
- Зачем?
- Мне надо расспросить его о Боге. Уж он-то знает. Он или никто.
- Можешь увидеть его когда угодно.
- Как?
- Сделай то, что я скажу. Смотри мне в глаза... Ну, видишь, видишь его?
- В твоих глазах я вижу только немой страх.

Из х/ф "Седьмая печать".


"Нет на свете более мертвой тишины, чем в этих сырых кельях". - Думал инквизитор Ульрих Дритцен, спускаясь по скользким ступеням в неверном свете факелов.
"И это Божий дом, где живут его благословленные слуги? Среди крыс, мрака и холода? В кельях, половина которых переделана в камеры для еретиков?"
Тяжелая дверь отворилась с тягостным скрипом, который эхом прокатился по пустынному коридору.
- Вот, вот она. - Судорожно крестясь, прошипел молодой монах. - Я тут за дверью вас обожду.
Инквизитор кивнул и зашел в холодный сумрак каменной комнаты, тут же развеявшийся от лица огня. Камеру обычно освещало лишь одно крохотное окошко, расположенное под самым потолком.
Дверь шумно захлопнулась, поколебав желтое пламя инквизиторского факела.
На убогой кровати сидела женщина, одетая в дырявое полотнище. Ее волосы спутались и теперь висели грязными колтунами. Она даже не подняла взгляда на одинокого посетителя, молча разглядывая свои белые худые руки. Но заговорила женщина первой.
- Не боишься оставаться со мной наедине, монах? - В голосе ее послышалась угроза.
- Боюсь. Но выбора у меня нет.
Женщина подняла лицо и подслеповато прищурилась, рассматривая темную фигуру Ульриха.
- Ах! - Наконец, выдохнула она. - Ты инквизитор.
- Да. А ты, надо полагать, ведьма?
- Иначе бы ни меня, ни тебя здесь не было. Конечно, ведьма.
Женщина широко улыбнулась, и Ульрих приметил отсутствие всех четырех клыков.
- Зачем ты убила своих детей?
- Я уже призналась, что тебе еще нужно? - Теперь в ее голосе проскользнула нотка отчаянья.
- Понимаешь, я не верю в колдовство.
Ведьма истерично расхохоталась.
- Так и тебе, я вижу, костер светит! Неверие в колдовство та же ересь! Да еще и для инквизитора! - Ее смех перешел в какое-то хриплое карканье.
Ульрих дождался полной тишины. И только тогда заговорил вновь.
- Зачем ты убила своих детей?
- Чтобы вызвать дьявола и всех его демонов, дабы они утопили в крови весь этот поганый городишко, вместе с твоими братцами, жирнобрюхими монахами!
- Зачем ты убила своих детей?
- Чтоб они твоей поганой рожи не видели никогда. - Ведьма перешла на шипение.
- Зачем ты убила своих детей?
- Еще раз спросишь, я тебе горло перегрызу.
- Зачем ты убила своих детей?
- Я в твоей крови искупаюсь.
- Зачем ты убила своих детей?
Она кинулась. Нелепо растопырив руки, с гримасой ненависти на изможденном лице. Тянулась ведьма не к шее, а к глазам.
Ульрих был готов.
Он сделал быстрый шаг в сторону, коротко ударил женщину в переносицу, услышал влажный хруст, пнул, уже падающую, в солнечное сплетение и вновь принял свою мирную позу. Ведьма лежала около его ног, пытаясь, сквозь судорожные всхлипы, восстановить сбитое дыхание.
- Зачем ты убила своих детей?
В ответ мокрые рыдания.
- Зачем ты убила своих детей?
Хриплые вздохи.
- Зачем ты убила своих детей?
Тишина.
- Ты одно пойми. Пока я не услышу правды, я отсюда не уйду. - Тихо произнес инквизитор. - Так зачем ты убила своих детей?
