|
| 03 ноября 2015, 09:56 |  |
|
| LV9 |
HP | |
MP | | Стаж: 18 лет |
Постов: 5017 |
|
Итак, друзья-товарищи,мой трехлетний труд завершен. На вашем суде последняя, заключительная глава второй книги. Она большая. в три раза больше обычной и, по-сути, почти что повесть.
Роману еще предстоит углубленная шлифовка, вычитка, сокращение (обязательный, но максимально болезненный процесс). Так что завершение романа еще не конец дела =) Впрочем, шлифовка текста занятие не менее интересное, чем сам процесс сочинительства.
В настоящий момент идет работа над комплексом иллюстраций к первому роману трилогии, к "Сердцу Вербарии". Следом - иллюстрирование этого романа. Так что, надеюсь, в итоге выйдет, действительно целостный и оконченный продукт.
Всем кто читал - спасибо. Жду рецензий и критики. И, как говориться, следите за обновлениями =) Они однозначно будут.
Tat Last
Айро точно игралась с ними, дразнила выходом, но больно била по рукам не давая возможности прикоснуться. «Как если бы мы сидели внутри пластилинового шара. Только проковыряешь дырочку, как кто-то с той стороны ломает тебе палец и наглухо замазывает щель».
Сейвен криво ухмыльнулся своим мыслям и покосился на Диз, задремавшую на его плече. В тусклом свете битумных ламп ее лицо выглядело особенно бледным и изможденным. «Еще бы. Столько событий. Пугающих и необычных».
В трюме парусника «Тольеро» пахло сыростью и дегтем. Недавно окончившийся шторм выжал из матросов последние силы. Теперь вся команда спала, мерно, сообразно успокоившимся волнам, покачиваясь в сетчатых гамаках. Не спал только Сейвен, да и, пожалуй, рулевой на палубе. Спать не хотелось даже здесь, в воспоминании. «Да и нужно ли? Что, действительно, нужно, так это поскорее добраться до материка».
Забрались они глубоко. Почти на триста фаз в прошлое, увязнув в грубом, но волевом периоде истории Вербарии. Не без грусти Сейвен предвидел, что это далеко не дно, что Айро осадит их вновь и тогда придется нырять еще глубже, заставляя уже припомнятых, вспоминать людей и события прошлого. Люди… Именно они воздвигали ретроспективу, оживляя ситуации, в которых им довелось побывать. За пронзенных триста фаз коллекция из лиц собралась внушительная. Но сейчас все они были не нужны.
Сейвен закрыл глаза, прислушался. К скрипу снастей, уставших мачт и шпангоутов примешался шум дождя. Шквалистый ветер сник, оставив после себя ливень. Просочившаяся сквозь палубные доски капля угодила Сейвену прямо в лоб. Он встрепенулся, открыл глаза, аккуратно вытащил затекшую руку из-под Диз и отерся занемевшей ладонью. Захотелось зонтик. Самый простой, тряпочный со складной ручкой. Стиснув зубы он подавил желание, откинулся на спальник и прикрыл глаза ладонью.
Триста фаз… Триста фаз они с Диз наблюдали как покорялся остров Бредби. Но не так, как в учебниках истории, а в обратном порядке. И что в итоге? В итоге не осталось тех, кто помнил остров до первых людей, а это означало миграцию на континент. «Хорошо бы выбрать время помоложе и вернуться туда на комфортабельном лайнере, но…» Они пробовали. Сейвен даже перемещался мыслью к современному Сотлехту, к тому каким он помнил его сам. Но Айро моментально отслеживала их и разбивала в прах, при первой же попытке контакта с Теньеге. Методом долгих и изнурительных проб они пришли к единственно действенному методу: медленно и верно от человека к человеку, без лишних фантазий и только с подачи воспоминаний других, углубляться в историю. Чем глубже они спускались, тем медлительней становилась Айро, тем больше времени им оставалось на открытое действие.
Здесь на корабле, Сейвен знал каждого матроса как облупленного. Точно так же как он знал их друзей, их родню, родню друзей, друзей родни и так до самого последнего отпрыска, которого Сейвен знавал уже лично. Он мог бы воссоздать их всех сразу, все те места и закоулочки, которые они помнили, каждый жест, каждый вздох – все! Но сейчас ему нужны были моряки, которые знали корабль, помнили маршрут и тех, кто ожидал их во Франдии. Собственно, зона Сейвена ограничивалась только кораблем и маленьким кусочком моря, теряющемся в ночи. «Чем меньше, тем лучше. Тем незаметнее для нее». Теперь Сейвен в полной мере понимал опасения Теньеге по поводу всеобъемлющего, тотального надзора со стороны Айро. Она, действительно, проникала всюду.
Вдруг нараспашку отворилась дверь, впуская в трюм клокот дождя. Сейвен замер, прислушался. Вокруг, кроме него одного никто даже не пошевелился. Чавкающие шаги, как будто увязающие в густой грязи, неспешно спускались по крутому трапу. Вошедшим оказался капитан Могран. Спустившись, он остановился, снял треуголку, стряхнул с нее капли дождя, но назад не одел. Когда его блуждающий взгляд остановился на их гамаке, то капитан широко осклабился и медленно, стараясь не шуметь, начал подкрадываться. В его руке блеснул стилет острый и длинный как шило. Сейвен внутренне напрягся, но смотрел он не на клинок, а на шляпу, которая стекала по руке, пузырилась и капала на пол, источая едкий кислотный запах. «Началось».
К спальному месту подошел уже не Могран, а его отвратительная карикатура. Кожа на лице потемнела, сползла, обнажая костистые глазницы и кривые желтые зубы. Рука его вслед за шляпой стекла на пол и волочилась следом мутным, шипящим разводом. Грубая, но добротная моряцкая одежда как-то буквально за несколько шагов обветшала сквозными дырами и лохмотами. Сквозь прорехи на груди виднелась обнаженная клетка ребер. Вся фигура его сотрясалась неуловимой, вибрирующей дрожью, дублирующей каждое движение. Он точно раздваивался в мелькающем зеркале.
– Нужна помощь, капитан? ¬– Проговорил Сейвен и внезапно открыл глаза. Изуродованный вздрогнул, отступил и в этот единственный шаг стал прежним человеком.
– Я?.. – Могран беспомощно посмотрел на занесенную для удара руку. Кулак сжимал серебряную ложечку.
