4F::Тема::Литзадание.

Сайт :: Правила форума :: Вход :: Регистрация

Логин: Пароль:

FFF Форум » ТВОРЧЕСКИЕ ФОРУМЫ » ТВОРЧЕСТВО

1234567	ОСТАВИТЬ СООБЩЕНИЕ НОВАЯ ТЕМА НОВОЕ ГОЛОСОВАНИЕ

Zemfirot

11 марта 2012, 20:54

LVMASTER

Стаж: 16 лет

Постов: 6067


		Zemfirot

Новая шапка:
Привет. Вы попали на страницу литзадания, в которой выкладываются работы. Начиная примерно с 2012 года, с разной периодичностью и успехом, мы выкладывали сюда рассказы. Первоначально это рассматривалась как игра с победителями, где нужно было комментировать и ставить оценку. Правила и темы рассказов п�...

ЧИТАТЬ ВЕСЬ ПОСТ

lfm tw | 4F в Steam

Head Hunter

14 февраля 2014, 15:23

Вольный каменщик

LV9

Стаж: 18 лет

Постов: 5017

Итак, новый рассказ и новая цепь: II тур
"Гениальный Я"

Александр Леонидович терпеть не мог яблочную кожуру. Как и сами яблоки, в целом. Однако это не мешало ему каждое утро, вот уж на протяжении пятнадцати лет, съедать наливную парочку. Церемониальные поедания стали результатом доброго напутствия друга-стоматолога и совет, надо отметить, оказался недальновидным, поскольку бывший одноклассник Александра Леонидовича навсегда лишился постоянного клиента.
– Кто-то теряет, а кто-то находит, – глубокомысленно изрек Александр Леонидович, сгребая зеленые корки в урну для бумаг.
Он уж было занес канцелярский нож над первой оголенной жертвой, как в дверь постучали.
– Ну кто там со сранья? Входите!
Дверь отворились, и в кабинет прошмыгнула Галя – секретарша Александра Леонидовича.
– Товарищ директор! – Воскликнула пигалица, а директор только поморщился на запоздалые коммунистические пристрастия Гали. – К вам псих пришел.
– В каком смысле, псих?
– В прямом. Сидит в приемной и психует. Говорит, мол, если не примете, уйду к другим.
– Ну так зови его. Я ж разве отказываюсь?
– Вы уверены?
– А что такое?
– Он с собой два чемодана на колесиках приволок. Говорит, это все новые изобретения, которые патентовать будет.
– Чемоданы? Хм…
Александра Леонидовича призадумался. За долгую службу в государственном патентном бюро повидать довелось многое. Встречались по-настоящему больные на голову люди с вечными двигателями за пазухой, но встречались и дельные открытия. Только чтоб два чемодана!
– С колесиками. Тяжелые, наверное. Ну, ладно. С колесиками так с колесиками. Кати его сюда. – И директор патентного бюро со вздохом посмотрел на два чернеющих яблока.
Минутой позже с грохотом и невнятной бранью в пороге застрял отрекомендованный Галей изобретатель. Он намерился войти не выпуская чемоданов из рук, но не рассчитал их ширину и застрял. Теперь он дергал то один, то второй, раздувал ноздри и храпел, как тягловый конь, но вперед не продвигался. Александр Леонидович поерзал на кресле, устраиваясь поудобнее, как незадачливому изобретателю подсобила Галя, смачно пнув по одному из чемоданов.
– Что же вы себе позволяете, а?! – Гнусаво возмутился пришелец. – Это ж труд всей моей жизни!.. Что?! Ах вы… Хамка!
Но дверь захлопнулась, отсекая острословие Гали. Посетитель, пунцовый от неудовлетворенной обиды, вонзил острый взгляд в Александра Леонидовича:
– Вот так и ходи к вам! Понаберут нахалок и настроение с утра, и сразу к черту!
– Да не переживайте вы так, уважаемый! – Примирено начал беседу директор патентного бюро. – Проходите, присаживайтесь! А Галину Семеновну я сегодня же отчитаю.
– Премии ее лучше лишите, – буркнул изобретатель и, по его тону Александр Леонидович понял, что буря стихает. – Или вообще на голый оклад.
– Ну, накажем непременно! – Кивал директор, а сам все разглядывал утреннего гостя.
А гость был худ и бледен. А еще бородат и грязен. Шелупня, правда, с него не сыпалась, но грязная футболка и засаленные до блеска джинсовые шорты однозначно указывали на неопрятный образ жизни. Когда же изобретатель подсел ближе, Александр Леонидович с прискорбием отметил, что от него дико разило чесноком и потом. Однако ж глаза у посетителя были истинно-изобретательскими: воспаленными с сумасшедщинкой. Александр Леонидович такие глаза видел не раз и не два. И, как правило, за ними скрывался незаурядный ум. На вид человеку было лет двадцать пять - тридцать.
– Позвольте спросить, вы в… э-э-э в миру’, кем трудитесь?
– Кто? Я? – Изобретатель боролся с молнией пухлого чемодана куда угодила его светлая борода, поэтому откликнулся не сразу. – Я программист. Слышали про мэ-мэ-о-эр-пэ-гэ?
Александр Леонидович покачал головой, отчего-то припомнив службу в армии и то, как он лихо швырял РГД-5 из окопа.
– А об игре «Жизнь на прокат»?
– Слышал, – суховато ответил директор, на сей раз припомнив своего младшего сына, который учебе в мединституте предпочитал протирать штаны именно за этой, популярной нынче игрой.
– Так это вот и есть моя работа. Я ведущий программист этого проекта, – вдруг он бросил поклажу, навалился грудью на стол и подозрительно вперился в Александра Леонидовича. – А почему вы спрашиваете?
– Так ведь я совершенно о вас ничего не знаю. Вы даже не представились.
– Ах, точно, – спохватился изобретательный программист и вновь принялся терзать чемодан. – Меня Гедеван зовут. А фамилия моя слишком известна, чтобы ее произносить вслух.
По всхлипываниям Александр Леонидович догадался, что гость смеется над собственной же шуткой. Наконец он победил заевшую бороду и стал выкладвать на стол директора патентного бюро пластиковые паки с файлами. Какие-то пухлые, какие-то тощие… Их оказалось настолько много, что уже через минуту все пространство оказалось затарено разноцветными стопками. Александр Леонидович осмелился взять ближайшую к себе папку и прочел название: «Биотопливо из опавших листьев». Немного обескураженный тематикой изобретения программиста он бегло пролистал содержание.
И чем глубже листал Александр Леонидович, тем удивленнее становились его брови. Изобретатель предлагал собирать опавшую листву и прочие растительные отходы, гуртовать их, прессовать и поливать какой-то дрянью, которую как раз и следовало запатентовать. На выходе получалась чистая солярка. Что самое удивительное – в проекте все было на месте. И научные исследования, и опыты, и экономический расчет… Даже технология была детально расписана! Эта работа как минимум заслуживала пристального изучения.
Александр Леонидович отложил папку на край стола и отыскал взглядом самый жирный проект. «Антигравитационный двигатель». Директор крепко зажмурился, помотал головой, но… Заглавие осталось прежним. «Антигравитационный двигатель». Под обложкой оказалось четыре пронумерованных диска, следом за которыми начались настолько глубокие измышления, что Александр Леонидович отказался их читать и положил папку на место.
Третий попавшийся под руку труд гласил: «Передача электроэнергии по беспроводным сетям на базе стандарта IEEE 802.11».
– Это что, вайфай?
Гедеван, к тому времени покончивший с вываливанием изобретений, с готовностью посмотрел на папку.
– А. Да, вайфай. Но это так – мелочь. Вот. Вот! – Он указал на ту единственную работу, которую держал в руках. – Вот это самое интересное!
«Псевдоморфизирование человеческого мозга кремнием». Александр Леонидович почувствовал, как сердце у него сжалось и неприятно заныло. Он полез во внутренний карман пиджака за валидолом и, отправив таблетку под язык, поспешил развязать галстук.
– Ам… М-молодой человек, от-откройте окошко.
– А? А, ага! – Гедеван с готовностью бросился к окну и, распахнув его настежь, тотчас вернулся. – Ну, что скажете? Сколько мне за все это заплатят?
– Это… Вот это все, тоже изобретения?
– Как бы да. Есть, правда, несколько фундаментальных научных открытий по молекулярной физике, микробиологии и квантовой механике. Вот тут они, – и он небрежно похлопал по самой маленькой стопке, насчитывающей около двадцати папок. – Ну так… Сколько вы мне заплатите за все это?
Внезапно Александру Леонидовичу захотелось, чтобы программист Гедеван оказался законченным психом, а все его материалы – выдумкой или заблуждениями. Но даже если из двухсот проектов, десять окажется жизнеспособными, это все равно слишком много для одного человека.
– Кем вы работаете, сказали?
Гедеван заметно напрягся, сжал губы, а глаза его заблестели пуще прежнего.
– Так, ясно. – И он начал с нервной поспешностью собирать папки. – Я как знал, что толку с вами не выйдет. Спасибо этому дому, пойдем к другому.
Только сейчас, когда папки стали исчезать с той же молниеносной быстротой, с которой появлялись, Александр Леонидович точно опомнился. У него горел годовой план, а тут ведь на десять лет вперед его перевыполнение!
– Но, но послушайте! – Он выбрался из-за стола и поспешил к Гедевану. – Мы не даем денег за открытия или изобретения. Мы только проверяем их достоверность и закрепляем за автором право на изобретение. Да-даем патент! Денег вам никто не даст. А вот когда вашей идеей заинтересуются инвесторы, вложат деньги в производство, когда инвестиции окупятся и изобретение будет внедрено…
– Вот тогда к ним я и пойду. К этим вашим инвесторам, – буркнул на прощанье Гедеван и исчез, как утренний сон, в дверях более не застревая.

* * * За три месяца до событий, описанных выше * * *

Работа в спермбанке важна и очень, очень ответственна. В этом Яна никогда не сомневалась. Особенно теперь, когда в их столичный, можно сказать – элитный банк – установили хромосомный сканнер. Теперь каждый желающий, мог не только надрочить в пробирку, но и получить на диск точную цифровую копию гаметы из своего же сперматозоида. Яна не спрашивала: «кому это нужно».
– Если звезды зажигают, – она последний раз глубоко затянулась и метко послала окурок в урну. – Значит кем-то это оплачено.
Яна сидела в скверике у главного входа в родной спермбанк и щурилась на теплое весеннее солнце. Сидела она не просто так, а дожидалась бывшего одногрупника с которым, в свое время, у нее случилась большая любовь. Но, поскольку каждый пытался доказать, что он лучше, чем есть, любовь разбилась и из университета Яна вынесла лишь ее осколки. После выпуска ее устроили работать в спермбанке, а Гедеван угодил в какую-то новую и никому не известную группу разработчиков. От него не было вестей почти шесть лет, как вдруг, однажды утром, она поднимает свой айфон-девять и слышит на том конце сигнала знакомый голос.
Очередная сигарета и очередной метко заброшенный окурок.
¬– Как всегда, – проворчала Яна и закусила фильтр, нещадно марая его помадой. – Опаздывает гаденыш.
Хоть Яна и ворчала, но под ложечкой бабочки все-таки порхали. Шутка ли не видеться столько времени и вдруг получить свидание на обед. В глубине души она надеялась, что обедом дело не закончится и свидание, как это обычно у них бывало, перерастет в нечто больше, но… Яна бросила взгляд на наручные часики, по иронии, преподнесенные в дар Гедеваном. От обеда оставалось все меньше и меньше.
На почти пустую стоянку зарулила убитая «шестерка» и, постреливая глушителем, замела возле ее желтой калины. Глядя на престарелое детище АвтоВАЗа, Яна невольно напряглась, ожидая, что от баклажанового автомобиля что-то отвалится и непременно угодит в ее ласточку. Или набежит такая лужа масла, что испачкает ее свежие покрышки.
– Кстати, нужно масло заехать сменить, – между прочим вспомнилось Яне, но тут же забылось, поскольку она узнала в пилоте шестерки свою разбитую любовь. – Гедеван! Я здесь!
И вот, спустя минуту несдержанных обниманий, они уже сидели рядышком, а Яна слушала, как бешено колотиться ее сердце, которому не прикажешь. Она с некоторой гордостью разглядывала своего бывшего, значительно похорошевшего со дня их последней встречи. Гладко выбритый, аккуратно подстриженный, в легком ветровом костюме… От него пахло дорогим парфюмом и мятой, заглушающей запах чеснока. Общее впечатление портила только дряхлая «шестерка», о чем Яна и не преминула спросить.
– Та, это так, – отмахнулся Гедеван. – На время, что б жопу катать. Я сейчас над крупной хренью работаю… Сам. Бабла много надо, пришлось занять у Вардика. Теперь вот отдал ему свой бентли за долги.
– У тебя был бентли?! – Сердечко Яны на мгновение обмерло, но тут же заколотилось с новой силой. – А как же твоя компания? Они тебе не выделили средств?
– Да пошли они, – буркнул Гедеван. – Козлы блеют, что я псих. Ну, теперь посмотрим, как они без психа поработают.
– Уволился?
– Та-не. Просто не хожу в контору уже второй месяц. Во! Смотри, опять звонят, – он достал из кармана старую монохромную нокию и безжалостно включил режим полета. – Янусь, я к тебе по большому, по очень большому делу.
Яна вздрогнула и вся зарделась, когда Гедеван взял ее за руки и нежно-нежно, как раньше, посмотрел ей в глаза. «Янусь»… Только он имел право так ее называть.
– Я знаю, что у тебя есть доступ к хромосомному сканнеру. Мне вилы как нужно отсканировать вот это, – и он достал из другого кармана закупоренную пробирку. По виду, содержимое колбочки являлось тем самым генетическим материалом.
Будучи профессионалом, Яна тотчас проверила материал на свет и, с плохо скрываемой радостью, констатировала:
– Негодный материал. Нужен новый забор.
– Ну так… Давай сегодня вечером встретимся, – обворожительно улыбнулся Гедеван. – У меня. Выпьем по бокалу дагестанского, вспомним студенческие годы…
– Я согласна! – Горячо воскликнула Яна и обвила шею Гедевана руками. – Если подождешь меня пять минут, то я отпрошусь у шефа и мы не будем ждать до вечера.
– Конечно! Отчего ж не подождать, только…
– Что?
– Так, сущий пустячок… Вот скажи, к вам часто ученые титулованные наведываются? Изобретатели, там, успешные?
– Ну, с десяток наберется.
– Отлично! – Гедеван осклабился в экстазе удовлетворения. – А можно мне как-то копии из хромосомных сканов заполучить?
В ответ Яна загадочно улыбнулось, и ответила с нежной игривостью:
– А это, мой дорогой чигибан, зависит от того, как пройдет наш новый забор.

* * *Спустя три с половиной месяца от событий описанных выше или через пятнадцать дней от событий, описанных в са-а-амом верху * * *

У следователя Ивана Смирнова дико болел зуб: старая золотая коронка проелась и «мост» отвалился, обнажая подточенный кариесом бастион клыка. Случилась эта неприятность в середине отпуска, когда он с семьей забрался высоко в горы, подальше от бандитов и коррупции. Когда же пришлось спуститься к цивилизации, поход к стоматологу отодвигался и откладывался. И вот, отпуск закончился, а он так и поправил покосившиеся зубы. Теперь еще вдобавок к царапающей щеку железке, привязалась ноющая боль.
– Итак, – Иван Смирнов вздохнул, взглянул на штабеля цветных папок, сложенный в углу комнаты для допросов, ощупал языком проблемное место и снова вернулся к материалам дела. – Думоян Вардик Врежикович. Так-так, год рождения… Место рождения… Закончил с отличием Московский государственный медицинский университет имени Пирогова. Чего ж ты, Вардик, в криминал подался, вместо того, чтобы больных лечить?
– Откровенно говоря, я и так, хм, трудоустроен по специальности.
– Вот как, – следователь кашлянул и с сожалением вспомнил, что «Новиган» забыл дома. – С хирургической точностью выбиваешь долги?
– Послушайте, – Вардик придвинулся к столу и нечаянно звякнул наручниками о железную столешницу. – Я не занимаюсь криминалом. Я лишь руковожу коллекторским агентством. Мы действуем исключительно в рамках правового поля.
¬– Да что ты? А вот это, – и следователь указал на разноцветные папки, – за долги отжали?
– Господин следователь. Я представитель цивилизованного общества, поэтому прошу не употреблять в мой адрес подобных выражений.
– Хватит мне мозги пудрить. Выкладывай, скольким ученым-изобретателям головы пооткручивал?
– Я вашему коллеге все рассказал.
– А мы с ним в разных кабинетах работаем, так что, потрудитесь повториться.
Вардик вздохнул, растер лицо до хруста в жесткой щетине и монотонно загудел:
– Приблизительно полгода назад ко мне пришел бывший одногруппник. Просил денег в займы. Ему нужна была довольно крупная сумма.
– Какая?
– Полмиллиона евро.
– И вы ему предоставили эту сумму? Позвольте спросить, откуда у вас такие деньги? Я не думал, что коллекторская служба такая прибыльная.
– Бабушка из Еревана прислала.
– А вот это тебе прислал дедушка, – и Иван Смирнов положил на стол, заранее приготовленный пакетик с коноплей. – Дальше будешь отбрехиваться или чистовик откроем?
– Да не торгую я наркотиками! – Воскликнул побледневший Вардик. – Это мое – личное! Жру я ее, понимаете, тоннами жру!
– Ох, как. И куда это наш интеллигент подевался? А вот еще, смотри, – на стол лег небольшой альбом с марками. – Дай угадаю. Ты еще и филателист?
– А вот это не мое.
– Однако обнаружено было в твоей квартире. И отпечатки твои на альбомчике тоже есть. А может, у тебя подпольный цех по производству синтетических наркотиков есть? Соответствующее образование у тебя имеется. А долговая контора как прикрытие. Отлично придумано!
Вардик молчал, нервно тарабаня пальцами по столу, а следователь тем временен продолжал:
– А давай теперь я тебе расскажу, как оно было на самом деле. Делал наркотики, сбывал помаленьку, долги выбивал – свидетельские показания о ваших жестких методах у нас предостаточно. Потом, когда ОБНОН хлопнул несколько твоих коллег, очканул и прикрыл нарколавку, переключившись на интеллектуальный, так сказать труд. Признайся, ведь купаться в лучах чужой славы и грести чужое золото так приято! Вот только не успел все реализовать. Молчишь? Ну, молчи-молчи. Одной наркоты и свидетельских показаний достаточно, чтобы запереть тебя лет на пять.
– Да не делал я ничего такого! Да, марки тоже мои. Но я никогда не делал, не продавал и не употреблял синтетику. Держал дома для друзей и только! Да, методы у меня жесткие, но из некоторых по иному не взыскать задолженности! А это, – он кивнул на злосчастные папки, – принадлежит моему другу, бывшему одногруппнику, Гедевану Александровичу Прохину!
От крика зуб Ивана Смирнова тоже закричал в голос так, что выдавил на лицо следователя болезненную гримасу.
– Я же вам все рассказал. Полгода назад он пришел ко мне и попросил денег. Я ему, конечно, отказал, но он предложил в качестве залога свой бентли. Машина дорогая, в Москве продать ее легко и не за пятьсот штук, а за все восемьсот. В условленный срок Гедеван вернул не деньги, а машину. Но я сказал ему, что машина стоит слишком мало и что он мне должен еще триста тысяч.
– Ого, ¬– Иван Смирнов присвистнул, – Вот так друг. Наварился на продаже авто и еще потребовал? Вот так аппетит!
– Он снова пропал на три месяца. Когда я его нашел и пригрозил судом, он клятвенно заверил, что деньги будут. И что не триста тысяч, а гораздо больше и он все вернет с процентами! Так вот, две недели назад он заявился ко мне вот с этим! Сначала я подумал, что он свихнулся, но когда пролистал несколько папок, то просто выпал в осадок! Здесь, вон там вон у вас в углу, детально проработанных открытий и идей на двести лет вперед! Некоторые из них настолько фундаментальны и значимы, что переворачивают текущее мироустройство с ног на голову!
– Так и откуда все это взялось у вашего друга?
– Да не друг он мне вовсе! Так, старый знакомый…
– Ну, так откуда?
Вардик ответил не сразу. Он долгим оценивающим взглядом изучил лицо следователя и, наконец, глухо произнес:
– Вы мне все равно не поверите.
– А ты расскажи и мы проверим.
– Как хотите. Гедеван всегда было отличным биологом в особенности генетиком. Но программистом он был гениальным. Поэтому, когда мы выпустились, он пошел работать не в лабораторию, а в компанию разработчиков. Вы ведь, наверное, слышали про игру «Жизнь на прокат»? В ней игрок создает себе аватара и существует в реплике текущей реальности?
– Как же, слышал, – кивнул следователь, припомнив своего старшего сына, который вместо того, чтобы за девками бегать, прозябал за компьютером.
– Так вот это как раз авторская работа Гедевана. Его, можно сказать, детище. Но полгода назад он ушел из компании и занялся собственным проектом.
– Что за проект?
– Я не знаю, как он точно называется. Гедеван по-моему его вообще без названия оставил. Но суть заключалась в следующем: он скопировал окружение игры и вырезал визуальную составляющую, сохранив одни только алгоритмы. Затем, подгрузил колоссальную информационную базу, содержащую исчерпывающие знания и достижения из всех областей точных и гуманитарных наук, как-то все это связал и в итоге получил совершенную, бесконтактную среду для… Вы «Матрицу» смотрели?
Иван Смирнов кивнул, припомнив, лишь, что в этом фильме снимался, кажется, Нео… Фамилия актера как-то выскочила из головы.
– Это хорошо. Облегчит понимание. Так вот, эта его среда как бы матрица, а Гедвеван как бы Архитектор. Но только вместо живых людей, он поместил в матрицу отсканированные гаметы самого себя и слил их.
– То есть оплодотворил себя?
– Нет. Ну, как бы да. При зачатии родительские гаметы с гаплоидным набором хромосом объединяются в зиготу с уникальной структурой. Ну вот, что б вам было понятней: вы, я, все мы начались с одной единственной клетки, в которых генетический код это слившееся родительское. Гедеван же стал отцом самого себя, но поскольку матерю стал он же, то… То, вероятно, все его «дети» были его точными копиями. Но, никаких детей на самом деле не было. Они развивались и жили в качестве информации на скоростных носителях. Я не спрашивал, как функционировала его система. Я бы все равно ничего не понял. Понимаете, он полностью смоделировал процессы зачатия, внутриутробного развития, рождения, взросление и жизнь своих детей.
– И как для этих его «детей» все это выглядело?
– Я не уверен, но… Возможно они даже не знали о том, кем являются. Ведь мы, обычные люди, познаем мир и живем в нем только исходя из той информации, что получает мозг от органов чувств. Если эту информацию подавать напрямую, то для получающего не будет никакой разницы реальный он или виртуальный.
– Я не особо силен в компьютерах, но предположу, что для такой симуляции нужна большая вычислительная мощь.
– Именно для этого Гедеван и брал у меня деньги. Он сказал, что сделал десять тысяч себе подобных цифровых отпрысков. И так как он сам был незаурядной личностью, его дети унаследовали его гениальность. Отсюда и столько открытий!
– Он заставлял их работать сверхурочно?
– Смеетесь? Для его научного городка не существовало другой жизни, кроме той, что построил Гедеван. Они жили в постоянном поиске.
– Почему же «жили»?
– Потому, что все состарились и умерли. Старение и смерть заложены в ДНК у каждого. Суть еще ж в том, что для них жизнь длинною в сто лет, уместилась в ста днях.
– И почему же ваш Гедеван не сообщил об открытии, а употребил его таким образом?
– А вы сами как думаете? – С усмешкой переспросил допрашиваемый. – Присвоить себе все лавры его гениальной армии, конечно же! Вот вам объяснение появления всех этих изобретений, будь они неладны.
– Старлей! – Вдруг выкрикнул Иван Смирнов, дверь в комнату отворилась и вошел человек в форме. – Уведите.
Допрашиваемого конвоировали и следователь наконец-то позволил себе присесть. Морщась от усиливающейся боли он протянул руку к кипе папок и взял ту, что лежала сверху. «Суборбитальный композиционно-углеродный лифт», прочел следователь и со злостью швырнул папку назад.
– Сжечь все к чертовой матери! – Проскрежетал он и отправился по кабинетам искать у коллег обезболивающее, потому как ехать на обыск в квартиру Гедевана Александровича с болью совершенно не хотелось.

* * * Этим же днем, но двумя часами позднее * * *

Гедеван заканчивал последние приготовления, когда в его квартиру постучали с многообещающим криком «откройте, милиция»!
– Так быстро? – Удивился Гедеван и мимоходом выглянул в окно. Под окном стоял широкий джип в милицейской раскраске.
Стук повторился, но изобретатель отнюдь не заспешил к входной двери. Вместо этого он торопливо разлил по квартире остатки спирта, отшвырнул пустую канистру и похлопал себя по карманам, ища коробок со спичками.
– Ну, вот и все, ребята, – шепнул он наблюдая как огонь с угрожающим треском расползался по коврам, занавесям, как он шустро хлынул в серверную и обнял труд всей его жизни.
– Прощай, грибное королевство, – с туповатой меланхолией в голосе произнес Гедеван и крепче прижал к груди несгораемый дипломат с одной единственной папкой внутри. – Боузер на свободе… Э-эх.
Гедеван с самого начала сомневался в Яне. Он сомневался, но полагал, что разыгранная любовь приструнит ее, но… Она слила все, что только можно было слить. Когда взяли квартиру Вардика, Гедеван ходил в магазин за водкой. Возвращаясь с покупкой, он заметил суету у подъезда и благоразумно прошел мимо. Вскоре вывели Вардика, а следом вынесли все его труды, и сразу стало ясно, что его предприятие теперь не избежит огласке, а все открытия окажутся в руках правительства. Тогда он решил вернуться в свою квартиру и уничтожить цех по производству гениальностей. Ну и себя любимого заодно.
Вдыхая пары хлороформа, Гедеван жалел лишь об одном. Он жалел, что не застанет тех чудесных деньков, когда псевдоморфизирование человеческого мозга кремнием станет обычным делом и люди будут жить вечно…

Исправлено: Head Hunter, 14 февраля 2014, 16:38

Ом Мани Падме Хум.

Balzamo

27 февраля 2014, 21:07

Plus Ultra

LV9

Стаж: 13 лет

Постов: 4657


		Balzamos
		Balzamo

Metal Gear Solid V: The Phantom Pain

Генрик Сенкевич - Quo Vadis

Искупление

Они показались в полутора километрах от него. Шли бодро, уверенно, строго держали строй. Не просто солдаты, но истинная гордость державы. Их металлические нагрудники отражали бронзовый свет заходящего светила. Короткие мечи в кожаных ножнах, мягко покачивались на незащищенных бедрах. Реяли синие знамена, с вышитыми на них серебристыми змеями.
Ветер принес ровный бой походных барабанов.
На широкую грунтовую дорогу, из-за холма, выходили все новые и новые отряды смуглолицых воинов, перемежаемые большим количеством телег и обозов.
Двадцать-двадцать пять сотен, не больше.
Он проверил расстояние дальномером - тысяча двести восемьдесят шесть метров. Нашел область на цифровой карте. Внес поправку и снова прильнул к оптическому прицелу. Немного понаблюдал.
Как ссать хочется!
Наконец, включил переговорное устройство.
- Крылатый, ты там на месте, это Отец, прием?
- Слушаю тебя, Отец.
- Коротышки в шестом квадрате ЭН, У. Две, может две с половиной тысячи. Похоже, воевать идут. - Он усмехнулся.
- Принято. Подожди немного.
В эфире повис потрескивающий белый шум.
Отец следил за ровным, бесстрашным маршем этой, по местным меркам, грозной армии. Через прицел, он различал смелые лики суровых воинов. Физиономии сотников, осененные осязаемым чувством собственного достоинства. И даже лицо самого генерала, поражающее строгостью черт и печатью античного благородства.
Вот таких и увековечивали в скульптуре.
- Отец, как слышишь?
- Хорошо тебя слышу, Крылатый.
- Вижу их. Плотная колонна. Двадцать четыре отряда. Двигаются на юго-запад.
- Так точно, это они.
- У меня над ними два "воробья". Прислать еще?
- Хватит двух.
- Принято.
Армия входила в плавный поворот.
- Крылатый?
- Здесь.
- Выпустишь два карандаша: в пятую сотню и в девятнадцатую. Потом доработаешь вручную. Тут, в общем-то, луга и небольшие холмы. Так что не убегут. Я тебе постараюсь помочь.
- Так точно. Жду приказа.
Отец оторвался от прицела и окинул своими глазами сверкающую змею, ползущую далеко под его холмом.
Не случайно они выбрали свой герб.
Дальномер показывал тысячу сто шестьдесят восемь метров до пятой сотни.
- Запускай.
- Принято. Пуск через три секунды.
Три.
Глухо и грозно бухали барабаны.
Два.
Легкий ветерок всколыхнул, повисшие было, полотна знамен.
Один.
Отец не отрывал взгляда от пятой сотни, безукоризненно марширующей в ногу.
Какая дисциплина!
- Карандаши ушли, перевожу в боевой режим турели.
- Хорошо.
Отец посмотрел в небо и увидел полупрозрачные дымные следы, которые оставляли две невидимых ракеты.
Армия спокойно шла, не замечая занесенный над собой меч.
Потом вспыхнул первый взрыв, а через мгновение и второй. Пятая, четвертая и шестая сотни брызнули, вмиг превратившись в подброшенное месиво из плоти и кусков искореженных доспехов, разорванных мечей, частиц кожаной одежды. Почти одновременно погибли и девятнадцатый, двадцатый и восемнадцатый отряды. По всей колонне прошла взрывная волна, сбивая воинов с ног, зажаривая их внутри блестящих панцирей, разя смертоносными осколками. В воздух поднялись синие лоскуты гордых знамен, и огромные облака серой пыли.
Чуть запоздало до Отца дошел оглушительный гром, а за ним пришла волна теплого воздуха, потревожившая одинокое дерево.
- У меня нулевая видимость, Крылатый. Выжившие? - В прицеле был виден, только серый, непроглядный туман - смесь дыма и пыли.
- Облако еще не остыло. Экран белый. Ничего не вижу.
- Понял, жду.
Отец не отрывался от прицела, готовый стрелять при любом намеке на движение.
- Та-а-ак. - Протянул Крылатый. - В центре колонны много раненых и контуженных, ползают там. И из головного отряда тоже некоторые выжили. Хотя вряд ли долго протянут. Впрочем, турели "воробьев" готовы, жду разрешения.
- Кончай их.
- Принято.
Прошло несколько секунд, прежде чем Отец увидел, что снаряды доходят до цели. Пылевое облако неуловимо вздрагивало, а потом приходил звук легких хлопков. БПЛА Крылатого били очередями по семь-девять снарядов.
Хорошо, что здесь не слышно их криков. Бедные вояки.
Через пару минут все закончилось.
- Выживших нет.
- Принято. Хорошая работа, Крылатый! Возвращаюсь в лагерь.
- Понял тебя. Счастливого пути!
Отец встал в полный рост, потянулся, пристроился к дереву и сладострастно отлил.
Пыль и дым рассеивались, открывая взгляду изуродованную дорогу. С такого расстояния Отец видел только две темные, все еще дымящиеся, воронки, да многочисленные россыпи черных точек - трупов потомственных воинов, которые посвятили всю свою жизнь нелегкому военному ремеслу.
Бесславный конец.
Отец закинул винтовку за плечо - смотреть на следы бойни через прицел ему не хотелось.
Никогда не думал, что продолжу заниматься чем- то подобным.
- Потому что, ты должен был сдохнуть на электрическом стуле. - Шепнул внутренний ехидный голосок.
И это верно.

Молот судьи опустился, и звук удара эхом разошелся по обширному залу, предвосхитив злорадные аплодисменты.
Правосудие восторжествовало.
Юношу, оглушенного, отвели в одиночную камеру. Толстая стальная дверь мягко закрылась за его спиной и причмокнула, намертво присосавшись к прорезиненной железно-бетонной стене.
Это был конец.
Завершение короткой, бессмысленной и тусклой жизни.
Он сел на откидную кровать и обреченно уставился на стульчак белого унитаза.
Мне же всего девятнадцать. Почему, Господи? Почему именно мне осталось жить три дня?
Но юноша знал почему. Все знали.
Он завалился на бок, свернулся калачиком и провалился в беспокойное забытье, слабо напоминающее здоровый сон.
Следующим утром за ним пришли. Он покорно вытянул руки, на которые одели тяжелые наручники, и безропотно погрузился в узкие тюремные коридоры, сопровождаемый двумя молчаливыми офицерами.
Юношу привели в небольшой кабинет, где его ждал мужчина в штатском, с рыбьими, ничего не выражающими глазами.
- Садись. - Голос у мужчины был таким же мёртвым, как и его очи.
Юноша сел.
- Как тебя зовут? В этих документах ты проходишь как "палач" или заключенный сто семьдесят девять. А я не люблю использовать клички и общаться с цифрами.
- Александр. - Он смотрел себе под ноги.
- Отчество?
- Дмитриевич.
- Хорошо, Александр Дмитриевич. Сразу же прошу вас отвечать правдиво, без уверток и излишней словоохотливости. Это в ваших же интересах. Вы служили в составе девяносто седьмой отдельной механизированной бригады, когда начался бунт?
- Да. - Тихо ответил юноша.
- Ваше звание на тот момент?
- Рядовой.
- Когда ваша бригада присоединялась к мятежной семьдесят четвертой гвардейской общевойсковой армии, вы отдавали себе отчет, что добровольно принимаете участие в военном бунте?
- Я выполнял приказ.
- Через месяц после данных событий, вы уже были в звании лейтенанта, верно?
- Так точно.
- И получили красноречивую кличку "палач"?
- Да.
- Вы руководили расстрельными командами, которые уничтожали, не желающее сотрудничать с вашей мятежной армией, гражданское население, а так же военнопленных и, верных объединённому правительству Земли, солдат и офицеров. Всего около двухсот подтвержденных случаев. Общая численность жертв: две с половиной тысячи. Всё верно?
- Да.
- По многочисленным свидетельствам установлено, что вы сами вызвались на эту, так скажем, должность.
- Кто-то же должен был.
- Ну, конечно. Действительно, как можно в современном мире обойтись без расстрельных команд.
- Тем не менее, я выполнял приказы вышестоящих офицеров.
- Понимаю. А вы сами лично участвовали в расстрелах? Нажимали на курок?
Юноша поднял взгляд и уперся в водянистые глаза штатского.
- Всегда.
- И вы все равно считаете, что вынесенный вам приговор несправедлив?
- Мы были на войне.
- Нет. Вы участвовали в бунте, который подняла одна, не самая грозная, армия российского региона. - Мягко возразил штатский. - Только из-за восьмой космической конвенции, вас, в первый же день, не стер в порошок орбитальный флот. Бунт и ничего больше.
- Для нас это была самая настоящая война.
- Пусть так. Это все не важно. В любом случае, вы вызывали уважение и страх среди своих солдат. Вы прославили себя звериной жестокостью и непоколебимой, я бы даже сказал, собачьей верностью. Ходят слухи, что и некоторые особо изворотливые рейды так же принадлежат вашему, так сказать, гению.
- Слухи преувеличены.
- Возможно. Но вы, в любом случае, проявили себя. Заставили о себе говорить. И знаете, вполне возможно, что в какой-нибудь другой ситуации и на какой-нибудь настоящей войне, вы могли бы стать героем. Стоило только пустить ваши многочисленные таланты в нужное русло и всё могло бы сложиться совсем иначе.
- К чему вы клоните? – Сердце юноши забилось быстрее.
- Мы можем дать вам ещё один шанс. Возможность искупить свою вину. Конечно, решение суда не отменить, да и казнь непременно состоится, но, как бы это странно ни звучало, мы можем гарантировать вашу неприкосновенность. Но только в том случае, если вы согласитесь с нами сотрудничать.
- О каком сотрудничестве идет речь?
Штатский медленно осмотрел комнату и остановил бесчувственный взгляд, высоко над головой юноши.
- Александр Дмитриевич, неужели есть хоть что-то, чем вы побрезгуете ради спасения собственной шкуры?
Заключенный сто семьдесят девять посмотрел на свое искривленное отражение в блестящем металле наручников.
Нет.