Ульрих слышал ее тяжелое дыхание и ждал. Но ответа не было.
- Зачем ты у...
- Готовила отвар от потницы, но напутала. - Глухо произнесла женщина.
- Продолжай.
- Ягоды оказались ядовитыми или травы, я не знаю. Но слегли все четверо. Да, у нас каждая вторая эти отвары делает, как зима приближается! Откуда ж я могла знать, что напутаю? - Она опять зарыдала.
Ульрих ждал.
Наконец, женщина взяла себя в руки.
- А поутру они все скрюченные и синие так в кроватях и лежали. Я к соседям, а они как детей увидели, так сразу кричать, что я кровь у них высосала. Зубы мне вырвали. А там уже и стража за мной пришла. Доволен теперь?
- И ты решила умереть?
- А какая разница? Что у вас за отвары теперь не сжигают? На дыбу не кладут, что ли? В воде не топят?
- Топят. Но лучше утонуть, чем сгореть, согласись.
В камере снова стало тихо. Только пламя факела издавало редкие, гулкие щелчки.
- Зачем ты из меня это все вытянул?
- Чтобы знать правду. Я тебе говорил, что не верю в колдовство.

Наутро вода приняла ее. Монахи, градоправители, да и вся городская чернь удостоверились, что женщина не была ведьмой. Потревоженная жизнь небольшого городка, вернулась в прежнее спокойное русло.

"Слишком красивая. Слишком светлые и слишком чистые волосы. Слишком голубые глаза. Слишком нежная кожа. И, наверное, слишком белые зубы". - Ульрих смотрел на девушку. Юную. Не больше четырнадцати лет. Ее привязали к уродливому деревянному трону, что покоился в глубинах княжеских темниц.
В воздухе висел тяжелый запах гнили.
"Зависть? Воля князя? Скорее всего, обычная зависть. Как это бывало во все времена. Но и без знати, конечно, не обошлось. О, люди!"
Девушка смотрела прямо в глаза инквизитору своим ясным, небесно-голубым взглядом и в нем лежала немая надежда с огоньком зарождающегося страха.
- Меня зовут Ульрих Дритцен. Меня прислали из Трира. А вы Элиза?
Девушка кивнула.
- Против вас свидетельствовали шесть женщин и один мужчина, вы знаете об этом?
Девушка кивнула.
- Вы знаете, в чем вас обвиняют?
Девушка покачала головой.
- Не знаете. Следовало ожидать. Вас обвиняют в колдовстве и чудодействе с целью приворожить княжеского сына. Колдовстве, как они утверждают, весьма успешном. - Инквизитор сделал паузу, но Элиза продолжила хранить молчание.
- Вы дочь мельника?
Девушка кивнула.
- Вам пророчили мезальянс.
Глаза девушки расширились, но это было не удивление. Скорее радость.
"Красивая, но дура" - Ульрих вздохнул.
- Элиза, семь человек обвиняют вас в колдовстве, среди них две служанки из замка. Вы понимаете, что вам грозит? Князь за вас не заступится, о местном духовенстве даже и говорить нечего. Если вы продолжите молчать, то кончится все это на дыбе.
- Альберт сказал, чтобы я молчала и тогда все будет хорошо. - Прощебетала Элиза.
- Все уже очень плохо. - Инквизитор повысил голос. - Вы колдовали?
- Нет. Конечно, нет!
- Готовили приворотные зелья?
- Нет. Я ничего такого не делала!
- Как тогда вы объясните, что сын князя проявлял к вам, гм, симпатию?
- Он меня любит и...
- Он вас любит? Почему тогда семь преступников еще не болтаются на деревьях за лжесвидетельство? Отвечайте!
- Я не знаю... - На глазах девушки выступили слезы, страх разгорелся.
- Элиза, я буду говорить с вами прямо, вас уже ничего не спасет. Ничего.
- Но я невиновна!