– Спасибо, отужинали уже, – по-доброму рассмеялся Сейвен. – Как с погодой, капитан?
– Порядок, – опустил он медленно руку. – Я, право не знаю, что на меня нашло.
– Морок. Болезнь есть такая, когда человек во сне ходит. Редко случается, но видно, хе-хе, вы из их числа. – Тут Сейвен значительно повел бровями и чуть шевельнулся. – Подумайте, может пора завязывать с контрабандой? Не ровен цикл, свалитесь, эдак, в море.
Все это время они разговаривали громко в полный голос, а Сейвен так и вовсе шумел. Впрочем, Могран того не замечал.
– Извините. Я лучше пойду, – наконец ответил Могран и попятился к входу.
Хлопнул люк, отрубая шум дождя и Сейвен почувствовал как под боком у него заворочалась Диз.
– Кто это был? – Просонливо осведомилась она. – Ушел уже, кажется?
– Да. Морок заходил. Спи, ушел он.
Диз сладко улыбнулась и закрыла глаза.
– Мне снился чудной сон, – вдруг спокойным, вполне ясным голосом сказала Диз. – Мы как будто с тобой спустились с самый-самый низ, во время когда Вербария была раскаленным шаром. Кругом извергались вулканы, сверкали молнии, а небо сплошь заволок черный дым. Зловещее место, а мы стоим и даже не знаем куда нам идти. А я вдруг... Вдруг понимаю, что это не начало, а конец Вербарии. Что мы попали в самый момент ее гибели. Знаешь я... Я никогда не чувствовала такого отчаяния. Мы стоим, не шевелимся, а я все силюсь тебе сказать об этом, но не могу: язык отнялся, а сама я точно окаменела. И все. Больше ничего не происходит. Мы стоим долго. Бесконечно долго. С небес сыплется пепел, какой-то сверкающий искрами, электрический пепел. Он устилает все вокруг, но светлее от этого не становиться, а даже как-то наоборот. Страшно… Не могу объяснить… Вдруг все сотрясается от подземного толчка, мощного всеобщего и искорки выпавшего пепла стекаются в нити. Я снова вижу бурую, растрескавшуюся землю на которой раскинулась сеть, точно бы свитая из жидкого электричества из… Биоэфира. Тут-то и хлопнула дверь. Жаль. Не досмотрела, чем все закончится…
Ее голос становился все тише, речь медлительней. Диз снова засыпала.
– …Из самых толстых рукавов света, сводящих в узлы целые реки, выбирались люди, – тихо, почти шепотом проговорил Сейвен, поглаживая Диз по волосам кончиками пальцев. – Они высокие бледные и… Безликие. Это Древние. Они смотрят на нас. Они идут к нам, но их ноги они… Они не шевелятся. Они плывут, плывут по ментальной сети. Мне страшно. Они окружают нас, заключают в кольцо, сливаются в обруч, что продолжает сжиматься-сжиматься-сжиматься…
Диз уснула. Сейвен аккуратно отнял руку, снова откинулся на лежак и вздохнул. Это океаническое странствие, на корабле с неучтенными орехами фудши, вспоминалось для него в десятый или пятнадцатый раз. И всякий раз происходило все по-разному. Вот, например, в прошлый, Диз успело присниться то, что он сейчас досказал за нее. «Но в прошлый раз капитан вел себя смирно. Айро отравила его куда как позже».
В воссозданные картины Айро врывалась внезапно. Скорее даже не врывалась, а просачивалась. Чем больше Сейвен позволял своих личных допущений, тем продолжительнее и досадней поднимались мороки. И угомонить их получалось не всегда.
Обычно, когда выстраивалось достаточно сложное препятствие, Сейвен не пытался его выровнять. Он просто переключался на другой сегмент, с другими людьми в нем и другим окружением. Так было удобнее. Но если на острове, в более молодом временном отрезке, это было позволительно, то сейчас, когда у него не оставалось выбора, приходилось разглаживать корабль. «Который уже порядком поднадоел».
Все, чего требовалось Сейвену, это наложить собственное видение ситуации на идентичную в Вербарии. Если положение согласовывалось в точности, то они могли перешагнуть грань воссозданного и вернуться к Теньеге. «Теоретически можем. А вот практически Айро не отпускает». Но чем глубже во времени они забирались, тем медленнее она реагировала, тем слабее становились ее мороки.
Как бы там ни было, но корабль с его временным пластом находился еще недостаточно глубоко. Нужно было идти дальше, проникать куда как глубже и это особенно беспокоило Сейвена. «Насколько глубоко? Когда отыщется тот самый день, который откроет дверь в Вербарию? Углубляться и искать лучше, когда есть выбор. А когда судьба оставляет только один корабль с командой… Разве это не насмешка?»
– Пусть все кругом горит огнем, а мы с тобой еще нальем, а мы нальем, а мы нальем, а мы с тобой еще бухнем, – тихо пропел Сейвен и вздохнул.
Происходящее все больше напоминало ему замшелое болото с черепами. Такое же зацикленное такое же… «Безвыходное».
– Не бывает таких ситуаций, – проворчал он и аккуратно выбрался из гамака. Убедившись, что Диз не проснулась, он укрыл ей плечи своей курткой, а сам направился к выходу. На палубе он остановился, закрыл за собой дверь и вслушался в шум дождя. В каждой капле чувствовалось ее присутствие, слышался голос, раздробленный на несчетные лады. «Сейчас начнется». Он снял со стены фонарь, прибавил огня и пошел к рулевому.
С каждым шагом ночь сгущалась. Сейвен видел, как свет фонаря сжимался, уменьшаясь в радиусе. Мачты, канаты, другой мелкий такелаж выныривали из мрака, точно из кошмарных снов: гипертрофированными, покореженными, слепленными друг с другом в немыслимых сочетаниях. Пол под ногами прогнулся, доски стали мягкими и гнилыми. От них поднимался тяжелый гнилостный дух.
Когда Сейвен добрался до рулевого, то обнаружил того вросшим в штурвал. Одеревенелый торс, из которого вырывалось рулевое колесо, застывшее в неестественно широкой улыбке лицо, пустые глазницы… Примерно до пояса он был настоящей штурвальной тумбой, а выше – макетом человека, вырезанным из того же мокрого, блестящего дерева.
– Привет, приехали, – со вздохом выдохнул Сейвен, продолжая водить вдоль деревяныча фонарем и разглядывать его. – С такими руками мы далеко не уплывем.