Портовый город окружала мощная, белоснежная стена. В большой гавани стояло множество кораблей. Триремы, огромные пентеры и скромные либурны. Пухлые торговые суда и вытянутые военные. Утлые лодочки местных рыбаков и богатые корабли городской знати.
С востока дул легкий ветерок. Пахло рыбой и морем.
Порт, в это ранее утро, только отходил от крепкого сна - в нем не было привычного оживления. Бродили одинокие нищие, начинали работать безвольные рабы, стайка моряков руководила погрузкой мрамора на торговое судно.
Отец наблюдал за просыпающимся городом на экране небольшого планшета. Беспилотник кружил над поселением с прошлого вечера. Белые фигурки теплых людей бестолково суетились, не ведая о своей печальной судьбе.
- Сталин, ты готов?
- Так точно, Отец. Мы стоим в двухстах пятидесяти километрах от цели. Готовы нанести удар в любой момент.
- Принято.
Отец вылез из двухместного багги и через некоторое время оказался возле палаточного лагеря. Залез в одну из палаток и растормошил спящего солдата.
- Молот, вставай. И поднимай взвод.
- Понял.
Молот вылез из палатки вслед за Отцом, и начал будить остальных. Вскоре взвод, в полном составе, выстроился на небольшой полянке.
Отец смотрел на них с гордостью. Все одного роста. Смелые, верные, непреклонные.
- Ребята, нового я ничего не скажу. Работаем как обычно. Сталин делает свое дело, мы выдвигаемся сразу после и подчищаем. До города доберемся где-то за час-полтора местного времени. До захода должны управиться. Вопросы?
Хоть бы раз чего спросили.
- Хорошо. Одевайте костюмы и грузимся.
Взвод отдал честь и принялся выполнять приказ.
Отец вернулся к багги, одел общевойсковой защитный костюм, натянул черный противогаз. И вернулся к планшету.
Город оживал, улицы заполнялись людьми, в порту закипала привычная жизнь.
- Сталин?
- Здесь.
- Готовься к запуску.
- Принято.
Силуэты кораблей покачивались на небольших волнах. Отцу казалось, что он может услышать крики чаек. Но чаек здесь не было.
- Готов к запуску.
- Ветер восточный, пять метров в секунду. Координаты точки я тебе прислал, поправку делай сам.
- Принято. Поправка сделана.
- Запустишь обе с интервалом в пять минут.
- Принято, Отец.
Солдаты грузились в камуфляжные джипы и черные багги. Заурчали моторы.
- Сталин?
- Слушаю.
- Пуск.
- Так точно.
Слева от Отца, за руль, сел Молот. Глянул, сквозь трапециевидное стекло очков противогаза, на экран планшета и тут же отвернулся.
- Ракета ушла. Две минуты до контакта, Отец.
Моряки погрузили мрамор и теперь что-то пили, сидя на кромке пирса. Порт заполонили мелкие торговцы и местные блудницы. Вернулись, с ночной ловли, уставшие рыбаки.
- Минута до контакта.
Отец видел маленькие фигурки детей, шныряющие среди толп народа.
Карманники. Оборванцы.
Какой-то толстый торговец нетерпеливо приплясывал, общаясь со своим клиентом.
Чует деньги. А денег больше не будет, увы.
- Десять секунд.
На агоре о чем-то вещала длинная фигура жреца. Люди собрались, внимая его речам.
Лжец.
- Контакт.
Отец увидел небольшую вспышку в воздухе за восточной стеной. Люди в городе обеспокоенно повернулись в сторону крохотного взрыва. Видимо хлопок был громким. Даже жрец перестал говорить. Но, через пару минут, жизнь города вернулась в привычное русло.
- Вторая ракета ушла, Отец. Две минуты до контакта.
- Принято.
Люди в городе заволновались. Привычный ритм еще не развалился, но даже с высоты было видно, что что-то происходит. Толпа возле жреца начала неуверенно расходиться, возня в порту замедлилась. Дети сбились в кучку за кабаком.
Повышенное слюноотделение, потливость, головокружение.
- Минута до контакта.
Первыми сдохли животные в клетках, которыми торговала очень тощая женщина. Теперь она неуклюже суетилась возле своих погибших питомцев. Затем очередь дошла до детей. Один мальчишка судорожно дергался на земле под беспомощными взглядами остальных оборвышей.
Судороги, спазмы, параличи, невыносимая головная боль.
- Контакт.
Вторая вспышка появилась почти на том же месте. Но на этот раз жители не обратили никакого внимания на хлопок. Они просто не могли. Весь восток бился в конвульсиях, жители центральных и западных районов пытались сбросить с себя непонятное наваждение. Возле своего бедного прилавка, лежал толстый портовый торговец, и было видно, как по его необъятной плоти проходят волны неконтролируемых судорог и спазмов. Вскоре лег и запад. Люди пытались одержать верх над собственными телами, которые вдруг перестали их слушаться.
Смерть.
Движение в городе остановилось. Порт был завален бледнеющими силуэтами, остывающих трупов.
Ни животных, ни птиц, ни людей.
Царство абсолютного покоя.
Отец похлопал Молота по плечу, и колонна немедленно двинулась к погибшему поселению.
Не давать волю жалости.

- Здравствуйте Александр Дмитриевич.
- Здравствуйте.
Юноша сидел в том же тюремном кабинете, но уже без наручников. Проходила вторая встреча с безликим штатским.
- Думаю, вы будете рады узнать, что нам удалось добиться отсрочки казни. На один месяц.
- Но вы обещали, что я останусь жив!
- Безусловно. Но для этого необходимо время. Месяца будет достаточно. А теперь мы поговорим с вами о сотрудничестве. Сперва я сделаю небольшой экскурс в историю, чтобы вы понимали наши резоны. Как вы знаете, более двухсот лет тому назад, земляне основали первую колонию на Марсе. Дорогостоящее и почти бесполезное мероприятие, которое, впрочем, вернуло мечту о заселении других планет. Содержание колонии во много раз перекрывало получаемую прибыль. Население не превышало ста человек. Теперь там проживает около тысячи поселенцев, но рост за две сотни лет, согласитесь, мизерный. Марсианская колония так же показала, что строительство полноценных городов на планетах, без подходящей атмосферы, невозможно. Тем временем население Земли неуклонно росло. Около ста лет назад был изобретен варп-двигатель, который дал новую надежду задыхающемуся человечеству. Буквально через несколько лет тысячи и тысячи разведывательных кораблей были разбросаны по всей вселенной. И тогда же, с немалым удовлетворением, человек, впервые, с полной уверенностью, сказал: мы не одни. Но была и ложка дегтя. Все найденные цивилизации оказались слаборазвитыми. Разумные гуманоиды, почти всегда похожие на людей, в большинстве своем, находились в каменном веке. Самая развитая из найденных цивилизаций, Центаврийцы, находилась в некоем подобии средневековья, с гипертрофированной степенью крайне агрессивной религиозности. Но людям было необходимо жизненное пространство. Миролюбивые либералы протолкнули закон о неприкосновенности внеземных народов, поэтому первые партии колонистов селились преимущественно в самых неблагоприятных районах планет, где не могло проживать коренное население. Десятки лет уходили и уходят на поиск общего языка с неприкосновенными аборигенами, которые постоянно пытаются воевать с колонистами. Планеты, не вышедшие из каменного века, более чем на девяносто процентов состоят из зон, запрещенных для заселения. Там, видите ли, охотничьи угодья, необходимые для выживания первобытных племен. Земное правительство сделало нас бедными родственниками всей вселенной. Нас. Самую развитую и могущественную цивилизацию. Ситуация сейчас такая: население и так переполненной Земли все еще растет. Количество добровольных переселенцев неуклонно уменьшается. Колонизация необитаемых планет слишком дорога и неэффективна. Колонизация подходящих, заселенных миров строго ограничена действующими законами. Поэтому командование флота, в содружестве с некоторыми крупными политиками правительства Земли, разработали неофициальный план, который значительно улучшит условия колонизации обитаемых миров. С некоторых пор флотские разведчики докладывают Земле только о четверти обнаруженных планет, пригодных для обитания человека. Остальные планеты будут "открыты" правительственным наблюдателям позже. После реализации плана. И тут мы возвращаемся к вам.
- Говорите.
- Спасибо, что позволили. Я не буду бродить вокруг, да около. Вы, не дрогнув, казнили две с половиной тысячи граждан Земли. Вы не испытываете жалости или раскаянья, даже по отношению к своему виду. Вы показали абсолютную, бездумную верность своим прямым командирам. И именно поэтому вы нам подходите.
- Вы хотите, чтобы я истреблял коренных жителей других планет?
- Именно.
- Но зачем вам я? У вас есть флот, который может уничтожить большую часть населения любой незащищенной планеты.
- Перемещения флота невозможно скрывать, да и планетарная бомбардировка нанесет огромный вред природе. Послушайте. План разработан умными людьми. Если бы у нас была лучшая альтернатива, то мы бы ей воспользовались. Вы получите армию и...
- Армию?
- Да. Подготовленную, верную и безжалостную. Как вы сами. Мы предоставим вам огромное количество устаревшего вооружения начала-середины двадцать первого века. Технику, стрелковое оружие, запрещенные боевые отравляющие вещества, которые столетиями хранились без дела. В общем, всё, чем располагали тогда страны, за исключением атомного оружия: оно наносит слишком большой вред природе.
- И где вы найдете солдат согласных на это?
Штатский прищурился.
- Там же, где мы найдем кандидата, который сядет на электрический стул: мы вас клонируем.

Широкую мощеную улицу заливал яркий свет местного аналога солнца. Столица крупнейшего государства Арианской цивилизации, оказалась действительно красивой. Высокие каменные храмы, просторные мраморные площади с колоссами искусных памятников и бесконечные акведуки с чистейшей водой, заставляли сравнивать этот город с земным Римом. И не в пользу последнего.
Несмотря на свой небольшой рост, эта Арианская нация, явно отличалась любовью к истинному величию.
В столице не было трущоб и не было порта, который непременно наполнил бы город грязью. Поэтому он был чистым, прекрасным и мертвым.
Солдаты шли и любовались творениями своих жертв. С тем же удивлением и легкой гордостью за своих меньших братьев, с каким люди смотрят на величественные развалины римского Колизея.
Красоту города портили только трупы. Уродливые, гниющие остатки великого народа.
Отец шел во главе одной из многих троек, рассеянных по городу. Время от времени слышалось эхо гулких выстрелов - то добивали редких выживших.
О чем они думали на своем смертном одре? О гневе богов? А может они считали богами нас?
На ступенях ближайшего храма шевельнулось одно из тел. Отец подошел поближе и увидел хорошо одетого старика. Из его шеи торчал могучий бубон, а в глазах стояло горячечное безумие. Отец выстрелил ему в лицо, словно прихлопывая муху, и пошел дальше.
Приказ, есть приказ.
Его висок щекотнула капля скатившегося пота.
Как же жарко в этих проклятых противогазах!
- Отец, это Сталин. Ну, как там у вас? Какая смертность?
- Близкая к сотне, насколько я могу судить. Выживших мало, а те, что попадаются, всё равно одной ногой в могиле. Можно было бы использовать эти энтеробактерии вместо Ви-Экса, но слишком долго приходится ждать эффекта. Для столицы, конечно, самое то.
- Понял. Какие новости у Крылатого?
- Не видит никаких признаков жизни на территории всей страны, исключая столицу, естественно.
- По-моему, очень неплохой результат.
- Ага. Но впереди еще три четверти населенных земель. - Отец вздохнул.
- Но у нас еще девятьсот тринадцать дней в запасе. А самая населенная часть планеты очищена.
- Да. Но тут и плотность была повыше. На севере Ариане живут в мелких деревеньках, которые равномерно раскиданы по необъятным равнинам. Конечно, вторая группа работает над концентрацией, но эффективность, пока, низкая.
- Понял. Долго вам еще?
- Город большой. Часов пять-шесть.
- Понял. Удачи.
Еще два с половиной года этого ада.

- ...два года специальной подготовки. У вас, Александр Дмитриевич, будут специалисты всех мастей. Мы спроектировали специальный грузовой корабль, пилотируемый исключительно бортовым компьютером, он доставит вас на планету. Там у вас будет три года на то, чтобы очистить мир от коренного населения. По истечении трех лет, ваш корабль автоматически покинет планету и, с вами или без вас, отправится на одну из ближайших флотских баз. Наши специалисты обязательно проверят проделанную вами работу. Если они не будут удовлетворены, Александр Дмитриевич, то мы будем вынуждены уничтожить вас и весь ваш отряд. Если же вы справитесь, то получите щедро оплачиваемый отпуск на одной из самых комфортных колоний дальнего сектора. Естественно этой чести удостоитесь только вы. Клонирование, как вы, наверняка, знаете, все еще строжайше запрещено. Ваш отряд проведет отпуск на базе, где им будут созданы подходящие условия. Вопросы?
- Сколько у меня будет людей?
- Три оперативных группы по пятьдесят человек. Около семидесяти разноплановых специалистов. И еще сто человек обслуживающего персонала.
- Я справлюсь.
- Не сомневаюсь. Вас переправят на военную базу после казни вашего клона.

В лагере, раскинувшемся в тени блестящего космического корабля, стояла приподнятая атмосфера. Солдаты бездельничали, прожигая оставшиеся до вылета дни.
Они успели.
Коренное население исчезло, выкошенное инопланетными болезнями, боевыми отравляющими веществами, огнем и свинцом.
Отец пил местное вино, отдаленно напоминающее земную медовуху, и смотрел в безоблачное, чуть фиолетовое, небо. Там, то и дело, пролетали черные точки каких-то птиц. А чуть ниже, с деловым жужжанием, носились синие жуки. Очень давно ему не было так хорошо.
Даже картины кипящей плоти деревенских крестьян, залитых белым фосфором, отошли на второй план. Он не вспоминал, разлагающиеся на ходу, отравленные армии. Не вспоминал беспомощных варваров, которые завороженно глядели, как на них движется огненное море, сбрасываемого напалма. Не думал о грудных детях, захлебнувшихся собственной кровью в своих колыбелях, когда Сталин вдруг захотел использовать Иприт. Нет, он не видел перед своим мысленным взором, ряды обуглившихся коленопреклоненных женщин, которые за секунду до смерти, молили своих богов о милости. Отец видел только спокойное небо, которое навевало ему приятные воспоминания о детстве на Земле.
К Отцу подошел Крылатый, проследил за его взглядом, и тоже, на несколько секунд, погрузился в сине-фиолетовую бездну.
- Могу с уверенностью сказать, что не менее девяноста девяти процентов населения уничтожено, Отец. Остальные, скорее всего, прячутся в горных районах. Но и их, в конце концов, добьют болезни и голод.
- Замечательно.
- Да-а-а... Одиннадцать дней до вылета. Чем прикажешь заниматься?
- Пей. Я же вот пью.
- Не люблю алкоголь.
Отец оторвался от неба и удивленно уставился в бородатое и иронично улыбающееся лицо Крылатого. Копию его собственного лица.
- Как такое возможно?
- Ну, несмотря на сходство, определенный опыт нас, наверняка, меняет. У меня, например, не было детства.
- Да, пожалуй. Ну, тогда не знаю. Поиграй в шашки, займись охотой, придумай что-нибудь.
- Хорошо.
Ну надо же.
Крылатый ушел, а Отец жадно приложился к глиняной бутылке и вскоре задремал.
Проснулся он от радостных криков своих солдат. Голова немного болела, и поэтому он не сразу понял, чем вызвано всеобщее ликование. Отец принял сидячее положение и встряхнулся. От резких движений голова заболела еще сильнее. Ему показалось, что мозгу мало места в черепной коробке.
И эти дебилы еще разорались.
- Вставай! За нами прилетели флотские! - Мимо пронесся возбужденный Сталин.
Кто еще прилетел, вашу мать!?
Отец поднялся на ноги и завороженно уставился в потемневшее небо. Там плыли черные конусы невероятно больших космических кораблей, сияющие разноцветными точками габаритных ламп.
Солдаты радостно бесились, махали руками и зажигали яркие факелы сигнальных огней.
А по лицу Отца тек холодный пот.
- Это не наши корабли, идиоты! Это не земной флот! Гасите факелы!
Солдаты недоуменно посмотрели на своего командира, но так и не успели задать свой, единственный на всех, вопрос. Ибо Отец уже видел свет, вырывающийся из двигателей летящих ракет. Через доли секунды весь лагерь погрузился в пылающее море неземного огня.

- ...вы станете нашими ветхозаветными ангелами-истребителями. Ибо никто не смеет ограничивать полномочия сильнейшей и самой могущественной цивилизации вселенной. Александр Дмитриевич, принимайте командование. И удачной охоты на Ариан. - Главнокомандующий земным флотом замолчал.
Отец отдал честь. И, вместе со своей небольшой армией, скрылся в зеве беспилотного, грузового корабля.

Исправлено: Balzamo, 27 февраля 2014, 21:10

Как некогда в разросшихся хвощах
Ревела от сознания бессилья
Тварь скользкая, почуя на плечах
Еще не появившиеся крылья.

Zemfirot

04 марта 2014, 21:53

LVMASTER

Стаж: 16 лет

Постов: 6067


		Zemfirot

Хронологически, пост идет за рассказом GooFraN, "Baby Beating Heart".

Панцирь.

День первый.

Дима не выспался. Качаясь от сонливости, он поднялся с кровати, прошел в другой конец комнаты и выключил визжавший будильник. В голове еще теплились воспоминания о только что просмотренном сне, но они стремительно забывались. Стукнувшись головой об распахнутую дверь, он направился в ванную.
Ему было 17 лет, на вид слегка худощав и бледен. В его внешности выделялись разве что брекиты, которые теоретически он скоро был должен снять, так как зубы уже выпрямились. Черные волосы, карие глаза, вряд ли кто-то обратил бы на него внимание в толпе людей. Сам он в этом, по крайней мере, не сомневался.
На кухне он поздоровался с матерью и упал на табуретку. В тарелке его ждала яичница, и половина сосиски.
- Ешь быстрей, а то опоздаешь! – Буркнула мать.

Дима вышел из дому. Город, в котором он родился, прятался под огромным, железным панцирем, так что встречало его вовсе не солнце, а безжизненный свет огромных электрических ламп. С днища панциря, они освещали весь город, численностью около миллиона человек. Как и Дмитрий, все жители города отличались бледной кожей, без намека на румянец или загар.
Он был одет в кожаное, коричневое пальто, что очевидно досталось ему по наследству, судя по изношенности и не подходящее ему по размеру. На голове красовалось синяя, рабочая кепка, на которую он водрузил заводские очки, с круглыми линзами, и державшиеся на кожаных лямках. Мимо него проплывали малоэтажные дома, в основном старой постройки, которые строили наспех. Это были панельные, грязно-коричневые строения, высотой обычно не больше четырех этажей. В городе были здания и в шестнадцать этажей в высоту, но их было мало, и являлись скорее финансовым центром. Зелени и деревьев в городе не было. Вдоль домов шли железные тротуары, а дороги были сделаны из бетона, стыки которых, залили гудроном. Машин в городе почти не было, по дороге он не встретил ни одну на ходу, лишь пару, что пылились на тротуаре, возле домов. Около лавок, чьи сиденья и спинки представали из себя два железных прута, стояли металлические мусорки, с поверхностной закалкой. В них можно было увидеть алюминиевые банки и фольгу. На мусоре не было логотипа производителя, лишь черный шрифт, с описанием содержимого.
Круглая площадка. По центру были раскиданы шины от автомобилей. Это остановка для местного внутригородского подъемника. Там уже стояло несколько человек, которые ждали свой. Дима подошел к электронному индикатору, что стоял рядом с лавками, где и находились ожидающие. Табло было примитивным, которое выводило информацию через зеленые цифры, бегущей строкой.
Вскоре, над головой, загремел долгожданный подъемник. Подъемник был старым, желтым автобусом, без крыши, снизу укрепленный железными шпалами. Передвигался он по воздуху с помощью черных цепей, которые в свою очередь были связаны с панцирем.
Автобус медленно опустился на шины, тем самым смягчив себе приземление.
Дмитрий зашел в автобус, вслед за другими жителями города, и плюхнулся в коричневое сиденье, которое кто-то исполосовал ножом. К нему подошел кондуктор, которому он дал плату за проезд.
Двери захлопнулись, и автобус дернулся. Медленно он стал подниматься в воздух, все больше набирая скорость. Дмитрий безразлично смотрел в окно, и наблюдал, как под ним проносятся черные крыши домов. Если присмотреться, то не все из них были сделаны из бетона, казалось, некоторые состояли из железных блоков, очень похожих на штабели гаражей поставленных друг на друга. По углам таких зданий были круглые металлические столбы, в которых такие здания фиксировались. По желанию, такие дома съезжали вниз, под землю, оставляя снаружи лишь эти столбы. Это были самые первые дома в городе, которые сооружали еще до появления панциря, таким образом можно было защищаться от особо опасных бурь
Спустя двенадцать минут, подъемник стал опускаться, и приземлился на почти такой же остановке, которая была до этого, но она была шире, и шин там было раскидано больше.
Дмитрий вышел из автобуса, и направился на предприятие. Мимо него шли люди, в основном заводские рабочие, а так же множество студентов и ровесников Димы. Он проходил мимо своего учебного заведения, где на крыльце его заметил одногруппник.
- Привет. – Поздоровался тот. – Ты куда?
- Сегодня практика. – Буркнул Дмитрий.
- А, «космонавтом» будешь? Я неделю назад начал проходить.
- И как? – Дмитрий плохо представлял себе практику, так что был заинтересован в хоть какой-то информации.
- Тебе там все объяснят. Если не зассышь, и тесты на отлично сдашь, сразу наверх полезешь. Воды только холодной купи, и положи в шкафчик.
- Это еще зачем?
- Не хочу тебя заранее пугать. Кстати, ты N не видел? Он мне конспекты не возвращает.
- Могу тебе дать свой, если хочешь. Только с собой я его сегодня не взял.
- О! Спасибо. Одной проблемой меньше. Ладно, мне пора, давай. – Сказал знакомый, и протянул руку, для прощального рукопожатия.
- Давай.
Дмитрий уже собрался уходить, как сзади раздался все тот же голос:
- Ах да, перед входом в промзону, купи замок. – Сказал одногруппник.
- Замок? – Удивился Дима.
- Потом узнаешь.

«Космонавт» стоял в проходных. Он показал пропуск девушке-сотруднику, и подождал, пока та его не изучит. Девушка что-то написала в пропуске и сказала:
- Назад пойдешь, у мастера подпись возьми.
Покинув проходные, Дмитрий оказался в промзоне. На этом заводе располагалось несколько государственных и частных производств, которые специализировались на создании бытовых предметов из алюминия и железа. Так же тут располагался «Центр Обслуживания Щита», в который он и направился.

Он и еще пара одногруппников, а так же несколько незнакомых ему студентов, сидели в аудитории. Они только что закончили отвечать на тесты, которые им выдали и ждали инструктажа. Одежду свою он повесил на спинку стула, а его любимая кепка с очками красовалась на столе, прикрывая собой старенький мобильный телефон. Дмитрий, от нечего делать, играл на нем в «тетрис». Сзади от скуки страдал его одногруппник, и лениво отрывал от теста кусочки бумаги, которые скатывал в комочки. Эти же комочки он тут же запускал в Диму, впрочем, без всякого злого умысла. Тот в свою очередь изредка стряхивал их с волос, и так же лениво отправлял их в лицо обидчика.
- Так! – В аудиторию зашел бодрый, усатый мужчина, лет сорока. На нем были темно-синие джинсы, и шерстяная кофта с рисунком веселого оленя. – Новенькие! – Он громко хлопнул в ладоши. – Отлично! Так.
Инструктор подошел к своему столу, быстро полистал лежащую на ней тетрадь и начал инструктаж:
- Все вы здесь собрались, что бы получить профессию «специалиста по обслуживанию Щита». Кто это такой? Это человек, который следит за состоянием щита, собирает необычные осадки, исправляет неисправности. ВАМ, вам, предстоит иметь дело с защитным костюмом, а так же многочисленными сварочными и цементирующими инструментами, изредка предстоит работа с напряжением, и управлением транспортного средства. Это ОЧЕНЬ, очень, опасная и тяжелая работа, именно поэтому к ней приспосабливаются в основном лишь мужчины. ДОМА, дома, занимайтесь спортом, качайтесь, следите за собой, потому что вам предстоит, подолгу находится в тяжелом костюме. КСТАТИ, кстати, вот он.
На этих словах он вкатил в аудиторию макет костюма, который располагался на тележке с колесами. Костюм очень был похож на скафандр, так как был очень громоздкий, и пухлый на вид. Он был оранжевого цвета, с прорезиненной поверхностью. У костюма имелся шлем, очень похожий на шлем космонавта, но устройство внутри были куда проще. На правой руке была консоль с рычажками и кнопками.
Инструктор развернул тележку с костюмом, что бы дать учащимся рассмотреть то, что находится сзади.
- СНАРУЖИ, снаружи, находится агрессивная среда, так что вы будете носить с собой запас кислорода. – Инструктор похлопал по одному из трех баллонов на спине костюма. – Теоретически снаружи дышать можно, но остается надеется, что до этого не дойдет, поскольку воздух насыщен ядовитыми природными газами. В другом баллоне у нас находится сжиженный раствор эмали, которым вы собственно и будет в основном заделывать трещины на поверхности Щита. Состав эмали не постоянен и все зависит от конкретных работ на щите ТАК, так, проверим вашу осведомленность. Кто знает чего нужно избегать на поверхности, и какие опасности вам будут ждать наверху?
В воздух поднял руку один из незнакомых Дмитрию студентов:
- Не допускать попадание песка и кислотного дождя внутрь скафандра.
- Верно! Что еще?
- Проводить дезинфекцию костюма, после смены. – Сказал одногруппник позади.
- ЕЩЕ! Еще!
- Включать магниты на ногах, если ветер усилился. – Другой.
- Верно! Это очень важно! На поверхности ветер может достигать до 90 километров в час. Внезапный порыв ветра может поднять вас в воздух и все остальное уже зависит от вашего везенья. – Инструктор сделал серьезное лицо. – Двоих унесенных ветром, мы так и не нашли. – Он выждал паузу. – Еще что?

Дмитрий и остальные ученики шли за инструктором. Они направлялись к лифту, который доставит их в панцирь. Панцирь состоял, из различных слоев метала и бетона. В центре города, непосредственно под панцирем, была создана воздушная прослойка, в которой и находился ближайший пункт, где располагались рабочие и прочие сотрудники. Там же шло обслуживание скафандров, и даже была столовая. Когда-то давно все это находилось на поверхности земли, что отнимало много времени у некоторых рабочих, которые тратили слишком много времени на поездки по генеральному лифту.
Генеральный лифт поражал своими размерами. У него имелось жесткое основание, из монументальных железобетонных столбов. Основание можно было увидеть в любой части города, настолько он был высокий. Так же, по всей видимости, он играл не последнюю роль во взятии на себя огромного веса панциря.
Скоро они оказались в лифте. Поскольку он был так же рассчитан на подъем особо тяжелых грузов, пятьдесят человек что в него зашли (помимо ученика и инструктора), были для него не проблемой. Дмитрий сел на одну из лавок, что находились вдоль его стенок. Двери, в виде решеток со скрипом захлопнулись, и подъемный механизм пришел в движение.

- КОНСТАТИН! – Закричал инструктор, когда он и Дмитрий зашли в столовую. На них никто не обратил внимания, поскольку она была большая, и в ней было довольно шумно и громко, от разговоров сотрудников и рабочих. – КОНСТАТИН! КОСТЯ!
- Да иду я, иду. – Раздалось из конца зала.
Вскоре к ним подошел солидных лет мужчина, навскидку ему можно было дать около шестидесяти лет. Он был худой, немного сутулился. Его лицо украшали старенькие очки с тонкой оправой и острые, черные усы. На волосах уже прослеживалась седина, лоб не брезговал морщинами. Одет он был, как и почти все рабочие в столовой, в синюю робу.
- Он? – Спросил Константин, посмотрев на Диму. В его голосе прослеживались нотки неудовольствия.
- Он. – Утвердительно ответил инструктор. – Знакомьтесь, твой ученик, Дмитрий, твой наставник, Константин.
- Здравствуйте. – Сухо поздоровался ученик, и пожал руку.
- Ясно. – Сказал Константин. Значит, ты иди к раздевалке, попроси, что бы тебе выдали робу. Затем спроси где шлюзы, и жди меня там. Я сейчас с мужиками доем, скоро подойду.
Дмитрий кивнул и не спеша направился к раздевалке. Инструктор и наставник остались позади, разговорившись на тему денежного долга первого перед вторым.

Он стоял в раздевалке с уложенной в стопку формой руках. В помещении было темно, освещение оставляло желать лучшего, и по какой-то причине и без того тусклая лампа ухитрилась с еле слышным треском мерцать. Вдоль стен, и рядами посреди помещения, стояли зеленые шкафчики. Тут так же имелись входы в общий душ, и туалетные комнаты.
Дмитрий нашел свой шкафчик. Открыв его, он обнаружил внутри чьи-то вещи. Судя по всему, для бывшего хозяина это был скорее мусор, который он ставил будущему владельцу «в наследство». На полке лежали черные от мазута куски мыла, куча пустых пакетов, несколько пар старых, резиновых перчаток, огромные наушники. Внизу лежал черный, грязный халат и такие же грязные от краски и эмали башмаки. Новичку понадобилось время, что выгрести весь этот мусор. Его он собрал в огромный, прозрачный пакет, что лежал там же. Он снял свою повседневную одежду, и надел синюю робу и штаны. Закрыв шкафчик, он повесил на него замок, который купил, перед тем как попал в проходные.

- Значит, тебе мы сегодня дадим скафандр номер три.
Дмитрий и наставник шли вдоль ряда скафандров. То тут, то там сновали сотрудники, что отвечали за их сохранность и работоспособность. Один из них изучал, почему не работает стеклоочиститель на шлеме.
- Когда-то в будущем можешь купить себе собственный костюм, если решишь заниматься этой работой всерьез и надолго. – Продолжил Константин. – Ага, вот и он.
Дмитрий увидел развернутый скафандр. Он фиксировался в специальном приспособлении, спина была распахнута для того что бы человек влез в него через это отверстие.
- Скафандр рассчитан на то что бы одевать, и снимать его, можно было бы в одиночку. Как это делается? – На этих словах он подошел к другому развернутому костюму. Подтянувшись на перекладине, он тем самым завис нал отверстием. Осторожно опустив ноги внутрь, он отпустил перекладину, тем самым оказавшись внутри скафандра. Так как ноги были уже внутри, он нагнулся, что бы просунуть голову в шлем, а руки в рукава. Как только это сделал, задняя стенка пришла в движение, и захлопнулась.
Константин выпрямился и тяжело ступая, подошел к новичку:
- Теперь пробуй ты. – Его голос за стеклом, звучал приглушенно.
Дмитрий неуверенно взялся за перекладину и посмотрел внутрь скафандра. Куда нужно было засовывать ноги, не было видно, из-за темноты, но выбора все равно не было. Подтянувшись, он наугад опустил ноги в внутрь, надеясь, что попадет в отверстия. Сумев зафиксировать ноги, он стал засовывать руки в рукава.
- Нет! – Раздался сзади недовольный голос Константина. – Сначала голову!
Повинуясь указаниям, он просунул сперва голову, а затем и руки. Внутри пахло резиной, а так же едва уловимым запахом хлорки.
- Сожми правую ладонь в кулак. – Голос наставника отсюда был уже еле слышен.
Как только он сделал это указание, стенка закрылась. Фиксаторы, которые удерживали костюм, разблокировались, и Дима, наконец, почувствовал в нем свободу.
Развернувшись к наставнику, он сделал несколько шагов. Ощущение были незнакомыми, с одной стороны передвигаться было тяжело, с другой, с каждым шагом костюм становился все легче т.к. ученик постепенно привыкал к нему.
- Отлично. – Раздался отчетливый голос Константина. Голос доносился из шлема, для связи с городом и другими рабочими, тут находилась радиосвязь. – Иди за мной.
К скафандру было сложно привыкнуть. На плечи давило, словно что-то инородное, нос то и дело стукался о поверхность стекла. Дмитрию показалась, что его походка выглядит крайне нелепо, но, похоже, среди сотрудников до него не было никакого дела.
Они направились к шлюзу. От места обслуживания скафандров, до него было совсем недалеко. Встав на платформу, которая должна была подняться на поверхность, Константин спросил.
- Видишь цифры в правом углу стекла?
- Нет.
- Включи бортовой компьютер. – И он показал пальцем на запястье руки, на котором было несколько кнопок.
Дмитрий включил компьютер. Справа действительно зажглись цифры. Они выводились на поверхность стекла с помощью мини проектора.
- Это информация о том, сколько кислороду у тебя осталось, сколько газа и эмали в другом баллоне. Так же пульс, и координаты.
Наставник подошел к консоли.
- Значит, сейчас мы окажемся на поверхности. Снаружи сейчас холодно, ветер, и кислотный дождь, так что получишь по полной программе. Я свожу тебя до самой простой трещины, и покажу, как ее заделывать. Никуда без меня не ходить, никакие кнопки не нажимать, ничего не трогать. Ходить будешь примагниченным, что бы тебя ненароком не унесло, тебе будет трудней передвигаться, чем мне. Все понял?
Дима кивнул, но потом понял, что его в костюме не видно и произнес:
- Понял.
- Поехали.
Пол под ногами тронулся. Металлический, круглый люк, через который они зашли, стал закрываться. Лифт, не спеша поднимал их все выше и выше. Наконец, створки над головой стали разъезжаться в стороны, и Дмитрий увидел настоящий, живой солнечный свет. Обстановка снаружи была окрашена в красно-коричневый цвет – из-за песчаной бури.
Они стояли на поверхности панциря. Стекло тут же начало терять видимость, под нарастающим слоем мокрого песка.
- Дворники включи. – Сказал наставник, и показал кнопку на запястье.
Стеклоочистители наконец заработали. Дмитрий смог в живую осмотреть поверхность Щита.
Панцирь в своей основе имел ржаво-коричневый оттенок. Частью, от разлагающегося железа, частью от мокрого песка. То тут, то там, можно было увидеть заплатки, причем самых разных форм и размеров. Ближе к входу, были гудронные, черные заплатки, чуть дальше, заплатки были едиными кусками различных сплавов, которых приварили к поверхности. Так же за заплатки являли собой окаменевшие растворы, которыми запаивали трещины.
- Пойдем. – Сказал Константин.
Ступать было тяжело. У ученика на ногах были включены магниты, так что каждый шаг давался с большим трудом.
На поверхности Щита то и дело можно было увидеть маленькие вихри из песка и маленьких камней. Периодически такие камни прилетали Дмитрию в забрало, но до него донесся лишь еле слышный, звук удара.
Помимо песчаной бури, на поверхности Щита струились ручейки кислотного дождя. Вода имела еле заметный фиолетовый оттенок. Периодически, то тут, то там, встречались небольшие лужи, в основном из-за прогибов щита. Большие лужи были невозможны, так как панцирь имел овальную форму, и вода, так или иначе, стекала с него вниз.
Дмитрий стал чувствовать, что ему становится жарко. Первая струйка пота скатилась по лбу, и предательски осталась каплей на носу.
- Ага, вот!
Константин остановился возле небольшой трещины. Из его правой руки выдвинулся небольшой щуп, которым он стал выковыривать из трещины песок. Периодически, вместе с песком, оттуда он выгребал куски ржавого железа и отколовшиеся части сварочного сырья. Покончив с этим делом, он отцепил с правой ноги устройство, напоминавшее пистолет. От пистолета, шел шланг, который соединялся с одним из баллонов на спине.
Нажав на курок, из сопла пистолета, под давлением рванула белая струя эмали. Эмаль, соприкоснувшись с поверхностью Щита, тут же застывала, быстро заполнив трещину. Во время этого действа, над местом проведения операции поднялся белый пар. Судя по всему, в жидком состоянии эмаль существовала только под определенной температурой.
- Закончим на этом. – Произнес наставник после некоторой паузы. - Некогда мне с тобой сегодня возиться.

Он стоял в раздевалке, и жадно пил холодную воду. В костюме было так жарко, что он тут же опорожнил себе на голову содержимое бутылки.

- О, пришел! – Встретила его мать. – Ну как? Сложно было?
Дмитрий, еле передвигая ноги, направился в гостиную. Не снимая одежды, он без сил упал на диван.
Мать осторожно подошла к сыну, и стала трясти его за плечо:
- Эй, ты как? Живой?
Дима, уткнувшись лицом в подушку, выжал из себя нечленораздельные звуки, и отправился мир сладкой дремоты.

День второй.