- Ваше слово против речей семи уважаемых членов общества. Все они говорят, что видели, как вы приносите в жертву летучих мышей, кроликов и крыс. Пятеро утверждают, что видели вас на кладбище, где вы читали заговор над могилой своей прабабки. Служанки свидетельствуют, что вы не раз приносили с собой волшебную воду, которой опаивали Альберта.
- Я ничего такого не делала! Они лгут! Все они...
- Вы бесполезно тратите мое время. Поймите Элиза, если бы на вашем месте была настоящая ведьма, продавшая свою душу диаволу, то она говорила бы то же самое. Ибо диавол - отец лжи.
- Я не колдовала. Я не... - Девушка заплакала.
- Боюсь, что это не имеет никакого значения.
Ульрих тяжело вздохнул и отвернулся.
- Я не верю, что ты виновна. Но и помочь тебе не могу. Если я заявлю о твоей невиновности, то они просто пришлют другого. А там будет и дыба и, в конце концов, костер. Понимаешь?
Но девушка бессильно плакала, лишенная возможности даже закрыть лицо руками. Ее голова лежала на груди, и слезы капали на холщовую юбку.
"Бедное дитя. Такие большие надежды, разбившиеся об зависть, об высокомерие, об разницу положений! Нет ничего страшнее, чем попасть в перемалывающие жернова церковного суда!"
- Элиза. Послушай меня. Для тебя все потеряно. Тебе в любом случае придется сознаться в колдовстве, понимаешь? Если не сейчас, то на дыбе. Но ты можешь назвать своих сообщников.
- Нет у меня никаких сообщников. - Она говорила сквозь безнадежные слезы.
- Есть, Элиза. У тебя есть семь сообщников, я их всех допрашивал и они попытались сложить всю вину на тебя. Но на такое мощное заклинание, поразившее благородную кровь, только твоих сил недостаточно.
Девушка широко раскрыла свои голубые глаза и даже перестала плакать. Юная, чуть опухшая со слез, совсем ребенок.
- Элиза ты отреклась от диавола и в доказательство возвращения в лоно Святой Церкви, назвала семерых колдунов и ведьм, которые творили дьявольское волшебство вместе с тобой. За счет мезальянса они хотели получить от тебя привилегии, но когда ты по-настоящему полюбила Альберта и отказала им в этом безумном требовании, они отомстили, предав тебя церковному суду. Я правильно записываю?
- Но зачем им так рисковать? Разве не проще меня просто убить?
- Они верили, что ты будешь предана диаволу до своего последнего вздоха. И, конечно, это еще и развлечение. Демоны любят дурачить церковь, понимаешь? Но твоя любовь, Элиза, была сильна. И не пытки разрушили дьявольское наваждение, но Бог, который и есть любовь.
- Но я даже не знаю, кто эти семеро!
- Ты только что назвала Иоганна Свона, кожевника? Не пугайся, продолжай дитя. Он руководил шабашем? Хорошо. Ингрид Градгерд? Неужели, сама хозяйка местной корчмы?! А у нее же распятие висит в самой главной зале. Ничего не боится чертовка! Говори громче Элиза! Сара и Петра, служанки? Именно они подмешивали дьявольское зелье юному Альберту? Ох, князю не понравится, что он пригрел на груди змей. Гертруда-повитуха? Записал. Своими пакостными руками, она принимала христианских детей и брала их кровь для ритуалов. Хельга и Мария, сестры. Женились в один год, не обошлось без приворотных зелий... И тебя научили их варить? Именно они? Записал. Ты очень помогла святой церкви, дитя мое. Господь этого не забудет.
- Эти люди донесли на меня? Но это все бессмысленно! Вы же понимаете! Я просто не хочу умирать. - Девушка снова заплакала.
- Я не могу даровать тебе жизнь, дитя. Но своей жертвой ты погубишь настоящих слуг диавола. Тех, кто готов выпускать из своих клыков лживый яд ради мелочного богатства.