Вдруг он услышал тихое шебуршание, исходившее из чрева рулевого, приблизил к нему вплотную ухо и прислушался. Скреблось. Отчаянно и много. «Должно быть крысы». Едва он так подумал, как раздался истошный писк, устремившийся к голове одеревенелого. Сейвен поднес фонарь к лицу и увидел, как в пустых глазницах извивались голые хвосты, скреблись лапки и топорщились кривые, крикливые пасти. Крысы прибывали, точно под большим давлением, будто множились с неимоверной скоростью. Наконец, лоб рулевого не выдержал, треснул и презренный грызун извергся из него гейзером. Несколько штук окропили Сейвена, но тут же, с шипением плевка на раскаленном утюге, метнулись прочь.
Шелест дождя сменился шорохом тысяч когтистых лапок. Крысы волнами исходили от рулевого, разворотив своим потоком его фигуру до пояса. Кишащие волны захлестнули палубу и с плеском проливались за борт. «Крысы бегут с корабля и, видно, кораблю хана».
– Ну а мы не капитаны, – буркнул Сейвен и, раздвигая крысиный поток, пробрался в трюм.
Здесь внутри все, пока что, соблюдало порядок, но пятнышки тлена уже точили входную дверь и примыкающие ко входу доски. Он скоро сбежал по ступеням, подхватил на руки Диз, вместе с гамаком, прижал ее к себе, закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Когда Сейвен выдохнул, то они уже стояли на сыром, пропитанном серостью берегу моря.
– Не удалось? – Диз слегка сжала ладонь Сейвена, не отрываясь взглядом от угрюмого пейзажа.
Метрах в трехстах от берега покачивался на волнах темный бриг «Тольеро». Он ждал последнюю шлюпку, которая, в свою очередь, дожидалась только их.
– Попробуем еще, – после короткого молчания отозвался Сейвен. Он думал о полчищах крыс. – Должен быть выход. Он всегда есть.
* * *
Большая штука заключалась в том, что по правде «Тольеро» никогда не возвращался. Корабль потонул в той самой буре, что они переживали снова и снова. Об этом Сейвен догадался если и не сразу, то раза с десятого или пятнадцатого. Казалось, теперь незачем было переигрывать предрешенный путь, однако с каждым проигрышем крепла уверенность, будто именно на этом корабле они выплывут в действительность Теньеге.
На двадцать пятое фиаско в том, что что-то идет не так, заподозрила и Диз.
– Почему же сразу не сказал? – Шептались они в гамаке, после очередной побежденной бури. – Я ведь не такая... Острая как ты. Мог бы и поделиться.
– Честно? Я опасался, что ты послужишь для Айро нитью. Потому даже не думал об этом.
– Да как же я буду ее нитью, если целиком твоя?
– Не знаю. Я ни в чем не уверен, Диз... Прости. Я не хотел рисковать зря.
– В чем твой план, Сейвен? Наверняка у тебя во лбу что-то наклюнулось за все это время. Что-то чем ты не хотел рисковать.
– Хм. Любая наша попытка сочетания воссозданного с действительным оборачивалось неудачей. Чуть позже или чуть раньше, но все рассыпалось в бред. Я думаю, что так будет происходить постоянно, независимо от того, насколько далеко в прошлое мы уйдем.
– Но ведь она оставляла нам больше времени… На… Выдумки. Разве нет?
– Да, так, – вдохновленный мыслью и тем, что наконец-то может поделиться ею, Сейвен встрепенулся, привстал. – Это может быть из-за того, что Айро становится сложнее найти именно тот участок действительности, через который мы пытаемся выйти. Найти его и затереть. Ведь, чем глубже заложен исторический пласт, тем больше событий ей приходится сравнивать.
– Откуда ты это взял? Ведь кроме корабля мы ни на чем более раза не останавливались. Постой… Драка в пабе «Гарцетама»! Там все обрывалось каждый раз раньше предыдущего звена в цепочке!
– Да.
– Но ведь тогда получается, что мы в ловушке… И… Будет затерто все, любая цепочка.
– Нам нужно изобрести то, чего в действительности никогда не было и встроить это что-то в Вербарию. Если наша выдумка не будет противоречить целостности Теньеге, то она поверит нам. Но и Айро не остановит нас, ведь ей не с чем будет сравнить.
– То есть твоя выдумка станет действительностью Теньеге? Ее маленькой частью, которой в ней никогда не было... Послушай. Сколько у нас еще времени? Пока не придет первый морок?
– Цикл, может меньше. Ну, во всяком случае, окно сужается. Первого я прогоню, он не сложный. Но вот дальше…
– А дальше и не нужно.
– Ты знаешь?..
– Т-ш-ш…
Сейвен умолк и невольно улыбнулся. Он помнил это шиканье, помнил слишком хорошо.
– На паруснике есть шлюпка?
– Да одна уцелела. Уж не хочешь ли ты?..
– Нет, не хочу. Но попробовать надо. Если корабль потоп в пути, и никто его так и не встретил во Франдии, значит на том его история и кончилась, так? А раз так, то цепь событий обрывается. Но что если… Что если мы продлим ее, скажем, спасем одного молодого человека и одну не совсем еще престарелую фройлен? А? Да так спасем, что их никто и никогда не смог бы увидеть или вспомнить. Спасем так, что цепочка оборвется именно на их воспоминаниях, а не на воспоминаниях утопших моряков.
– Диз, я сомневаюсь, что мы сможем доплыть до берега на шлюпе. Мы еще слишком далеко от континента. А предпринимать сверх возможное я бы не стал. Для Айро это все равно что перед носом из сигнальной ракетницы стрелять.
– А доплыть до берега на обреченном корабле? Это возможно?
– Я думаю, – после некоторого молчания проговорил Сейвен. – Думаю, что у нас есть шанс, но только в том случае, если мы будем самыми обыкновенными людьми. Только так Теньеге сочтет нас своим собственным. А это значит, что рассчитывать мы можем только на себя.
– Никто не говорил, что будет просто. Впрочем, – Диз весело подмигнула Сейвену. – Как и всегда.
Они снова улеглись и прикинулись спящими.