Они шли по панцирю уже минут пять. Погода, как и вчера, была так же отвратительна.
- Ага, вот он где. – Раздался через рацию, голос Константина.
Перед ними стояло транспортное средство, отдаленно напоминавшее луноход первых космонавтов на луне. Его убранство было минимальным, монолитный блок с двигателем, на котором так же крепились фары, и два кресла, которые шли друг за другом на некотором отделении. Никаких стенок, крыш и дверей. За вторым креслом располагалось подобие багажника, в виде черного контейнера с крышкой. Колеса были прорезинены, сам пацирькар, был цепью пришвартован с помощью толстой, приваренной к поверхности щита, петли.
- Садись. – Буркнул Константин.
Ученик осторожно занес ногу, и стараясь не потерять равновесие, поднялся на машину. Сев на второе сиденье, он стал пристегивать себя с помощью ремней безопасности.
Наставник отцепил от главного блока устройство, очень сильно напоминавшее геймпад. От устройства к блоку даже шел шнур. Усевшись и пристегнувшись, он с помощью джойстика завел панцирькар:
- Держись крепче.
Устройство, что отвечало за замок на цепи, щелкнуло, и цепь упала рядом с петлей, тем самым освободив машину. Панцирькар тронулся и стал набирать скорость.
- Не гоняй на большой скорости. – Сказал Константин. – Новички на нем не раз переворачивались. Всего тут четыре машины, но работают постоянно только две. Так что если навернешься где-то далеко от Генерального лифта, пеняй на себя.
Поскольку на панцире, кроме песка и камней больше ничего не было, машина ехала к месту назначения по прямой линии. В городских условиях, даже в отсутствие других машин, такие расстояния проходились бы значительно дольше.
- Пистолет работает в двух режимах. – Продолжил он. – Первый использует растворы эмали и другого сырья, для заделывания трещин. Второй, включает сварочный аппарат. Всего у тебя на спине вмещается три баллона, один для кислорода, один для сырья и один с газом.
Машину иногда подкидывало вверх. Некоторые заплатки были так грубо сделаны, что под действием кислотных дождей и температур, набухали и деформировали остальные части щита.
- Вон, видишь. – Наставник показал вглубь бури пальцем. – Герой у нас тут один был.
Дмитрий сощурил глаза и пригляделся. Они проехали мимо перевернувшегося панцирькара. Его днище теперь хвасталось ржавой дырой, а сдутые шины, свисали, будто были какой-то тряпкой.
Вскоре они остановились возле трещины. Она была очень длинная, по ширине примерно с кулак и забита мусором и песком. Некоторая часть трещины уже была заделана кем-то ранее, судя по всему, некоторые трещины приходится устранять по нескольку дней.
Они сошли с машины и стали осматриваться. Казалось, наставник о чем-то недовольно бурчал себе под нос, с выключенной рацией. Открыв багажник, он стал извлекать оттуда нечто похожее на полиэтиленовую трубу, которая дома отвечала за доставку воды в санузлы. Труба очень легко гнулась, и не была полой.
- Ножницы возьми, и разрежь здесь.
Ученик достал из багажника мощные ножницы, и перерезал трубу в указываемом месте. Это далось ему легко, словно перерезал он какой-то пластилин.
- Называется эта вещь – парафилен. – Сказал он.
Щупом он стал выковыривать из трещины песок. Дмитрий стоял рядом, и внимательно наблюдал за всем, что делает наставник.
Расчистив некоторое пространство в трещине (почти под длину отрезанного парафилена), из правой руки Константина, выдвинулся другой щуп, взамен старого. Он отличался тем, что имел грубую, черную щетку. Отчистив трещину еще и щеткой, конец щупа стал извергать сжатый воздух, окончательно сдувая останки песка из трещины. Полностью от него избавится, не представляло возможным, поскольку песчаную бурю никто не отменял.
Константин стал просовывать в трещину парафилен, тот же, в свою очередь, подстраивался под ее изгибы. В те места, куда он не пролезал, наставник вбивал его сильным ударом ноги. Парафилен с легкостью деформировался, так или иначе, заполняя собой пространство щели.
Затем наставник достал пистолет и навел его на трещину. Включив сварочный режим, он стал водить огнем по месту операции. Парафилен начинал плавиться, и одновременно расширятся, заполняя собой все щели. Поскольку он, так или иначе, стал возвышаться над поверхностью щита, рабочий размазал его по поверхности, ногой. Затем он включил второй режим пистолета, и покрыл место операции слоем эмали.
- Теперь ты.

День пятый.

- Ну как нравится тебе у нас? – Обратился к Дмитрию круглолицый, бритый человек которого местные называли «Серым».
Они находились в столовой, помимо их двоих, рядом с ними сидело и уплетало еду еще несколько человек. В основном в столовой сидели люди солидного возраста, ровесников Дмитрия можно было пересчитать по пальцам.
Ученик неопределенно пожал плечами. Серый гоготнул, и ткнул локтем своего соседа:
- Еще не определился!
Дмитрий пострел на то с чем ему предстояло разделаться. Два алюминиевых тюбика с широкими горлышками, один вмещал в себя салатную массу, другой, нечто похожее на мясную сою. Так же его ждала питательная масса из картошки, грибов и укропа, аккуратно упакованной все ту же алюминиевою, квадратную упаковку. Он не торопясь стал вываливать и выжимать содержимое тюбиков и упаковки себе в тарелку. В граненом стакане с поддоном, был самый простой чай.
Позади Серого появился Константин и хлопнул его по плечу:
- Здорово Серега! Как жизнь?
Сергей обернулся, и его лицо расплылось в улыбке:
- Костя! Нормально, сам-то как?
- Рация в костюме барахлить начала. – Константин со своим подносом, на котором располагалась еда, сел рядом. – Может придумаешь чего?
- Да, конечно, сразу надо было говорить. – Серый не без труда проглотил кусок картошки. – Я же этим здесь и занимаюсь.
- Что-то я редко тебя видеть стал.
- Ну конечно редко? Сам-то постоянно пропадаешь на Щите. Не устаешь, нет?
- Да что-то трещин все больше и больше появляться стало. Надо доложить начальству, может что-то глобальное с ним происходит.
- Ты смотри, не перенапрягайся, а то Мурена мерещится начнет.
- Да… - Константин отмахнулся.
- А кто такая Мурена? – Неожиданно сам для себя, спросил Дмитрий.
Серый тоже, казалось, не ожидал такого вопроса. Он посмотрел на Дмитрия словно впервые его увидел, а потом нагнулся через стол поближе к собеседнику, и стал говорить тихим голосом:
- Лет тридцать назад, сюда приезжала дочка какого-то шишки, на экскурсию. В общем звезданулась она с перекладины, и вниз упала. Прямо по крыше дома размазало. Нашли ее когда, почему-то не обнаружили на ней одежды. Скандал был огромный, очень темная история и до сих пор точно не понятно, что точно произошло. Но с тех пор женщин на панцирь и сюда, работать не допускают, формально по причине сложности работ. Мурена ее звали. Некоторые клянутся, что видели ее на панцире. Говорят, она мстит рабочим и уводит их в песчаную бурю. – Он откинулся назад. – В общем, призрак, местная легенда.
- Ммм. – Многозначительно промычал Дмитрий, и казалось, задумался.

День седьмой.

Песчаная буря на Щите не стихала. Однако впервые за все время, кислотный дождь перестал идти, и песок был сухим.
Дмитрий и Константин стояли возле кислотной лужи. Второй окунул щуп в лужу, и переключил режим. Щуп стал втягивать воду, через тонкий шланг, отправляя ее в другое место.
Дмитрий нажал на кнопку активации своего устройства, на запястье. Так же как и наставник, он стал откачивать воду. В скором времени, когда воды почти не осталось, щуп они стали просовывать в трещины, выкачивая воду и оттуда. Процедура заняла долгое время, от чего спина у ученика просто взвыла, и он то и дело старался выпрямляться
Константин достал из багажника панцирькара, черные, квадратные листы, с ребром примерно в метр. Состояли они из гибкого материала, отдаленно напоминавшее гудрон. Наставник стал бросать их на место скопления мелких, но частых трещин, как раз в том месте, где когда-то была лужа. Придавив лист ногой, он включил сварочный аппарат.
Ученик делал то же самое. Бросив лист на проблемное место, он стал прожигать его струей огня. Лист размягчался, и немного проникал в трещины, но не терял свою целостность. Что бы он крепко держался, нужно было кропотливо пройтись сварочным аппаратом вдоль края листа, а так же, немного по всей поверхности.
- Ну что ты делаешь!? – Гневно воскликнул наставник и отстранил рукой Диму. Константин стал втаптывать лист ногами, избавляясь от пузырей и воздушной подушки, что образовалось под ним.

День тридцатый.

Дмитрий направлялся домой возле смены. Он периодически доставал из кармана пальто бумажку, в которой значилась сумма заработанных денег. Это была его первая в жизни зарплата, и та сумма, которую ему заплатили, приводило его в восторг, пусть даже она и составляла примерно 1/20, от той, что, по всей видимости, зарабатывает Константин.
Его взгляд привлек новенький магазин, что появился неподалеку от его родного дома. На магазине красовалась вывеска «Растения».
Внутри его ждали сотни и сотни видов кактусов. Крохотные, что могли поместиться на ладони, огромные, с человеческий рост, фиолетовый кактус, кактус с красной «бомбошкой», кривые кактусы, гибриды кактуса и дерева. В самом углу магазина ютилась маленькая, чахлая елочка. Других растений внутри не было.
Он выбрал маленький кактус, в небольшом глиняном горшке. Попытавшись потрогать его иголки, он почувствовал боль. На указательном пальце стала расти капля крови.

День сороковой.

- А что начальство? Ему море по колено, хоть что говори, в лепешку расшибется лишь бы не и копейки не платить за обслуживание. – Возмущался Константин.
Дмитрий и наставник ехали в Генеральном лифте, и разговорились на тему образовавшейся дыры в полу столовой.
- Там ведь, по сути, должны все работы остановить, что провести ревизии всего остального этажа?
Константин лишь недовольно крякнул, и махнул рукой.
- Кстати, по-моему, у пацирькара, шину спустило. – Сказал Дмитрий.
- А я им еще два месяца назад говорил. Похоже, они будут тянуть время пока все машины сдохнут.
- Может у Серого что-то попросить? Может у него шина завалялась вместе с насосом?
- А они похоже на это и рассчитывают. Что бы мы сами занимались всей этой лабудой, в свободное от работы время. Вот раньше, все по-другому было. Начальник у нас был, мастер на все руки, золотой человек! Помню, когда техник заболел, приходил и помогал обслуживать скафандры. Весь в мазуте перемазался, но счастливый быыыл. Эх. – Наставник очень сильно сокрушался. – А сын его что? На любой возможности деньги пилит. Батя его как коньки откинул, так сразу все наперекосяк пошло. Вот у нас теперь столовые и проваливаются. Хорошо хоть никого там не было, а то бы придушили бы засранца голыми руками.
- Я кстати арбуз раздобыл. – Дмитрий показал ему содержимое пакета, где действительно красовался арбуз. – Слопаем в честь день рожденья Миши.
- А Миша, это который?
- Который диспетчер.

День сорок пятый.

Створки над головой открылись, и Дмитрий буквально ослеп от света. Не веря собственным глазам, осматривал окрестности. Никакой песчаной бури и дождя. Солнце ярко освещало панцирь, и изменило его совершенно до неузнаваемости. Если он раньше казался мрачным и ржавым, то теперь переливался цветами радуги, и отражал блики солнца. Когда-то мрачные, темные лужи, теперь были голубыми, словно под свет неба. Сильный ветер осушил песок, и сдул его с поверхности, вместе с мелкими камнями.
Сегодня ученик впервые вышел на работу без наставника, поскольку у того сегодня был выходной. Он уселся на первое место в панцирькаре, и взял джойстик в руки. Сперва он включил малую скорость, что бы прочувствовать, как движется машина. Затем он стал нарезать круги вокруг входа, что приноровится к управлению. Это далось ему легко, т.к. джойстик походил на тот, с каким он играл у себя дома в видеоигры.
- Раз уже сегодня такой день, лучше отложи пока дела и проверь все состояние щита. – Раздался из рации голос диспетчера.
- Как скажешь, Миша. – Ответил Дмитрий.
- Машиной-то, управлять умеешь?
- Уже еду.
Дмитрий поехал к одному из углов щита, сверяясь по координатам. Его край отсюда было еле-еле видно. По дороге он осматривался по сторонам, в поисках опасных трещин, но ничего примечательного пока не заметил. Где-то вдали он заметил коричневую точку – скорее всего это был перевернутый панцирькар. Так же, по дороге, он впервые встретил другие объекты на поверхности – несколько антенн, в человеческий рост.
С краю панциря, он впервые смог воочию оглядеть окрестности. Поскольку тут наклон очень сильно увеличивался, машину он оставил позади, а сам включил на ногах магниты.
Вокруг города находились огромные, красные скалы, что частично защищали его от ветра. Осторожно посмотрев вниз, он увидел в отдалении распаханную землю, по которой передвигались черные точки – механизированные роботы, что сеяли и собирали урожай.
Дмитрий залез обратно в машину, и поехал к противоположному углу.
Машину трясло на многочисленных кочках и ухабах. Поскольку такая погода автоматически давала хорошее настроение, Дмитрий не стеснялся делать заносы на лужах, и наблюдать как брызги разлетаются во все стороны.
Через час он достиг другого угла панциря. Тут можно было увидеть, как в отделении мерцает огромная глыба льда, что доставили сюда с орбиты. Глыба была настолько огромной, что по величание была в десять раз больше всего города, вместе с панцирем. Но находилась она далеко, так что разглядеть ее хорошо не представлялось возможным.
Рукой он спрятал от себя Солнце и посмотрел на небо. Наконец-то можно было увидеть два спутника одновременно, Фобос и Деймос. Где-то там, далеко, на орбите Марса, должен проносится огромный шар из углеводородов, что доставили сюда с Титана.

День пятьдесят третий.

Ветер был такой силы, сносил машину. Дождь и песок били в стекло шлема беспощадно, почти полностью перекрывая зрение. Дворники не справлялись с такой интенсивностью природы. Константин, похоже, опять матерился, судя по приглушенным звукам из скафандра.
- Без… Чертов… И сварку… - Раздался из динамиков голос Константина, но его речь то и дела пропадала в помехах.
- Что? Я вас не слышу. - Сказал Дмитрий.
- Будешь… Серый…
Дмитрию ничего не оставалось кроме как отрицательно покачать головой. Наставник разочарованно махнул рукой, как бы говоря, что нет смысла тратить время на такие переговоры.
В машину они садится не стали, так как без петли, на месте назначения, ее могло снести ветром. Включив магниты, они направились к трещине пешком, предварительно захватив с собой несколько кусков парафилена.
Идти было тяжело. Казалось, прошла целая вечность, но судя по бортовому компьютеру, прошло всего пять минут. Ноги стали ныть, а температура внутри скафандра повышаться. На запястье, Дмитрий, попытался отрегулировать температуру, но похоже костюм был слишком старый, что бы эта функция работала хорошо. Тело взмокло.
Из бури ему в лицо прилетел огромный булыжник. За стеклом он почти ничего не почувствовал, но очень сильно испугался и от неожиданности потерял равновесие и упал. Парафилен, что он держал в руках, тут же улетел неизвестном направлении, стоило ему чуть-чуть потерять хватку. Константин ничего не заметил, и продолжил путь.
- Подождите! Подождите! – Закричал ученик, но тот его не слышал.
Дима перевернулся на живот и медленно, при помощи рук, он наконец-то смог наконец подняться на ноги.
Наставник скрылся и виду. Буря была настолько сильной, что видимость составляла от силы пятнадцать шагов.
- Константин! Константин! – Дмитрий отчаянно пытался связаться с наставником по рации, но тщетно.
Совершенно потерянный, он как никогда осознал свою беспомощность. Оглядываясь по сторонам, он видел лишь одну и ту же картину – темно-коричневую стену из песка.
Затем он вспомнил о бортовом компьютере. Помимо координат, в которых показано его местоположение относительно панциря, в нем так же указывалось направление до другого скафандра, чей бортовой компьютер был активирован. Дмитрий тут же побежал в ту сторону. Что бы хоть как-то прибавить скорость, ему пришлось убавить мощность магнитов на ногах.
Наконец перед ним возникла фигура скафандра Константина. Тот, по всей видимости, заметил, что его ученик отстал, и пошел обратно. Поравнявшись с ним, он что-то кричал, но Дмитрий слышал лишь глухой, еле различимый голос. Рация, похоже, окончательно вышла из строя.
- Что? Я не слышу.
Наконец Константин постучал пальцем по стеклу шлема практиканта. Тот только теперь заметил, что в том месте, куда ударил булыжник, теперь были трещины.
- О черт. – Молвил он. – О черт.
Наставник что-то пытался сказать ему, и отчаянно жестикулировал.
- Что? – Пытался понять Дмитрий.
Он все так же настойчиво показывал пальцем в сторону входа, а затем и вовсе стал навязчиво подталкивать практиканта.
- Вы хотите, что бы я ушел? Вы хотите, что бы я вернулся? – Спросил Дмитрий, и показал сперва на трещину в стекле, а затем в направлении, куда и показывал собеседник.
Константин показал большой палец. Похоже, к такой погоде он привык, и был твердо намерен закончить работу.
- Хорошо. Я ухожу. – Он стал идти назад.
Наставник помахал ему на прощание рукой, и снова скрылся во тьме.
Дима направился назад. Ориентируясь по бортовому компьютеру, он спустя пятнадцать минут, наконец, достиг выхода. Встав на платформу, он с помощью консоли включил лифт.
Лифт сегодня работал странно. Со скрежетом, который было слышно даже в скафандре, он медленней, чем обычно, стал опускаться вниз. Проехав половину пути, он на секунду остановился, на некоторое время, и продолжил свой путь рывками. От таких толчков, он чуть не потерял равновесие, но все же устоял на ногах.
Наконец лифт достиг места назначения, и Дима непонимающе покачав головой, сошел с платформы. Рядом с платформой находилось место, где производилась дезинфекция. Активировав ее в консоли, он встал под струю появившейся воды, с очистительными примесями. Ноги, которые то и дело пачкались в эмали и прочих смесях, он подставил их другую струю, и стал сдирать, с помощью решетки, что находилась на полу, застывшую на ногах, эмальную корку.
Покончив с этим делом, он наконец вышел в зал со скафандрами. Зафиксировав костюм на специальных захватах, он сжал правый кулак, тем самым раскрыв его.
После того как он из него вылез, он принялся разминаться. Суставы по всему телу хрустели, особенно спина, на которую ложилось немало ответственности.
- Серый! Серый! – Стал звать Дмитрий.
Из груды поваленных в кучу скафандров, наружу выглянула голова Сергея.
- У меня трещина на стекле появилась.
- Трещина? Чего?
- Камень в лицо прилетел.
- Ну ничего себе. – Удивился Серый. – Ты извини, у меня сейчас готовых скафандров нет. А Костя где?
- Там остался. Я без него вернулся.
- Этого похоже только могила исправит. – Покачал головой Серый.
Дмитрий оставил рапорт о рабочем дне, и направился в раздевалку.

На следующий день.

Дмитрий качался на стуле, в комнате отдыха и читал журналы по садоводству. Тут же располагались несколько диванов, столов и телевизор. На одном из диванов валялся Серый и храпел.
В комнату зашел знакомый Дмитрию сотрудник из диспетчерской, с характерной гарнитурой на голове:
- Ладно, иди один, что-то Костя задерживается.
Ученик отложил наскучивший ему журнал и направился к скафандрам. Ждал он своего наставника около часа.

Погода была не такая сильная, как вчера, но видимость все равно была отвратительная. Дмитрий оседлал машину и поехал к очередной трещине.
- Датчики говорят, что там серьезная пробоина. – Сказал Миша по рации. – Возможно даже метеорит.
Дмитрий чуть не врезался в антенну, поскольку забыл, что она тут находится. Решив не испытывать судьбу, он чуть-чуть сбавил скорость.
Спустя пятнадцать минут, он слез и начал осматривать окрестности. Трещин было много особенно маленьких. Поскольку дождя сегодня не было, он тут же достал несколько листов, и начал припаивать их к поверхности. Ветер то и дело пытался унести листы, но ученик отыскал небольшой камень и придавил их.
Всего он расправился с пятью листами. Работа была монотонной и долгой, так что от постоянных нагибаний над листом, стала болеть спина. Он даже стал подумывать о том, что бы устроить модификацию сварочному аппарату, что бы работать им можно было стоя.
Вскоре его внимание привлекло круглая черная область в отдалении. Подойдя к ней, он обнаружил пробоину, о которой говорил диспетчер. Диаметром она была примерно с кулак. Из панцирькара ему пришлась добыть новое заплаточное устройство, которым он никогда не пользовался. Он был скорее похож на рождественскую игрушку, и, в общем и целом, представлял из себя парафилен, в форме шара на веревочке. Таких шаров в багажнике было несколько, все с разными диаметрами. Он выбрал тот что был чуть меньше отверстия, и направился к месту аварии.
Расчистив щупом отверстие от песка и ржавчины, ему так же пришлось воспользоваться ножницами, что бы избавится от неудобного куска металла, который мешал проходу шара. Опустив шар внутрь, и поддерживая его за огнеупорную нить, он сварочным аппаратом стал разогревать шар. Шар тут же стал набухать и заполнять собой все пространство. Покончив с этим, он накрыл место операции очередным листом, и продолжил стандартную операцию.
- Нашел место пробоины. Повреждение незначительное и было устранено.
- Принято. – Ответил Миша.
Спустя четыре часа работы, он направился к шлюзу. Тело ныло от усталости, шея затекла, а сам он вспотел как черт. Панцирькар то и дело подскакивал на кочках, так как Дмитрий потерял реакцию и не обращал внимания на особо опасные места. Впереди он увидел силуэт антенны, и начал его объезжать. Однако силуэт вел себя необычно, словно не стоял на месте, а двигался.
Дмитрий насторожился и остановил машину. Силуэт определенно двигался, однако невозможно было разобрать и его малейших деталей.
- Миша. Миша. – Он включил рацию.
- Да, я слушаю. – Ответили ему на другой стороне провода.
- Со мной еще кто-то на панцире сегодня работает?
Из динамиков раздался звук шуршащей бумаги:
- Судя по записям, пока только ты один. А что?
- Ничего.
Ученику стало не по себе. Силуэт был уже еле различим, но Дмитрий не решался отправиться в погоню. Он невольно вспомнил про Мурену, про которую говорил Серый, и вот тут ему стало совсем страшно. Снова набрав скорость, он поспешил к шлюзу. Чуть не проехав мимо него на полной скорости, он быстро слез с машины, и пристигнул ее к цепи. Затем так же быстро направился к платформе, озираясь по сторонам. Вокруг все так же бушевала песчаная стихия, а в довесок к тому пошел дождь, что усугубляло видимость.
Встав на платформу, он подошел к консоли и включил лифт. Однако тот не спешил опускаться, сколько бы Дмитрий не нажимал на кнопку. Он снова стал озираться по сторонам. Казалось на секунду, он краем глаза заметил что-то, посреди песчаной бури. Однако что бы это ни было, оно тут же исчезло. К горлу подступил комок.
- Диспетчер, лифт не работает.
Ему не ответили стразу, от чего нервы стали сдавать. Наконец через минуту динамики донесли:
- Ты уверен? Может ты, что-то не так делаешь?
- Достаньте меня отсюда немедленно. – Дмитрий заметил, как изменился его голос, он словно погрубел и стал сухим.
- Что-то случилось? Сейчас попробую включить его снизу.
Он снова стал смотреть по сторонам. Машинально взял в руку пистолет и включил режим сварочного аппарата.
Песчаная буря, была все так же непроницаема и молчалива. Лишь мелкие камушки то и дело стукались об стекло скафандра, создавая неповторимые звуки вечного напоминания опасности. Наконец платформа под ногами дрогнула и пошла вниз. Как и в прошлый раз, двигалась она аномально, рывками.
- Ты в порядке? – Спросил его внизу диспетчер. – На тебе лица нет.
- Ерунда.
В коридоре он встретил Серого, и передал ему о неполадках с лифтом.

На следующий день.

Миша, Серый и Дмитрий, склонились над журналом с растениями, и внимательно рассматривали виды земной клубники. Серый перевернул страницу и перед их взглядами предстал арбуз.
- Ты звонил ему домой? – Обратился Миша к Сергею.
- А должен был? – Удивился тот.
Дмитрий перевернул страницу, и они стали рассматривать виноград.
- Может он заболел? – После некоторого молчанья сказал Серый.
Дмитрий снова перелистнул станицу. Цена за бананы, заставила всех троих побледнеть.

Дмитрий смотрел в одну точку, перед собой. Панцирькар он остановил, минут пять назад, но до сих пор с него не слез. Его бил озноб. Температура внутри скафандра запредельно повысилась. Он тяжело дышал.
Он готов был поклясться, что когда ехал к очередной трещине, краем глаза заметил чье-то лежащее тело на поверхности щита. После этого, он просто ехал вперед, пытаясь осмыслить увиденное.
Наконец, он взял себя в руки, и включил задний ход. Озноб еще не прошел. Бортовой компьютер сообщал о крайне высокой скорости сердцебиения. Машина ехала назад медленно, и он повернул голову в сторону предполагаемого места.
Наконец он увидел ЭТО, и остановил машину. Сквозь бурю песка отчетливо был виден контур человека. Он не двигался.
Дмитрий отстегнул пистолет, и слез с машины. Медленно он подходил к телу, готовый в любой момент убежать прочь или пойти в атаку. Тело становилось более отчетливо видно. Это был скафандр, обращенный взором вверх.
Дмитрий осторожно пнул человека, но тот не шелохнулся. Что-то показалось странным, словно нога не встретила никакого сопротивления. Нагнувшись поближе, он попытался рассмотреть лицо, но никого внутри не обнаружил. Скафандр был пустой.

Вокруг находки, казалось, столпились все сотрудники Щита. Они положили его посреди коридора и с любопытством его разглядывали. Это был самый обычный скафандр, в котором Дмитрий каждый выходил на работу.
Серый наконец появился в толпе, и стал его изучать. Присев, он стал обращать внимание на нашивки, с номерами и мелкие детали прорезиненной обшивки. Затем перевернул его и осмотрел на газовые баллоны на спине. Снова поднялся на ноги, и после некоторой паузы, мрачно произнес:
- Это скафандр Константина.

На следующий день.

На работу пришли следователи. Один из них сейчас проводил собеседование с Дмитрием. Расспрашивал о наставнике, как сильно они были знакомы, и насколько хорошо он его знал.
- Разве работать у вас в одиночку, это по регламенту? - Спросил он.
- Вполне обычная ситуация. Я сам работал в одиночку, до этого случая.
- Ясно.
Следователь вглядывался своими холодными глазами в собеседника. Он был одет в коричневую, кожаную куртку, а на голове разместился черная кепка-берет. На лице красовалась серая щетина, на вид ему было около сорока пяти.
- Значит, вы говорите, вам в лицо прилетел камень, и вы покинули своего спутника?
- Это так.
- То есть сразу же взяли и ушли? Просто из-за какого-то камня?
- Он оставил трещину на стекле. С напарником я после удара увиделся. – Дмитрий словно чувствовал, как следователь сверлит его глазами насквозь. - Это он настоял, что бы я ушел.
- Вот как? – Следователь изобразил удивление.

Дмитрий шел по улице, уткнувшись взглядом в металлический тротуар. Его голова была совершенно пуста, внутри не было никаких мыслей.
Словно робот, он не осознавая, что делает, зашел в свою новою квартиру. Его новый дом представлял из себя нагромождение подобий гаражей. Оказавшись в своей комнате, он остановился с ключами в руках. Стоя в обуви, и так и не раздевшись, он молча застыл на месте, словно чем-то оглушенный.

- Значит, вы говорите, что расстались с ним после этого случая и пошли назад? – Продолжил следователь. – Что-то показалось вам странным? Может что-то в его поведении? Его скафандр может тоже получил какие-то повреждения?
- Рация не работала. – Тихо сказал Дмитрий. – Оно у него шалила некоторое время до этого, но в тот раз окончательно вышла из строя.
- Вы кому-нибудь говорили о сломанной рации?
- Я нет. Он да.
- И кому же?
Ученик замер в нерешительности. Он только что осознал, что в этой истории будет виновник.
- Кто? – Повторил следователь.
- Серы… Сергей. Наш техник.
- Хм… - Следователь записал что-то в своем блокноте.
- Больше ничего странного вы в тот день не заметили?
- Нет.
- Понятно. Значит, на следующий день вы проводили работу как обычно?
- Это так.
- Ничего странного не заметили?
Словно комок застрял в горле Дмитрия. Он вспомнил Мурену.
- Нет ничего такого.
- Я разговаривал с техником. Он сказал, что вчера вызов лифта сверху не работал. Это вы сообщили диспетчеру.
- Это так.
- То есть можно предположить, что ЗА ДЕНЬ до этого, лифт отказал так же, и просто не пустил Константина внутрь. В совокупности со сломанной рацией, это дало весьма трагичный результат.
Дмитрий внимательно изучал металлический пол. Его сердцебиение повысилось.
- Скажите, когда вы покинули Константина, лифт работал?
- …Да.
- И вы не заметили ничего странного в его поведении?

Дмитрий набрал воды из под крана, в кружку. Он уже разделся, однако пальто вместо привычной вешалки, валялось на полу. Дмитрий подошел к окну и пил воду. Его бил озноб. Оставив немного воды на дне, он полил ею недавно купленный кактус, что стоял на подоконнике.

- Нет. Ничего подозрительного.
- Ясно. – Сказал следователь. – Спасибо за помощь.
Он на прощание, формально, чуть приподнял свой берет, и что-то напевая себе под нос, скрылся в коридоре.

День семьдесят второй.

Дмитрий обернулся и убедился, что двое учеников идут за ним. Они были одеты в новые скафандры, что закупили сразу после трагедии, один был покрашен в красный цвет, другой в синий.
- Включите магниты. – Приказал он. В правой руке он нес канистру.
Буря не утихала уже который день. Сегодня дождь был сильнее, чем обычно, так что ноги фактически ходили по бесконечному количеству ручьев.
- Сегодня мы должны найти панцирькар. – Сказал он. – В предыдущий раз у одного из наших рабочих кончилось топливо, так что ему пришлось оставить его и добираться пешком.
Они направлялись к указанному на координатах месту уже двадцать минут. Как назло, панцирькар вышел из строя на большом отдалении от шлюза.
Дмитрий снова обернулся. Один из учеников шел позади с большим отставанием, в то время как второй шел совсем рядом.
- Почему он от тебя отстал?
- Я-то откуда знаю. – Ответил ученик, в синем.
Новоиспеченный наставник, присмотрелся к его походке:
- Я же сказал включить магниты.
- Да ладно, ветер же не такой сильный.
- Я сказал, включи магниты! – Закричал Дмитрий.
Ученик даже опешил.
- Хорошо, хорошо. Не надо так напрягаться.
- Еще раз что-нибудь в этом духе выкинешь, я напишу рапорт о твоей полнейшей неспособности к этой работе.
- Мы идем или как? – Спросил ученик в красном.
После того случая с Константином, начальство устроило тотальную ревизию. Эксперты пришли к выводу, что в общем и целом «Центр обслуживания Щита» находится в плачевном состоянии. Примерно половину персонала уволили, что бы сократить издержки, и повысить зарплату остальным. Серого посадили на пять лет, впрочем была велика вероятность что через год его ему заменят наказание на условное.
- О, вот и он. – Сказал Красный.
Ученики подошли к панцирькару, и стали его изучать. Дмитрий стоял позади и ждал пока до них дойдет, что это была не та машина.
- Что-то он какой-то совсем раздолбанный. – Наконец изрек Синий.
- Слушай, а как мы его назад потащим? Да у него в днище дыра! – Воскликнул другой.
- На координаты посмотрите! – Дмитрий начал выходить из себя.
- О, точно. Нам же еще дальше идти.
Одновременно с ревизией, выяснилось, что сам панцирь находится в неподобающем состоянии, и необходимо было быстро увеличить количество рабочих. Поскольку квалифицированного персонала стало не хватать, Дмитрий резко взлетел по карьерной лестнице, и стал получать зарплату больше своей матери в два раза. Ему каждый день приходилось обучать по два-три новичков.
Вскоре они нашли брошенный панцирькар.
- Держи. – Дмитрий передал Красному канистру. – Твоя задача, наполнить баки топливом.
Ученики неумело, и не без труда открыли крышку бензобака. Затем красный стал поддерживать канистру на уровне отверстия, а второй засунул туда шланг.
- Старайтесь не допускать попадания внутрь песка и дождя. – Напомнил им наставник.
Они стояли так еще три минуты, пока топливо в канистре, наконец, не закончилось. Затем, Синий, закинул ее в багажник.
- Теперь ваша задача отконвоировать машину к шлюзу. Потом можете самостоятельно возвращаться.
Ученики немного пободались за право сидеть на первом месте, но после, опасаясь гнева Дмитрия, стали пристегиваться.
- А как же вы? – Спросил Синий.
- Я пешком пойду.
- Да вы встаньте сзади, и держитесь крепче, мы медленно поедем.
- Еще чего придумаешь?
- Ну как знаете.
- Не ходите поодиночке. Если придете по отдельности, я вас местный песок жрать заставлю.
Дмитрий остался в одиночестве. Оглядевшись по сторонам, он заметил новенькую трещину. Отстегнув пистолет, он стал заделывать ее эмалью.
Впереди появился силуэт. Дмитрий насторожился. Он медленно поднялся в полный рост и стал вглядываться вглубь песчаной бури. Впереди определенно что-то было. Опять Мурена?
Он сделал несколько шагов вперед, но остановился. Силуэт становился все отчетливей. Стало заметно, что силуэт преобладал, синим цветом.
- Какого черта вы делаете!? – Гневно воскликнул Дмитрий в рацию.
- Ничего мы не делам. – Ответил Синий.
- Мы уже у шлюза, оба. Что-то случилось? – Подтвердил Красный.
Силуэт настойчиво приближался. Дмитрий судорожно включил сварочный аппарат и направил его в сторону призрака. Он испугано попятился назад и стал материться.
- Пошла прочь!
Это был человек. Он был одет в синюю робу. Его кожа была покрыта красными волдырями и ожогами. Там где должно было, находится лицо, теперь было красное, распухшее от кислотного дождя и бури месиво. У него были очки, но не было глаз. Это были очки Константина.
- Нет. – Дмитрий не верил своим глазам. – Нет.
Константин протянул к нему свою изуродованную, костлявую руку:
- ЭТО ТЫ ВО ВСЕМ ВИНОВАТ! – Гневно воскликнуло существо.
Дмитрий проснулся и резко выпрямился на кровати. Он вспотел, но при этом его бил озноб. Сердце учащенно стучалось в грудной клетке.
Опустив ноги на пол, он не смог сразу встать. Его ноги дрожали, как и все тело. Опираясь об стену, он еле как добрался до раковины и включил воду. Ополоснув лицо, и прядя в себя, он направился к холодильнику, где на магнитах были прицеплены бумажки с номерами телефонов. Наконец, найдя нужный, он взял телефон в руку и стал набирать номер.
- Диспетчерская «Обслуживания Щита» слушает. Это ты, Дмитрий?
- Я увольняюсь.

Три месяца спустя.

В магазин зашел очередной клиент. Это был средних лет мужчина, в черном пальто, очках с черной оправой, в руке он нес чемодан. Человек явно не знал что конкретно ему нужно, судя по тому, как он беспомощно озирался по сторонам. От одного особо свирепого на вид кактуса, он шарахнулся в страхе.
- Вам что-то подсказать? – Спросил Дмитрий.
- Да я вот растение ищу, какое-нибудь благородное, девушке, понимаете?
- Боюсь у нас более ограниченный выбор. Сами понимаете, на Марсе с растениями туго, на плодородную землю очень суровые квоты, так что вам нужно искать особо привилегированные цветочные магазины.
- Вот незадача. – Клиент почесал голову. – А я уже купил розу, заплатил бешеные деньги, а она зараза, сломалась. – Он достал из чемодана сверток газеты и положил на прилавок. Из свертка, выкатилась головка красной розы.
- Может кактус ей подарить что ли. – Изрек мужчина. – А, ладно, придется ограничиться конфетами. – Он улыбнулся напоследок, кивнул, и вышел из магазина.
Дмитрий взял сверток газеты, что бы выбросить его, но тут же почувствовал острую боль. Он совершенно забыл, что у розы есть шипы. Он сжал свои ладони, и чертыхаясь, направился к раковине.
Вода неспешным журчанием струилась из крана. Дмитрий, молча, рассматривал свои руки. Они были в крови. Словно увидев их в первый раз, он медленно сжимал и разжимал пальцы. В магазине было очень тихо.