Девушка давилась слезами и даже не слушала инквизитора. Ульрих закрыл глаза. Несколько минут судья и осужденная провели в молчании.
- Приготовь свою душу, дитя мое. Я исповедую тебя. Смерть не так страшна, как ты ее представляешь. Вода скорее усыпляет, чем убивает. Ты просто заснешь, а проснешься в Царствие Небесном, поверь.
Инквизитор подошел к девушке и положил свою ладонь, в черной кожаной перчатке, на белые волосы Элизы. Она долго не могла перестать рыдать. Но, в конце концов, исповедовалась.

Целую неделю шел тяжелый процесс. Руки местного палача покрылись мозолями от рычагов старой дыбы. Чан с раскаленными углями не остывал даже по ночам.
Инквизитор знал свою работу. Признались все. Даже кожевник, который умер сразу, как его сняли с дыбы. Остальных решено было казнить на рассвете.
Толпа собралась засветло, гудела и перешептывалась в набожном возбуждении и почти языческой жажде крови. Семь столбов вкопали несколько дней назад, а ночью принесли сухой хворост.
Ульрих стоял по правую руку от князя. Между ним и его сыном. Прыщавым юношей, который постепенно превращался в мужчину. Юноша дрожал, то ли от холода, то ли от ужаса. Инквизитору тоже хотелось дрожать, но он улыбался. Отеческой теплой улыбкой, как и положено пастырю избранного стада.
Смерть кожевника заставила власть изменить задуманную программу. И Элизу приговорили к очищению огнем, раз уж один из столбов, так кстати, освободился.
Выглянул край солнца и тогда из недр замка повели приговоренных. Точнее даже не повели - идти могла только Элиза. Остальных женщин тащили с ненужной грубостью. Все семеро, конечно, плакали.
Толпа взорвалась проклятиями и ругательствами, свистом, неприличным смехом и откровенной злобой.
"Даже их можно понять". - С отвращением думал инквизитор - "Эту их животную радость, что на вертел попал не ты. Пусть хоть кто, но не ты. Но как они могли во все это поверить? Поверить в невозможное колдовство, которое они даже в глаза не видели! Да еще и угодливо припоминать подробности, рожденные только их убогой фантазией? Куда катится этот мир!"
Ульрих так и не понял: на него ли смотрела Элиза или на юного Альберта. Но в ее взгляде не было осуждения, только смирение, смирение маленькой мышки, еще живой, но уже умирающей в зубастой пасти кота.
Княженок трясся и не смотрел, как осужденных привязывают к столбам.
"Еще одна юная душа, познакомившаяся с жестокими порядками этого мира. Интересно, он хотя бы понимает, что его несостоявшуюся любовь сжигает не инквизиция, а его собственные родители, которые не могли позволить неравную свадьбу?" - Ульрих положил руку на плечо юноши и тот вздрогнул.
- Не отворачивайся. - Шепнул инквизитор. - Она будет до конца смотреть на тебя.
Альберт послушался. И больше не пытался отвернуться.
Палач поднес горящий факел к первой куче хвороста, пламя вспыхнуло и звонко завизжало, почти одновременно с полноватой повитухой. Вскоре горели все семь женщин, беспомощно извиваясь, рыча, перекрикивая веселую толпу, которая требовала подкинуть еще дровишек.
Визжала и Элиза. Огонь объял ее гибкий стан и Ульрих молился, чтобы она скорее потеряла сознание от удушливого дыма.
Потом пахло жареным мясом и горелыми волосами. Экзекуция кончилась. Князь увел до смерти напуганного Альберта, а инквизитор еще некоторое время смотрел на закопченые, обгорелые тела девушек и женщин.
"В чем церковь права, так это в том, что дьявол придумал колдовство. Но все молчат о том, что тот же дьявол заставил нас в это колдовство поверить".