Морок всегда выскакивал из нежданного угла, а форму его даже приблизительно нельзя было предугадать. В прошлый раз их гамак потихоньку превратился в сеть, что неспешно затягивалась к верху. А в позапрошлый один из моряков отрастил громадную улитку вместо головы, да так и ползал на четвереньках, вынюхивая их с Диз место. На этот раз морок явился крошечным паучком, спустившимся с потолка на грудь Сейвену. Членистое тельце вытягивалось, пульсировало от внутриутробных толчков, хищные жвалы щелкали все ближе и истовее…
– Кыш, – смахнул Сейвен насекомое и, убедившись, что паучок ретировался мизерностью, повернулся к Диз. – Пойдем. Нарнов пять у нас есть.
Крадучись они выбрались на палубу, где, как и прежде, хозяйствовал проливной дождь. Сейвен снял со стены фонарь, окинул шумную ночь памятным взглядом и, схватив Диз за руку, уверенно зашагал к траверсу со шлюпом.
Накрытая брезентовым пологом шлюпка до жути напоминала гигантскую жирную личинку. «В чьем чреве нам предстоит уместиться». Сейвен бросился к узлам, но, как назло, пеньковые веревки разбухли и не поддавались. Провозившись с узелком нарн, он плюнул и передал фонарь Диз, что б схватиться за веревку обеими руками. Когда он вернулся к узелкам, то на их месте обнаружил змеиный клубок. Большие, лоснящиеся гадины сверлили его желтыми глазками и шипели наперебой. Мгновение Сейвен помешкал, скривившись от омерзения, но тут же вынул из-за пояса кинжал и рассек узлы. Траверс покачнулся, звонко тренькнула пружина и суденышко бросилось в воду. Квиком позже раздался смачный всплеск. Сейвен схватил рукой напрягшийся шварт и обернулся к Диз, чтобы препроводить ее первой на борт, но взглядом, всем свои естеством уперся в жуткое чудище, уже нависшее над нею горой. Контрольный морок напоминал громадную хищную пасть с руками, жирными губами, толстым, как реликтовый пень, языком и частоколом гнилых бревен, вместо зубов. И весь этот зев корчился моряками из трюма. Они точно скомкались, вылепились в жадную до жизни пасть, а притащились сюда, вслед за ними.
– Твою же ж мать… – Только и успел выдохнуть Сейвен, схватил Диз за руку и, не оборачиваясь, спиной вперед, опрокинулся за борт.
Мгновенье полета обернулось жалящими объятьями холодной воды. «Если не поймаю борт, то все». Он рванулся к поверхности, загребая свободной рукой пошире, надеясь зацепить шлюп хоть кончиками пальцев. Наконец всхлипнула вода, волны расступились и Сейвен вынырнул на поверхность все еще с пустыми руками.
– Сейвен! – Вдруг услыхал он крик Диз, уносимый волнами в сторону. – Я держу борт! Скорее! Выскальзывает!
Не растрачиваясь на ответы, он подтянулся насколько мог, отпустил Диз и кинулся навстречу предполагаемой шлюпке. Попал, перевалился внутрь, тут же ощупью нашел холодную ладонь Диз и помог взобраться ей.
– Трос! Переруби его! – Выплюнула она слова вперемешку с водой. – Та тварь может спуститься!
Суденышко бросало из стороны в сторону и пока Сейвен, в кромешной темноте, лез под пологом, его несколько раз пребольно швырнуло, особенно напоследок, когда он упал совершенно и ударился ртом о край лавки. Вдруг стало светло – это Диз каким-то образом отыскала фонарь и зажгла его. Уже в языках неровного пламени, Сейвен добрался до носа шлюпки, отогнул полог и снова выбрался в дождь. Шварт отыскался сразу, толстый и витой он буквально, звенел от напряжения. Только вот клинок не наносил ему вреда. Сколько бы Сейвен не резал, как бы сильно не замахивался, лезвие лязгало, скрипело, но шварт оставался целехоньким. «Так, словно трос. Металлический трос».
Подоспела Диз и, в свете фонаря, привязь, действительно, обратилась в металлический, свитый из тысячи проволочек трос. «Нечестно». Сейвен почувствовал как у него в буквальном смысле опустились руки. «Эта гиблая тварь нас не отпустит. Ни за что не отпустит».
– Проклятье! – Выругалась Диз и скрылась под пологом. Через квик или того раньше он вернулась с топором внушительных размеров. – Руби утку!
– Кого?!
– Швартовую утку руби, кретин! Она из дерева, руби скорее!
Сейвен размахнулся, ударил раз, второй, третий… Топор оказался на редкость острым, так, что после четвертого удара древесина крякнула, хрустнула и злополучная утка оторвалась с мясом. Темный остов «Тольеро» все это время волокущий их за собой, резко ускорился, оставляя беглецов далеко позади. Тяжело дыша, с топором в руках, Сейвен провожал его взглядом, точнее те немногочисленные фонари, что обозначали контур корабля. Вдруг раздался жуткий треск, точки-фонарики потеряли форму и один за другим, сгинули в морской пучине.
– Рифы! – Услыхал он рядом уставший голос Диз. – Корабль не просто утонул, он разбился. Наверное, где-то здесь островная гряда.
«Хорошо хоть ветер унялся, а то бы и нас размозжило». Сейвен сглотнул, отер саднивший болью рот и только сейчас почувствовал, как сильно замерз. Он нырнул под полог, достал еще один фонарь, скрутил с него колпак, выставил фитиль подлиннее и зажег. Быстрое, трепещущее пламя ярко осветило нутро шлюпа, разбрасываясь по углам черными тенями. Тут стало еще ярче – Диз проделала со своим фонарем то же самое, воткнула его в штатив и принялась скидывать с себя мокрую одежду.
Дождь не стихал, продолжая монотонно бубнить по брезентовому шатру. Внутри шлюпа стало тепло и даже сухо, отчего развешанные вещи быстро подсыхали, но облачаться в них никто не торопился. Время от времени Сейвен подливал масло в лампы и следил за прогаром, подкручивая фитили по мере надобности.
– Чудное путешествие, Сейвен, – призналась Диз, когда он вернулся к ней на импровизированное ложе из парусиновых свертков. – Никогда бы не подумала, что близкое знакомство с тобой заведет меня так далеко.
Странное дело, но после крушения корабля, их больше не особо заботили угрозы океана. Они даже не заговаривали о том, что будут делать утром, когда наступит рассвет. Сейчас же, в кромешной темноте, они ничего не могли поделать и понимали это без лишних слов. Все, что им оставалось, это просто ждать солнца. «Ждать. Ждать и надеяться, что кончим мы все-таки днем».