Исправлено: Zemfirot, 05 марта 2014, 00:19

lfm tw | 4F в Steam

KakTyc

19 марта 2014, 22:57

Я прочту тебя полностью...

LV6

Стаж: 7 лет

Постов: 1066

Okami

мысли

Продолжаем второй тур.
Дабы не плодить много букв (да и в один пост не поместится Т___Т) выложила на дайре. Оттуда он никуда не денется.
Возвращение (часть 1)
Возвращение (часть 2)

За любой кипиш окромя голодовки!

Balzamo

04 апреля 2014, 18:09

Plus Ultra

LV9

Стаж: 13 лет

Постов: 4657


		Balzamos
		Balzamo

Metal Gear Solid V: The Phantom Pain

Генрик Сенкевич - Quo Vadis

Высшее предназначение

Они любили звезды.
Любили бесконечные узоры астеризмов, нежное сияние зыбких туманностей, разноцветные шарики неповторяющихся планет. Даже необъятный космический мрак они любили. Когда их корабль несся в искрящейся пустоте, они часто прижимались друг к другу и наслаждались живым теплом вопреки холоду вселенной.
И друг друга они любили тоже.
Может из-за этого прекрасного чувства единения среди мертвого космоса они и стали исследователями.
Его звали Аргус, а её Эстелла.
Вместе они были командой частного исследовательского судна "Неаполь", которое как раз подлетало к планетной системе Дельты Рыжей Змеи.
- Краснее нашего. - Задумчиво произнесла Эстелла, глядя на звезду сквозь затемненное стекло иллюминатора. – Думаешь, найдем что-нибудь?
- Почему бы и нет. - Аргус оттолкнулся от своего кресла и подлетел к девушке. - В системе шесть планет. Две в зеленой зоне.
- Какая она все-таки красная. Мне было бы жутковато под такой жить.
- Звезда как звезда. - Аргус зевнул. - Пошли поедим. Через пару часов мы будем у первой планеты.
Эстелла с видимым трудом оторвала взгляд от пламени алого светила и улыбнулась, игриво прищурив карие глаза.
- Больше ничего не хочешь перед заходом на орбиту?
- Да, нет. - Аргус тоже заулыбался. - Может быть после?
Девушка пожала плечами и, грациозно оттолкнувшись от пристенного поручня, покинула рубку.

Она не умерла, не могла умереть. Но погрузилась в тягучую дрему.
По привычке, без усилий, контролировала работу старых реакторов, удерживая их в экономном режиме, следила за состоянием усталых механизмов, взрыхляла, совсем как в былые времена, огородный грунт и засаживала его овощами и злаками. Ухаживала за фермами, удерживая популяцию мясных животных на одном уровне.
Она начинала понимать, что все это бесполезно, что вся эта рутина никому и не будет нужна. Никому. И что все это, рано или поздно, кончится непременной смертью. Но смерть хуже, чем дрема. Гораздо.

- А эта будет интереснее, чем первая. - Аргус не отрывался от небольших мониторов. - Земного типа. Атмосфера есть. Запускай дрона, Эс.
- Так точно, капитан! - Эстелла отдала шутливую честь.
Но мужчина был предельно серьезен.
- На орбите много космического мусора. Похоже, останки искусственных спутников. Но ни одного работоспособного. Думаю, планета обитаема.
- Запустила дрона. Через пять минут войдет в атмосферу. Обитаема? Ох. - Эстелла поморщилась. - Мы с тобой не дипломаты.
- Предлагаешь сделать отметку и улететь? - Аргус повернулся к девушке, которую обволакивал красный свет Дельты.
- Исследователи не имеют права входить в контакт с неизвестными цивилизациями. После того случая в Спирали...
- Я прекрасно знаю про тот случай.
- Тогда чего спрашиваешь? - Эстелла подлетела к Аргусу и приобняла его. - Процент от дохода не стоит потери лицензии.
- Ты права. - Мужчина снова приник к мониторам. - Дрон вышел на связь. Атмосфера близкая к земной, годится для дыхания. Содержание вредных веществ в пределах нормы. Уровень радиации незначителен. Температура на экваторе сорок восемь градусов по Цельсию, жарковата планетка. Хм, радиосигналы отсутствуют. В эфире абсолютная пустота.
- Может инопланетяне не взлюбили телевидение... - Попыталась пошутить девушка.
- Но свои спутники они точно не телепатически контролировали. Попробую ручной режим.
Аргус пристегнулся к креслу и взялся за ручку джойстика. На экраны тут же пошла трансляция от дрона.
Он летел над океаном. Красная Дельта уходила за горизонт, спускались сумерки. Мужчина сверился с картой и повернул дрона к ближайшему материку. Через несколько минут полета показалась земля. Тропические леса, рассеченные нитками рек, накрывала ночная тень. Но на земле не было ни единого огонька. Аргус пролетел вдоль самой широкой реки, надеясь увидеть хотя бы небольшие деревни. Но и их не было.
Дельта полностью ушла за горизонт, и Аргус перевел камеры дрона в инфракрасный режим. Планета заиграла новыми красками. Мужчина различил стайки каких-то мелких зверьков, бегущих под могучими кронами высоких деревьев. Редких ночных птиц. Одинокие силуэты крадущихся подобий земных собак. Но ничего похожего на цивилизованных обитателей.
Для верности Аргус покинул зону тропических лесов, и направил дрона на север. Ничего. Бесконечные леса, луга, скалы, реки и озера. И всюду разнообразные животные, которые, при всем желании, не могли бы создать и запустить искусственные спутники.
Мужчина снял наушники, включил дрону автопилот и вопросительно посмотрел на Эстеллу.
- Может, они под землей живут? - Девушка округлила глаза.
- Даже если и так, то где космодромы? Выходы на поверхность? Охотники, в конце концов. Не камнями же им питаться.
- Какие-нибудь разумные дождевые черви...
- Ты уже представила червяка, который собирает космический корабль?
- Во вселенной всякое встречается. Тут может быть много вариантов, Ар. Они могут обитать под водой или вообще существовать в недоступной для наших датчиков...
- Форме. Тогда бы тут и фауна была другая. Тебе просто не хочется спускаться вот и все. - Аргус отцепился от кресла, оттолкнулся и подлетел к иллюминатору, за которым неспешно вращалась планета.
- Конечно, не хочется! Мы просто не имеем права! - Сердце Эстеллы учащенно забилось, она поняла, что Аргус окончательно решил выполнить спуск.
- Они, скорее всего, вымерли. С чем-то не справились. Поэтому и спутники давным-давно не работают. А природа просто взяла свое. - Аргус положил руку на горячее стекло.
- Ар, милый, цивилизации никогда не вымирают полностью. Остаются закрытые общины, например. Они могли бы скатиться в каменный век, но не исчезнуть!
- Во вселенной всякое встречается. - Мужчина повернулся к Эстелле и ласково улыбнулся. - Спускаемся через десять часов. Дрон как раз сделает аэрофотосъемку мест, где предположительно могли находиться города.
- Это неправильно. - Девушка нахмурилась.
Аргус легко поцеловал ее в мягкие губы и попытался поймать грустный взгляд.
- Что тебя тревожит? Мы не имеем права делать заявку на дипломатическую миссию, пока не убедимся, что на планете существует развитая цивилизация. В этом конкретном случае, я не вижу иного способа подтверждения, кроме экспедиционного спуска. - Мужчина снова попытался поцеловать Эстеллу, но та недовольно отвернулась.
- Мне не нравится эта планета, да и вся система в целом. Но капитан у нас ты. Мне необходимо выспаться. - Девушка вывернулась из слабых объятий и повисла возле выхода из рубки. Хотела что-то сказать, но в последний момент передумала и выскользнула за переборку.

Ей казалось, что ее прокляли одиночеством.
Бесконечное чередование дней и ночей. И всегда одинаковые задачи.
Особенно ей надоедали фермы. Она испытывала неосознанное омерзение к этому дикому и глупому зверью, за которым ей приходилось ухаживать. Давным-давно она пыталась изучать этих животных, тогда они еще казались ей интересными. Но год за годом они рождались, плодились и умирали. И в их поведении ничего не менялось. Никакого даже самого ничтожного развития.
А она ждала, ждала, что когда-нибудь хотя бы одна бурая мохнатая тварь, вдруг ощутит бесцельность собственной жизни и, еще не до конца осознав свое новое желание, попытается донести свою первую мысль до других. Но мохнатые твари спаривались, жрали и подыхали. Сплошное разочарование.

- Посмотри. Видишь? - Аргус напряженно вглядывался в фотографии, присланные дроном.
- Похоже на остатки каких-то коммуникаций. Хочешь сказать, что это руины? - Эстелла положила руку мужчине на плечо и тот решил, что девушка, наконец, смирилась с его решением.
- Именно. Тот же снимок в инфракрасном диапазоне.
- Металлические конструкции?
- Ага. Раскалились от Дельты. Около этого города и приземлимся. Он более-менее сохранился. Наверное, из-за засушливого климата. Остальные совсем развалились. Судя по снимкам, со времен условной катастрофы прошло лет пятьсот. - Аргус победоносно взглянул на девушку.
- Прекрасно. Зачем тогда нам спускаться?
- Опять ты за свое!
- Нет, я серьезно. Вноси в реестр: нецивилизованная планета земного типа, с богатыми запасами полезных ископаемых, с подходящей для жизни человека атмосферой. Что ты хочешь найти на поверхности? Нам и так за эту планету очень неплохо заплатят.
- Да, не в деньгах дело! Ты только представь: мы будем первой экспедицией, которая исследует этот мир. Там же залежи самых невероятных артефактов! Останки развитой культуры и...
- Штаммы неизвестных болезней, вероятно агрессивная фауна, частично-ядовитая флора...
- Дрон брал анализы воздуха, никаких серьезных бактерий и вирусов он не обнаружил.
- Дроны созданы людьми и делают анализ на основе известных человечеству организмов. От чего-то там цивилизация же вымерла.
Аргус тяжело вздохнул.
- Я упустил момент, когда в тебе умер дух приключений...
- А я пропустила пробуждение безрассудства в тебе!
Оба замолчали. Аргус чувствовал, как в нем истерично скачет шарик концентрированной ярости, теперь все силы мужчины уходили на то, чтобы этот шарик не выскочил наружу.
Эстелла смотрела на медвежий силуэт своего возлюбленного, на ёршик его жестких волос, на бьющуюся височную жилку, на крепко сжатые побелевшие губы, на синие глаза, в которых застыл отсутствующий взгляд. Он был красив в своем гневе.
- Какой ты все-таки эгоистичный козел. - Эстелла ощутила удовлетворение.
Но ожидаемой волны выпущенной ярости не последовало.
- Именно. - Тихо сказал Аргус. - Сорок минут до спуска. Советую приготовиться.

Она что-то почувствовала. Какое-то неуловимое изменение в бесконечно однообразном ритме поверхности.
Что-то произошло.
Она прислушалась к своим ощущениям и почувствовала щекочущее, крошечное и такое многообещающее электромагнитное излучение. Кто-то нарушил монотонный ход вещей. Ее захлестнула нарастающая радость. Наконец-то!
И тогда она сбросила с себя оковы сна.

Пустыня дышала жаром. Ветер поднимал облака песка, который выглядел кровавой взвесью под беспощадным светом красной Дельты. Легкие скафандры раскалились. Фильтры тужились, пропуская горячий воздух и отсекая все прочее.
Они шли к городу, чей бугристый силуэт различался даже сквозь песочную вуаль.
- Поганая планета. - Голос Эстеллы, раздавшийся из внутреннего динамика, разорвал монотонный плач одинокого ветра.
- Да, уж. Не удивлюсь, что обитатели вымерли от депрессии. - Несмотря на угнетающий пейзаж, у Аргуса было отличное настроение.
Вскоре они зашли в тень мертвого города. Здания изъел песок, и теперь бетонные монолиты напоминали деревянные пеньки, подточенные колонией термитов. Эстелла опасливо поглядывала на силуэты древних небоскребов.
- Как бы тут чего не обвалилось. Никогда тебе не прощу, что ты заставил меня сюда спуститься!
- Эс, милая, это же не планета. Это просто сокровищница. Неужели ты думаешь, что ползать по грязным пещерам Земли, в поисках пиратских кладов, было приятнее?
- Конечно приятнее. Там хотя бы прохладно.
- Зато тесно и... Ого, посмотри! - Аргус замер.
Горячий ветер толкал его в спину, но мужчина не двигался с места. Рядом с ним стояла Эстелла.
- Не припомню этого на снимке. - Голос девушки дрогнул.
- Видимо был неудачный ракурс...
- Или тут есть выжившие! Ты же мне рассказывал, что нет ни одного выхода на поверхность!
- Они бы не оставили город в таком состоянии...
- Давай вернемся на корабль. Аргус! Давай...
- Ты с ума, что ли сошла? Это как раз вход в ту самую пиратскую пещеру...
- Да, хватит уже про пиратские пещеры свои! Их не закрывали дверями толщиной в два метра!
- Иудеи хоронили в...
- Аргус, не смей. - Эстелла положила руку на плечо мужчины. - Не смей туда идти.
Они стояли перед квадратным входом, с откинутой, невероятно толстой дверью. Алый свет Дельты освещал бетонные ступени, уходящие далеко под землю.
- Если мы не пойдем, то я всю жизнь буду мучиться. - Аргус зачарованно глядел во мрак разверстого зева.
- Аргус, это не наше дело. Мы открываем планеты, делаем анализы грунта, рассчитываем примерное количество полезных ископаемых, но мы не лезем во внутренности открытых миров! Пожалуйста...
- Тогда возвращайся на корабль. Я спущусь один и вернусь. Более, чем уверен, что там нет ничего опасного. Цивилизация уже пять веков как погибла. Будь тут живые, они бы уже давно отстроили мир заново. - Мужчина сделал шаг к входу.
- До чего же ты упертый.
- Возвращайся.
- С удовольствием. Но я не хочу тебя бросать. По какой-то чудовищной ошибке, я все еще тебя люблю.
- Тогда пошли со мной.
Эстелла обреченно вздохнула.

Она проверила реакторы и с удовольствием увидела, что они наливаются мощью и начинают работать в штатном режиме. Потом она пустила смазку в старые механизмы и отметила их прекрасную сохранность. Огород и фермы были в полном порядке. Все работало, как должно.
Ей оставалось только выполнить свое высшее предназначение.

Спуск по бетонной лестнице занял не меньше десяти минут. Чем глубже они погружались, тем настойчивее их обволакивала мертвая тишина. Стены и потолок удивляли своей абсолютной гладкостью. Будто и не было этих пятисот лет забвения. Разве что под ногами похрустывал налетевший песок.
Дорогу приходилось освещать фонариками.
Наконец они дошли до конца лестницы и продолжили свой путь по широкому коридору. Через несколько минут Аргус и Эстелла уперлись в закрытую дверь. Мужчина сделал попытку ее открыть, но железная дверь не поддалась. Все последующие усилия так же оказались безуспешными.
- Все? Исследовали твою "пиратскую пещеру"? Возвращаемся? - Несмотря на злую иронию, Эстелла испытывала облегчение.
- Это не может так закончиться.
- Увы, но может. Бери себя в руки и уходим.
- Почему тогда главный вхо...
Внезапно, вдоль всего коридора, вспыхнули красные лампы "дневного" света. Через пару секунд до землян дошел стальной грохот захлопнувшейся входной двери.
В воздухе зазвенел механический голос.

Они не понимали ее языка. Из этого она сделала вывод, что на выживших так повлияла долгая изоляция. Тут было два варианта: учить правильному языку их, или же учиться самой этому грубому наречию.
Женщина всему сопротивлялась. Мужчина оказался более спокойным. Но, с помощью механических щупалец и роботизированных слуг, удалось провести их обоих через все необходимые тесты. Женщина была беременна, что, конечно, радовало. Иммунитет выживших в сотни раз превышал норму. То же было с радиационной сопротивляемостью, но эти показатели не могли отменить задание.
Она поселила их в самой комфортабельной комнате и приготовила прекрасный овощной обед.
А потом какое-то время просто наблюдала. Было необходимо убедиться в сохранности плода и продолжении рода Зеруэзцев. Двух разнополых выживших как раз хватало для того, чтобы построить цивилизацию с нуля.
Реакторы исправно работали, растения замечательно росли, ферма давала стабильный приток мясных животных. Все шло по плану.
Она, как и было задумано, по прибытию выживших, включила счетчик. До открытия внешних дверей оставалось четыреста восемьдесят пять лет, именно через это время, по расчетам лучших Зеруэзцких ученых, мир придет в относительную норму.
И, наконец-то, Она была не одинока.

Head Hunter

24 апреля 2014, 21:35

Вольный каменщик

LV9

Стаж: 18 лет

Постов: 5017

ВНИМАНИЕ! РАССКАЗ ИЗОБИЛУЕТ ЗАВУАЛИРОВАННОЙ НЕНОРМАТИВНОЙ ЛЕКСИКОЙ!

«Душа на облаке»

Что вы знаете о боли? Да ни черта вы не знаете. Максимум что вам довелось испытать, так это подвернуть лодыжку или поломать кость. Особо неудачливые, конечно, получают ожоги третьей степени и долго мучаются на больничной койке. Хотя, мучаются это сильно сказано. Под морфинами сильно не поболеешь.
А известно ли вам, каково валяться в грязном окопе с оторванными по самые яйца ногами? Когда сознание, только-только вынырнувшее из спасительного шока, вновь сталкивается с оторванными конечностями и посылает об этом сигналы в мозг? А если такое повторяется снова и снова, снова и снова? Нет, вам не понять этого. Впрочем, попробовать может каждый.
Зовут меня Эрик и я один из тех, кто продал душу дьяволу. Да, мы так себя и называем: продажные души. Нас никто не заставлял, не ширял вилами в жопу, однако ж мы здесь и мы, в некотором роде, бессмертны. Бессмертие, следует отметить, тот еще сахар. Нам правда сладости не достается вовсе.
К решению заложить душу каждый приходит своим путем, но мотив у всех один – недостаток средств. Вот я, например, играю в эту по***нь из-за того, что моей семье негде жить. У нашего старого доброго времени чертовски жестокие нравы, не щадящие ни женщин, ни детей. Да, мы больше не воюем друг с другом на баррикадах, однако кровь все равно кто-то должен проливать. Считайте это данью. Данью прошлому, данью нашему кровожадному первобытному, бл*дь, прошлому! Кровавому и оттого болезненному. Впрочем, боль оплачивается. И на дом для семьи мне должно хватить.
Но я, пожалуй, не с того начал. Сперва следует пояснить, как мы до этого докатились. Начну с того, что какой-то придурок в недалеком прошлом умудрился сохранять человека. В самом прямом смысле этого слова сохранять личность на физический носитель. Ну, не такой изощренный как мозг, а на обычный жесткий диск. Сколько?... Дай бог памяти… Двадцать пять гигабайт, кажется. Ровно столько вести моя бл****ая душонка. Почему бл****ая? Ну, как еще назвать человека подающего себя? Правильно – бл*дь. Так вот, а другой мудак, из еще более отдаленного прошлого, научился выращивать человеческие тела как есть. Правда, нифига не люди получились. Получились пустышки. Вполне себе здоровые и пригодные для трансплантаций пустышки. Теперь сложите первое и втрое и в итоге получите нас.
Мы юниты новой развлекаловки человечества. Подумать только! Еще совсем недавно я наблюдал за всем происходящем на экране монитора, а вот теперь из наблюдателя превратился в рядового. Суть игры в том, что две армии кромсают друг друга до потери сознания, а весь мир наблюдает за этим мракобесием. Даже чемпионат придумали. Мировой. Соревнуются страны, сборные свои есть! Я вот за матушку Россию выступаю. Пока лидируем. Куш на кону не шибко-то большой: кусок Луны. То темной половины, то светлой. С переменным успехом. Но, мне как-то положительно положить на все это. Мне бабки нужны, что б дом свой выкупить, да семью от тещи забрать. Влияет она на нее хреново.
Примечательно, что у армий нет прямых начальников. Приказы отдают сами зрители посредством интерактивного голосования. И именно мнение придурашного большинство направляет наши шаги. В том есть своя прелесть: ответственность за поражение разделяется среди целой нации, а, следовательно, винить некого. Да и рейтинг это нехило подогревает.
Воюем тоже в разных местах. То в Афганистане, то в джунглях Вьетнама. А вот сейчас мы в Украине. Гасимся на зараженных пустошах Припяти. Что? Вы говорите, что радиационный фон выровнялся после чернобыльской катастрофы? Может и так, только райончик приспособили для захоронения ядерных отходов со всего света. Да, я тоже когда-то верил, что бочки с отходами замуровывают в свинцовый бетон. Но глядя на то, как эта хрень вытекает повсюду, могу с чистой совестью заявить: ху*та это полная. Ведь никто по доброй воле не сунется проверять, как это все на самом деле утилизирует. Да и, откровенно говоря, всем насрать. Смотреть, как мы тухнем от радиации, - даже веселее.
Мне следует подохнуть и снова встать ровно тридцать три раза. Тридцать два я уже возносился, сейчас, возможно, будет последний. Поскорей бы уж! На самом деле я успел поучаствовать в шестидесяти боях и, так уж вышло, что в половине оставался жив. Но не здоров. Пи**ец как не здоров! Иногда лежишь на поле с кишками наружу запихиваешь все это кровавое дерьмо себе в брюхо вместе с травой и землею, а в голове только одна мысль: «пристрелил бы кто?» Но нельзя. Таковы правила. Ни самому нельзя застрелиться, иначе смерть не засчитают, ни твоим соратникам, иначе обоим лажа. А бл****ие противники, завидев тебя никакущего, со злорадной ухмылкой пробегают мимо, мол, мучайся, падла, мучайся. Затем ты сюда и пришел.
А после смерти ты возвращаемся на облачный сервер и ждешь там следующего боя. Но, ждешь – сильно сказано. Для тебя период ожидания как мгновенье у виска. Хлоп! И ты уже в новом теле на новом поле брани. Ну, а если посчастливилось, и ты выжил, то неделю тебя латают. А если и вовсе цел, то неделю отдыхаешь. Хе-х, бывает, что в эту неделю сам смотришь на то, как гасятся другие продажные души. Но сегодня мы в Припяти, а это значит, что подохнут все. Если не от снаряда, то от лучистой, будь она трижды благословенна в анал.
Всего нас две тысячи. Полк – стало быть. Ровно столько же бойцов чешут стволы на той стороне. Мы сидим в тылу и ждем указаний верховного. Сколько ждать – неизвестно. Бывает, что и по три дня ничего не происходит, а бывает, что приказ рождается за считанные минуты. Всему виной хитроумная система обработки голосований. Иногда так бывает, что противник идет в наступление первый и тебя, считай, берут голыми руками. Для нас это хорошо – наш личный счетчик тикает быстрее, а для страны – плохо, ибо кусок Луны отходит пендосам. За державу обидно, знаете ли, и мы, даже в такой дерьмовой ситуации не сдаемся и гасимся, считай голыми руками. Иногда даже побеждаем.
Пока мы ждем, то тоже играем. Не правда ли иронично? Игра в игре. Да что там, если посмотреть шире, то вся жизнь сплошная игра по неписанным правилам. Для целей досуга в штабе даже стоит сервак и вайфай вышка. Все выводят на экран забрала картинку и рубятся в мультик. Я предпочитаю в карты. Обычные бумажные карты. В подкидного, переводного, в козла или секу. Благо не все помешаны на он-лайн развлечениях.
Кстати, нас тут таких не много. Я, Арсен, Славик и Димон. Может и еще есть, но мы как-то сразу приросли друг к другу и вот уже четыре десятка сражений вместе держимся. Сколько раз хотелось добить этих товарищей, но… Рука не поднималась, хотя они так просили. Правда, на следующий бой слышал от них одно сплошное спасибо.
Славику, как и мне, тянуть лямку осталось недолго. Арсену с Димоном еще ого-го сколько! У первого планы наполеоновские и он должен подохнуть двести с ли**ем раз, а вот второй… Случись настоящая война он, пожалуй, был бы героем.
- Эх, Димыч, тебя ни пуля не берет, ни шашка не кромсает, – со вздохом произносит Арсен и кроет его даму королем. ¬– А вот карта твоя бита. Подкидывайте.
Димон болезненно улыбается, но в конце все равно выходит победителем. Только сегодня он как-то бледнее обычного.
- Ну как?! – возмущается Арсен. – Как?
- Каком об косяк, - отвечаю я за Димона. – Сдавай, твоя рука последней была.
Арсен ругается по-армянски, но колоду тасует.
Играем на сигареты. Антирадиационные. Да, нас снабдили этим дерьмом, чтоб не лишить зрителей действа. Негуманно это, видите ли.
- А может ну их, сигареты эти? - спрашивает Димон, обозревая выигранные краснобокие цилиндрики. - А то еще чего доброго снова жить придется.
- Тебе-то уж точно, - протягивает Славик который за неполный час успел продуть все, что у него были. - А я вот уже чувствую, как свинец к зубам прилип. Чувствуете?
И он клацает зубами. Мы тоже пробуем, но ничего особенного не ощущаем.
- А еще кончик языка точно онемел. И привкус металла во рту, а?
- Слышь, кончай гундеть, - отвечает Димон и протягивает ему выигранные сигареты. - На вот, затянись лучше. Да и вы тоже, разбирайте свое. Мне они нах не нужны.
Мы соглашаемся и разбираем, что продули. У нас так заведено.
Новую партию начать так и не успеваем, поскольку трубит сбор на всеобщее построение. Встаем, напяливаем форму и не спеша идем на плац. По дороге до нас доводят информацию о воинском построении. Получается десять батальонов. Мы с парнями попадаем в один отряд, что нас весьма радует.
На плацдарме выстраиваемся поротно. Все происходит в полнейшей тиши, только слышна как форма шуршит, да бряцают стволы. Слова здесь лишние - все транслируется на забральные экраны, так что запутаться или заблудиться невозможно. А вот глотку драть наш майор любит по-настоящему. Впрочем, какой из него майор? Так, рупор толпы и только.
- Товарищи бойцы! - оглашает он сборище громоподобным рыком. - Я уполномочен довести до вашего сведения, что выступаем ровно через час. Задача поставлена следующая: прежде требуется занять Припять, укрепить пункт для обороны и ждать прихода врага. Если со стороны противника не последует решительных действий - идти в наступление. До настоящей цели двадцать пять километров пёхом, так что приготовьте свои задницы. Да и еще. Противорадиационных сигарет ровно на три дня, так что затягивать со сражением, а тем более с выжиданием не следует. В течение часа улаживаете свои дела и формируете походный строй. Подробные инструкции получите персонально каждый.
- Каждый раз одно и тоже, - бормочет Славик, упаковывая походный мешок. - Мог бы вообще не глаголить, а сразу на шлем все слать.
Я соглашаюсь, поскольку и сам не в восторге. Наш майор тот еще жук. Ему умирать, чтобы счетчик тикал не обязательно. У него свой счетчик, который тикает от числа побед. Все остальные, в том числе и наш старлей, должны сложить головы, чтобы приблизиться к цели. А так… Перед глазами всегда подробная схема диспозиций с точным местом расположения каждого бойца. А как иначе? Ведь в войнушки играют далеко не профессионалы, а новичкам так и вовсе без подсказок никуда.
Еще одна особенность наших игрищ: в них не используется техника. Только пехота.
- Только пехота, только хардкор, - призадумавшись, выдаю я, и соседи по походному строю косятся на меня с недоумением. Я им кажусь чудоковатым. Ну да и не по*уй ли? Все равно мне одна смерть осталась.
Колонна движется быстро и останавливается только на перекур. Дым, который мы вдыхаем, как-то защищает от радиации, а я пускаю кольца и думаю, нахера? Нахера все это надо? Ведь сколько сил и средств положено на организацию всего этого? Вместо того, что бы заниматься чем-то полезным, мы играем в солдатиков. С другой стороны, обойтись без убиения себе подобных человек не может. Странно все это. У животных на то есть веские причины: из-за пищи, там, самок… А у нас? Правду говорят, что человек сорняк природы, только и знает, как глотку перегрызть ближнему, да насрать там, где ест. Или сцепиться там, где насрал.
- О! Точно! - Я оглядываюсь по сторонам. - Грыземся там, где надерьмовозили.
На очередном привале ко мне подходит Димон. Видок у него изможденный, затасканный. Оно и немудрено, товарищ вот уже пятый бой в латанном-перелатанном теле ходит.
- Херовасто мне, Эрик, - признается он, и я вижу, что ему и впрямь нехорошо. Димон никогда без лишней надобности не пожалуется на состояние. - Чую не дойду я до дому. Вот смотри.
Он показывает мне опустевшую пачку из-под антирадиационных, в то время как я еще и четверти не израсходовал.
- Раздал? - спрашиваю на всякий случай.
- Где там. Выкурил уже. А только хуже становится, - он кашлянул и я вижу, как на уголках его губ проступила кровь. Он отер рукавом алые пятна. - Вот видишь?
Я отсыпал ему половину тех, что у меня остались, и мы закуриваем. Кровь на красной папиросной бумаге не видна.
- Знаешь, - наконец произношу я. - Радиация не проявляет себя так быстро. Мы здесь всего день, а у тебя уже легкие потекли. Может пристрелить тебя? Черт с ней со смертью, зато ты новое тело получишь.
- Нет, не надо. Тебе нужнее.
Он благодарит меня и уходит, а наш полк движется дальше.
Ближе к закату мы переступаем городскую черту. Правда, от города осталось лишь одно название. Все здания полуразрушены, сквозь асфальт пробились деревья и сорная трава. Особенно зверствует полынь: жирная, высоченная она напоминает доисторические растения. Мы следуем мимо многоэтажек. На одном из зданий читаю надпись выведенную громадными красными буквами: «ПАРТИЯ ЛЕНИНА - СИЛА НАРОДНАЯ НАС К ТОРЖЕСТВУ КОММУНИЗМА ВЕДЕТ». Я смеюсь. Знал бы дедушка Ленин до чего нас довела эта оголтелая коммунистическая шняга, в гробу б перевернулся.
Идем дальше - к центру. Согласно карте мы должны занять несколько крупных административных зданий, гостиничный комплекс и кинотеатр. По расчетам этого должно хватить, чтобы всех разместить.
Но просто занять - мало. От верховного поступает новый приказ: выстроить круговую оборону, а это значит, что досуг на всю ночь нам обеспечен.
Рою траншею, а сам все думаю: разве это интересно им там, сверху всевидящим? На их месте я бы просто дождался утра и пустил продажные души в атаку. Но, я не могу рассуждать бесстрастно, ведь я сам продался. Хотя, распоряжающееся нами общество рассуждает по-другому. Для них главнее победить в этой конкретной схватке, а для нас – поскорее слечь от пули врага.
- Вот только невидимый враг угробит нас скорее, - бормочу я, а сам все вспоминаю Димона. Отчего-то его болезненное состояние меня напрягает. Причем конкретно напрягает. - Не может лучевая болезнь так скоро проявлять. Тем более он выкурил этой дряни побольше каждого из нас.
В итоге плюю на окопы и решаю отыскать его. Однако нахожу только Арсена и Славика. Ввожу их в курс дела, и парни напрягаются вместе со мной.
- Херня какая-то, - констатирует Славик. - Так не бывает.
- Стоп! - вдруг вскидывает руки Арсен. - А кто из нашего полка еще пятый бой ходит?
- Ты думаешь дело в этом?
- Не знаю, но проверить стоит.
- Кажется Роман Енацкий, - задумчиво протягивает Славик. - Я его тоже нигде не вижу.
Решаемся вернуться в гостиничный комплекс, где разместилась наша рота. В шлемах с маячками отлынивать палево, поэтому просим знакомых товарищей потаскать их с собой какое-то время. В нашей среде это дело привычное, так что те соглашаются без особых.
Гостиничный комплекс большой и мы разделяемся с тем условием, чтобы через полчаса встретиться в фойе. Понять без шлема, где точно залег Димон невозможно, а посмотреть заранее мы не догадались, так что приходится обыскивать все в ручную.
Иду по коридору, заглядываю фонариком в каждую дверь, а самого все неприятное ощущение терзают. Как будто меня жестко на***ли. Догадка Арсена ясна и, если она подтвердится, то нам полный пи**ец.
Редко кто вытягивал пять боев. Очень редко. Таких удачливых или хитрожопых на моей памяти… Только Димон. Да и то - это у него в первый раз так вышло, что он пять боев не продул. И если дело не в радиации - мы-то все в порядке, - то дело в теле. А точнее в его недолговечности. Отсюда всплывает логичный вопрос: а чем нас обеспечат, когда вся эта байда закончится? Такими же гнилушками? Если так, то мои ощущения не напрасны. Правда есть вариант, что мое настоящее тело хранится где-то в криокапсуле, только не помню, что б я где-то читал об этом в контракте. Зато четко помню, как безо всяких приготовлений подорвался на японской пртивопехотке в самый первый. И чутье мне подсказывает, что это был именно я.
Обыскал два этажа, но ничегошеньки. Спустился в фойе – парни уже меня дожидались.
- Ну, что есть что-то? – спрашиваю, а сам вглядываюсь в лица, и их выражения мне подсказывают, что нашли.
- Ага, нашел, - буркнул Славик. – Помер он.
- Как?
- Молча, наверное. Херня какая-то, Эрик. Полная херня. Сдается мне, что Арсен прав.
Я молча развел руками, мол, говори дальше.
- Он в четыреста седьмом. Я не стал тревожить его прах. В общем… Он сгнил. Изнутри, кажется. Или что-то сломалось в его теле. В общем, он заблевал всего себя гноем с кровью, вонища стояла как от дохлой собаки. И еще. Он распонахал себе брюхо и намотал пол кишечника на армейский нож. Как будто…
- Как будто хотел достать что-то, - закончил за него Арсен. – А не мог он по случайности проглотить кусок чего-то радиоактивного?
- Когда?
- Не знаю. В лагере вроде все нормально было… А этот… Роман? Его нашли?
- Нет. Только Димон.
Внезапно пыльную тишину взорвал вой сирены, а следом за ней послышался стрекот автоматов и крики солдат.
- Пиндосы?! Проклятье, - вырвалось у меня и мы припустили к оборонительному рубежу.
Темная ночь расцвела красками боя. Высоко над головой висели осветительные ракеты, хлопали свето-шумовые гранаты, изредка ухали разрывные снаряды минометов. Весь край клубился от порохового дыма и поднятой пыли. Плотность огня была запредельной, так что бежали мы не долго и вскоре уже ползли по-пластунски изредка замирая и вжимаясь в землю едва заслышав хлопок миномета. Земля вздрагивала, словно и она могла испытывать боль.
Я проклинал свою беспечность, позволившую мне бросить оружие на передовой. А без шлемов мы больше походили на слепышей, чем на опытных солдат. И все-таки нам чудом удалось добраться до окопа и свалиться в него. Прямо на трупы уже поверженных соратников. Не разбирая с кого, но я содрал первый попавшийся шлем и нахлобучил его на голову.
- Бл****ий еб**ый в рот!
Сорванный мною шлем, оказался прострелен и мертв. В нем я вообще ничего не видел. Под рукой оказался новый и этот был цел. Сразу все обрело уже знакомый зеленоватый цвет: ночное видение работало исправно.
- Ну все, пи**ры, теперь держитесь.
Видно, что пендосам удалось подкрасться незаметно и зараз выкосить добрую половину нашего полка. Наше счастье, что мы отлучились. Или это, наоборот, наша беда? Я понимал, что от долгожданной свободы меня отделяла всего одна смерть, но… Я инстинктивно чурался ее. Не хотелось той агонии, той невыносимой боли, что каждый раз сопутствовала ей.
- Эрик! – услышал я не по встроенному динамику, но своими ушами. Кричал Славик. – Сюда, мать твою, сюда!
Арсен был тяжело ранен. Осколок вспорол ему грудину да так, что я видел кусок трепещущего нутра. Это было легкое. Славик тщетно старался перевязать рану. Он весь вывозился в крови товарища и своими усилиями лишь приближал неизбежный конец.
- Не стой так, помоги мне!
Я опустился на колени, не зная, что мне сделать.
- Пошли все на*уй, - выплюнул с кровавой пеной Арсен, закашлялся, его тело несколько раз конвульсивно вздрогнула и он замер. До следующего раза.
- Все, - заключил Славик. - Ему пи**ец.
Едва он это произнес, как о мой шлем что-то стукнулось. Я обернулся. На дне окопа лежала граната и я… Не знаю, как-то безотчетно накрыл ее телом. В то мгновение я не думал о последней смерти. Я думал о Славике. О том, чтобы хоть ему спасти жизнь.