От деревни несло навозом и дымом, валившим из многочисленных труб.
Солнце ушло за горизонт, но на улице все еще было светло, когда Ульрих въехал в это небольшое селение. Конь аккуратно ступал по подмерзшей грязи и тревожно вертел головой: наверняка, в окрестных лесах водились волки.
Инквизитор ехал медленно. Осматривал пустые улицы своим острым взглядом и пытался найти корчму. Останавливаться в местной церквушке ему не хотелось.
"За все семь лет, что я служу в инквизиции, я не прочитал ни единого экзорцизма. Зато хоть кого-то оправдывал. Да. Конфисковал огромные состояния у евреев во славу церкви, принимал искупительную жертву золотом у богатых "гусситов", которые даже не знали кто такой Ян Гус. Но они оставались живы, что, наверное, главное".
Корчма пустовала. Ульриху пришлось самому заводить коня в стойло.
Внутри домика оказалось натоплено. Удушливо пахло жареным салом.
- Живые тут есть? - Громко поинтересовался инквизитор.
- Иду ужо, кого еще черт принес на ночь глядя? - Грубовато ответил мужской голос из подсобки.
Вскоре появился и его обладатель. Грузный мужчина с бычьим лицом и такой же шеей. Он тупо уставился на черную фигуру инквизитора. Потом его нижняя губа отвисла, а брови поползли вверх.
- Меня прислали из Трира. Инквизитор Ульрих Дритцен. По делу некой Маргариты.
- Эээ... - Протянул корчмарь. - Ваше преосвященство, це-церковь вышнее по дороге...
- Я хочу остановиться здесь.
- Это, это большая честь, господин. - Детина поклонился. - Желаете откушать?
- Да, пожалуй. - Ульрих сел за один из засаленных столов.
- У меня тут припасен хороший окорок для осо...
- Я семь лет не ем мяса. Запах вызывает нездоровые ассоциации. Личный пост.
- Понимаю, понимаю. Тогда может рыбы?
- Да, рыба подойдет. А к ней принеси кувшинчик вина. И после трапезы, я, пожалуй, вымоюсь. Так, что не забудь приготовить бадью.
- Слушаюсь, господин. - Корчмарь поклонился и мелкими шажками, в подобострастном полусогнутом состоянии, скрылся в подсобке.

Инквизитор съел рыбу и выпил полкувшина вина, когда на него нашло желание поговорить. Благо детина, сделав все, что от него требовалось, сидел неподалеку в тревожной готовности угодить высокому гостю.
- И что, позволь узнать, случилось с вашей Маргаритой? - Инквизитор заглянул в карие глаза корчмаря и тот отвел взгляд.
- Ну-у-у, об этом вашему сиятельству лучше с преподобным Мартином поговорить...
- Не уходи от ответа. - Мягко возразил Ульрих.
- Я и не ду-думал, что-то скрывать! Я же простой крестьянин, куда мне до ученого це...
- Не уходи от ответа. Что произошло с вашей Маргаритой?
Детина робко глянул в лицо инквизитору и тут же снова отвел глаза.
- Бес в нее вселился, вот что. Бегала по деревне, окаянная, богохульства такие кричала, что слушать страшно. Вшестером насилу скрутили и то не сразу! Руки у нее, что железо стали! Из кузнеца нашего, одним ударом дух выбила, только через день очнулся. Думали, помер уж. А потом, связанная, вопить не переставала, а на третий день кровавый дождь прошел. - Корчмарь перекрестился - Тогда и поняли, что ваше высокопреподобие нужно вызывать.
- Прямо кровавый дождь?
- Как свинной кровью поливало, Богом клянусь!
- Понятно. А раньше за Маргаритой ничего особенного не замечали?
- Да, хорошая девка была, приглядная. Сиротой пару зим назад осталась.
- Спасибо. - Сказал инквизитор и тепло улыбнулся.