Одна мысль, беспокойная, назойливая мысль тяготила Сейвена. Наклюнулась она сразу, как Диз предложила сбежать с корабля. Если в первое время идея носила неясный характер догадки, какого-то предчувствия, то теперь почти что обрела форму. И ее облик пугал.
– Диз мне... Мне кажется... Мне кажется, что теперь мы должны умереть. Так она впустит нас как... Как что-то настоящее.
– Я знаю, – тихо ответила Диз, и Сейвен почувствовал, как она задрожала. – Я знаю, но… Не хочу. Мне страшно. Ведь меня может не стать. Совсем, понимаешь? Как раньше. А я хочу жить. Жить с тобой…
Сейвен похолодел. На мгновение он даже перестал дышать, явственно ощущая, как сердце колотиться в груди точно бешеная крыса в бочке. За чередой событий, за естественностью Диз он совершенно позабыл, кем она являлась на самом деле и что... «Что там, далеко на Земле есть она другая. Она настоящая. К которой я обещал вернуться». Он скрипнул зубами и зажмурился так, что тоскливые слезы навернулись на ресницы. «Впрочем...» Тут же он попытался расслабиться, открыл глаза и сглотнул горький комок. «Впрочем, есть ли выбор? Я ведь не для одного себя».
– Это еще неизвестно, – скрепившись, сподобился он на ответ. – Разиель и маленькая Айро существовали ведь. И не в Вербарии, а в действительности даже. С чего тебе исчезать?
– Да, наверное ты прав, – сквозь ту же что и он паузу ответила Диз ровным, усиленно ровным голосом. – Выбора у нас ведь все равно нет, верно?
Как бы соглашаясь Сейвен закивал в ответ, но внутренне сильно усомнился. «Можно было бы мыкаться в замкнутом пространстве и сохранить тебя. Но тогда Айро сожрет Вербарию. Подчистую сожрет». А вот об этом думать не хотелось совсем. Но оно и не думалось, а представлялось самостоятельно. Большое спелое яблоко, что начинает гнить изнутри. Сначала янтарные семечки, потом пластиночки, мякоть… А он, как белый червячок, точит эту гниль, точит слепо, точит жадно, но, в сущности, гонялся за своим хвостом. Чудесный плод сморщился, одряхлел, на его поверхности проступили гнилостные пятна. Они складывались в гигантские, гротескных фигуры, бугрились бредовыми идеями пожирательницы сущего. Мороки, вытянутые в континенты, пыхтели, сопели и грызли друг друга почем зря, не обращая внимания и даже не ведая про существование Сейвена. Вскипали и сохли моря стылой крови, рождались новые континенты-чудища, один безобразнее другого...
Мороз пробежал по коже. Сейвену показалось, что он задыхается, что он уснул, и видит противный, скользкий сон. Вязкое, черное впечатление тлена пробрало тоскою до самых основ. «Я сплю?!» Со сдавленным выдохом он распахнул глаза и вздыбился над ложем, инстинктивно выбросив пред собой руки, точно силясь защититься от чего-то.
Фонари доедали последнее масло, отчего их некогда ровный, теплый свет трепетал первобытными факелами. «И впрямь – уснул». Сейвен вытер ладонью испарину со лба, глубоко вздохнул и поднялся. Одну лампу он потушил совсем, а в другую вылил остатки масла, подкрутил фитиль. Нутро спасительного шлюпа вновь предалось теплоте и уюту. Но что-то было уже не так, чего-то явственно недоставало… «Качка. Шлюпка сидит как влитая». Он был готов поклясться, что прежде чем его угораздило вздремнуть, шлюп раскачивали волны.
Аккуратно, стараясь не шуметь, Сейвен пробрался к носу суденышка, отогнул полог и выглянул наружу. Серое утро застыло в туманной дымке. Дальше пяти-шести шагов ничего не было видно, впрочем... Впрочем, обзора хватало, чтобы изобличить неестественно статичную воду. Подобрав случившийся рядом топор, Сейвен перегнулся через борт и потыкал им в застывшую волну. Топор звонко брякнул и даже как будто высек искру. Немного поколебавшись, Сейвен все-таки решился и прыгнул за борт. Окаменевшее серое море выдержало его без видимых усилий. «Оно бы, пожалуй, и гору выдержало».
Вдруг из тумана вынырнуло заспанное и слегка недовольное лицо Диз. Бегло ознакомившись с ситуацией, она хмыкнула, почесала бровь и изрекла:
– Пойдем, сперва перекусим.
Перекусили сухарями, запивая их слегка протухшей водичкой из бутылки, случайно отыскавшейся под одной из лавок. Сквернее завтрака Сейвен припомнить не мог. Сие обстоятельство складывалось не столько из скудости запасов, сколь из натянутого молчания. Они оба знали, что пойдут, ведь никакой альтернативы не было и быть не могло. «Можно, конечно, остаться здесь и подохнуть от жажды и голода, но кого устроят такие перспективы? Уж точно не Диз».
Покончив с гнусными кушаньями, они выбрались наружу и, уже было собрались идти куда глаза глядят, как Диз попросила обождать ее с нарник и скрылась в чреве шлюпки. Раньше сказанного она вернулась, принеся с собой запах дыма.
– Последний мост, он самый прочный. Последний мост – мы и его сожжем, – возвышенно, с толикой грусти продекламировала она, глядя на то, как густой дым вытаскивал из щелей первые языки пламени.
Досматривать, как сгорает шлюпка они не стали и просто, взявшись за руки, побрели туда, куда смотрел охваченный пламенем нос. Однажды Сейвен все-таки оглянулся, но в туманной завесе увидал только багровое, размытое пятно огня, олицетворившее собою пожарище.
Шли долго, неопределенно долго. «А долго ли?» Многозначительное молчание, застывшее между ними, вполне могло растянуть пройденное время в несколько раз. Раз или два Сейвен порывался что-то сказать, но в последние мгновенья прикусывал язык и лишь чуть крепче сжимал ладанно Диз, ощущая ее ответное пожатие.
По мановению восходящего солнца серости утра растаяли. Туман истончился в сизую дымку, а затем вовсе сгинул, так что взорам бредущих открылась бескрайняя даль застывшего моря. Твердая, точно оледеневшая вода под ногами ничем не отличалась от воды настоящей. «Разве что только по ней ходить нельзя». А в остальном… Покатые, кое-где подернутые ресничками бурунов, волны сменяли друг друга холодно и монотонно.