- Эрик Вачовски?
- Да это я.
- Вы понимаете где очутились?
- Нет, не совсем.
Странно. Я ничего не видел, ничего не слышал, да и себя самого я не ощущал. Я точно сахар растворился в чае. Я есть, но осязать себя не мог.
- Вы на облаке. Облачном сервисе нашей корпорации. Вы понимаете что то?
- Да, теперь, кажется, понял. Просто я никогда не… Не ощущал себя здесь так, как сейчас. Что-то произошло?
- Произошло. Вы умерли в последний раз.
- Отлично! Значит, я свободен?
- Да, вы свободны. Свободны выбрать, как вам поступить дальше.
- В смысле?
- Альтернативы у вас две. Либо мы стираем вам воспоминания о проведенном в проекте времени и перезапускаем ваш цикл, либо вы остаетесь здесь и присоединяетесь к нам.
- Как это? Почему?! Ведь я должен вернуться к семье! У меня дом заложен! Я ведь ради этого и ввязался в вашу поганую игру!
- Пожалуйста, господин Вачевски, давайте обойдемся без лишних эмоций. И вы не в том положении, чтобы слать меня на*уй.
- Кто вы такой вообще?!
- Душа на облаке. Как и вы.
- Верните меня к семье сейчас же! Немедленно!
- Боюсь, что это невозможно. Обычно мы говорим об этом только тогда, когда заканчивается цикл, но вы, кажется, догадались обо всем раньше.
- Эти тела они?..
- Именно. Срок их годности крайне мал. Месяц, максимум два и следом - смерть.
- Это какое-то на*****во.
- Мы предпочитаем называть это перерождением. Мы привносим в этот мир новый уровень жизни. Пока такими, не очень приятными методами, но иначе никак. Общество еще не готово к глобальной оцифровке. Позже, но не сейчас. К моменту массового исхода нам понадобиться некоторое число уже обращенных в цифру душ.
- Я сейчас… Душа?
- Этот термин вам ближе как человеку верующему, поэтому я его и употребляю. Но, нет, это не душа. Это ментальность. Представьте, что ваше тело это машина, а вы, как личность некая сложная программа, работающая в этой биологической среде. Среде несовершенной. Смертной, надо отметить. Сейчас же вы стоите на пороге совершенства и подлинного бессмертия.
- Верните меня к семье! Пожалуйста… Я должен… Пожалуйста.
- О семье не беспокойтесь. Они получат то, что им причитается и еще два раза по столько же, что с лихвой компенсирует вашу потерю.
- Но как же мой сын?
- Господин Вачовски. Я так полагаю, что вы недопоняли сущность своего положения. Даже если мы и вернем вас в семью, то непременно удалим все воспоминания о бренности искусственных тел. Вы вернетесь и через месяц или два умрете. Этого вы хотите своему сыну? Если же вы останетесь, то вся ваше семья будет обеспечена до конца жизни.
- А как же я? Что вы им скажете?
- Не сомневайтесь, мы подберем правдоподобное объяснение.
- Ну а если я выберу войну?
- Тогда вы будете сражаться до тех пор, пока не согласитесь остаться с нами. Все просто и, по сути, для вас выход только один. И он ведет в вечность.
- Я хочу вернуться.
- Вы уверены? Это лишь оттянет единственно возможный исход и дополнительно отяготит судьбу вашей семьи.
- Я хочу вернуться!
- Послушай Эрик.
Если бы у меня было тело, то я бы, наверное, вздрогнул. Говорил мой двоюродный брат, который тоже принял участие в войне и который разбился в автомобиле по дороге домой.
- Соглашайся. Марте и Вадику от этого будет лучше. Да и перед тобой откроются невероятные возможности. Ты будешь первопроходцем новой эры! Это честь, прими ее!
- Соглашайтесь, господин Вачовски. Выбор ведь очевиден. Вы станете подлинным творцом нового мира. И как создатель получите в будущем привилегии.
- Нет. Верните меня на войну.
На мгновение в моей голове стало тихо.
- Ну что же. До встречи, господин Вачевски.

Я стоял у реки. Судя по карте, это был Дунай. Я вглядывался вдаль, и сердце мое сжимала колючая тоска. Где-то далеко на том берегу осталась моя семья.
- Я вернусь к вам, - по щеке скользнула горячая слеза. - Когда-нибудь я обязательно вернусь…

Ом Мани Падме Хум.

KakTyc

28 апреля 2014, 14:20

Я прочту тебя полностью...

LV6

Стаж: 7 лет

Постов: 1066

Okami

мысли

III тур

Георг.
- Я слышал, примипил собирается принести тебе ещё одну планету на блюдечке.
В заливе царствовал закат.
Аним принимал друга на балконе. Хозяин дома сидел в кресле больше похожем на трон, положив ноги на мягкую подушку. Бывший легат Легиона наблюдал за движениями серебристых красок, находя в них что-то близкое своей старости.
Гость – старый боевой товарищ, нынешний трибун Латиклавий, - занимал обеденное ложе. Толстый рыхлый старик лениво потягивал золотистое вино, порой проявляя при этом чудеса изворотливости. Аниму вовсе не нравилось, какой вид приобрёл Дирек, но не в привычках офицера, удостоенного звания «Великий», было указывать на недостатки человека, если те не мешали общему делу.
Окажись они в военной обстановке в положении командир-подчинённый, бывший легат легиона из нынешнего трибуна всю душу бы вытряс. Да даже будь они на равных и при исполнении, Аним не удержался бы от едкого комментария.
А так… Дирек раздражал его вне зависимости от своего внешнего вида.
- Не мне, - поправил хозяин дома, - а Республике.
- Да ладно… - в голосе толстяка зазвучала откровенная фамильярность. - Всем же и так ясно…
- Георг - хороший офицер, - заметил Аним.
От одного вида его гордой осанки умирали все мифы о дряхлости старого Великого легата. Хозяин до сих пор мог легко отстоять свою честь и честь кого-либо из обитателей дома.
Гость примолк. Он попытался налить вино себе прямо в рот, не касаясь губами кубка, но игривая струйка очертила полукруг по бороде, сея золотистые брызги. На язык не попало ни капли. Дирек помянул прах древних императоров и сел.
Жена Анима внимательно следила за тем, что происходило на балконе. Стоило гостю облиться, как туда сразу же были отправлены служанка полотенцами и младшая дочь с новым кувшином вина.
Пятнадцатилетняя Имира бесшумно ступала лёгкой босой ножкой по холодному мрамору. Служанка, как полагалось, сработала быстро и удалилась до того, как дочь вышла к мужчинам.
- Ах, что за прелестное создание! – воскликнул толстяк, подставляя кубок за новой порцией благородного напитка. – Вылитая мать в те годы, когда вы только встретились.
Имира улыбнулась, но тут же поспешила спрятать эмоции, боясь, что мать заметит. Она обернулась к хозяину дома.
- Отец мой, - обратилась она к нему, – не желаешь ли вина?
Аним посмотрел на дочь. Сердце сжала тоска, но он не показал этого. Вот и очередь младшенькой любимицы подошла. Теперь каждый раз, когда к нему будут приходить военные или ещё какие знатные люди, девочку будут посылать разливать вино, подавать сладости, устраивать ещё какие-нибудь мелочи. Отцы будут смотреть на дочь хозяина, как на шанс породниться с семьей Великого легата Республики, а горячий молодняк будет видеть только её красоту и свежесть.
У Дирека средний сын овдовел год назад, а толстяк, когда-то страстно влюблённый в жену своего начальника, явно был не против того, чтобы обзавестись новой невесткой.
Аним не хотел отдавать Имиру в столь порочную семью, каким бы статусом та не обладала.
Отец смерил дочь жестким взглядом, прекрасно зная, что это поумерит пыл глупой, но такой милой девчонки. И правда её лицо мгновенно побелело от страха, хотя она и смогла сохранить бесстрастную маску.
Легат медленно покачал головой.
Лёгкие ножки унесли хозяйку с балкона гораздо быстрее, чем требовалось. Сегодня она заснёт вся в слезах, запутавшись в причинах и следствиях, но так и не рискнёт спросить его: «За что?»
- Порой я думаю, - Дирек устроился на ложе полусидя. Теперь живот не закрывал ему весь обзор, и он мог насладиться видом серебристо-голубого заката. – Что эта война бесконечна и бессмысленна.
- В мире много бессмысленных явлений, - заметил Аним. – бесконечных тоже хватает.
- Почему не прекратить это всё одним махом? – задал Дирек свой обычный вопрос.
- А почему не продолжить убивать друг друга? – вздохнул хозяин. – Найди ответы на свой вопрос, и я предложу тебе с десяток на свой за каждый из твоих вариантов.
Гость сник и отпил ещё вина. Это был бесполезный спор двух старых вояк. В Диреке всегда присутствовал этот изъян: он слишком сильно жаждал мира. Несмотря на откровенную порочность и несдержанность, он стремился примирить спорящих и разругавшихся. Его сыновья отчасти переняли эту черту, поэтому у всех троих не ладилась служба в руководящих кругах.
Если бы у хозяина дома был сын, он бы уж точно воспитал его так, чтобы управлял войсками с холодным расчётом.
Но у Анима не было сыновей. Красавица-жена раз за разом дарила ему только дочерей, что приносило ей душевные страдания. Сначала муж утешал её, говоря, что счастлив, зная, что ни один из его отпрысков никогда не падёт сражённый имперцами, но женщина не верила. Потом он говорил, что в происходящем нет её вины, и это мужу в пору убиваться, тогда она перестала лить слёзы и вообще поднимать этот вопрос при нём. Боль застыла в её глазах, делая улыбку любимой искусственной.
У Анима не было сыновей.
Но у него был Георг.
- Я слышал, что он взял её меньше чем за неделю. Людей погибла тьма.
- Он выполнял приказ.
- Чую, что настанет момент, когда он за день будет хватать их горстями, как виноградины с грозди. Самый лучший ученик Великого легата. Вот только не могу понять… - он осёкся и умолк, глядя в закат.
Аним молчал, не проявляя никаких признаков заинтересованности. Гость размышлял над ценой незаданного вопроса и думал есть ли необходимость его озвучивать.
- Эх… у тебя целая сонма дочерей. Почему ты до сих пор не породнился с ним? Или его происхождение не отвечает запросам матери твоих девиц?
Аним нахмурился, вспомнив, как два года назад нынешнего примипила, тогда ещё центуриона, пыталась соблазнить Анастасия – его седьмая дочь. Девчонку едва спасли от позора, сохранив в тайне всё произошедшее. Когда отец спросил с дочери, та призналась, что влюблена в лучшего ученика отца и её чувства взаимны. Но Георг не собирался делать её даже своей наложницей, не говоря уже о священных узах брака.
Сейчас Анастасия ждала девочек-двойняшек и была вполне счастлива с молодым мужем, даже не вспоминая о своей первой страстной любви.
- На то есть причины.
***
Квартиру убрали перед его приездом. Хозяйка – молодая вдова одного из офицеров, служивших под его началом, – лично накрыла стол для ужина и осталась у него на весь вечер и ночь.
Рано утром она оставила Георга в быстро остывающей постели. Следы её отчаянной страсти красными полосами разрисовали его спину, бессвязный шёпот до сих пор шелестел в ушах, но забота о единственном сыне заставляла мать забывать о своих желаниях, иногда выливающихся в такие беспокойные ночи.
Молодой примипил достаточно отдохнул с дороги. Пришло время визитов – своегообразного триумфального шествия. Уже с вечера к нему начали приходить приглашения в дома и резиденции почтенных семей Республики. Люди славили Георга: его именем молодые матери называли сыновей, а девушки приравнивали к нему своих возлюбленных, дабы удовлетворить гордыню последних.
Мужчина не стал оттягивать завтрак: как и любой военный он ценил время, и как всякий мальчишка, росший в спартанских условиях, привык делать многие вещи самостоятельно.
За чтением новостей он ждал двух подчинённых центурионов, которых прочил себе в приемники, когда к нему явился неизвестный. Посетитель был в защитной маске, но по маленькой фигурке, представшей перед Георгом на объёмном визоре, угадывался ещё совсем детский непоседливый характер.
Он впустил незнакомца, догадываясь, кто первый решил встретиться с ним, и как посетитель рисковал, сбежав из дома ещё до обеда.
- Георг! – Имира стянула маску и бросилась к нему.
Примипил принял её в свои объятья и закружил по комнате. После он отпустил её и отступил на шаг.
- Ты стала выше.
- А ты думал, что я вечно буду дышать тебе в пупок? – она сняла обитую мехом накидку и бросила на ближайший стул. – Тебя целый год не было, - она ухватила его за руку. – Как ты? Тебя не ранили?
- В сражениях я редко покидал капитанский мостик, так что волноваться не о чем.
- Ах, но я столько слышала. В последнее время к нам только и заходят, чтоб похвалить лучшего ученика отца. Говорят, что за один только год сдались два десятка планет Империи. Я знаю, люди склонны преувеличивать, но ты такой молодец…
- Двадцать пять.
Глаза девочки округлились от удивления – рядом с ним она не боялась проявлять эмоции. Георг всегда был к ней благосклоннее, чем к остальным сестрам. Имира родилась почти сразу же после того, как Аним принял звание легата, уже тогда он начал обучать Георга, так что девочка буквально выросла на глазах у отцовского приемника.
- Потрясающе! Как у тебя так получается? Они просто сдаются, услышав твоё имя?
Он мягко улыбнулся, выпуская её маленькие ладошки из своих намозоленных рук.
- Не все, - меньше всего сейчас Георгу хотелось говорить на военные темы. – Давай присядем. Я жду товарищей, так что тебе нельзя здесь надолго оставаться.
- Я… - расстроилась девочка, но всё-таки последовала за ним и села за стол. – Я знаю, но мне так хотелось увидеть тебя! Дома нам вряд ли теперь удастся поговорить.
- Почему?
Георг посмотрел на стремительно краснеющую девушку и только сейчас обратил внимание во что та была одета – корсет был украшен шнуровкой, а ткань вместо яркого детского рисунка обрела спокойный пастельный узор. Перед ним сидела совсем юная, но всё-таки женщина.
- Не выгоняй меня, - взмолилась Имира. – Поверь, я так хотела увидеть тебя.
Растерянность и недоумение на лице примипила сменились сердитой гримасой.
- Если тебя здесь увидят, то посчитают моей любовницей… - он встал со стула и подобрал накидку с маской, в которых она пришла.
Девочка бросилась к нему и обняла, что было сил.
- Мне всё равно. Я так скучала по тебе!
- Прекрати, - в его голосе зазвучала сталь. – Вспомни, чья ты дочь, - он резко отстранил её от себя.
Глаза Имиры заблестели от слёз.
- Моё тело, - девочка закрыла лицо руками. Было неприлично, когда посторонние видели благородных дам плачущими. – Оно стало старше. Не я! А только тело, Георг.
Взгляд офицера смягчился. Он было протянул руку, но так и не рискнул прикоснуться к её волосам.
- Я рад, что с тобой всё в порядке, Имира, - он накинул ей на плечи одеяние, - но ты должна уйти, а то у нас будут неприятности.
- Я не стану творить те глупости, до которых пала Анастасия, клянусь!
- Я знаю, - он слегка подтолкнул её к коридору. – И верю. Но слухи часто перевирают действительность.
***
Они говорили, что свободны, а сами жили запертыми в окружении традиций и обычаев. В этом аспекте Республика мало чем отличалась от Империи. Повзрослевшая девочка из благородной семьи до самого замужества не могла оказаться наедине ни с кем из мужчин кроме официального жениха, отца и братьев, иначе бы её сочли падшей женщиной. Георг не принадлежал ни к одной из трёх категорий.
У него была особая роль в семье Анима.
Нынешний примипил когда-то был простым пленником, захваченным на Имперской планете. Так получилось, что Георг был рождён от порочной связи одного из военачальников Империи и захваченной благородной гражданки Республики. Мальчишку растили в имперских традициях. Родственники презирали его и мать. Отец даже не пытался утешить несчастную женщину нежностью и лаской. На сына, как на возможного преемника, он и то тратил больше времени.
Георг любил и ненавидел отца: тот давал ему знания и вдохновлял своим примером завоевателя, но ни во что не ставил мать, порой доходя до рукоприкладства.
Так что когда республиканский примипил Аним казнил отца, мальчишка совсем запутался. Потехи ради ему сохранили жизнь, как говорили офицеры, чтобы на старости лет не ходить под себя в постели, а принять честный бой и умереть в поединке.
Георгу объявили имя убийцы отца и отправили с ещё несколькими пленниками на планету-тюрьму, откуда он смог через некоторое время сбежать – никто не ожидал от десятилетнего мальчишки такой прыти. Мало кто был осведомлён о его происхождении. Ещё несколько лет сын имперского полководца блуждал по всей галактике, выискивая убийцу отца, а когда нашёл…
- Ты хорошо постарался, мальчишка.
Тогда он пробрался к нему прямо в дом. Жена Анима ждала своего мужчину в опочивальне, чтобы окружить лаской и нежностью, но ту ночь ей предстояло провести в холодной постели.
- Ты знаешь, кто я? – Георг рассудил, что так было даже лучше. Можно было отставить формальности с представлением и вызовом.
- Я слежу за тобой с тех самых пор, как ты сбежал с Детха.
Юношу это удивило ещё больше. Но он слишком долго ждал подходящего момента, и не собирался тянуть время. В руках завибрировал клинок, способный рассекать даже бетонные плиты.
А меньше, чем через минуту мальчишка пал, пронзённый насквозь.
- Ты так жаждешь мести?
Георг зажимал рану, но кровь его усилия остановить не могли, а только подгоняли.
- Я обязан, - прохрипел юноша, упрямо хватаясь за жизнь.
- Но не способен, - флегматично заметил будущий легат. – Да и по статусу мне просто стыдно принять смерть от тебя.
- Собакам собачья…
- Вот и оставайся тут. Истекай кровью. Познай отчаяние глупой смерти, узри бесцельность и бесполезность своего существования, когда каждый шаг был направлен к чистому самоубийству.
Георг ожидал всего что угодно, но никак не нравоучений в конце короткой дороги жизни.
Легат же продолжал вещать.
- Вот она суть имперской знати: в первую очередь тешить свою гордыню, а уже потом думать о всеобщем благе. Командиры без промедления выберут смерть, чем попытку отстоять жизни своих солдат, а их сыновья и того глупее.
Он отвернулся от истекающего кровью врага. Георг разжал руки, зная, что жизнь в своём теле он никаким образом не удержит. И это тот исход, к которому он так стремился?
Отец и его подчинённые прочили мальчишке славное будущее, несмотря на то, кем была его мать. Где она сейчас? Сын совсем забыл про неё, ведомый долгом и гордостью имперца, и вот перед самой гибелью вспомнил добрую, грустную, бесконечно нежную женщину, давшую ему самый главный урок, который не раз спасал на опасном пути по Республике.
- Что имперцы, - прошептал юноша, давясь своей же собственной кровью, - что республиканцы – суть одна и та же, - бледное лицо скривилось в жестокой усмешке. – Все ищут смысл.
Внезапное откровение вернуло к нему внимание врага. Аним подошёл ближе, несмотря на потенциальную опасность раненного. Он долго изучал почти бессознательного Георга.
- У меня восемь дочерей и на подходе девятая, - медленно произнёс он. - И ни одна из них не получит наследства, если выйдет замуж, пока я жив. В моей смерти сейчас нашлось бы побольше пользы, чем в твоей. Однако пасть от руки имперского щенка – страшнее позора я и представить не могу…
Георг закрыл глаза.
Как бесполезна была его жизнь? Как глупо она заканчивалась.
Мать… Он должен был повидаться с ней.
- Я дам тебе ещё один шанс, - внезапно произнёс Аним. – Ещё один шанс, когда придет время.
***
Примипил блистал, выступая в собрании. Сенат аплодировал стоя. Достойные славили достойного. Последний ученик Анима был на высоте.
Двадцать пять планет Империи, и ни одна из них не отвоевана обратно. Потери минимальны, для длинной череды побед. Кто вспомнит теперь, что до десяти лет мальчишка жил на территории противника, а до пятнадцати всей душой презирал республиканский легион?
Тадр и Ромул – двое его избранных центурионов – всё время держались рядом. Грандиозный успех обещал продвижение по службе, как начальника, так и подчинённых. Вместе они покинули обитель сената. По дороге им часто попадались члены собрания разных рангов. Каждый почитал за честь пожать руку молодому примипилу и уверить офицера, что он самый желанный гость в доме благородной семьи.
Уже на улице их догнал молоденький секретарь. Шестнадцатилетний юноша запыхался и раскраснелся, чем вызвал смех центурионов, но Георг пресёк их.
- У тебя какое-то дело к нам? – он имел право спрашивать, а секретарь сената не имел права не отвечать.
- Великий примипил, - он использовал ещё не закреплённый титул Георга. – Меня послали передать вам приглашение в дом принцепса. Он будет рад принять вас в самом скором времени.
Хоть Георг и получил статус старшего офицера ещё год назад, а череда побед заставили народ Республики превозносить его, всё же статус примипила был не достаточно крепок, чтобы получать официальное приглашение старшего сенатора, от которого теперь просто нельзя было отказаться.
- Передай принцепсу, что я почту за великую честь посетить его дом, и сделаю это в самом скором времени.
Секретарь убежал, оставив трёх офицеров в раздумьях.
Георг понимал, что подобный визит обеспечит продвижение к званию легата, но в душу закралось сомнение. К чему готовиться?
Тадр тихо откашлялся, привлекая к себе внимание.
- Говори, - обратился к нему старший.
- Я слышал, что у принцепса в семье две дочери на выданье – близняшки.
- Не уж-то он рискнёт породниться с безродным солдатом? – улыбнулся Георг.
Ромул поддержал командира:
- Даже бывший Великий легат не выпускает своих пташек в недостроенное гнездо, - заметил он, но продолжать не стал, видя, как изменилось настроение Георга.
Примипил медленно двинулся по улице. Центурионы последовали за ним молча. По счастью им больше не встречались сенаторы, а более низкие чиновники просто не решались к ним обратиться.
«Имира, как ты могла так быстро повзрослеть?»
Девочка родилась почти сразу, после того как оправившийся от тяжёлых ран Георг вступил в ряды республиканской армии. Её жизнь стала счётчиком, отпущенных для подготовки лет. Так получилось, что юноша частенько бывал в доме кровного врага. Он не вкушал хлеб и не делил питьё, но пользовался библиотекой и порой ночевал. Конечно, он не мог не пересекаться с родственниками Анима. Жена легата, будучи в курсе дел мужа, откровенно презирала юношу. Дочерей же никто не просвещал, так что некоторые заводили с ним дружбу, а одна даже влюбилась.
Где сейчас была Анастасия? Он не видел её больше двух лет и мог только надеяться, что девушка счастлива в браке...
Но Имира – младшенькая - играла самую важную роль в отношениях Георга и Анима.
И теперь она была готова покинуть свою семью. Мать не станет долго держать дочь в доме, а значит настал время снова взять в руки оружие и вспомнить о ненависти к убийце отца.
Георг остановился, Тадр и Ромул замерли рядом. В голове примипила созрело решение.
- Аним, - произнес он тихо, - я в первую очередь должен навестить учителя.
***
В доме был гость, но мать не выпускала Имиру из комнат, из чего можно было судить, что посетитель не имел никакой ценности для установления выгодного союза семей.
Камила оставила дочь одну, предложив новую вышивку, а сама отправилась следить за мужем и его учеником.
Двое центурионов стерегли вход в кабинет Анима – сегодня он принимал там.
Женщина даже не обратила на охранников внимание. Она прошла мимо них к своему наблюдательному пункту. Весь дом был усеян камерами наблюдения и микрофонами – так было нужно хозяйке.
Аним ходил по кабинету, во всех его движениях наблюдалась необыкновенная живость: с возвращением Георга он будто очнулся от долгого сна. Старик перебирал кристаллические носители, потом, будто вспомнив что-то, пошёл к единственному стеллажу и начал рыться там.
- Я нашёл информацию почти сразу после твоего отбытия… - продолжал он разговор будничным тоном.
Георг сидел в кресле для посетителей и следил за движениями учителя.
- … Но не рискнул пытаться переправлять её тебе. Если бы попало не в те руки, то неизвестно как отразилось бы на твоей репутации, - он наконец отыскал необходимый камень и отправился к столу. – Вот, - Аним положил носитель информации перед учеником. – просмотришь, когда будешь уверен, что остался один.
Георг не без трепета взял кристалл со сведениями о его матери и быстро спрятал в складках одежды. Он не стал благодарить бывшего легата, зная, что совсем скоро ему придётся платить и ценой за оказанную услугу, как и за пятнадцать лет обучение и помощи в продвижении по службе будет одна человеческая жизнь.
Аним не скрывал своего возбуждения. Их уговор был прост: как только Георг перейдёт в сословие старших офицеров, бывший легат примет официальный вызов. Это не умалит его достоинства, а младшая из дочерей заберёт в дом мужа старую мать и все богатства отца. Примипилу это тоже по своему сыграет на руку – у Анима было достаточно недругов среди представителей старшего сословия, чтобы слава его убийцы помогла тому в продвижении по службе.
Георг был молод и горяч, а желание увидеться с ещё живой матерью заставит мстителя драться в полную силу.
Вот только вид у примипила был совсем печальный. Он догадывался, что Аним лгал, и на самом деле информацию по его матери хранил уже достаточно давно. Ещё год назад они могли бы сойтись в поединке, но бывший легат отпустил ученика и не сказать, что с лёгким сердцем.
Аним был для Георга, как отец. И офицер также, как и в далёком имперском детстве не знал: любить его или ненавидеть.
- На какой день назначим поединок? – озвучил он мучавший его вопрос.
- Есть ли у тебя ещё какие-нибудь важные дела? – задал Аним свой.
- Я бы хотел посетить дом принцепса сената. Приглашение настигло меня внезапно, и я хотел бы вкусить блага его гостеприимства.
- Хорошо, - кивнул учитель. – Тогда через три дня. Мне надо позаботиться о некоторых правовых делах, но я успею.
Они провели вместе весь вечер. Ученик рассказывал наставнику о своих победах, о применяемых в сражениях ходах, о диковинах захваченных планет. Впервые за долгое время Аним смеялся и проявлял участие.
Страдания сжимали сердце Камилы, не давая нормально дышать. Что если бы у них был сын? Предавался бы её любимый муж веселью с наследником точно также, как и с кровным врагом? Почему судьба до последнего откладывала дар, спрятанный теперь в её утробе?
За окном стемнело, и примипил собрался уходить. Хозяин дома лично вызвался проводить его к воротам, что было самой настоящей честью.
Уже во дворе Георг всё-таки не смог совладать с собой. В окружении верных центурионов и хозяйских слуг он задал до ужаса личный вопрос:
- Аним, неужели ты видишь больше смысла в смерти, чем в жизни?
На что старик с улыбкой ответил:
- Шутишь? Сейчас я вообще не вижу смысла в существовании.
***
- Как же хороши ваши дочери, - восхвалял Дирек дочерей принцепса.
Девушки обхаживали гостей, уделяя равные доли внимания всем мужчинам.
В подставленный кубок Георга полилась золотистая сладкая жидкость с терпким ароматом. Девушка наклонилась, держа кувшин с вином двумя руками. Один из локонов полураспущенных волос упал на руку примипила. Взгляды дочери принцепса и ученика Великого легата встретились. Она выпрямилась, отступила и перешла к другому гостю.
- Ни в одном славном доме я не встречал сочетания такой грации и красоты, - не унимался трибун, сидящий рядом с хозяином. - Совсем ещё юные цветочки, а как разошлись!
Тадр оказался прав. Принцепс искал достойную партию сразу двум дочерям, поэтому гостей было в два раза больше, чем обычно, да и приёмы устраивали чаще. Семья старшего сенатора имела высокий статус в Республике. Заручившись её поддержкой, можно было спокойно продолжать путь по карьерной лестнице вплоть до звания легата легиона, но…
Георг больше не видел смысла в возвышении своей персоны.
Он стремился к чести и славе, чтобы старик мог спокойно умереть от руки лучшего ученика, не боясь позора и презрения его семьи.
Дочери принцепса были не на много старше легатовской, и этим сходством напоминали об Имире.
«Как же ты могла так быстро повзрослеть, ведь ещё недавно была совсем крохой?..»
Георг был невесел и тем мог оскорбить хозяина.
- Нектар их сладок, - поддержал он трибуна, стирая грусть с лица и пряча глубоко в сердце. – Аромат манит своей нежностью.
Дочь принцепса, налившая ему вина, переглянулась с сестрой – своим зеркальным отражением. Ланиты девушек покрыл румянец.
- Самые сочные плоды мирной жизни достаются великим победителям, - отец семейства подставил свой кубок другой дочери.
«Предложение посвататься?» - Георг внимательно изучил хозяина, но за его улыбкой не увидел ничего подозрительного. Дирек нахмурился – трибун явно рассчитывал оказаться в фаворе на этот вечер, но принцепс почему-то предпочёл молодого примипила.
Георг посмотрел на одну девушку, потом уделил внимание другой.
Никаких различий он не заметил – обе были прекрасны и грациозны.
«Свадьба…семья… что ж не самый худший жизненный путь».
- Главное - сорвать вовремя, - дал он ответ.
***
Георг, как и обещал, пришёл на третий вечер после первого визита.
Он был спокоен и собран.
Мать оказалась жива и ждала его на одной из отобранных у Империи планет. Она была любовницей наместника и родила ещё двоих сыновей, чем заслужила почёт и уважение. Нынче редкая мать могла похвастаться двойней сорванцов. Женщина мечтала о встрече со своим первенцем и несказанно обрадовалась, когда узнала, что он жив и здоров. Для неё не имело значение, что возмужавший Георг служил Республике, а не Империи.
Примипил собирался отправиться проведать её сразу же, как только уладит все дела.
И он сильно удивился внезапной преграде, выросшей на его пути: во дворе Георга поджидала Камила с дочерью.
Имира была бледна как снег и с неприкрытым беспокойством смотрела то на мать, то на него. Жена бывшего легата была сейчас больше похоже на мраморное изваяние. Ни одного намека на чувства ни в мимике, ни в движениях.
- Ах, вот и ты, убийца, - поприветствовала она Георга.
- Я пришёл по праву родственника убитого, и исполню свой долг, - ответил он, вторя её холодности.
Они молча смотрели друг другу в глаза. Как же сильно это женщина любила своего Анима, раз рискнула вмешаться в течение мужского спора. Пошла против закона, да ещё и дочь приплела. Георг перевёл взгляд на Имиру, и девушка будто обрела потерянный дар речи.
- Неужели это правда, Георг?! – в её глазах снова блестели слёзы.
«Неужели вся моя судьба лишь приносить несчастье в этот дом?» - тоска ела его душу, но примипил дал обещание и только им и держался.
- Ты собираешься убить отца?
Он сдержано кивнул в ответ, не желая посвящать девушку в тайны своего прошлого.
- Но… - она шагнула к нему и остановилась.
Неподвижная фигура матери ожила. Она с силой толкнула девушку к нежеланному гостю, так что Имира обязательно упала бы, не подхвати её мужчина.
- Забирай, - голос Камилы звенел от напряжения. – Женись на ней и забудь о мести.
Георг посмотрел на растерянную девушку и грустно улыбнулся.
- Я уже дал обещание другому дому, - он отпустил младшую дочь врага, но та вцепилась в него мёртвой хваткой.
- Я стану наложницей, - поддержала девушка мать. – Я рожу тебе сына, Георг! Я сделаю тебя самым счастливым мужчиной на свете! Клянусь! – до неё, наконец, дошло, что она была превосходной монетой в покупке примирения.
Одного холодного взгляда хватило, чтобы погасить весь пыл дочери легата.
- Я дал обещание, - он отстранил вмиг ослабевшую девушку и пошёл к дому.
- Я жду двойню, Георг. Один из них - мальчик.
Слова Комилы стали ножом, кровожадно вонзившимся ему в спину своей правдивостью. Примипилу, казалось, что из лёгких вытянули весь воздух. Он остановился.
Мальчик. Наследник. У Анима будет наследник, а это значит, что и всё наследие семьи продолжит свой путь по истории.
Георг обернулся. Камила прижимала к груди плачущую Имиру. Их печальный образ обещал навсегда запечатлеться в его памяти.
- Легат знает об этом?
- Он не верит, что после пятнадцати лет бесплодия я способна породить на свет что-то живое, да и лекари только поддерживают его мнение, - в её улыбке было столько горечи, что хватило бы сдобрить целый океан. – Ох уж вы мужчины! Ищите смысл в жизни и в смерти, устраиваете войны, чтобы потешить свою гордость, а как встречаетесь с действительностью, так сразу ломаетесь! Чем так плох естественный ход вещей, что заложила сама природа!? Зачем отрицать его?
- Я… - Георг замолчал.
Камила так сильно сейчас напоминала ему мать, смирившуюся с браком с имперским офицером, дарящую искреннюю любовь единственному сыну.
- Я дал обещание, - прошептал он.
Примипил быстро вошёл в дом.
***
Разговоры были позади. Остались только двое кровных врагов с оружием в руках. Аним сам лично учил Георга фехтовать, но тот был достаточно умён, чтобы не замыкаться только на одном наставнике.
Клинки вибрировали, сияли. Противники ходили по кругу, изучая друг друга.
На стороне Георга была молодость, пыл и ловкость.
Аним держался за счёт опыта.
Первым в атаку бросился примипил. Серия тяжелых ударов была отражена не без усилий. Легат был стар и заметно слабее, чем в их первую встречу.
«Скорее это я стал сильнее…»
Внезапная атака старшего стерла все мысли. Георг вновь превратился в сплошной инстинкт, но ошибка была сделана, и глубокий рубец украсил левую руку, сжимавшую кинжал. Яркие капли крови брызнули на мраморные плиты. Обнаружившая себя опасность подстегнула ученика легата. Аним начал отступать под новой серией атак, тратя силы и энергию на защиту.
Георг побеждал, но Аним не чувствовал грусти и печали. Он был счастлив. Его глаза горели, как и у молодого офицера.
В какой-то миг он просто не смог поднять слишком тяжёлый клинок. Отражая погибель кинжалом, Аним оступился и пал на колени. Разгоряченный примипил замахнулся и замер.
Внутри Георга шла борьба пострашнее, чем самое кровопролитное его сражение.
У Анима будет сын-наследник. Имира выйдет замуж за достойного гражданина и покинет дом со спокойной душой. Камила перестанет ненавидеть единственного ученика мужа. Он поедет к матери, и та даже не вспомнит о его долге перед отцом. Никто не вспомнит в Республике о его имперском детстве. Он женится на дочери принципеса и увековечит своё имя ещё в десятке походов.
Картина будущего показалась ему такой реальной, что казалась вполне достижимой.
«Будь проклята, Камила! Как ты могла ослабить мою решимость?» - он опустил клинок и отвернулся от задыхающегося от усталости старика.
Как он и думал жена легата всё время наблюдала за ними, но вместо своего обычного поста в тайной комнате она предпочла вход на террасу, где проходил поединок. Имира стояла в пяти шагах от неё. Вид у девушки был такой, будто она до последнего мгновения была готова броситься защищать отца.
- Ты… - в голосе Анима звучала ярость и обида. – Как смеешь ты…
- Я отказываюсь от мести, - ему было стыдно смотреть в глаза бывшему Великому легату. – Ты отобрал у меня всё, когда я был ребёнком, но дал мне гораздо больше, когда я повзрослел.
- Ты дал обещание, проклятый щенок.
«Он пытается спровоцировать меня…»
- Аним, - и всё же он посмотрел на него. Легат снова стоял на ногах, его клинок был поднят и острие было направлено в живот противнику. – Нет смысла в противостоянии. У тебя будет наследник…
- Глупец, тебя ослепила надежда, - зло промолвил Аним. – Реальность диктует правила, и ты совсем забыл об этом.
- Пусть так.
Георг бросил клинок и разжал раненную руку, вцепившуюся кинжал. Примипил пошёл к выходу, зная о том, как рискует своей спиной, но смирившись с возможной смертью. В конце концов, он должен был погибнуть ещё тогда, пятнадцать лет назад.
Ярость охватила Великого легата. Мальчишка просто смеялся над ним!
- Нет, отец! Стой!
«До чего же легки её шаги», - успел подумать примипил.
Ярость Анима придала тому сил. Имира бы всё равно не успела встать меж ними.
Острый горячий клинок забрал сразу две жизни.
Девушку ранило в самое сердце – она погибла ещё до того, как примипил понял, что и ему пришёл конец.
Пораженный Георг в последний раз принял в свои объятья дитя мирной жизни. На его лице не успели проявиться эмоции, но последние мгновения его жизни утонули в океане невысказанной муки.
Камила стояла на краю площадки. В лице ни кровинки, но и не одной слезы по дочери.
Она любила своего мужа слишком сильно.
***
- И каково это во второй раз быть избранным на пост легата?
Трибун прибыл с утра и до самого обеда справлял суд над имперскими военачальниками.
- Не сладко, - коротко ответил Аним.
Дирек криво улыбнулся. Великий легат заметно сдал за последние полгода. Волосы и борода совсем поседели, будто пеплом покрыло. Осанка осталась такой же прямой, но величия подрастеряла. Жестокая месть «убийце» самой младшей дочери сыграла свою роль.
Многие семьи сделали иные выводы, решив, что у легата осталось ещё пороху в пороховницах.
- У имперского наместника осталось трое взрослых сыновей, - сообщил Дирек. – Что с ними делать?
- Назовите имя легата, подписавшего приказ о казне их отца, и вышлите на Детх.
- Всё просеиваешь песок в поисках жемчуга?
Аним ничего не ответил.
В наспех сформированном командном пункте царила суета. Это была пятая планета, отобранная у Империи за поход. Ранее она принадлежала Республике, а до этого опять-таки Империи. Политики и воины продолжали как мячики перекидывать целые миры через фронт военных действий.
- Великий Легат, - обратился к Аниму один из приближенных офицеров. – Позвольте доложить.
- Говори, - он даже не обернулся к солдату.
- С планеты Пятый Рим было доставлено сообщение для вас.
- Содержание?
- Ваша жена умерла при родах…
«Ну вот и всё», - он не выдал охватившее его отчаянье ни одним жестом, но на какое-то время будто потерял способность слышать, видеть и вообще как-то воспринимать окружающую действительность.
- …имя. Управляющий говорит, что дочь по желания матери назвали Имирой, но мальчику имя она так и не дала.
Губы Анима беззвучно шевельнулись. Центурион не мог видеть этого движения, и уж точно не услышал произнесённого.
Легат повернулся к офицеру и чётко произнёс.
- Георг. Пусть моего сына назовут Георгом.