"Маленькая, поганая деревенька. Наверняка, опять все сговорились, чтобы разворовать оставшееся имущество сиротки". - Думал инквизитор, подходя к небольшой деревянной дверке.
Маргариту закрыли в крохотной спальне преподобного Мартина, сам Мартин жил все это время у кого-то из паствы.
- Не шли бы вы туда в одиночку. Мы даже кормили ее по трое. Она страшной силы колдунья!
- Что же она тогда не сбежала, преподобный?
- Святые стены церкви ее силу умалили! Но не до конца, увы. Дождь же смогла вызвать!
- Я, все-таки, рискну. И, да, совсем скоро ещё несколько инквизиторов должны приехать. Препроводите их к заключенной, пожалуйста.
Священник пожал плечами и отворил дверку. Ульрих зашел в комнату, кивнул преподобному, и затворил за собой дверь. Девушка сидела на кровати, руки и ноги ее были связаны какими-то грязными тряпками, но сама она оказалась абсолютно нагой.
"Ну, вот еще. По трое кормили они ее, конечно". - Ульрих посмотрел ей в глаза и ничего не увидел. Взгляд был пустым.
- Маргарита?
В глазах девушки вспыхнула искра, будто она только что заметила присутствие инквизитора.
- Вызвали, все-таки. - Буркнула она себе под нос.
- Не бойся. Я не палач. Я тут, чтобы во всем разобраться, понимаешь?
- Не палач?
- Нет.
- Тогда почему у тебя глаза убийцы?
Инквизитор на долю секунды растерялся, но через мгновение на его лице уже играла добрая улыбка.
- Прежде мне приходилось воевать. Но это было в далекой юности. Я был младше, чем ты. Но вернемся к нашему разговору. Расскажи: в чем тебя обвиняют?
- Разве тебе не сказали?
- Мне необходимо выслушивать обе стороны, чтобы вынести правильный приговор.
Девушка усмехнулась.
- Будет по-твоему. Моя семья переехала сюда, когда мне было восемь лет. Я лишилась отца в двенадцать. Старшего брата в четырнадцать. Мать умерла, когда мне только-только исполнилось пятнадцать. Я стала сиротой. А значит ничьим ребенком. Неприкаянной девочкой, даже без дальних родственников. А, когда ты не принадлежишь никому, то ты принадлежишь всем. Жрать было нечего, лишний рот никому не нужен, а вот лишняя дырка это, пожалуйста, никто не против. Да и со шлюхами здесь как-то не задалось. Продолжать?
Маргарита потрясла головой, чтобы убрать со своего лица непослушные пряди.
- Продолжай.
- Впервые это случилось через несколько недель после смерти мамы. Сынок кузнеца изнасиловал меня первым. А через день принес кусок пирога и изнасиловал снова. Потом папаша его с буханкой хлеба. Потом оба брата мельничьих. Так и повелось. Все ходили, кто с чем. А мне что делать? Жрать-то хочется. В жены, естественно, я больше никому не годилась, зато как дешевая шлюха каждому мужику впрок, а им мое согласие и не важно. Два чертовых года меня пользовали все кому не лень. Даже преподобный отличился разок, когда пива перепил. Ты можешь его за это сжечь?
От спокойствия девушки, Ульриху становилось не по себе.
- Епископство не позволит. И не поверит обвинению колдуньи. - Он больше не улыбался.
- Тебя же разобраться во всем сюда прислали? Верно?
- Верно. Продолжай.
Маргарита пожала плечами и придала своему приятному лицу ожесточенное, почти злое выражение.
- Два года в аду, вот, что это было. И так бы и продолжалось, наверное, до самой моей смерти, если бы месяц назад ко мне не пришел дьявол.
- Сам Люцифер?
- Сам. Он пришел ночью, посмотрел на меня вот так же как ты, остро, глубоко, казалось, что все про меня знает. И предложил избавить меня от мучений. Два месяца, сказал он, или даже один и тебе будут завидовать все земные женщины.