– Как ты думаешь, Сейвен, где мы сейчас? – Вдруг нарушила обоюдное молчание Диз. – Куда мы идем?
– Я не знаю, – честно признался он. – Напоминает болота, только еще скучнее. Если это так, то, думаю, мы в пограничном состоянии. Где-то между Айро и Теньеге. А идем, ну… Выбрали направление и идем. Может, и выберемся куда-то.
Немного помолчали.
– Диз, хочешь я… Я верну все назад. Вернусь на остров, и мы попробуем снова? Попробуем отыскать другой путь, подумаем еще немного.
– Нет уж, – вздохнула она в ответ. – Пока мы будем думать, Айро доест Вербарию и тогда выбираться станет некуда. Знаешь я… Я обдумала свое положение. Все не так уж и плохо, на самом деле.
– Диз…
– Нет, я серьезно говорю. Я ведь только воспоминание. Взяла напрокат ее жизнь и попользовалась немного. Тем более, я останусь собой, точнее я вернусь к себе, когда все кончится, правда? Просто не буду помнить всего, что тут произошло с нами, но зато буду помнить другое, то, что случилось без тебя на Земле. Может в действительности времени прошло совсем немного и она даже не успела соскучится. Но ты ведь расскажешь ей? Расскажешь обо мне? Как я хорошо себя вела и как я… Как мы…
Голос ее задрожал, пресекся. Она высвободила руку, закрыла ладонями лицо, остановилась, и плечи ее задрожали от плача. Глядя на нее, Сейвен был готов вырвать свое сердце и тут же безжалостно растоптать его. Он почувствовал, что и у него самого комок подбирается к горлу.
– Нет, нет, – он обнял ее, почувствовав горячие слезы на своем плече. – Нет, ты никуда не денешься, все будет… Хорошо. Мы вернемся, вернемся вместе, я обещаю.
Он продолжал что-то лепетать, все меньше связывая слова и все больше поверяясь чувствам.
– Нет, любимая, нет. Это все не так, это все неправда. Нет тебя другой, и никогда не было. Ты одна, ты единственная. То все сон, вот действительность. И не нужно больше ничего. Это все так. Все образуется. Это все ничего…
– Обещай мне одно, – набухшим от слез голосом, наконец, оборвала его Диз. – Что ты не вернешься за мной. Чтобы ни случилось, ты больше не вспомнишь меня и вернешься к ней, к той единственной.
– Диз, Диз, Диз… Ты не исчезла ты здесь, вот. Зачем забывать? Зачем обещать…
– Отпусти меня, Сейвен. Я знаю, тебе больно, не меньше чем мне, но… Где мое место? Если все образуется, если все кончится хорошо, где окажусь я? Навсегда останусь тенью? Или подсижу себя же настоящую? Нас не может быть дважды. Это невозможно!.. Невозможно… Невозможно…
Она продолжала повторять, сопровождая каждое слово легким, бессильным толчком кулака в грудь Сейвена. Наконец, Диз утихла, зарылась лицом в его рубашку, но все еще продолжала всхлипывать редко и беззвучно. Сейвен гладил ее по волосам, целовал, но сам едва сдерживался. Он не чувствовал слез, проглоченный комок провалился куда-то в желудок, и теперь бессильная, сдобренная тоскою ярость закипала внутри. Хотелось заорать погромче, взять увесистый предмет и крушить им все кругом.
– Пойдем, пойдем вон там присядем, – мягко но настойчиво отлучил он Диз и подвел ее к высокой волне.
Они уселись на покатую гору вала так близко, как могли. Обнялись и молча смотрели как подзенитное солнце искрит и оживляет застывший океан. Буруны и вгибы напоминали дюны сине-зеленого песка, однажды очень сильно нагретого и оттого схватившегося блестящей коркой глазури. Бескрайний простор, особенно сейчас в полдень, когда небо истончалось до синих полутонов, у горизонта смыкался. Казалось, что они угодили на дно гигантской полусферы, эдакой планетарной игрушки, игрушки позабытой и оставленной на солнце у окна. Вот только… Сейвен прищурился. Ему показалось, что вдали, там, где с трудом различался переход от низовья к возвышенности, чернела какой-то разлом, кривая трещина. «Поломанная игрушка. Ну, вот, кажется и все».
Мелкая дрожь разбила Сейвена, он поднялся на ослабевшие вдруг ноги и устремил взор туда, где виднелась трещина. Вслед за ним поднялась и Диз, кажется, вполне упокоившаяся и овладевшая собой.
– Там есть что-то, – проговорила она ровным, несколько озабоченным тоном. – На черту похоже. А ты что видишь?
– Рубеж, – выдавил из враз пересохшего горла Сейвен. – Последний.
– Ну и слава хранителям, – Диз вытерла пальцами глаза, поправила прическу и одернула уже изрядно натерпевшееся платье. – Пойдем, мой милый. Незачем больше тянуть.
Этот последний отрезок Сейвен прошел как в чаду, как в обреченном тумане. Он замедлял шаг, нарочно спотыкался, надеясь в сердцах брякнуться и поломать ногу. И все молчал. А Диз напротив, постоянно говорила, казалось, даже не замечая, что ее почти не слушали. Воспоминания, смешные и грустное; надежды, пустые и сбывшиеся; чувства, сокровенные и открытые… Она точно пела свою последнюю, предгибельную песнь, упиваясь каждым словом, как сладким вином.
Сперва разлом совсем не увеличивался – оставался прежней едва различимой черточкой, тем самым несколько обнадежив Сейвена. «Вдруг будет как с лесом на болотах?» Но в скором времени он, точно по решению опомнившегося рока, распластался вдоль горизонта бездонной пропастью. И с каждым шагом становился все шире и глубже, погребая во дне надежды Сейвена.
И вот, они, взявшись за руки, стояли на краю бездны. Противоположного края не существовало. Они точно подобрались к границе мироздания. Отвесный край простирался влево и вправо настолько, насколько хватало взгляда. «Идти вдоль кромки? Нет… Она не пойдет».
– Пришли, – выдохнул он, продолжая неотрывно смотреть в пропасть.