За любой кипиш окромя голодовки!

Balzamo

30 апреля 2014, 16:38

Plus Ultra

LV9

Стаж: 13 лет

Постов: 4657


		Balzamos
		Balzamo

Metal Gear Solid V: The Phantom Pain

Генрик Сенкевич - Quo Vadis

Cantus cycneus

«Здесь будет цирк, — промолвил Ромул, —
Здесь будет дом наш, открытый всем».
«Но надо поставить поближе к дому
Могильные склепы» — ответил Рем».
Николай Гумилев

Марс вечно сиял над Римом. Римом-воином, рожденным в братоубийстве Марсовых сыновей. Римом-кузнецом, сковавшим из италийских народов разящий клинок. И наконец, Римом-завоевателем, раскинувшимся от берегов Кантабрийского моря, до гаваней Эвксинского Понта.
Но ныне Марс погас. Боги отвернулись от нас.
Пусть я ещё не собираюсь умирать, Марк, сын мой, но мне пора рассказать тебе историю, а может уже и легенду о великой республике, о её падении и о человеке, который оттолкнул саму смерть от всех нас. Взгляни в окно. Вглядись в горизонт. Недалеко, за водами Тирренского моря, наша Италия, наш Рим. И мы обязательно вернемся туда.
Но, а пока...
Шло моё двадцать первое лето, когда обескровленные легионы Помпея возвращались из мятежной Испании. На севере Италии к ним присоединился я, юный, жаждущий показать себя, глупый. Я пополнил третью когорту пятого легиона. Марк, я всё ещё помню тот мимолетный, пронзительный взгляд нашего приора, более подходящий самому Квирину, нежели простому смертному, испугавший меня, заставивший устыдиться своего мнимого бесстрашия. Я поклялся служить Риму, но этот взгляд полный ледяного безразличия, лишенный, казалось, даже самой искры жизни, встряхнул меня, вынудил сомневаться в собственном выборе.
Маний Эмилий Тавр, запомни это имя навсегда, Марк. Так его звали. Как я узнал много позже, у него не было даже семьи, только домик где-то в глубине Этрурии с оливковой рощей. Этрурию этот старый воин и любил больше всего на свете.
Тогда я даже не ведал, как мне повезло оказаться под его началом.

Маний Эмилий Тавр, ныне первый центурион пилуса третьей когорты пятого легиона, ещё помнил долгий путь по залитой солнцем Аппиевой дороге к Риму, когда казалось, что безумие овладело всем великим народом. Именно в тот день, маршируя в составе легионов Суллы, он, будучи римлянином, впервые шёл убивать сограждан, братьев. Он помнил запах страха и волнение воинов, когда легионы встали под грозными серыми стенами белоснежного Рима. И помнил тот ужас и жажду битвы, сравнимую лишь с жаждой женщины, когда они молодые, яростные и бесстрашные не могли насытиться кровью марианцев под мрамором Коллинских ворот, так же как Ромул, в своём неистовстве, не мог насытиться кровью Рема.
А потом опьяняющей вспышкой пришёл триумф - легионы впервые за десятилетия вступили в Вечный Рим и Маний шел по его улицам победителем. Ночью, утопая в фунданском вине и объятиях прекрасных блудниц, он воистину верил, что родился бессмертным.
Потом была Испания ослепленная предательством Сертория. Победы и горькие поражения, когда Маний верил в собственную смерть больше, чем в наступление очередного рассвета.
Далеко после прогремело восстание Спартака. Возвращаясь из Испании в составе легионов Помпея, Маний вновь прошел по землям родной Италии, защищенный лорикой и опоясанный кельтиберийским мечом. Теперь камни Аппиевой дороги были залиты кровью распятых рабов, а воздух пропитан запахом тлена.
Пятый легион повернул на север. Уходя в Македонию, Маний грустно глядел на удаляющиеся виноградники родной Тусции и молил богов, чтобы на этот раз они снова вернули его в Италию не через одиннадцать лет.
Боги его услышали.

Над Фессалониками пламенело заходящее солнце. Пронзительно кричали чайки, кружа над Термаикосом. Птицы, словно солнечные искры, выскальзывая из неровного хоровода, то и дело, стремительно падали к зеркальной глади залива и у самой воды взмывали ввысь. Стража в городе уже возжигала ночные огни.
Бриз нежно перебирал седеющие пряди далеко не юного центуриона. Он смотрел на амфитеатр домов, подбирающихся к водам Эгейского моря, вспоминал любимую Тусцию и, конечно, сияющий белизной амфитеатр Арреция с первыми играми, на которые воин ходил ещё мальчишкой.
Холодало.
Центурион с трудом оторвал взгляд от засыпающего города, поднялся с густого травяного покрывала, оправил алый пояс охватывающий тунику, тяжело вздохнул и пружинисто зашагал прочь от города.
Пятый легион квартировал в обширном лагере на востоке от Фессалоник, вот-вот готовясь перейти на границу с Фракией. Центуриона он встретил привычным густым лагерным запахом еды, дыма и пота.
Отсалютовав усталой страже, Маний окунулся в шум лагеря. Легионеры, пользуясь достаточно длительной остановкой и отсутствием военного положения, наслаждались греческими блудницами и вином. Тут и там слышался смех в густой смеси со стонами. Местами звучала брань, а иногда и мощный храп уже закончивших постельную борьбу воинов. Но, несмотря на всё, шла и работа. Угрюмый кожевник чинил сандалии, поглядывая исподлобья на праздношатающихся. Один из кузнецов сплетал железные кольца чьей-то порванной лорики. Нумидийские рабы чистили лошадей, беспечно болтая на своём грубом наречии.
Маний перешел на быстрый шаг только в сравнительно тихой части лагеря, где размещалась его когорта. Легко кивнув молодым легионерам, которые при виде своего приора заискивающе заулыбались, пытаясь салютовать и прятать распаленных женщин одновременно, он зашел в свою палатку, возле которой стоял покосившийся сигнум.
Там он вознёс молитву богам, особенно Марсу, чтобы тот не посылал легиону непосильных задач. Лег на меха и почти мгновенно заснул.

Легион подошел к пограничным фортам ночью. Еще некоторое время заняло распределение когорт по местам их размещения. Безлунная, ледяная ночь с бесконечной моросью и обветренные укрепления, видимые только благодаря огням, вызывали тоску, лишь усиливаемую усталостью. Маний приказал одному из младших центурионов назначить ночную стражу и инспекторов, а сам пошел в комнату, предназначавшуюся для приора когорты. Было очевидно, что в ней давно никто не жил. На всех поверхностях лежала жирная пыль, по углам растянулась старая паутина, а на кровати покоилось изъеденное молью, аккуратно уложенное одеяло. Воздух пропитался терпкой сыростью.
Маний аккуратно снял с плеч волчью шкуру и положил её на кровать. Сбросил знаки отличия и лорику. Глотнул вина, немного постоял глядя на дубовую, черную дверь и неспешно вышел на улицу. Легионеры суетились внутри форта, пытаясь сделать его пригодным для жизни. Всё ещё моросил дождь. Хоть этого и не было видно, но Маний знал, что где-то там, за чёрными тучами, Селена ведёт за собой легионы звезд по тёмно-синему небосводу. С запада чувствовалось дыхание Эвра и приору показалось, что в дыхании этом он различает запахи розовых полей Этрурии и Циспаданы. Он улыбнулся и сделал очередной глоток душистого фессалийского вина.

То был последний год Республики, год консульства Гнея Помпея Магна и Марка Лициния Красса, двух, быть может, не самых талантливых римлян, пожинавших плоды победы над Спартаком. Пусть боги и не одарили их невероятными способностями, но они одарили их верными легионами. А Рим, Марк, всегда уважал мощь.
Набирал силу Месяц Юноны, закончились Весталии, Македония расцвела. Над нами сияло лазурное небо, будто выложенное из тысяч тысячей сапфиров. Перед нами простирались поля цветущие чабрецом и мятой, а за нами росли грозные силуэты иссиня-зелёных гор в белоснежных коронах. В воздухе витал запах мёда. Если и есть место красивее Италии, то это Македония, мой мальчик.
Кто из нас мог тогда задуматься, что Плутон уже отправил свои армии?
Наш легион стоял на фракийской границе, около одной из главных дорог, что вела в Никополь, а затем и в сердце Одрисского царства – Адрианополь.
Одрисы не варвары: жившие рядом, а после и завоеванные эллинами, они куда ближе к цивилизованным осколкам империи Александра Великого. Тем большим было наше удивление, когда к римским границам начали подходить ободранные, грязные люди, молящие об убежище в границах Республики. Мы приняли их за дакийских варваров, для чего-то пересекших Фракию, но мы ошибались. Это были Одрисы, сломленные, напуганные, жалкие.

Первые из них показались на закате. Шли с востока. Десяток, может, чуть больше. С груженой скифской повозкой. Разведчик принял их за торговцев, но всё равно доложил приору. Маний Эмилий Тавр с небольшим конным отрядом, встретил путников на подходе к границе.
Они не могли ничего объяснить, изъясняясь на какой-то странной смеси греческого языка и местных фракийских наречий. Но их грязные, изможденные лица были красноречивей любого человеческого языка.
И, быть может, даже из жалости или из врожденного чувства долга, приор распорядился оставить их в лагере, дабы отправить обратно во Фракию с первым торговым караваном из Республики. Они падали ниц, плакали и благодарили даже за это.
Ночью пришли другие. Более двадцати. Богатые, на породистых каппадокийскийх скакунах. В серых плащах, с короткими мечами, больше похожими на длинные ножи.
Маний встретил их учтиво, но холодно. Он, не без оснований, полагал, что воины явились за пришедшими накануне изможденными путниками. И, пусть, отдавать их он не собирался, но выслушать одрисскую знать был обязан. Как и накануне, он выскакал навстречу к гостям с несколькими всадниками.
Еще на подъезде к незнакомцам, приор вытянул перед собой руку в знак приветствия.
- Добро пожаловать к границам Римской Республики, друзья! Мое имя Маний Эмилий Тавр, я первый центурион пилуса третьей когорты пятого легиона. Чем скромный слуга Рима, может быть полезен знатным войнам Одрисского Царства? – Маний представился на греческом.
Знатные воины, в знак почтения, чуть склонили головы. Но, несмотря на сохранение церемониала, приор с удивлением заметил, что на их благородных лицах лежит та же печать ужаса, что и на расквартированных в форте одрисах-бродягах.
- Рад тебе, Маний Эмилий Тавр, приветствую тебя. – Начал старший из воинов, сероглазый, худой мужчина, облаченный в золотистый, подобный македонскому, покрытый дорожной пылью панцирь. – Мы прибыли из Никополя, до него же мы покинули Филиппополь, а еще ранее мы отступили от самой Истры. – Воин опустил глаза и учащенно задышал - Наша земля проклята. Наш царь свергнут. Царство разрушено. И теперь, я, Орфей Серд, здесь, чтобы нижайше просить вас убежища в границах Римского Царства. – Воин спрыгнул с коня и пал ниц.
Маний видел многое в своей жизни, но впервые, как знатный фракиец ломает свою гордость, добровольно склоняясь перед римлянином.

В ту ночь легион не спал. Аквилон задышал с почти осязаемой тяжестью и каждый легионер ощутил, как дыхание доброго Аквилона принесло с собой торжествующий хохот Плутона и зловоние дочерей Никты.
Всю ночь, вдоль фракийской границы, сколько хватало человеческого взгляда, появлялись то малые, то большие группы людей. Одрисы, а за ними и Мезы, Кробийцы, Геты, Дакийцы. К утру прискакали Скифы.
Все они говорили на разнообразных языках, облачались во всевозможные одежды, имели различные черты лица. Их объединяло лишь одно, мой мальчик, они везли с собой страх. И этот первобытный ужас, почти неотличимый от истинного безумия, блуждал в грубых ликах огромных северных варваров. Этот страх заставлял прятать глаза хмурых, закаленных в битвах, гордых воинов Одрисского Царства, которые бы, не раздумывая, кинулись в лапы рассвирепевшего льва и убили бы его голыми руками. Не зря один из немногих гладиаторов, вписавших своё имя на вечный пергамент истории – Спартак, был именно фракийцем.
Ужас обуял их всех.
Римский легионер, Марк, не дрогнул перед поражающей воображение громадой из мышц и ярости – карфагенским боевым слоном. Римский легионер не дрогнул перед германской секирой и сирийскими колесницами. Но римский легионер дрогнул перед этим нечеловеческим страхом, объявшим столь разные, но одинаково жаркие сердца.
Мы тревожно всматривались в зарозовевший, необыкновенной свежестью, восточный горизонт, но нам чудилось, что небо сегодня освещено не сладкой юностью Авроры, которую так любят воспевать поэты, говоря о рассвете, но чудовищными молниями Юпитера. И мы оказались правы.
К полудню мы увидели Их.

Трава покрылась бусинами росы. Над землей расстилался невесомый туман.
На заре залаяли молоссы и мастифы. Они первыми почуяли врага. Стражники, ослепленные молодым утренним солнцем, пытались успокоить обезумевших псов. Но собаки лишь становились неистовее, пытаясь порвать свои цепи. Казалось, что они готовились кинуться в самую гущу воображаемого боя.
Потом тяжесть утреннего сырого воздуха рассек рог первой когорты, отразившийся эхом от форта второй. Вскоре загремел рог и в фортеции третьей. Напряженный легион замер.
Маний Эмилий Тавр, в полном вооружении, с накинутой поверх лорики, волчьей шкурой, поднялся на невысокую стену. Стражник молчал, не обращая внимания на приора, и внимательно вглядывался в затуманенный горизонт. Маний последовал примеру.
Дыхание Аквилона принесло невыносимый запах тлена. А потом, сквозь туманный флёр, проявились силуэты. Сперва их было несколько. Шли медленно, неуклюже, переваливаясь с ноги на ногу, словно пьяные или раненные. За ними показался ещё десяток. Потом ещё и ещё. Горизонт от края и до края заполнялся тёмными и безмолвными ковыляющими тенями. Завыли рога в фортах остальных когорт. И в вое этом, оглушающем, торжественном, обычно бодрящем, прозвучало больше отчаяния, чем упования. Этот, лишенный надежды, звук напугал Мания сильнее, чем необъятная армия на горизонте. Так, на его памяти, трубили только в Испании, когда легионеры уже не чаяли встретить следующий рассвет.
Граница опять погрузилась в молчание, лишь лай взбесившихся псов гулял эхом от форта к форту.
Когда Одрисы рассказывали о «тома», о проклятье, о непобедимой армии не-живых, то Маний отнесся к этому с недоверием. Мелкие племена, впервые увидевшие армии Германцев, которые были многочисленнее, чем самая большая племенная деревня, говорили нечто подобное - «бессмертные», «непобедимые», «не люди».
С севера Эвксинского Понта могли прийти новые орды кровожадных варваров – Роксоланы, Сарматы, Язиги, Аланы… Да, кто угодно! Но Республика ни разу не уступала даже самым свирепым варварам, а значит, и эти не могли быть ей страшны.
Теперь Маний видел Их. Видел, что это не варварская армия. В своей нелепой неуклюжести и бездумности, они должны были казаться смешными, но, напротив, вызывали ужас.
Приор отвернулся и с удивлением обнаружил, что центурионы и легионеры его когорты заполнили внутренний двор и выжидающе смотрят на него с осязаемым напряжением. Маний ощутил необходимость ободряющей речи, но слов не было. Даже рога легата пятого легиона ещё молчали, не давая команды на построение. Приор сглотнул и крепче сжал рукоять меча.
- Рассказы странников оказались правдой. – Негромко начал он, впрочем, тишину нарушали лишь мастифы, запертые в псарне – Варвары воистину прогневали богов, раз Плутон поднял их мертвых из могил. И теперь они здесь. Но…
- Сообщение от легата! Сообщение от легата! – Сквозь толпу протискивался гонец с трубочкой пергамента над головой. Он стремительно поднялся на стену, поклонился и передал сообщение приору. Тот быстро его прочитал и снова остановил взгляд на легионерах.
- Все странники, что пришли к нам с востока, с этого момента, по распоряжению легата, считаются пленными. Стража, возьмите с собой десяток гастатов, свяжите странников и приведите сюда! – Маний, наконец, получив прямой приказ, почувствовал себя уверенно и смело.
Легионеры тоже обрадовались возможности сделать что-то осмысленное. Вскоре, испуганные, связанные, сбитые с толку, гости, стояли на коленях в центре внутреннего двора. Маний не стал переходить на греческий, полагая, что в этой ситуации разумнее обращаться к легионерам, нежели к пленникам. К тому же греческий из них знала, едва ли десятая доля.
- Легат Марк Теренций Варрон Лукулл приказывает считать пленными всех иноземцев пришедших на границу в последние несколько дней. Так же с этого момента пленные считаются врагами Римской Республики, ибо они пытались спрятаться от гнева богов в границах Рима. И боги привели свои армии, чтобы забрать этих проклятых. Поэтому, легат приказывает отвезти всех пленных, а так же по одному быку на десяток человек, к армии Плутона. В качестве извинения и жертвы. Исполнить приказ немедленно.
Маний окинул взглядом свою когорту. На глаза приора опустилась завеса ледяного безразличия. Он почти не слышал полных отчаяния криков пленных, рева стреноживаемых бычков, ржания оседлываемых лощадей и беспрестанного хриплого лая псов.
Он думал о своей оливковой роще и циспаданском вине. Манию давно хотелось иметь свой собственный виноградник, благословленный милостивой Церерой.

Я никогда не видел большего отчаяния и мольбы, чем в тот день. Народы и племена Фракии, Дакии и Скифии, ещё вчера стоявшие на коленях перед Республикой, готовые целовать ноги приорам, плакавшие от счастья быть живыми, защищенными могущественной тенью непобедимого Рима, теперь молили о том, чтобы их сделали рабами, продали, но не отправляли к Тем.
В тот день, Марк, мы разгневали Марса и Юпитера. Я чувствовал всей своей сущностью, которую греки называют «психея», материальное существование которой доказывал ещё сам Эпикур, что малодушие легата не только не будет вознаграждено прощением Рима, но, более того, разгневает богов.
Но я молчал, Марк. Что может сделать легионер-принцип со словом самого легата легиона? Я закидывал беспомощных фракийцев в повозки, словно скот. Смотрел в их обезумевшие от нечеловеческого страха глаза и ненавидел их за эти взгляды, полные слез и молитв. В этот момент я был готов их резать сам, лишь бы не чувствовать боли шевелящейся психеи внутри себя.

Только один, самый сильный, благословленный Марсом бык, смог прибежать обратно. Плутон принял жертву.
Маний Эмилий Тавр всё ещё стоял на стене своего форта, глядя как восставшие из мёртвых пожирают останки животных, пленников и его троих гастатов. Он заставлял себя на это смотреть. Никогда прежде он не обрекал своих солдат на такую чудовищную гибель. Луций Неистовый, большой и сильный воин из Анконы, пал последним. Сразу вслед за своим верным скакуном. Кажется, он успел зарубить троих.
Рога молчали, но это не удивляло Мания. Он ощущал отголоски чужого ужаса в своей неспособности сдвинуться с места и даже отвести взгляд. Словно, он наблюдал за кровавым ритуалом, за началом новой Агоналии под покровительством беспощадного Плутона.
А потом страх запустил свои склизкие щупальца в живот центуриона. И день будто бы померк, хоть по небу не плыло, ни единого пушистого облака: Маний увидел, что его легионеры пополнили армию мёртвых.
Тогда, невзирая на молчание легата, первый центурион пилуса третьей когорты пятого легиона Маний Эмилий Тавр, приказал трубить построение. Эхом прозвучали мощные рога остальных фортов.

Пахло смертью, потом и страхом. Мы смотрели на тьму ковыляющих, гнилых чудовищ, которые подходили к нашей стройной когорте с нечеловеческой медлительностью, и мы дрожали, Марк.
"Как? Как существо, презревшее нерушимые законы природы, может остановиться от простого удара римского меча?" - Думали мы. И в тот момент Беллона воистину стыдилась нас!
Справа и слева, алыми пятнами с золотыми молниями сигнумов, ждали уродливую массу трупов и остальные когорты пятого легиона.
Я удивлялся немому и, в то же время, торжественному величию золотых орлов, когда запоздало понял, что рог легата так и не прозвучал. Но все римские воины, в молчаливом согласии, возвели нашего приора в ранг главнокомандующего. Только через много-много лет я узнал, что легат так и не принял боя, сбежав с фракийской границы в Нарбонскую Галлию, где и нашел свою бесславную смерть.
Так мы и стояли, ожидая, когда вязкая тьма армии Плутона, охватит крохотные рубиновые пятна защитников Рима.
Мы уже различали пустые глаза мертвецов, косые дыры их жаждущих ртов, жилистые руки, измазанные кровавой грязью, когда взревел наш малый рог и немногочисленные всадники ринулись в неравный бой.
А мы стояли и смотрели, Марк. Смотрели, как испуганные кони погружаются в черное море ковыляющих трупов. Как взмывают полоски блестящих мечей, только для того, чтобы вновь погрузиться в мертвую плоть. Мы слушали, как кричат римские сыновья, когда леса бесчувственных рук, стаскивают их с полуживых жеребцов. Как, наконец, трубят тяжелое отступление.
Вернулось не больше десятка. Но среди уцелевших был Маний Эмилий Тавр.
Он легко соскочил со своего изодранного скакуна. И встал по правую руку от когорты, весь измазанный слизью, покрытый бурыми пятнами загустевшей крови - крови мертвецов.
Он посмотрел на нас один-единственный раз, но и этого спокойного взгляда хватило, чтобы мы устыдились своего малодушия. Раз уж он, заглянувший в пустую бездну глаз солдат Плутона, не испытывал страха, значит не должны были бояться и мы.
Приор немного постоял, наблюдая, как трупы бестолково грудятся возле мертвых туш лошадей и их всадников, пытаясь добраться до еще теплого мяса, а потом негромко сказал:
- А ведь их можно убить.
И эти слова наполнили нас светлой, почти потерянной, надеждой.
Потом Маний Эмилий Тавр приказал трубить общее наступление.
О, как вздрогнула земля, когда все когорты легиона, в непостижимой слаженности, одновременно сделали первый шаг! О, как завибрировал воздух от согласного воя десятков рогов! В тот момент, Марк, мы были не воинами, не легионерами пятого легиона. Мы были тысячеликой римской гидрой, чудовищем, которое ощерилось в хищной улыбке, демонстрируя блестящие клыки кельтиберийских мечей, и всей громадой своего чешуйчатого, железного тела, двинулось на неисчислимое море врагов!
Мы бы тогда победили любую армию, какого угодно народа, населяющего мир. Но не армию мертвецов.
И мы сошлись.
Молча. Со странной, для битвы, медлительной нежностью.
Непереносимый смрад разлагающейся плоти окутал нас, словно меха, но мы не дрогнули.
Я стоял в третьем ряду и видел, как легионеры протыкают и рубят бесчувственные тела, но те не замечают своих страшных ран. Мертвецы теряли руки и ноги, но продолжали шипеть, в бесконечных попытках укусить, сломать, сделать больно.
Тогда мы не знали, что слабое место у солдат Плутона только одно - их голова. Римская манера боя, Марк, подразумевала, что любого противника можно поразить ударом в грудь или живот, в крайнем случае, в шею. Когда ты находишься в тесном строю, прикрываясь щитом, нанести удар в голову практически невозможно. И это предопределило исход боя.
Легионеры гибли десятками: нечеловечески сильные мертвецы, выдергивали их из строя. Я до сих пор слышу крики молодых воинов, которых заживо пожирали на наших глазах.
Маний Эмилий Тавр, думаю, раньше всех понял, что битва проиграна. Он раньше всех понял, почему атака всадников имела больший успех, чем прямое столкновение легиона. И понял, что разить противника надо только в голову. Но что толку от этих мыслей, когда некому трубить отступление?
Он смог передать свой приказ только нашей когорте, которая тут же неуклюже попятилась. Остальной легион и все те, кто остался за стенами фортов, сгинули, исчезли, растворились в бескрайнем море оживших трупов.

Горечь сокрушительного поражения преследовала горстку отступающих легионеров, так же настойчиво, как и армия не знающих усталости мертвецов.
Маний Эмилий Тавр решил идти не по удобным римским дорогам, но напрямик. Через неприступные горы и девственные леса верхней Мезии. Он хотел отвести угрозу от крупных городов Македонии, Эпира и Ахайи.
Проходили недели в изматывающем марше с краткими перерывами на беспокойный сон. Воины никак не могли вырваться из холодных объятий Тимора. Они молили Марса об удаче, о передышке, но Марс никогда не покровительствует беглецам. Что толку спасать трусов?
Иными ночами первый центурион пилуса третьей когорты уничтоженного пятого легиона Маний Эмилий Тавр, был готов повернуть назад, чтобы умереть в славной и безнадежной битве. Но его всегда останавливала одна-единственная мысль.
Рим, вечный город, колыбель величайшего народа в истории человечества, должен быть готов к встрече с армией Плутона. Какой еще народ сможет достойно ответить на вызов, брошенный самими богами? И кто, если не я, думал Маний, сможет подготовить римские легионы?
Поэтому он шел, а за ним шли и они. Не жалуясь на нечеловеческую усталость, не жалуясь на непроходимые тропы, не жалуясь на жестокость богов.
За их плечами осталась верхняя Мезия, а потом и Далмация. К дорогам Истрии они вышли к идам шестого месяца. Почти девяносто дней скитаний по безлюдным лесам и горам, оставили неизгладимый отпечаток на внешнем виде третьей когорты и только благодаря всё еще золотому сигнуму, Аквилея открыла перед ними свои могучие врата.

Целые недели этого беспощадного похода выпали из моей памяти. Когда мы вошли в Аквилею, я молил только об одном: чтобы этот город не был шуткой Сомна.
Когда нас привели в порядок, обмыли, перевязали истертые в кровь ноги, то нам сообщили, что Македония, а за ней и Эпир пали. Что небо над Азией, Вифинией и Понтом отражает свет тысяч пожарищ и в самые темные ночи, там светло как днем. Нам сказали, что римские торговцы больше не причаливают к мертвым гаваням Ахейи, ибо по тем землям ходят только неупокоенные рабы Плутона.
И нам сказали, что мореплаватели видели несметные полчища, величайшей из когда-либо существовавших армий, которые идут по южной Далмации и совсем скоро достигнут пределов Истрии.
О, Марк, как было больно слушать эти ужасные речи, смотреть в испуганные глаза ничего не понимающих римлян. Чувствовать пошатнувшуюся веру в величие Республики.
Маний Эмилий Тавр посоветовал градоначальнику готовить лучников и запирать свои ворота, как только город увидит черный авангард мёртвой армии.
Он знал, как и мы все, что город обречен, и ничто не способно его спасти.
На следующий день мы выехали из Аквилеи, чтобы скорее попасть в Рим.

Сорок семь воинов - вот и все, что осталось от могучего пятого легиона.
Маний Эмилий Тавр не понимал, что его заставило взять с собой остатки третьей когорты. Они его только замедляли на пути в Рим.
Желание остаться хотя бы приором, а не безымянным легионером из несуществующего легиона? Может желание хоть с кем-то разделить боль бесславного поражения? Или чувство ответственности за своих воинов? Он не знал. А может и не хотел знать.
Они оставили позади Верону, через Геную вышли на дорогу, проложенную вдоль берега Тирренского моря.
На протяжении всего пути, им встречались большие и малые караваны, состоящие из простых граждан, их слуг и рабов. Иногда попадались и знатные, и богатые римляне. Все они говорили, что уходят на запад.
Как, должно быть, велика сила Плутона! Раз он смог заставить величайший из народов покидать собственные земли.
Потом третья когорта пятого легиона вошла в Этрурию. Деревья еще не сменили свой цвет, а поля источали тончайшие запахи, запахи которые свойственны только Тусции. Воины проходили мимо тенистых оливковых рощ, смотрели на бескрайние виноградники с созревшими алыми гроздями крупных ягод. В эти моменты было так сложно поверить, что на севере уже бушует война.
Они целый день провели в Пизе, где узнали о кровавой осаде Аквилеи. И о том, что туда посылают седьмой легион.
"Смертники" - С горечью подумал Маний Эмилий Тавр, слушая эти новости.
Наутро остатки третьей когорты покинули Пизу, и вышли на римский тракт.
Маний Эмилий Тавр дышал своим родным воздухом, пытался не упустить ни единой детали из любимых пейзажей. И смеялся юмору богов, которые выполнили его желание - он оказался дома менее чем, через год.
Скоро они покинули цветущую Этрурию. И приор попрощался с ней снова. На этот раз навсегда.

Рим встретил нас волнениями. Люди боялись. Делились страшными слухами. И неутомимо говорили об армии мертвых.
Люди не знали, что им делать.
Только на пятый день наш приор смог добиться встречи с консулами. И они его выслушали. От начала и до конца. И поступили так, как он им сказал. Маний Эмилий Тавр был воистину великим человеком, мой мальчик.
А потом мы начали подготовку. Через несколько недель, сотни и сотни галер причалили к берегам Сардинии и Корсики. Многие тысячи рабов и граждан, с великим рвением принялись возводить мощнейшие и огромнейшие стены вокруг этих островов.
Без устали работали кузницы, плавя ненужные лорики, чтобы ковать новые доспехи - доспехи Тавра. Сейчас они кажутся тебе чем-то обычным. Но тогда их конструкция выглядела совершенно безумной! Да-да, Марк. На протяжении всей истории человек защищал свою грудь и свой живот, ибо именно туда метил любой противник. Но Маний Эмилий Тавр понимал, что теперь мы воюем не с людьми, но с животными.
Его пластинчатый доспех оставлял почти открытой грудь, но идеально защищал руки и ноги, на которые приходилось большинство укусов, доспех защищал шею, голову и лицо. Лицо, Марк! Впервые в своей истории, римские воины должны были скрывать свое лицо под маской! Так испокон веков делали Эллины и некоторые варвары. Но легионеры никогда не надевали масок, ибо маска лишает личности. Делает воина безликим, дает ощущение безнаказанности, а значит и вседозволенности. Римские легионеры стали похожи на рабов-гладиаторов. Какая ирония! Но никто не пытался оспаривать это решение, ведь на кону стояла судьба всей республики, а может и всего человечества.
Никто не мог сказать, сколько у нас осталось времени. Северную Италию охватил хаос, города гибли, осаждаемые сотнями тысяч мертвецов.
Боги отвернулись от Рима. Они считали, что наша погибель всего лишь дело времени, но они ошиблись. Как отрадно говорить об этом сейчас! Они ошиблись, Марк!

Пять месяцев понадобилось бесчувственным армиям Плутона, пополненным свежими телами римских граждан, чтобы добраться до Рима. Никогда ещё воины республики не встречали врага с таким тяжелым сердцем и почти угасшей надеждой. В городе остались только солдаты, старики и рабы.

Они пришли безветренной ночью. В абсолютном молчании. Тысячами и тысячами теней по всему горизонту. Призрачные сгустки первозданной тьмы.
Легионеры стояли на стенах, и в их судорожном дыхании чувствовался страх. Некоторые ощупывали свою грудь, прикрытую лишь грубой тканью, будто сомневаясь в надежности нового доспеха. Но все молчали, вдруг уподобившись своему врагу.
Ожидание тянулось часами, но, наконец, когда на небо поднялся ослепительно белый полумесяц, Маний Эмилий Тавр приказал трубить.
Густой, вибрирующий вой труб прокатился от края до края великого города и в тот же миг послышались деревянные вздохи, выпустивших горящие горшки с "греческим огнем", катапульт. Завизжали толстые тетивы баллист и «скорпионов». И поле боя, словно по какому-то неведомому волшебству, засветилось. Тут и там в черной массе мертвецов, вспыхивал беспощадный огонь. Бесчувственные тела загорались и какое-то время шли в своем безграничном упорстве и только когда их уродливые лица шипящей маской сползали с черепа, когда лопались их слепые глаза и огонь проникал внутрь, только тогда они падали. Небо заполнилось точками пылающих снарядов, а потом и вовсе вспыхнуло тысячами светлячков и стало светло как днем - то пустили горящие стрелы римские лучники.
Но армия Плутона не остановилась. Она шла все с той же решительной медлительностью, не обращая внимания на потери. И в глазах мертвых солдат, в их рыбьих глазах, отражающих огни пожарищ, не было ничего. Перешагивая через горы обуглившихся трупов, они подошли к серым стенам Рима. И тогда на них полилась кипящая смола.
Они поднимали свои почерневшие лица, и легионеры видели, как на этих лицах оседает раскаленная жижа. Мертвые безмолвно падали, но на их место приходили другие. Катапульты продолжали метать снаряды, лучники разили противника стрелами, но армии Плутона были необъятны и неисчислимы. Они, словно муравьи, карабкались по трупам и друг по другу, пытаясь добраться до живых на стенах.
Маний Эмилий Тавр понял, что потерпел свое последнее поражение. Но это не наполнило его сердце горечью, ибо он знал, что хоть он и не спас город, но сохранил народ.
Опустели чаны со смолой. Кончились стрелы. Кончились снаряды катапульт. И вместе с ними исчезла надежда.
Первые мертвецы появились на стенах, сцепляясь с крепкими легионерами, но вскоре мертвых стало слишком много и они просто поглотили защитников. Солдаты обратились в бессмысленное бегство и совсем скоро мертвые показались на улицах.
Маний Эмилий Тавр смотрел в звездное небо, на горящий полумесяц холодной луны и гадал: во что превратилась Этрурия после марша этой бесчисленной армии. Потом он достал свой кельтиберийский меч, посмотрел на отражения пожаров в его прямом лезвии, и с ледяным спокойствием заколол себя.