- Что попросил взамен? Душу, конечно? - Ульрих не смог скрыть скептической улыбки.
- Да. Ему больше ничего не интересно. Душу. Только не мою, а твою, инквизитор.
- Неужели? – Он продолжал улыбаться.
- Да. Так и сказал. Что, мол, ты и так уже в аду побывала, да и душа у тебя больно чистая. Совестно, сказал, мне душу твою брать. А вот явится за тобой через месяц или два человек, который одним взглядом до костей пробирать будет, так ты с ним и заключи договор.
- Договор? Ты же ни писать, ни читать не умеешь.
- А ты, что же, готов?
- Нет. Я ведь инквизитор. Я служу Богу.
- Богу? А ты веришь в него?
Ульрих, не переставая улыбаться, прищурился.
- Конечно.
- А почему тогда в колдовство не веришь, а?
Глаза инквизитора невольно широко раскрылись, и он попытался отыскать в памяти момент, когда поведал об этом Маргарите.
- Колдовство? Это другое. Я не верю, что дьявол может дать человеку власть над природой. И за семь долгих лет, я не встретил ни одной настоящей ведьмы.
- Ну, вот же я. Перед тобой.
- Ты просто испуганный, истерзанный ребёнок, который сошел с ума. – Грустно произнес инквизитор.
- Тогда соглашайся. – Маргарита широко и счастливо улыбнулась.
- И что же со мной произойдет, если я соглашусь?
- Избавишься от сомнений. От своего вечного чувства вины. Твоя вера станет такой крепкой, как ни у кого на всём свете! Ведь ты будешь знать точно. А вообще Он всё исполнит. Ну, и ты спасёшь меня. Неужели у тебя хватит совести сжечь истерзанного, невинного ребенка, который и жизни-то не видел?
- Я сжигал.
- Я знаю. Но тогда у тебя не было выбора. А теперь есть. Соглашайся, от тебя не убудет. Ничего не случится? И замечательно, будет у тебя ещё одно доказательство того, что магии не существует. А если случится, то ты всю церковь перетряхнуть сможешь! Создать её заново! Чистую, непорочную, где спасение не будет зависеть от денег или чего-то ещё, а только от веры! Веры, Ульрих!
По коже инквизитора побежали мурашки. Он смотрел в замаранное лицо девочки и не понимал, что его пугает больше, то что она знает его имя или, то что он начинает ей верить.
- Мне нужно поговорить с жителями деревни, Маргарита.
- Уйдешь, и я покончу с собой. И ты никогда себе не простишь, что ты не протянул руку, дабы узнать истину.
Инквизитор видел, что она не врёт, или ему казалось. Он чувствовал, что колеблется. Так легко было узнать истину, действительно истину. Или же окончательно утвердить своё неверие.
- Ну, давай свой договор. – Тихо сказал он.
- Ты должен меня поцеловать.
- Поцеловать?
- Да. В губы. Крепко, как жену.
- И всё?
- Всё.
Ульрих нерешительно подошел к ней, глядя в жаждущие темные глаза. А потом нагнулся и поцеловал её грязные, сухие губы, почувствовал движения её мягкого языка.
Он слишком давно не целовался.
Так давно, что инквизитор даже не заметил, как за его спиной резко открылась дверь.
Как некогда в разросшихся хвощах
Ревела от сознания бессилья
Тварь скользкая, почуя на плечах
Еще не появившиеся крылья.
FFF Форум » ТВОРЧЕСТВО » Литзадание. (Литературный конкурс.)
СООБЩЕНИЕ НОВАЯ ТЕМА ГОЛОСОВАНИЕ
1234567
(c) 2002-2019 Final Fantasy Forever
Powered by Ikonboard 3.1.2a © 2003 Ikonboard
Дизайн и модификации (c) 2019 EvilSpider