Ему припомнилось, что однажды он так уже стоял так и всматривался в бездну. «С Разиель, на горбу мертвой Вербарии». Тогда он еще не знал, чего предстоит коснуться, через что предстоит пройти. Тогда он преисполнялся надеждами и собственными возможностями. «Ну, а как теперь? Где вся твоя сила? О, хранители, в чем же сила, если я не могу сохранить ее!» Слепой в неведении. Он и сейчас не знал, как все обернется.
– Поцелуй меня, – тихо прошептала Диз и потянулась к нему сама.
Они слились воедино, так, как возможно только среди крепко влюбленных. Глаза закрылись сами собой, объятья сжались крепче. Сейвен чувствовал биение ее сердца, как свое, и именно сердце, а не что-то еще, сказало ему, когда они качнулись в пропасть.
* * *
– Смотри, смотри, он еще шевелится! – Мальчишеский резкий голос сопровождался беспорядочными тычками палки то в бок, то в грудь, то в живот.
Сейвен застонал, пошевелился и с усилием приоткрыл глаза. Яркий солнечный свет пробивался сквозь широкие листья пальм, где-то в ногах шумел прибой, а дальше прямо над ним – голоса растревоженных детей.
– Он очнулся! Скорее, бежим за мамой! Мама! Мама!
Дети убежали, оставив Сейвена одного. Обессиленный он перевернулся на живот, с размаху зарылся лицом в мокрый песок. Выдохнул, зашелся кашлем и снова перевернулся. Внутри него, точно росло что-то, причиняя острую, нестерпимую боль. Сдавленный, хриплый стон вырвался из его горла, судорога изогнула дугой все тело, вытянула до предела одну единственную невидимую струну. Напряжение усилилось, боль возросла, теперь она не просто ворочалась где-то под желудком, а растеклась до кончиков ногтей, до самого последнего волоса. Из него точно жилы тянули, пронзили миллионом крючков и теперь медленно с наслаждением вытягивали их обратно. Он заметался по песку, выгибаясь и скручиваясь, как червь на солнцепеке. Взгляд помутнел, багряные пятна окрасили, вроде бы светлый день… В голове промелькнула мысль, что это агония...
Его вырвало черной, вязкой жидкостью. Густая, как масло блевота изливалась тугим, долгим потоком, привнося несказанное облегчение. Задыхаясь, Сейвен приподнялся на локтях и стал крутить головой по сторонам, выискивая кого-то взглядом. «Кого?.. Кого?!» А рядом действительно кто-то был. Он стоял рядом у его головы, темный, скользкий, там, где только что была мерзкая черная лужа.
– Я говорил, что ты бездонно глуп, репликант Сейвен. Глуп и банально предсказуем. Думали, что перехитрили? Думали, я буду просто ждать? И забыли обо мне. А я следил за каждым вашим шагом. И вот, ты и твое воспоминание, проторили мне дорогу.
– Сейвен! – Донесся до него далекий крик. – Сейвен!
– Смирись, – черный и склизкий, как тысяча кошмаров, Атодомель присел на корточки, приподнял ему голову за волосы и заглянул в глаза. – Для тебя и для нее все уже закончилось.
И вдруг он исчез. На мгновение пространство омрачила черная вспышка и Первого не стало.
– Сейвен! – Крик становился ближе. – Это я!
Он привстал, покачнулся и криво сел. Его все еще мутило, но уже не так. Далеко не так. С каждым глубоким вздохом состояние налаживалось и к моменту, когда кликавший его голос приблизился вплотную, он уже стоял на ногах.
– Мама?
– О, Сейвен! – Теньеге обняла его, не скрывая слез. – Ты вернулся! Мальчик мой, он вернулся!
– Мама… Мам. Теньеге, постой! – Он отстранил ее, но увидав вблизи ее счастливое лицо, не сдержался сам и сильно обнял ее. – Я очень рад тебя видеть, мам, но есть дело, очень срочное. Атодомель теперь, наверное, там, в физическом мире. Мне нужно следом! Скорее!
– Но что, что случилось?!
– Потом, мама, все потом. А сейчас выпусти меня наверх. Я должен успеть вперед!
– Хорошо… Хорошо, мой мальчик. Куда, куда тебе нужно?
– В недро с его телом. В Реликт.
– Хорошо, – медленно повторила она. – Я могу это сделать. Закрой глаза.
Сейвен повиновался, и в то же мгновение все кругом потемнело и оглохло. «Как в бочке». Звонким, раскатистым хлопком в ладоши он высек облако искр, что устремились ввысь, облепили сводчатый потолок, ярко освещая генизу Вербарии. Последний раз, когда он был здесь – еще на живой планете, – кругом угадывались следы раскопок, повсюду валялся инвентарь, работала грубая техника… Теперь ничего не было. Даже груды поднятого кристаллизованного биоэфира сгинули, вместе с большим карьером. Мерцающая лазурью плоскость, на которой он сейчас стоял, точно расплавилась и застыла.
Тело Атодомеля он увидел сразу. В самом центре залы, на почтительной возвышенности из биоэфира, он восседал истинным властителем. Одним стремительным прыжком Сейвен пресек разделявшее их расстояние, увидев вблизи, что от тела вверх струилась тонкая черная дымка, и что блестящие глаза Первого были открыты. Он следил за ним.
Не медля, Сейвен вскинул руками, удлиняя кисти в отточенные светом клинки, и тотчас бросился в атаку, целясь в кряжистую шею создателя. На подлете черная молния отразила его удар. Едва коснувшись земли, он оттолкнулся вверх, подлетел к самой вершине купола и оттуда, с трехсотметровой высоты, обрушился на темную фигуру отвесным клином света.
Чудовищный грохот сотряс замкнутое пространство. Кое где с покатых сферических стен заструился песок, посыпались камни. Плоскость биоэфира в радиусе десятка метров вокруг Атодомеля встопорщилась мелкими, точно снежинки, осколками. Самого Сейвена отшвырнуло к дальнему радиусу генизы. Когда он поднялся, то близ целехонького стана Первого увидал другу фигуру, поменьше. «Все-таки не успел…»
Атодомель стоял возле своего тела, у самого подножия возвышенности и чего-то ждал. Он выглядел не лучше дурного морока Айро и уж куда как хуже того человеческого обличия, в котором он являлся Сейвену раньше. Черный, точно вылепленный из густой смолы, контурами он сличался с телесным вместилищем, только меньше и обезличенней. Его теперешнее ментальное воплощение источало темную ауру, вымарывающую цвет и краски вокруг себя. «Точно креатура, но другая, черная».