Той самой ночью, когда разведчики доложили приору о приближающихся армиях Плутона, он велел посадить на галеры всех воинов, которым не исполнилось двадцати пяти лет. Он предвидел свое поражение и, в самый последний момент, решил спасти цвет великого римского народа.
Мы стояли на берегу поздним вечером и чувствовали себя последними трусами, мой мальчик, трусами которые побежали самыми первыми с поля еще не начавшегося боя. Марс должен был смеяться над нашим малодушием, ведь никто из нас тогда не решился вернуться на стены Рима, но мне кажется, что в тот день Марс плакал, ибо его величайшее детище погибало на его глазах.
Маний Эмилий Тавр несомненно спас наши жизни. Из осажденного Рима никто не вернулся, ни один корабль не причалил ни к берегам Сардинии, ни к берегам Корсики.
Ночью мы ушли в море. Полумесяц над нами был необычайно белым, но даже этот свет не мог скрыть от нас огненное зарево на востоке. То горел наш Рим, Марк. И все мужчины и юноши, что плыли к своему спасению, плакали. Бессильно и молча.
Мы причалили к неприступной Сардинии прохладным, свежим утром. Утром, которое словно обещало безоблачное будущее, но в наших сердцах тлела тьма и невыразимая боль.
И вот теперь я почти старик, который так и не ступил на землю родной Италии с того самого дня, когда пал величайший из городов.
Мы посылали к италийским берегам корабли разведчиков, но обратно они не возвращались. И наше поколение, что мечтало забрать мечом, принадлежащие нам по праву земли, уже вымирает, освобождая дорогу вам - молодым.
Кто знает? Может ты, Марк, доживешь до того дня, когда римские армии вернутся в Рим. А может, так же как и я, будешь смотреть в горизонт, и представлять величие погибшего города, а под нашими стенами так и будут плескаться полуразложившиеся солдаты Плутона. Но они тоже умирают, мой мальчик. Мы видим это. Их убивает сама природа. И это, конечно, к лучшему.
Маний Эмилий Тавр, запомни это имя навсегда, Марк, сын мой.
Если Ромул и Рем были отцами Рима Великого, Рима-завоевателя, то Маний Эмилий Тавр - это наш отец. Отец Рима-Феникса, который однажды восстанет из пепла еще более великим, чем когда-то был.

Исправлено: Balzamo, 30 апреля 2014, 16:56

late_to_negate

03 июля 2014, 05:27

слепая муха-поводырь

LV6

Стаж: 12 лет

Постов: 1122

jump'n'bump

Генрик Сенкевич. Крестоносцы.

Декада

«Время не более чем выдумка», – так говорил мой дед. – «Всего лишь мысленная конструкция». В наши дни, конечно, это сродни заявлению, что земля плоская. А ведь прошло не так много времени с тех пор, как люди обнаружили источник времени. Всего пара десятков лет и для нас это уже норма. Да, все меняется очень быстро.

Звякнул колокольчик на двери магазина, и на улицу вышел Бьорн. В одной руке он держал пластиковый стакан с только что купленной газировкой, а другой пытался пригладить свои непослушные лохмы. В тот миг он выглядел совсем еще ребенком. Да он и был ребенком, в конце концов. Четырнадцать лет. «Он уже взрослый», – напомнил я себе. – «По всем законам твой сын уже может самостоятельно принимать решения. Даже такие. Особенно такие». Но внутренний голос не помогал. Мысль о том, что мой сын отдаст десять лет своей жизни... «Хватит», – вновь одернул меня мой внутренний блюститель порядка. – «Ничего он не отдает. Он проживет эти десять лет, как и любой другой человек. Просто ты этого не увидишь».
Бьорн сделал несколько глотков газировки, и лицо его расплылось в блаженной улыбке. И как этот юный гений медицины может добровольно пить то, что мой организм даже переварить не в силах?
— Там крутят рекламу «Затерянных во времени», – Бьорн мотнул головой в сторону магазина. – Вторая серия сегодня вечером. По-моему, это несправедливо. Все посмотрят ее через пару часов, а мне ждать десять лет. И толку тогда было первую серию смотреть? – он покачал головой. – Это глупо. Сериал ведь о таких как я. А я должен ждать.
«О таких как я». Забавно, мой сын говорит о себе и обо всех, кто будет жить в Контуре так, словно они представители другого биологического вида. Может, так оно и есть. Вневременные люди. Новый вид. «Затерянные во времени», точнее не скажешь. Выходят утром из дома четырнадцатилетними мальчиками, а возвращаются... даже не знаю. Какими возвращаются из Контура?
Похоже, последний вопрос я произнес вслух, сам того не заметив. Бьорн нахмурился.
— Старыми, конечно, – произнес он таким тоном, будто объяснял несмышленому ребенку что-то очевидное. Затем он осекся и торопливо добавил, – то есть повзрослевшими. Они возвращаются повзрослевшими.
Сперва я не понял, что смутило сына. Потом до меня дошло. Когда он вернется, ему будет двадцать четыре. Если это старость, то какую же стадию прохожу я, сорокалетний?
— Но ты-то вернешься еще совсем мальчишкой, – произнес я. – Двадцать четыре. Это ж самое начало, можно сказать.
— Вообще-то, гражданин, – с деланной серьезностью произнес Бьорн, и голос его стал пародией на голос того профессора, что проводил с нами собеседование перед записью в команду Контура. – К двадцати четырем я должен достичь пика своей научной карьеры, – он хихикнул и вновь пригубил газировки.
Как-то странно из уст четырнадцатилетнего мальчика звучали слова «научная карьера». Но, в конце концов, это было странно лишь для меня и всех остальных людей, которых никогда не называли «юными гениями».
«Двадцать четыре – это самое начало», – повторил я сам себе, хотя знал, что настоящее начало мне суждено пропустить. Надо было прекращать жалеть себя. Я и так был занят этим последние несколько месяцев. Сколько за это время я успел вообразить себе происшествий, которые могут произойти в Контуре, трудно даже сосчитать. Но каждый раз, когда я обращался со своими опасениями к одному из организаторов, оказывалось, что любая возможная проблема уже предусмотрена. Они готовились к запуску контура двадцать лет и предусмотрели варианты развития событий куда более жуткие, чем я мог вообразить.
Голографический рекламный щит рядом с магазином вдруг вспыхнул голубоватым светом, и привлекательная девушка с абсолютно незапоминающимся лицом принялась ритмично открывать и закрывать рот, ничего не произнося. Вышедший покурить продавец несколько раз пнул заевшую рекламу, и тут же зажурчала успокаивающая и въедающаяся в память музыка.
— ...двадцати областях! – произнесла девушка-голограмма. Начало сообщения отсутствовало, но я видел эту рекламу уже сотню раз. Все одно и то же. Зацикливание – это хорошо, Контуры – наш пропуск в мир чудес и так далее. «Голосуйте за проект двести один».
Голос у голограммы то и дело пропадал, она заикалась и мигала. Так что ее обещания небывалого роста и без того высоких технологий звучало довольно комично.
— Контур Альфа, – произнесла девушка на рекламном щите. – Рывок в б... рывок в б... рывок в будущее.
В целом, это было правдой. В Контурах и впрямь осуществлялся рывок. Вот только вырывалось вперед всего пара тысяч человек, а остальные оставались позади.
Бьорн вдруг вскинул голову и нахмурился:
— Похоже, Зацикливатели включают, – сказал он. – Пап, слышишь? Что-то жужжит. Это они?
Да, это были они. Этот звук я узнал легко, хотя слышал его лишь однажды, двадцать лет назад, когда запускали первый Контур. Протяжный гул и жужжание, от которого дрожит и дребезжит воздух. Это звук Зацикливателей. Конечно, у этих аппаратов было другое название. Какое-то многосложное с цифрами и фамилией изобретателя. Но я всегда думал о них как о Зацикливателях. Оттуда, где мы с сыном стояли, была видна верхушка одной из этих машин. Огромный черный прямоугольник возвышался почти на сотню метров над землей и был не меньше полусотни метров в ширину. Каждая из четырех таких громадин отмечала один из углов Контура, отгораживающего территорию, на которой Бьорну суждено было провести десять лет в компании лучших биологов, физиков и прочих умников.
Группа азиатов, до того стоявшая неподалеку и что-то шумно обсуждавшая, заслышав шумящие двигатели Зацикливателей тут же заторопились к воротам, видневшимся в двух сотнях метрах впереди. За этот день я уже видел группу шведов, если, конечно, мои скудные знания скандинавских языков не обманывают меня, а до них я слышал французскую и немецкую речь от проходящих мимо. Не было ничего удивительного в том, сколь многонациональной была команда ученых, прибывших в этот день в наш город. Контуров во всем мире было установлено всего лишь два. Второй был в Южной Америке и вмещал в себя раза в полтора больше людей, чем здешний. В обоих Контурах были собраны специалисты чуть ли не из всех стран. Возможно, именно поэтому между первым и вторым запуском прошло двадцать лет. Конечно, процесс зацикливания энерго- и трудоемкий, подготовка к нему занимает немало времени, но я уверен, что добрый десяток лет поглотили всяческие переговоры, конференции и подписания соглашений между странами-участницами. Все-таки на так уж просто договориться, когда речь идет об управлении временем.
Скажи кто-то моему деду, что политики будут обсуждать такие вопросы, он бы отмахнулся от этой чепухи, как от любой научной фантастики, которую презирал. Время для деда было просто способом объяснить старение, движение, да и вообще любое изменение. Не более того. Он умер до первых статей о вещественности времени, до того, как мир узнал имена первооткрывателей этой вселенской энергии. Сын его, мой отец, уже вырос в мире, где время воспринималось подобно одной из физических величин. Как одна из составляющих вселенной, которую можно рассмотреть, изучить и на которую можно воздействовать. Мой отец жил во времена предположений и потому, может быть, стал писателем-фантастом. Он часто писал о путешествиях во времени, но все его теории ни в коей мере не оказались пророческими. Когда впервые заговорили о Зацикливании, он был даже расстроен. Уж очень большое значение он предавал слову «путешествие» в словосочетании «путешествие во времени». А Зацикливание едва ли можно назвать этим словом. Это скорее топтание на месте. Переход в прошлое, но всего на одну секунду назад. Звучит не очень грандиозно. Тем более что поначалу от этого вообще не было никакого толку. Ведь время – всемирная сила. Возвращение на одну секунду назад действует на всех и вся. За исключением, разве что, самого аппарата, который производит прыжок во времени. Так что отцу моему это достижение науки казалось глупым.
Да и я бы так думал, если б не родился во времена, когда все говорили об использовании Контуров. Идея была проста: расширить область, которую занимает Зацикливатель, область, на которую не действует переход во времени. И поместить туда... да что угодно. Людей, машины. А затем возвращать весь мир на секунду назад раз за разом, с частотой в секунду. Мир застывает на месте, а в Контуре тем временем все движется, стареет, изменяется. Ранним утром пятого октября две тысячи сорок восьмого года в Контур входит человек, проводит там год и возвращается обратно, пятого октября того же самого две тысячи сорок восьмого, буквально через секунду после своего ухода. А сколько всего можно сделать за год, умещенный в одну секунду? А за десять лет? Да, идея была чудесной. А для поколения моего сына это чудо уже является чем-то обычным. Странно. Как быстро все меняется.
Пока я предавался размышлениям, Бьорн успел уже выдуть всю газировку и сходить за добавкой. День был жаркий, так что все вокруг вышагивали с карманными вентиляторами и стаканами лимонада, пытаясь спастись от жуткого зноя. На небе не было видно ни облачка, только один раз пролетел небольшой дирижабль, на миг заслонив немилосердное солнце. За собой этот доисторический аппарат тянул огромное полотно с рекламой сериала «Затерянные во времени». На одной части этой гигантской рекламы красовались трое подростков, а на другой, трое взрослых людей. До Контура и после. Первая серия была неплохой, хотя переживания героев и казались фальшивыми. Бьорн раскритиковал сериал в пух и прах, но настоял, чтобы мы вместе посмотрели вторую серию. Для меня это будет сегодня вечером. Но это только для меня.
Пока я разглядывал рекламу,. напомнил о себе мой хронический насморк, словно решив показать, что никакая жара ему не преграда. Пришлось разжевать очередную мятную таблетку, вкус которых мне уже порядком надоел.
— Опять простыл, пап? В такую жару?
— Насморк непобедим. В одном фантастическом рассказе, помню, был такой момент. Далекое будущее. Высокотехнологичное, со всякими летающими автомобилями и колонизацией других планет. Не помню, что там было... светлое будущее, в общем. И герой жалуется, что у них столько всяких невероятных изобретений совершено, а насморк победить так и не удалось, – я усмехнулся, отправляя в рот еще одну таблетку. – Видимо, автор рассказа был прав. Время покорили, а насморк остался непобедим.
— Что-то я такого рассказа не помню. Видимо, в нашей библиотеке не было. Чей он?
— Ну ты спросил... я, наверное, в твоем возрасте читал, не помню даже о чем он. Помню только этот эпизод. Азимов, может. Или Филипп Дик. Не знаю.
Бьорн кивнул, явно взяв книгу на заметку. Меня порой просто пугала скорость, с которой он читает. Я, конечно, всегда был немного приторможенным в этом плане, но по сравнению с сыном вообще казалось, что я читаю по слогам.
— Когда ты вернешься с лекарством от Красной Лихорадки, я все еще буду сопливить, – усмехнулся я. И тут же подумал, что говорю о вакцине, которую разрабатывает Бьорн, с такой уверенностью, словно и не предполагаю неудачи. Он отправиться в Контур и через секунду вернется с разработанным за десять лет лекарством от бушующей на востоке болезни. Другого исхода я даже не предполагал.
«Он вернется», – повторил я себе. Как там говорили на собрании, посвященном грядущему запуску Зацикливателей? «При уровне современной медицины опасность нахождения в Контуре ничтожно мала». А потом, помнится, сразу начали обсуждаться выплаты, которые предусмотрены в случае чьей-нибудь смерти в Контуре. Я тут же вообразил себе картину: Бьорн исчезает в воротах, а через секунду выходит человек в костюме и говорит, что мой сын скончался четыре года назад.
Очередной раз мне пришлось подавить панический всплеск невеселых мыслей. Ничего с Бьорном не случится. Мало того, что медицинское обслуживание Контура находится на высочайшем уровне, так там еще будет и сам Бьорн, который все десять лет этот уровень будет поднимать.
С соседней улицы донеслась музыка и приветственные крики толпы. Грохот барабанов, гул труб, свист и смех. Я и забыл про Парад Весны. Бьорн, очевидно, тоже. Заслышав музыку, он сначала обрадовался, а затем поник. Времени оставалось мало, пора было идти к пропускному центру Контура. Так что парад посмотреть возможности не было. Не скажу, что это расстроило бы меня в обычной ситуации. Ничего скучнее этих пятичасовых шествий с песнями и плясками я себе вообразить не мог. Но в этот раз я был бы рад пойти с сыном на него, подальше от огромных черных гробов Зациклевателей.
К сожалению, нужно было спешить: до закрытия ворот оставалось не больше двадцати минут, мы и так ждали до последнего. Благо, широкий проспект, ведущий прямо к Контуру, был в этот день перегорожен и сделан пешеходной зоной. Большинство людей, которым предстояло работать бок о бок с Бьорном, уже прошли контрольный пункт у ворот и давно были внутри, так что толпа вокруг состояла в основном из праздно шатающихся людей, пришедших посмотреть на современное чудо науки в действии. Ограждение не давало им подойти ближе, чем на полсотни метров к Контуру. У самой его границы стояли лишь те, кто провожал своих родных в секундное путешествие. Мимо нас шествовали дети и взрослые с большими рюкзаками и чемоданами. Среди них Бьорн со своей небольшой почтальонской сумкой выглядел отправляющимся в путь налегке. Перед выходом я пытался нагрузить его всем, что мне казалось необходимым, но он критично осмотрел вещи, предложенные мной и взял только пару из них, решив, что их может не оказаться в Контуре. Да, рациональность в нашей семье распределялась неравномерно, и большей частью распоряжался не я. Когда мимо нас прошел человек с зачехленной гитарой, Бьорн прошептал: «Научусь играть на гитаре», – точно составлял список дел на ближайшие десять лет. Затем он обернулся ко мне и заявил это уже в полный голос.
— Это не должно занять много времени, – Рассудил он, а я чуть не рассмеялся тому, как звучали эти слова в сложившейся ситуации.
Мы уже миновали ограждение и были метрах в двадцати от Контура. Бьорн начал было рассуждать о том, сколько времени в день он будет уделять игре на гитаре, чтобы овладеть инструментом, но осекся, увидев что-то в толпе. Я сразу заметил, куда направлен его взгляд. У самых ворот мать и отец прощались с дочкой, хорошенькой девочкой, примерно одного с Бьорном возраста. «Что ж, по крайней мере, подростковой влюбленности он не будет лишен», – подумал я, но эта мысль меня не сильно успокоила.
— Ты знаешь ее? – спросил я. Бьорн покраснел и пробубнил что-то про то, что у них была пара общих курсов в университете. Судя по всему, она была на год или два старше его и работала в той же области. Выращивала искусственные кости или что-то в этом роде. Словно услышав наш разговор, белокурая девочка взглянула на Бьорна и, улыбнувшись, помахала ему. Когда он махал ей в ответ, я подумал, что еще никогда не видел лица настолько красного.
В воротах появился человек в сером костюме, который объявил минутную готовность. Ко входу тут же стянулось несколько десятков человек. Выкрикивая последние прощальные слова, они исчезали за непроницаемыми мутно-серыми стенами Контура. Бьорн посмотрел на меня, затем на ворота и вновь на меня. Словно ждал какой-то отмашки, какого-то сигнала, который позволит разорвать нашу связь на десять лет. Я обнял сына, а когда отпустил, он улыбнулся и произнес:
— Да ладно, пап, я всего на секунду, – и сам засмеялся своей шутке.
— Давно придумал?
— Всю дорогу ждал момента, – он вновь усмехнулся и, помахав на прощанье рукой, двинулся к воротам. Пара секунд, и он вместе с учеными и техниками из разных стран исчез в глубинах Контура.
Тяжелые створки закрылись. Раздался низкий протяжный гул, отдающийся в груди,. Черные колонны Зациклевателей оглушительно затрещали, по стене Контура, похожей на серый лед, прошли разноцветные волны, земля вздрогнула, и через миг все стихло.
Ворота отворились.
Я не знал точно, сколько людей отправилось в Контур. Тысяч десять, может больше. Даже при наличии двух десятков ворот по всему периметру, выходить они должны были огромной толпой. Невольно я испугался, что могу пропустить момент, когда выйдет Бьорн, что мы с ним можем друг друга не узнать. Глупое, конечно, предположение, но все же.
Люди начали один за другим проходить сквозь ворота. Многие из них с удивлением оглядывались вокруг, будто не узнавали покинутую секунду назад улицу. Другие сломя голову бежали навстречу родственникам, которые, как один, выглядели растерянными. Их состояние я разделил через пару минут, когда увидел в толпе лохматого юношу. Он был на голову выше меня, худой, в небольших круглых очках. Это была странная карикатура на Бьорна. Словно кто-то изобразил четырнадцатилетнего мальчика в слишком взрослом для него теле. Юноша улыбнулся и чуть ли не бегом бросился ко мне и сгреб в объятьях.
— С ума сойти, – произнес он неожиданно низким хрипловатым голосом. Мне представилось, что мой Бьорн звонит откуда-то из далека и его голос искажен помехами, шипением и треском, но все же различим и узнаваем. Юноша разомкнул объятья, отошел на шаг и оглядел меня с ног до головы. – С ума сойти. – Знакомая улыбка заиграла на смутно знакомом лице. Казалось, что знакомого мне человека кто-то перерисовал, огрубив черты лица, добавив щетину и маленький шрамик у левого глаза. Казалось, кто-то взял за основу четырнадцатилетнего мальчика и представил, как он будет выглядеть повзрослев. Вот только передо мной был не рисунок.
— Бьорн? – глупо спросил я.
Когда он в ответ рассмеялся, с меня спало оцепенение. Конечно, это был Бьорн. Юноша двадцати четырех лет. Какой там юноша, мужчина. Когда ты живешь с кем-то бок о бок, ты не замечаешь, как они взрослеют. Точнее, не обращаешь на это особого внимания, пока не наткнешься на какую-нибудь старую фотографию. Изменения растянуты во времени, плавны, и ты сам не замечаешь, как свыкаешься с ними. «Чужие дети быстро растут», – так говорил мой отец, когда какой-нибудь старый знакомый приходил к нам в гости и говорил о том, как я изменился за те года, что он меня не видел. Странно было вспоминать об этом, глядя на собственного сына, но... как же он изменился. При этом оставшись таким же.
— С ума сойти, – в очередной раз произнес Бьорн. – А ты все такой же... О, пап, я тебя должен кое с кем познакомить, – он исчез где-то в толпе, которая все прибывала и прибывала. На миг я подумал, что сейчас он выйдет из этого людского водоворота седым стариком. Но через миг, конечно же, он явился все тем же двадцатичетырехлетним парнем, а рядом с ним шла красивая светловолосая девушка, несущая на руках младенца. Сперва я не мог понять, почему девушка кажется мне знакомой. И лишь через пару секунд увидел в ней ту белокурую девочку, что видел пару минут назад возле Контура. Она улыбнулась, точно так же как тогда, а Бьорн произнес:
— Это Маша. А джентльмен на ее руках – Эрик, – он слегка коснулся головы ребенка. – Как-то мы пропустили все, начиная от «папа, я встречаюсь с девочкой, ее зовут Маша» до «ты скоро станешь дедушкой», – Бьорн взглянул на девушку с ребенком и улыбнулся так, как не мог бы улыбнуться человек, не осознающий своего счастья и не свыкшийся с ним.
— Я... – голос мой был хриплым, едва различимым. К тому же гнусавым: вновь насморк дал о себе знать. Пытаясь найти слова, я машинально вытянул из кармана мятную таблетку и отправил ее в рот, не отрывая взгляда от маленького человечка на руках светловолосой девушки.
Бьорн тут же просиял и щёлкнуль пальцами.
— Точно! Вот что я забыл! – Он порылся в карманах и достал прозрачный пузырек с красными пилюлями. – Помнишь, у Булычева было про... далекое будущее, в котором почти все научились лечить, а насморк так и не побороли? Так вот, не сбылось, – Он протянул мне пузырек. – Как же тот рассказ назывался-то... а, ладно, все равно сейчас не вспомню. Лет в пятнадцать читал, не помню даже, о чем там было. Но про насморк в памяти засело.
— Это побочный продукт наших исследований, – Объяснила Маша. – Года три назад создали. Так что у нас в Контуре ни одного сопливого носа, благодаря Бьорну.
— Юные гении, – Произнес я все еще сдавленным голосом. – Могу я...
— О, конечно, – Маша аккуратно передала мне внука, который оказался младенцем с нордическим характером. Он лишь раз взглянул на меня, одобрил и тут же заснул.
— Эрик, – произнес я. – Что б зря не пропало?
— В каком смысле? – Бьорн непонимающе нахмурился.
— Ну, я же тебе рассказывал, что мы тебя сначала Эриком хотели назвать.
— Ну вот, – сын удивленно усмехнулся и покачал головой. – Я-то думал это моя идея. А меня, оказывается, с детства запрограммировали.
«С детства». Которое было буквально пару минут назад. В памяти вдруг всплыло то, что я забыл сообщить сыну. Утром звонила его учительница, просила передать поздравления с успехами и приглашение прочитать речь для выпускников. Для четырнадцатилетних девочек и мальчиков, которые недавно были одногодками Бьорна и его одноклассниками. Я решил, что передавать это сообщение уже поздно. Рукотворный барьер между моим сыном и его старыми приятелями уже выстроен. Хотя, с другой стороны, я бы вряд ли в его возрасте вспомнил тех детей, с которыми общался в тринадцать-четырнадцать лет. Может, он даже не узнает их или не вспомнит имена. Помню, как отец советовал мне однажды подписать всех на фотографии моего класса. Говорил, что потом я уж точно половину из них забуду. Тогда мне это казалось странным. Но то было тогда.
Я передал Эрика обратно в заботливые руки матери, все еще не веря, что ребенок, которого я только что держал на руках настоящий. Новая информация с трудом умещалась в моей кружащейся голове.
— Я должна идти, – извиняющимся тоном произнесла Маша. – Родители ждут. Мы позже зайдем к вам. Познакомимся, наконец, как следует.
— Ну что ты, – произнес я. – Я ведь знал тебя еще когда ты во-о-от такой была, – я помахал рукой в метре над землей. Маша рассмеялась моей неуклюжей шутке и, попрощавшись, исчезла в толпе.
Бьорн вздохнул и огляделся вокруг.
— Мне казалось, что этот проспект был больше, – он покачал головой. – Словно в прошлое вернулся... откуда эта музыка звучит? Нас оркестром что ли встречать пришли?
— Сегодня же Праздник Весны. Парад на главной улице.
— Парад Весны... черт, я уже и забыл об этом.
— Можем сходить, если хочешь.
Сквозь густеющую с каждой секундой толпу мы протиснулись к переулку, соединяющему дорогу к Контуру с главной улицей города. Шел еще только первый час Парада, так что главные звезды, победители конкурса костюмов и циркачи, еще не появились. Но всяческих трюков в исполнении ряженых юношей и девушек хватало и без того. Мы постояли минут пять, глядя на пестрое шествие, после чего Бьорн предложил пойти перекусить. Очевидно, магия Парада Весны уже не имела на него такого воздействия как прежде.
Грохот музыки, сопровождающей костюмированное шествие, напомнил мне обещание, которое дал Бьорн перед уходом.
— На гитаре? Да, научился, – ответил он на мой вопрос. – Лет пять, правда, не играл уже. Мы даже группу с ребятами создали. Выступали раз пять. Мы были... – он засмеялся и одновременно сморщился, словно в этом воспоминании было что-то одновременно и смешное и вызывающее смущение. – В шестнадцать нам казалось, что мы делаем что-то крутое. У Маши есть пара записей. Без слез смотреть невозможно. Мрачный подростковый рок. Кошмар. Потом когда кто-то из наших бывших... зрителей вспоминал об этом, я от стыда не знал куда деться.
— А ты как хотел? Повзрослеть и не иметь при этом постыдных воспоминаний? Ну уж нет, жизнь так не работает... О, кстати, а как насчет поводов для гордости? Лекарство от Красной Лихорадки?
Бьорн довольно улыбнулся.
— Через неделю начнем вакцинацию. Это правда, не та вакцина, что я в четырнадцать разрабатывал. Ту мы лет пять назад завершили и почти сразу забраковали. Зато получили довольно действенное средство от облысения на его основе. Так что... пропало не зря.
Пока мы неспешно брели по проспекту в сторону дома, Бьорн рассказывал мне о том, что произошло за эти десять лет. В основном о всяких технических и медицинских новшествах, с которыми только предстояло познакомиться «внешнему миру». Все, что он говорил, звучало не так фантастично, как я ожидал, но все же успехи, которых достигли ученые за это время были феноменальны.
Голос сына, все больше и больше походящий на голос того четырнадцатилетнего мальчика, с которым я недавно шел по проспекту, сливался с криками и смехом толпы, с музыкой, доносящейся с главной улицы, постепенно встраиваясь в изменившуюся картину мира. Все было таким же, как и полчаса назад. Или почти таким же. Жара была невыносимой, по безоблачному небу неспешно плыл дирижабль, волокущий за собой знакомое полотно с изображением трех подростков и трех стариков. «Самый ожидаемый сериал года». На углу, возле магазина, все так же подрагивала и мерцала голографическая реклама. Когда мы проходили мимо, до слуха донеслось едва различимое в общем шуме сообщение.
«Контур Альфа. Рывок в б... Рывок в б... Рывок в будущее».

Почтальону мало иметь ноги. Есть ещё голова, выражение лица которой имеет большое значение.

Head Hunter

07 ноября 2018, 14:03

Вольный каменщик

LV9

Стаж: 18 лет

Постов: 5017

Разомнемся немного? Ну? Ну давай, давай, хватит бездельничать... Ну давай, же уже ну? =) ... Вот, совсем другое дело!
Первым делом тема : "Демоны внутри" Интерпретация сааамая широкая. От демонов, что сидят в душе у каждого, до стальной клетки в каком-нибудь сюрреалистическом шапито. Чтобы не вызывать сумятицы по поводу разномирья, условимся, что действия рассказов будут разворачиваться на нашей бренной. Будь то дремучее прошлое, горемычное настоящее или светлое будущее.
Вторым делом правило участия =) А правила незамысловаты и просты.
Ровно в полночь 8 ноября объявляется старт так называемой фазы А которая продлится до 12 ноября. Что это означает? Означает это то, что в этот временной промежуток участнику доведется обмозговать собственную идею и в этой теме опубликовать начало рассказа. Немного, до 2000 знаков с пробелами. Сделано это для того, чтобы другие участники использовали что-то из вступления в своих рассказах, в их основных частях. Это позволит некоторым образом связать рассказы участников.
День 13 ноября выделяется участникам для прочтения вступлений коллег, вынесение по каждому комментариев в этой же теме. Как уже говорил ранее: любопытно, получиться ли использовать комментарии других в написании бОльшей части рассказа и как-то, таким образом, сделать его лучше.
С 14 по 23 ноября простирается фаза Б - завершение рассказа с использованием сносок или отсылок к понравившимся моментам из фазы А других участников.
Ну и 24-25 прочитываем всех, комментируем и выставляем оценки =)

Всем участвующим просьба отписаться здесь. Я буду вести учет и лично пинать нерадивцев через ЛС и мыло. Если дотянусь :biggrin:

Исправлено: Head Hunter, 07 ноября 2018, 14:09

Ом Мани Падме Хум.

Head Hunter

10 ноября 2018, 01:00

Вольный каменщик

LV9

Стаж: 18 лет

Постов: 5017

Пещера обыденностей

Кап. Кап. Буль.
Назойливые, монотонные звуки дробили глухую тишину.
Шлеп.
Капнуло под самым ухом.
Ази порывисто распахнул глаза и притаился. Даже дыхание задержал.
Мозг как-то сам судорожно, заперебирал, будто четками заклацал: это сон, я все еще сплю… меня перенесли… какая-то шутка… закрыли окна… разбился стакан… опрокинулась вода вот и капает…
Он потянулся к прикроватной тумбочке, но ладонь натолкнулась на сырой и бугристый валун. Пальцы машинально ощупывали скользкую поверхность, тщась отыскать хоть что-то… Будильник, опрокинутый стакан, ночник, таблетки… Хоть что-то! Но пусто. Только скользкий, мокрый булыжник.
Ази отнял руку, убрал ее под одеяло. Накрылся с головой, будто спрятался и зажмурился так, что аж в глазах побелело.
– Спятил…
Значит, вот как это происходит. Лежит человек в неврологическом отделении, лечится и вот… Срывается в пропасть. А, может, сестра не те таблетки подала? Хотя, те, что он выпил вчера на ночь, были теми же, что и позавчера, и за два дня до… Этого.
Без утренней дозы седатива его опять начало корежить. Руки и ноги как будто выворачивались и ими непременно нужно шевелить. Скрипя зубами, Ази терпел, вспотел, но не выдержал, сбросил одеяло и сел на кровати, спустив ноги на пол. Пол оказался сырым и холодным.
– Эй! Кто-нибудь! – крикнул он.
– Нибудь, нибудь, нибудь… – передразнило эхо.
Ази глотнул, но слюна вся высохла. Он повертел головой, ища хоть какой-нибудь световой ориентир. Ничего. Вообще ничего, как в вакуумной трубке.
Идти?
– Если и идти, то наугад, – шепнул он себе и подобрал ноги – от холодного камня ступни быстро замерзли. Уходить от кровати не очень-то и хотелось. Поди, ее потом найти.
– А она мне нужна?
Он запустил руку под подушку и достал упаковку новых бахил – дочь купила, чтоб ходить к нему, но вчера же вечером и забыла. Вчера… В другом месте, в другом времени, в другом «нем».
По пять бахил на каждую ногу. Промокнуть теперь не должны. Ази ощупал шуршащую обувку и пожалел, что, отходя вчера ко сну, снял носки.
Нахлобучив на голову подушку треуголкой и накинув на плечи одеяло, точно рыцарский плащ, он глубоко вздохнул и, в последний раз слепо оглядевшись, шагнул в темноту.

Ом Мани Падме Хум.

Terra Branford

10 ноября 2018, 02:32

Mad Mistress

LV8

Стаж: 5 лет

Постов: 4438

FFXII ZA, Doom Eternal, Tales of Berseria

Sailor Moon Crystal

СКРЫТЫЙ ТЕКСТ

Часть первая. Сделка.

20 Сентября 2017 года
9:34 утра. Штат Массачусетс. Лоуэлл. Набережная.

- Тело обнаружил местный бомж. Бедолага открещивался и уверял, что это не его рук дело, - произнёс коп.
- Где он сейчас?
- Его допрашивает ваша коллега. Не думаю, что он что-то скрывает.
- В таком случае я взгляну на тело.
- Судмедэксперт уже осматривает его. И ссэр… Желаю удачи вашему желудку…
- Я ценю вашу заботу.
Это был уже второй случай зверского убийства в Лоуэлле. Поэтому агент Стоун незамедлительно явился на место преступления.
- Убитый, Карлос Кессиди тридцати пяти лет. Не будь у него при себе удостоверения личности, его бы даже родные и близкие не узнали бы.
Оно и верно. На лице отсутствовал кожный покров.
***

17 Сентября 2017 года (тремя днями ранее).
19:44 вечера. Ангар 312.

“Убить человека легко.
Сложно убить человека тихо”.
Бостонская Тень.

“Предложение, от которого нельзя отказаться”.
Именно такой заголовок носило SMS, которое получил известный в криминальных кругах киллер по кличке Бостонская тень. Однако содержание сообщения было куда интереснее заголовка. Речь шла не о банальном заказе от постоянных клиентов Тени. Доказать, что ты лучший убийца и получить за это кругленькую сумму в размере двадцати миллионов долларов? Звучало заманчиво. Но Тень привык убивать не из-за денег. Он получал удовольствие исключительно от самой работы. Поэтому двадцать миллионов были просто цифрой с семью нулями. Точнее презентом к основе.
Неподалёку от ангара уже были припаркованы несколько автомобилей.
“Я не единственный гость здесь” – подумал киллер и спокойно зашел внутрь здания.
- Приветствую Вас.
Голос принадлежал худощавому и высокому мужчине преклонного возраста.
- Двенадцать, - прохрипел Тень.
- Так-так. Бостонская Тень. Вы последний. Прошу проследовать за мной.
- Не думаю, что это хорошая идея, - произнёс Тень, глядя в полумрак огромного ангара.
- Хо-хо! Не беспокойтесь, сэр. Я не настолько глуп, чтобы рискнуть жизнью и подставить такую знаменитость, как Вы.
Киллер фыркнул.
- Могу я попросить Вас надеть это, - сказал старик и протянул через плечо черную маскарадную маску.
- Обойдусь.
- Вы второй, кто отказался надевать маску.
- Стесняюсь спросить, кто был первым?
- Этого я Вам не скажу, - тихо произнёс старик и улыбнулся, - Прошу. Присаживайтесь.
Худощавый старец указал на большое кожаное кресло. Но оно было не единственным. За широким столом уже ютились другие люди в точно такой же мебели. Однако их лица скрывал мрак. Помещение было освещено настолько плохо, что можно было разглядеть только силуэты. Это немного напрягало Тень и в тоже время создавало комфорт. Он привык видеть лица других, при этом, скрывая своё. Инстинкты подсказывали, что все остальные присутствующие, если не имели схожей профессии, то занимались приблизительно тем же. Убийством. Например, от человека справа веяло кровью. Будто еще полчаса назад, он купался в крови своей жертвы. Рука невольно тянулась к Sig Sauer P228.
- Не кипятись, ковбой. Застегни ширинку. Мы все тут вооружены до зубов, - раздался тонкий голос справа.
Этот мир давно перестал удивлять знаменитого киллера. Голос девушки справа нисколько не удивил его. Наоборот – вполне ожидаемо. Женщины намного опаснее мужчин.
Дальнейшие размышления внезапно прервал странный голос, раздавшийся приблизительно сверху огромного помещения. Странный потому, что был искажен до неузнаваемости.
- Приветствую Вас, дамы и господа! Я очень рад, что вы почтили меня своим присутствием и собрались в назначенном месте и в назначенное время.
- А что же Вы не почтили нас своим присутствием? – поинтересовался силуэт в дальнем кресле слева. Голос принадлежал молодому человеку. Данный тип вертел какой-то предмет в левой руке, чем, скорее всего, нервировал своих соседей.
- Элементарные меры предосторожности. Прошу простить меня, - ответил некто по громкоговорителю, - В любом случае, все вы пришли, заинтересовавшись моим предложением. Кто-то из чисто финансового побуждения. Кто-то по другим причинам. Кажется, каждый из вас хотел бы узнать детали сделки? Так вот, для начала скажу, что все собравшиеся здесь, имеют нечто общее. Да-да. Общее – это криминальное прошлое и настоящее. А позвал я вас сюда потому, что хотел бы предложить вам сыграть в особую игру и по особым правилам.
- Слушай, Дядя, мы тут не на детский утренник пришли? Что за чепуху ты нам втираешь? Лучше прямо скажи, что нужно сделать, чтобы получить бабки? – выкрикнула та, что сидела справа от Тени.
- Наглости тебе не занимать. Это в твоём стиле. Хе-хе. Ладно. Перейду сразу к сути. Цель игры очень проста – постараться выжить в течение недели. Все те, кто ровно через неделю соберутся в этом самом месте, получат двадцать миллионов долларов. Логика ясна? То есть, чем больше выживших, тем меньше приз.
- МВАХАХАХАХАХАА! КАКАЯ ИНТЕРЕСНАЯ, ОДНАКО, ИГРА! – раздался громкий гогот от одного из присутствующих, - МНЕ НРАВИТСЯ! МОЙ ОСТРЫЙ НОЖИК УЖЕ СОСКУЧИЛСЯ ПО СВЕЖЕЙ ПЛОТИ!
“Голос принадлежал какому-то отъявленному психопату” – сделал вывод Тень.
- Попрошу потерпеть и выслушать меня до конца, - продолжил свою речь некто, - Продолжим. Каждому из вас раздадут по две карты с некоторыми данными других участников игры. Чтобы игра была по-настоящему интересной, вы не будете знать всей информации, в том числе лиц друг друга.
- Гарантии? – крикнул тип, вертевший предмет в руке.
- На ваши счета уже зачислено по два миллиона долларов. Проверьте сами. Желаете еще? Тогда сыграйте же в этом потрясающем представлении свою роль!
“Будет забавно” – подумал Тень и усмехнулся.
- А что если я просто возьму и пристрелю тебя, как собаку? – воскликнул молодой человек слева, перестав, наконец, вертеть предмет в руке.
- Крайне не рекомендую. Мы не в равных положениях.
Раздался тихий выстрел. Предмет выскочил из руки владельца.
- Какого чёрта? Ты испоганил мою мобилу!
- Следующая пуля достигнет другой цели. Да, чуть не забыл. Игра начинается завтра в 20:00. До этого времени попрошу не применять насилие. Иначе рискуете стать “дисквалифицированным игроком”.

Исправлено: Terra Branford, 07 июля 2019, 17:47

Не разбивайте никому сердце. У всех оно только одно. Ломайте лучше кости - их больше 200.

Dangaard

10 ноября 2018, 20:05

МОДЕРАТОР

LVMASTER

Стаж: 17 лет

Постов: 9307


		xanvier-xanbie
		dangaard

Консервы

"Икарус" взбирался по горному серпантину, солнце калило крышу; за окном синел самый чудесный на свете горный пейзаж, который ни капли не трогал Женю. Женя на правах вожатого сидел на переднем сиденье, по правую руку от Ираклия Николаевича, и боролся с дурнотой. Мокрая рубашка липла к спине. Ему отчаянно хотелось курить.
Ираклий Николаевич, развернувшись в сторону салона, пел соловьем:
— ...время непримиримой борьбы за распространение марксизма как действительно революционного учения среди рабочих Тифлиса. На квартире железнодорожного рабочего Вано Стуруа проходили собрания первой социал-демократической организации...
Женя подумал, что Ираклия Николаевича слушает от силы треть салона. Пионеров тоже разморило: кто-то спал, кто-то таращился в окно на реку в долине, на задних сиденьях играли в карты и даже не таились особо, пользуясь близорукостью старенького учителя. Два десятка подростков, двадцать красных галстуков, двадцать русых голов — Женя до сих пор не выучил всех по именам и путался, кто есть кто. Какие-то они все одинаковые.
Автобус вдруг сбавил ход, и Ираклий Николаевич сбился, замолчал и оглянулся на водителя. У поворота к склону горы притулилась заправочная станция с парой пристроек. Женя задумался, не удастся ли тут купить сигарет.
— Сейчас заправимся и поедем дальше, — сказал водитель, — а то как не застрять на дороге.
— Ираклий Николаевич, можно в туалет? — спросил кто-то.
Ираклий Николаевич разрешил и поручил Жене, как вожатому и комсомольцу, приглядеть за детьми вне автобуса. Видно было, что старый учитель сам спекся и рад передышке. Женя с некоторым облегчением вывалился под палящее солнце и, пока водитель возился с колонкой, а двое или трое ребят справляли малую нужду в туалете, нашел рядом лавочку, где за прилавком дремал пожилой грузин и на пороге спала такая же пожилая овчарка, огромная, как теленок. Женя долго топтался перед псиной; та наконец открыла один глаз, фыркнула на Женю и опять заснула, и Женя неловко переступил через нее.
— Сигареты есть? — с надеждой спросил он у грузина.
— Машо! — рявкнул грузин, не просыпаясь. Загадочная Машо не откликнулась, и грузину пришлось протереть глаза и искать сигареты самому. "Явы", на которую надеялся Женя, не было; была "Прима" без фильтра и грузинские сигареты с фильтром и непонятным названием закорючками. Женя поколебался, взял грузинские и улизнул за туалет, так, чтобы Ираклий Николаевич не видел из автобуса.
Из открытой двери туалета пахло мочой и хлоркой. Туалет был новый, с раздельными кабинками, и — как увидел Женя, распечатывая пачку — в одной из кабинок что-то происходило. Белая рубашка, красный галстук, руки вцепились в косяк, спина сгорблена, голова внутри кабинки, странные мокрые звуки изнутри. Блюет мальчишка, что ли?
— Машо! Машо! — позвал грузин из лавочки. Овчарка вдруг зашлась лаем и так же резко замолкла.
Женя сунул сигарету в рот и увидел вдруг, что внутри этой же самой кабинки есть кто-то еще живой: под расставленными ногами пионера высунулась женская нога в колготке со стоптанной туфлей, болтающейся на носке, судорожно дернулась, уронила туфлю на бетонный пол. Белая рубашка наклонилась вперед, еще дальше в кабинку.
В туалете происходило что-то крайне неприличное, что-то, что совершенно не должно было происходить в автобусной экскурсии Всесоюзной пионерской организации имени В. И. Ленина. Женя вяло соображал, что делать — куда ни плюнь, скандал. Женщина в кабинке не издавала ни единого звука; нога лежала на полу и даже уже не дергалась. По полу расплывалась лужа — скорее черная, чем красная.
— Эй, — крикнул Женя, пряча сигареты в нагрудный карман. — Эй. Паша? Саша?
Пионер (Паша? Саша?), поняв, что у дверей кто-то есть, отстранился от кабинки, и тогда Женя увидел красное у него на лице и рубашке: сплошное кровавое пятно до пупа, жабий рот развален от уха до уха, по подбородку до груди свисает что-то похожее на слишком длинный язык. Глаза светятся в полумраке, как у кошки, и под этим немигающим взглядом Женя почувствовал себя сущей мышью. Пионер чавкнул, втянул мокрый красный язык в рот и отстранился, с жуткой ухмылкой на полголовы пропуская Женю вперед. Стал мыть руки. Женя на негнущихся ногах прошел мимо него к той самой кабинке и заглянул внутрь.
Это была, наверное, самая чистая кабинка во всем Советском Союзе, совершенно пустая. В белоснежном унитазе сухо, на полу — ни капли. Ни мочи, ни блевотины, ни крови. Пахло хлоркой. Женя развернулся к пионеру (Паше? Саше?) и не увидел на нем крови. Рубашка вновь девственно чиста, словно из стирки, глаза не то голубые, не то серые, рот обычных размеров, только улыбка на губах какая-то нехорошая, а так обычное лицо подростка лет пятнадцати. Красного — только галстук на шее.
— Паша? — спросил Женя. Вышло очень невнятно и сошло бы и за "Сашу".
— Возвращайтесь в автобус, Евгений Иванович, ехать пора, — ласково сказал Паша и вышел.
Женя хотел метнуться за Пашей, споткнулся ногой о что-то. Женская туфля.
Снаружи были слышны голоса — оказалось, Ираклий Николаевич действительно уже созывал пионеров в автобус. Женя на полпути глянул в сторону лавочки — овчарка исчезла без следа, за прилавком никого, и никто не зовет Машо.
Женя вяло сообразил, что туфля у него в руке, наверное, этой самой Машо и принадлежит, вспомнил дергающуюся ногу в туалете, и тут его самого наконец стошнило — прямо на переднее колесо "Икаруса" и прокаленный солнцем асфальт. Водитель нетерпеливо посигналил.
— Евгений, вам нехорошо? — участливо спросил Ираклий Николаевич из двери. Женя запоздало вспомнил, что у него в нагрудном кармане предательски торчит пачка грузинских сигарет, но все равно зашел в салон. Все пионеры были на своих местах: кто-то сомлел и спит, кто-то играет в карты, остальные ждут продолжения экскурсии.
Женя оглядел пионеров и с хрустальной, истинно окончательной ясностью понял, что не знает, кто из них Паша.

(Dangaard слился и опубликовал только разрозненные куски рассказа)

ТЕМНЕЕТ

Солнце нырнуло за гору на западе, но еще подсвечивало соседние пики оранжевым; среди ленивых облаков нарисовался серпик луны. Сумерки выпили дневную жару, и на место ей пришел горный холод, забирающийся ледяным дыханием в рукава и за воротник.
Женя сложил руки на груди и всем своим видом дал понять, что не боится.
— В чем дело, Евгений Иванович? — спросил Паша с совершенно невинной улыбкой. От пионера веяло одеколоном «Тройной» и засохшей кровью — четким запахом, который не мог перебить никакой одеколон, точно Паша искупался в чьей-то крови. И все же на нем не было ни пятнышка.
— Чистая рубашка, — сказал Женя. — Будто из стирки. В гостинице в Тбилиси не было горячей воды, а в автобусе и помыться негде, — он бросил взгляд в сторону дороги и света фар «Икаруса», стоящего за поворотом, подергал собственную рубашку, мятую и не раз пропитанную потом. — У кого была с собой смена одежды, давно ее истратили.
Паша, перекатывая язык во рту, оглядел свою безукоризненно чистую рубашку и медленно кивнул русой головой.
— Например, — сказал он ничуть не изменившимся голосом, — у меня была еще одна рубашка в чемодане. Третья. Днем, когда мы остановились на заправку, я сходил в туалет и поменял ее.
Они оба замолчали: Женя глядел Паша в глаза, а Паша глядел в глаза ему, не мигая, но и не улыбаясь уже. Женя не выдержал этих гляделок, моргнул и увел взгляд, но не в сторону, а сосредоточился на красном пашином галстуке. У него было отчетливое ощущение, что если он не будет глядеть на Пашу, пионер на него прыгнет.
В двух шагах от них скальная площадка обрывалась обветренным краем, и снизу, со стороны обрыва, задуво ледяным воздухом.
— Например, — сказал Женя отчаянным голосом, — ты ходил в туалет не для того, чтобы поменять рубашку. Я видел то, что я видел.
Паша наклонил голову.
— В самом деле? Я вышел из автобуса, потому что хотел попить и помыть руки. Не люблю, когда я грязный.
— Девушка была внутри, — предположил Женя. — Ты увидел, как она заходит в общий туалет, и решил, что это твой шанс.
Паша задумчиво прикрыл глаза.
— В чем вы меня обвиняете, Евгений Иванович? Вы на меня смотрите, как на маньяка какого-нибудь. Если вы думаете, что я в чем-то виноват, почему не сделать это перед Ираклием Николаевичем и всеми ребятами? Я, честное пионерское, не понимаю. Зачем подзывать меня сюда, — он посмотрел вниз, в залитую сумраком долину, — к обрыву?
— Может, хватит врать? — Женя указал в сторону обрыва и залитой сумраком долины, и продолжил, чеканя каждое слово. — То, что я не увидел в кабинке труп, еще не значит, что его там не было. Не хочешь мне что-нибудь рассказать?
Паша улыбнулся самой невинной улыбкой... и тут его столкнули с обрыва.
Женя рухнул на колени на самый край и успел увидеть конец падения. Отвесная скала шла далеко вниз, продолжалась усеянным валунами и довольно крутым склон, и потом начиналось еще более глубокое ущелье, теряющееся во мраке; пионер с каким-то совершенно звериным визгом налетел головой на торчащий гребень скалы, на этом ударе резко замолк, покатился уже неживой ватной куклой по склону и канул во мглу.
Водитель Алик с тяжелым торцевым ключом в руке помог ему подняться на ноги. В течение всего разговора Женя старался не глядеть в его сторону, боясь, что Паша перехватит взгляд. Это водитель столкнул Пашу вниз.
Старенький учитель, Ираклий Николаевич спешил к ним, придерживая очки на носу.
— У вас получилось! Евгений, вы так его отвлекали, я просто смотрел и поверить не мог. Железные нервы.
— А я думал, что обоссусь, — честно признался Женя. Он нашел в кармане мятую пачку с парой последних сигарет, сунул одну в рот и стал искать спички. Алик похлопал по карманам форменной куртки, нашел зажигалку и дал Жене прикурить. Ираклий Николаевич помялся и тоже попросил сигарету, виновато сказал, что курить бросил, но затянулся с явным удовольствием.
— Надо бы спуститься и посмотреть, он там мертв или как, — сказал с заметным акцентом Алик.
Все молчали.
— Темно уже, — вздохнул Ираклий Николаевич. — У нас даже светить нечем. Давайте сядем в автобус и поедем отсюда. Очень быстро.
Это предложение всем очень понравилось.
— Тут этажей десять будет, — сказал Женя, показывая сигаретой вниз. — И я увидел, как он ударился головой о камень, да ему череп смяло, как скорлупу. Тут никакой человек не выживет.
— Вот только, — сказал Алик, — это ведь не человек. Нет, я туда даже днем спускаться не буду. Поехали.
Они пошли к автобусу. Женя хотел выбросить пустую пачку и вдруг увидел, что внутри что-то написано карандашом, всего два слова. Ему пришлось приблизиться к автобусу, чтобы прочитать записку в свете фар.
— Евгений, в чем дело? - спросил Ираклий Николаевич из передней двери. — Давайте поедем уже.
Женя спрятал пачку в карман и поднялся в салон. Дверь за его спиной захлопнулась, Алик резко стронул машину с места и погнал по шоссе вперед. Посмотрел на пионеров — кое-кто спал или смотрел в окно, но Женя уловил на себе встревоженные взгляды. Вопрос «а куда делся Паша?» повис в воздухе, и Женя хотел посмотреть, кто его задаст.
«ИХ ДВОЕ», было написано внутри пачки.

В МОНАСТЫРЕ

За полтора часа до заката, до того, как они столкнули Пашу с обрыва, Женя узнал от своих спутников по автобусной экскурсии много неожиданного.
«Икарус» встал у заброшенного монастыря, сложенного из светлого камня. Облупившаяся на солнце табличка сообщала на двух языках, что памятник Картли-Кахетинского царства охраняется министерством культуры Грузинской ССР. Монахи давно покинули это место, в проемах широких сводчатых окон и среди колонн на входе гулял ветер, с конусовидных крыш оползала черепица. Ираклию Николаевичу взбрело в голову посетить объект культурного наследия, и пионеры проследовали внутрь. Женя, пользуясь случаем, вернулся, отловил водителя Алика, отвел его за колонну и рассказал про случай на заправочной станции. Алик, к ужасу Жени, отвел его к Ираклию Николаевичу — тот рассматривал мозаики в бывшей монастырской трапезной — а дальше Женя слушал их обоих и, несмотря на жару, покрывался ледяными мурашками.
— Почему вы мне не сказали раньше? - тупо спросил он.
Ираклий Николаевич развел руками.
— Он меняет лица, вот в чем беда. Ты мог быть им. Любой мог быть им. Настоящего Пашу он, скорее всего, убил и подменил, но когда именно — понятия не имею. Он прячется среди пионеров, они все примерно одного роста и телосложения, и все в этих одинаковых рубашках и галстуках, а лицо он может изменить когда хочет, — Ираклий Николаевич достал из внутреннего кармана пиджака записную книжку, полистал. — Нас было двадцать шесть человек, когда мы выезжали из Тбилиси. Сейчас — трое взрослых и восемнадцать пионеров, один из них — он.
— То есть он убил кого-то? — Жене стало нехорошо. — Но почему я об этом не помню? Как это может быть? Я же вожатый, я каждый раз пересчитывал пионеров, и в гостинице, и на экскурсии. Их ВСЕГДА было восемнадцать, плюс вы, плюс я, плюс Алик. Как нас могло быть двадцать шесть? Вы меня за дурака держите?
— Он начал с тех, кто меньше всего на него похож, — сказал Алик. — Слишком толстых, слишком смуглых, слишком высоких, слишком маленьких... С девочек? В экскурсии были девочки?
Женя открыл рот, чтобы уверенно ответить "нет", но глянул в перепуганные глаза Ираклия Николаевича и не смог выдавить ни звука. Ираклий Николаевич достал карандаш и начал черкаться в записной книжке.
— Он как-то меняет нам память, - сказал старый учитель, не прекращая писать. - Гипноз или что-то подобное. Заставляет нас забыть людей, которых он убил, просто вычеркивает их существование. Я думаю, он точно так же прячет трупы и следы крови — просто внушает нам, что их нет. Ты сказал, что в кабинке туалета никого не было? Я думаю, что там была мертвая девушка или то, что от нее осталось. Ты ее не увидел, потому что он не хотел, чтобы ты ее увидел.
— Но я увидел его настоящее лицо и кровь на одежде, прежде чем он ее... очистил? — хлопал глазами Женя. — Почему я это помню?
— Может, он слабеет? Или становится не таким осторожным, — сказал Алик и дико поглядел на Ираклия Николаевича. — Помните ту овцу? Мы оба ее видели. Он скрыл пастуха, но не захотел или не сумел скрыть овцу.
- Бедное животное, — согласился учитель, — наверное, будет мне сниться в кошмарах до конца жизни.
— Какая овца? — пискнул Женя. — Кто такой этот Паша? Почему он это может?
— Он дэв, — самым спокойным голосом сказал Алик. — В старину дэвы жили в лесах и горах, ловили людей и ели. Потом люди стали сильнее, стали ездить по горам на конях со стальными мечами и ружьями и убивать дэвов. Потому последние дэвы стали прятаться среди людей, скрывать клыки и когти и отводить глаза. Видишь богатый дом, а это на самом деле руины; видишь на столе обед, а это сырая человечина; видишь доброго хозяина, а это дэв. Сила такая у них от дьявола, их праотца. Я думал, что это все сказки. Но ведь никто не задержался у входа в монастырь? Это должна быть освященная земля, он не может на нее ступить. Или стал невидимым, чтобы не заходить внутрь? В сказках всякое бывает.
Женя повернулся к Ираклию Николаевичу.
— Я материалист и в сказки не верю, — сухо сказал учитель. — На этот план с заходом в монастырь согласился, так, скажем, от недостатка вариантов. Но могу допустить, что существует какой-то реликтовый, скажем, вид гоминид, доживший до настоящего времени, — взять, например, неандертальцев... Все эти рассказы о снежном человеке должны иметь под себе какие-то основания. Вы знаете, что в девятнадцатом веке в Абхазии, не так далеко отсюда, поймали дикую волосатую женщину? Об этом писали в газетах. Антропологические изыскания...
— При чем тут это? — запротестовал Женя.
— А вот при чем, — учитель поглядел на него. — Допустим, эти существа выработали некий механизм воздействия на чужой разум, то есть гипноз, телепатию, какое-нибудь ментальное излучение, что угодно, и тем самым смогли сохранить свои пищевые привычки, те самые, из-за которых люди их уничтожали. Они хищники, и едят они нас, людей. Человек считает себя властелином природы, мы научились убивать львов, волков и медведей, но может, в пищевой цепочке над нами есть кто-то еще? Хорошо, я не верю в сказки, но ведь и они могут быть на чем-то основаны. У всех народов мира есть предания о злых духах, вампирах, оборотнях — существах, которые таятся в ночи и кормятся плотью и кровью людей, превращаются в животных, пропадают и появляются, когда им вздумается. Нет, дэвы и прочие упыри не вымерли, просто растворились среди нас и заставили нас поверить, что их нет. Может он зайти в монастырь или караулит на улице? Откуда мне знать? Если он может внушить людям, что невидим, что мешает ему стоять в этой самой комнате и слушать наш разговор?

В МОНАСТЫРЕ

Ираклий Николаевич перелистнул книжку на несколько страниц назад.
— Знаете, у меня здесь записано, что Зураб напился и не может вести автобус дальше. Я даже составил жалобу для автобусного парка.
— Кто такой Зураб? — нервно спросил Женя.
— Настоящий водитель, — вздохнул Ираклий Николаевич и повернулся к Алику. — Александр Вахтангович, почему вы здесь? Я имею в виду, почему вы — водитель в этой экскурсии?
— Ну, — сказал Алик, глянув на Женю, — В понедельник мне выдали в депо расписание экскурсий на неделю...
— Я думаю, вы таксист или что-то вроде того, — оборвал его Ираклий Николаевич. — Когда он понял, что водитель не может ехать дальше, он остановил первую проезжающую машину и посадил за руль автобуса вас. Эта куртка вам не по размеру. Я не помню этого Зураба, но он явно был выше вас и шире в плечах.
Учитель закрыл глаза и прижал записную книжку к груди.
— Мне шестьдесят четыре года, — сказал он. — Вступил в ВКП(б) в 1927 году. Прошел всю Великую Отечественную, был ранен. Преподаю в школе с 1949 года, помню почти всех своих учеников. Написал книгу об истории революционного движения в Грузии. Дважды был женат. У меня есть друзья, семья, планы на осень — после этой экскурсии. Как я могу быть уверен, что то, что я о себе помню — правда? Я — это я?
— Разве у вас в книжке не записано? — невежливо спросил Женя.
Ираклий Николаевич показал ему книжку.
— Едва начата. Я купил ее на какой-то стоянке, сам не знаю зачем. Возможно, я вел дневник, и у меня была привычка все записывать. Да, он мог стереть воспоминания о старом дневнике, но не мог лишить меня этой привычки писать — прямо как у вас с сигаретами. Наш дэв не знает о новой книжке, и только поэтому мы ведем этот разговор. Чем задавать глупые вопросы, Евгений, лучше бы задумались о двух вещах, и вы, Александр, тоже. Первое: почему мы колесим по горам целый день? И день ли, а может, больше? Грузия — не такая большая страна, от Тбилиси до Кутаиси часа четыре езды от силы.
— Но вы же сами подписывали план экскурсии для пионеров, — озлобился Женя. — И я подписывал. Он рассчитан на...
— ...На столько дней, сколько нужно Паше. Он переписывает нам воспоминания, вроде "мы не могли помыться в гостинице, потому что там не было горячей воды" — или потому что мы провели в автобусе больше, чем мы помним? Слушайте, никто не подписывал никакого плана экскурсии. Александр, вам не выдавали никакого расписания в депо. Вторая вещь, о которой я просил вас обоих подумать: у меня в книжке записан не только старый водитель, но и старый вожатый — Сергей, — Ираклий Николаевич поглядел на Женю поверх очков. — Я верю, что вы считаете себя вожатым и можете рассказать мне кучу достовернейших подробностей о том, как и почему сюда попали. Но найдите любой клочок бумаги и запишите все, о чем мы тут говорили, пока вы это помните.

МОСТ

Они ехали минут десять под все более хриплую и сбивающуюся песню Люды, пока в свете фар не показался деревянный мост. От дороги в обход моста, влево, отходила заросшая травой колея.
— А мы разве не проезжали через этот мост уже? — спросила Люда.
Женя ударил по тормозам.
— Мы ездим кругами. Мы все это время ездим кругами.
— Сужающимися кругами, — буркнул Вадим из задней части автобуса. — С той стороны моста будет шоссе, вот оно. Значит, нам не надо на мост, нам надо вон туда влево. Мы где-то совсем рядом с пещерой. Сейчас еще поищу.
Женя поднял глаза на мост и увидел, что моста нет. Дорога в свете фар загибалась влево и сворачивала на травяную колею, оставляя только один—единственный путь; впереди река несла блестящие под луной воды по камням. На том берегу угадывалось продолжение дороги.
Женя сообразил, что дэвы именно так все время и направляли автобус — прятали от водителя ненужные развилки и повороты, принуждая ехать только вперед. Сколько развилок они миновали? Сколько раз сворачивали не туда?
Женя тронул автобус с места, но поехал не влево на травяную колею, а прямо вперед в реку. Автобус не упал в воду: мост, хотя и невидимый, был на прежнем месте, и Женя слышал, как трещат доски под колесами. Внизу блестела река.
— Что ты делаешь? — спросила Люда тихо — сорванным от бесконечной песни голосом. — Что я здесь делаю? Ты.. вы кто?
— Мы приехали с той стороны, — зашептал Женя. — Там люди. Тут — смерть. Когда я открою переднюю дверь, беги. Сначала от дороги, потом ищи шоссе, по нему выйдешь к людям.
Люда глянула назад, где в креслах спали пионеры и в конце автобуса дэвы скалили друг на друга зубы, округлила глаза и зажала рот рукой.
— На счет «три», — шепнул Женя.
— Э-э-эй, — громко сказал Вадим сзади. — Да у нас тут бунт.
Женя открыл переднюю дверь и сразу же, как только Люда скакнула в темноту, вдавил педаль газа в пол; Люда покатилась кубарем в траву и исчезла в темноте позади. Женя гнал ходящий ходуном автобус по проселку; сзади завопил от страха и тут же замолк проснувшийся от удара лбом в стекло пионер, и Женя увидел в зеркале заднего вида, как один из дэвов орудует лапами в середине салона, забрызгивая кровью стекла и спящих соседей, а второй, оскалившись, шагает по проходу прямо к...
Женя моргнул. Автобус стоял на месте, двигатель работал на холостом ходу. Заросшая травой дорога уходила вперед, сбоку — проклятый мост, под ним — река. Они каким-то образом вернулись на развилку. Люда, растрепанная, с разбитым лицом, но живая, спала на переднем сиденье.
Вадим — стоял рядом, стройный, подтянутый, в накрахмаленной рубашке и алом галстуке. От него пахло кровью так сильно, что у Жени закружилась голова.
— Без фокусов, — сказал он усталым голосом. — Просто давай прямо вперед. Когда вернусь домой, пойду в автошколу, честно-честно. Чуть в реку не сверзились.
Женя посмотрел на свои руки на руле и ахнул. Левая была замотана мокрой тряпкой, но пальцев на ней было меньше, чем раньше. Он ощупал кисть и понял, что мизинец и безымянный пальце пропали, а от среднего осталось меньше половины. Боли он не чувствовал.
— Ладно, — сказал он. — Хорошо. Куда мы едем?
Вадим сощурился.
— Вперед. Дорога всегда одна.
— Я могу загнать автобус в реку, — предупредил Женя. — Могу перевернуть. Могу врезаться во что-нибудь.
Вадим зачем-то сунул собственный палец в рот и облизнул.
— Я предупреждал насчет фокусов? — спросил он. — Собой не дорожишь? Детьми не дорожишь? Буду сидеть рядом и потрошить вот ее, — он кивнул на Люду.
— А могу ехать так, как вы скажете, — предложил Женя. — Без фокусов. И делать мосты невидимыми не понадобится. У нас людей это так и делается: куда говоришь. туда и еду.
Вадим неопределенно повел плечами и вдруг улыбнулся.
— Согласен.
— Так куда мы едем?

Исправлено: Dangaard, 01 февраля 2019, 19:14

Вердек

11 ноября 2018, 07:35

Фантазёр

АВТОР FFF

LVMASTER

Стаж: 17 лет

Постов: 6714

ЗАМОК

Замок не был похож ни на одно из своих изображений, виденных Грегом ранее. У него не было высоких, острых шпилей, пронзающих небо, как это рисовалось на библиотечных гравюрах, карнизы его стен не опоясывали ряды клыкастых шипов, как изображалось в пожелтевших летописях, в противовес рукописным наброскам странников, замок не имел подъёмного моста на могучих цепях и под стенами не зияла темнота рва, и, даже, несмотря на рисунки паломников, подсвеченные зелёным тучи не кружили над его крышей.
Грег приостановил своего коня в сотне метров от строения, к которому они шли так долго и в задумчивости смотрел на то, что остальные именовали жилищем демона. Отец Клариус, остановился рядом, сжимая серебряное нагрудное распятье, он тихо шептал молитвы. Его лошадь, в отличие от спокойного коня Грега, беспокойно топталась, фыркала и била копытом землю. В свете луны замок перед ними скорее напоминал небольшой монастырь и являл собой умиротворённую картину. Четыре башни по углам с конусовидными крышами, покрытыми черепицей, широкие сводчатые окна вдоль стен, сложенных из светлого камня и небольшая крытая колоннада при воротах - вот и всё архитектурное изящество, ничем не напоминающее мрачную обитель зла к которой лежали их путь.
- Пусть не смутит тебя внешний вид, - словно уловил мысли Грега отец Клариус. - Помни, что сам Сатана принимает вид ангела света, и то, что мы видим не есть то чем оно является на самом деле. В сердце этой обители дремлет зло, и ты помнишь на что оно способно.

Этого Грег не смог бы забыть никогда. Пылающая ночь в которой словно распахнулись двери в сам ад. Его родной город, охваченный огнём, люди, в ужасе бегущие по улицам в жалкой попытке спастись из страшного пекла и падающие не в силах дышать раскалённым воздухом. Грег хорошо помнил вездесущие языки пламени, сжирающие дома, постройки и его собственный замок. Он бежал навстречу обезумевшей толпе к родовому гнезду, где оставались его жена и сын, по дороге сбрасывая обжигающие тело доспехи. Земля продолжала трястись и сквозь трещины вырывалось наружу пламя, превращая в горящие факелы всё, чего оно касалось.
В полуразрушенном дворе замка, лежали трупы слуг, солдат, всех, кому господь не сумел помочь спастись. Грег попытался вбежать в главный зал через открытую настежь дверь, но из неё пахнуло таким жаром, что задымилась одежда. А потом, в широком дверном проёме он увидел то, от чего встали на голове тлеющие волосы. Посреди холла, на фоне пылающих лестниц и стен, стояла его жена, держащая на руках их сына. Её окружало едва различимое фиолетовое сияние, похожее на мыльный пузырь, которые любили выдувать крестьянские дети. Держа одной рукой ребёнка, другой она била в стену этого пузыря, пытаясь выбраться. А потом рядом с ней возник он, тот, чьё лицо Грег не забудет до судного дня, чудовищный образ в красных развевающихся одеждах, он крепко схватил его жену и ребёнка и пузырь лопнул не оставив после себя никого. И в тот же миг рухнуло покрытие второго этажа, превратив внутренность замка в пылающий кошмар.
Той ночью Грег потерял всё - дом, подданных, семью и смысл жизни. До тех пор, пока в монастыре, куда он ушёл, его не отыскал отец Клариус и не предложил возмездие.

И вот, спустя год после той страшной ночи, когда ад пришёл на его земли, Грег стоял перед замком того, кто был виновен. И ни царь, ни судья, ни даже огонь небесный не смогут помешать ему совершить месть. Закованная в металлическую перчатку кисть сжала рукоять тяжёлого меча и вынула его из ножен. Зеркальное лезвие отразило лицо Грега, суровое и жестокое. "Жнец", так он назвал свой меч. Выкованный в обетованной земле, закалённый в священных водах Иордана и трижды благословлённый Его Преосвященством, меч имел лишь одно предназначение - выжигать нечисть в землях Святой Империи. Бесчётное число раз погружался он в тела, притворявшихся людьми, приспешников демона, на которых указывал перст отца Клариуса, кровью и болью очищая скорбящую землю. И вот, наконец они стоят у обители того, кто своими злодеяниями сам привёл Грега к своему жилищу. Возмездие неминуемо, и оно состоится сегодня.
Уверенно отправив меч обратно в ножны Грег обратил лицо к Отцу Клариусу и улыбнулся, не предвещавшей ничего хорошего, улыбкой.
- Не будем медлить, - бросил он в ночь короткую фразу.

Исправлено: Вердек, 13 ноября 2018, 10:07

Надежда умирает... вместе с тем кто надеется.

Zemfirot

11 ноября 2018, 23:31

LVMASTER

Стаж: 16 лет

Постов: 6067


		Zemfirot

Ведьма.

Полицейская машина уверенно приближалась все ближе к деревне. Дежурному повезло, снегопада давно не было, так что основную дорогу он проехал по следам местных. Однако, судя по навигатору, предстоял поворот с основной магистрали.
К. ехал один, он торопился. Поступило сообщение, что человека удерживают против его воли, слова диспетчера были расплывчаты, и похоже ему самому было не понятно, что произошло. Известно только, что звонок был от женщины, которую либо схватили, либо вот-вот схватят, а затем связь оборвалась.
Поворот, судя по экрану, уже остался позади, и К. остановил машину. Он медленно сдал назад, и начал всматривается в лес с правой стороны.
- Твою мать.
Нужную дорогу было еле видно, ее всю занесло снегом, и кажется ей никто не пользовался больше месяца. Полицейский начал разворачивается.
Машина вгрызлась в снег, и начала неуверенно прорубать себе дорогу вперед. Дежурный чувствовал, что она в любой момент может остановится и начать буксовать.
- Тридцать Первый, что там у тебя? – зашипела рация.
- Я почти приехал, но тут снег… дорогу занесло, не уверен, что доеду. Информация еще есть?
- Ничего, телефонов в деревню тоже нет. – Рация пиликала и шипела. - Она даже не на всех картах отмечена.
Спустя пятнадцать минут, полицейский с облегчением увидел дым. Скорее всего это и была необходимая деревня. Давя на газ, он начал проверять, все ли с собой взял. Пистолет уже был за пазухой, телефон в кармане. Он пристигнул рацию к поясу одной рукой, и затем стал застегивать пальто.
Впереди показалось строение. Решив не испытывать судьбу, он остановил машину.
- Я выхожу. – Сообщил он пиликнувшей рации.
Снаружи в лицо ударил мороз. Съёжившись от холода, он быстро направился к строению. В ботинки тут же попал снег, и он принял решение преодолеть сугробы как можно быстрее.
Строение оказалось сараем. Он постучал в дверь, но разумеется никто не ответил. Вытряхнув снег из ботинок, и заправив в них джинсы, он направился к дыму.
Спустя пять минут, он наконец, вышел к деревне. Домов было примерно десять, и лишь одно из них было двухэтажным. Сделанные из почерневших бревен, сейчас они были покрыты ледяным инеем, так что почти не выделялись на фоне снега. Древня была сформирована вокруг площади, и дежурный тут же устремился к ней, т.к. на ней было сугробов и уже были видны люди. Однако первое на что он обратил внимание – странная конструкция посреди площади, собранная из бревен в конусообразную форму, в полтора этажа в высоту. Конус был не идеальный, из него во все стороны торчали бревна, а на самом верху, были установлены массивные жерди, образующие крест. Если бы не эта странная конструкции, фото деревни неплохо бы смотрелось на какой-нибудь открытке.
Он быстро подошел к людям, не желая терять времени. На площади стояли три женщины, две из них – старухи. Старухи были одеты в черные шубы, в то время как третья, в бурую.
- День добрый, дежурный К. М… - Он хотел закончить представление, но сильный, внезапный кашель остановил его. – Можно задать вам пару вопросов? – Продолжил он, после заминки.
Жители изумленно уставились на пришельца. Они явно не были готовы к гостям, и лишь буравили его выпученными глазами.
- А вы кого? – Наконец спросила самая молодая женщина.
Полицейский не очень понял вопроса, хотя по всей видимости, спрашивали кто он и зачем пришел. Решив не терять времени, тем более на морозе он задерживаться не хотел, спросил:
- У вас тут что-то случилось? Кто-то в беде?
- Девочку сгубили! Лежит мертвинькая! – Всплеснула руками одна из старух.
- Что произошло? Где она?
Дверь, в одной из изб, резко распахнулась. На пороге показался сурового вида дед, с серой, широкой бородой. Был широкоплеч и высок, и явно обладал недюжинной силой. Он не оделся перед выходом, и вышел прямо в домашней одежде. Едва он появился, сразу же, быстрым шагом направился к людям на площади.
- Наклали порчу на девку! Мучалася две ночи! Кричала, ой кричала! – Запричитала вторая старуха.
К. перестал понимать, что происходит:
- Что за порча? О чем это вы?
- Ведьма ее сгубила! Третью душу она уже в деревне забрала. – Ответила женщина помоложе.
Обдумать этот ответ, дежурный не успел; подошедший к ним дед, без предупреждения, ударил его в висок, и тот охнув, плашмя упал в снег.

Исправлено: Zemfirot, 13 ноября 2018, 10:19

lfm tw | 4F в Steam

1234567

ОСТАВИТЬ СООБЩЕНИЕ НОВАЯ ТЕМА НОВОЕ ГОЛОСОВАНИЕ


	(c) 2002-2019 Final Fantasy Forever
	Powered by Ikonboard 3.1.2a © 2003 Ikonboard
	Дизайн и модификации (c) 2019 EvilSpider