Сам же Сейвен выглядел не менее эффектно. Короткая схватка разогрела его так, что он весь светился ослепительным белым светом. Контуров его тела невозможно было разобрать, они сгорали в сиянии.
«Что-то не так. Он не может попасть в тело. Иначе давно бы уже забрался». Становилось ясно – Атодомель попал-таки в купель первым и именно он отбил удары Сейвена, защищая свое тело. «Но что мешает ему попасть внутрь?»
Вдруг Первый сорвался стремительным чернильным разводом и ринулся в атаку. Не медля ни мало, Сейвен выстрелил навстречу молнией, но удара не вышло – они разминулись, едва задев друг друга. На месте соприкосновения теперь шипела лужица растопленного биоэфира. Не останавливаясь, Сейвен срикошетил об стену, оказался под самым куполом и оттуда, разветвленной сетью белого огня, накрыл противника. Он почувствовал, как вдавил Атодомеля в твердый пласт, сжал его в комок и тут же, собою, точно сияющей дланью, выдернул и швырнул об стену.
Удар получился такой силы, что кругом все задрожало, затряслось, будто от подземного толчка. На месте, гуда угодил Атодомель, теперь зияла пробоина как от артиллерийского выстрела и даже глубже. Не дожидаясь пока уймется пыль и противник восстанет, Сейвен ринулся, было, к телу, но на самом подлете замер. Дорогу ему преградила Разиель. Она стояла, заслонив собою цель и, по решительному виду, казалось, что будет защищать тело до конца.
– Не вмешивайся! – Проскрежетал Сейвен, но импульс оказался безнадежно потерян...
За короткую заминку, Атодомель выбрался и ударил его в спину. На мгновение все покрылось трескучим черным инеем: сознание точно окунулось в холодную выгребную яму. Когда Сейвен прояснился, то обнаружил себя в скальной толщи – Атодомель ответил ему ударом не хуже.
Порода трещала и лопалась. Выбираясь из каменного мешка, Сейвен чувствовал, как грани холодного камня плавились у него под руками и как порода, кропившая брызгами его самого, с шипением испарялась. Выбравшись чадящим големом, он тут же полыхнул короткой и сильной вспышкой, мгновенно сжигая весь облепивший его камень. Сквозь густое облако силикатного дыма он выдел, как темная двоица, пользуясь его замешательством, завивается вокруг тела Первого. Они, то рассыпались в черный туман, накрывая тело грозовой тучей, то облекались в телесные формы и льнули к нему, как к молельному идолу. Весь этот нескончаемый, судорожный танец сопровождался каскадами лилово-черных искр, просыпающихся на твердый пласт биоэфира. Маслянисто-черные крупинки просачивались в лазурную толщу и застывали в ней, отчего пространство вокруг царственного Атодомеля, покрылось искрящейся рябью. «Внутри тела кто-то заперся. Заперся и не впускает».
Сильно рискуя упустить момент, Сейвен не бросился в атаку, а замер, сосредоточился и сгустил время. Окружение вздрогнуло, задрожало и остановилось. Застывший под ногами биоэфир полыхнул яркой, почти белой голубизной. Он искрился полуденным снегом, изливающем крепкий внутренний свет, а не отражая его. Но не это заняло внимание Сейвена, а средоточие круга, сгорающего в лазури.
Внушительное тело Атодомеля выглядело еще темнее, еще кошмарнее. Сквозь ослепительный трон, на котором он восседал величественной громадой, вглубь генизы ветвились черные корни. Они, казалось, медленно шевелились, точно щупальца сонного, изнывающего от скуки чудовища. Темная двоица виделась сейчас смазанными тенями, тягуче, с утомительной медлительностью, кружившими вокруг замкнутого вместилища.
Но Сейвен видел еще, видел глубже. Он различил две темные и совершенно неподвижные фигуры, стоявшие по обе стороны от тела и соединенные меж собой канатиками черных спаек. Время от времени фигуры вздрагивали, точно начинали закипать, мерцали, как отражения сотен трясущихся зеркал и снова замирали. В такие моменты чудилось, будто они обменивались чем-то, или одно перетекало в другое.
Приблизившись, Сейвен понял, что фигуры, – одна поменьше и пониже, другая повыше и постройней – соединялись не между собой, а непосредственно с телом Атодомеля.
– Айро, – тихо позвал Сейвен. – Айро.
В кромешной тишине его голос раздался звучно и отчетливо, но, пожалуй, внимания он не привлек – на зов не последовало никакой реакции. Сомневаться не приходилось, это были именно Айро-младшая и Айро-старшая. Слившиеся в одно, оброненные на Атодомеля, выбившие его из собственного тела и пустившие корни в генизу Вербарии. «Главное не торопиться, не наколоть дров, как в прошлый раз».
Становилось ясно, что выдуй он Айро сейчас, злонамеренная двоица моментально займет тело и тогда одним хранителям известно, чем все кончится. Именно их следовало бы приструнить первыми. Забыть о Сейвене или закрыть глаза на его исчезновение они точно не могли. «А это значит, что они вот-вот кинутся следом». Времени оставалось немного, но… «Но что предпринять?»
Сейвен вздрогнул. Его поразила одна идея, шальная, дерзкая и мало чего обещающая мысль. «Впрочем, Крайтер ведь мог? Почему у меня не должно получиться?» Он опустился на колени, положил ладони на сверкающую гладь биоэфира и стал медленно вдавливать их внутрь. Когда руки углубились по запястья, он закрыл глаза, выдохнул и представил себе Теньеге, представил ее не как аморфною всеобъемлющую сущность, а как собственную мать.
«Мама, ты здесь? Ты слышишь меня?»
Кончиков его пальцев точно кто-то коснулся. Тепло и нежно, словно давая понять, что взывание Сейвена было услышано.
«Мне нужна твоя помощь. Здесь Атодомель и его приспешница. Их нужно изолировать, надежно запереть на какое-то время. Пока я не решу, как быть с Айро. Ты сможешь мне помочь?»
Без слов, одними только чувственными образами Теньеге дала понять, что готова. Более того, она разборчиво донесла до Сейвена, что полагается на него и вверяет всю себя в его полное распоряжение.
«Я понял. Просто подержи их немного и все».
Размягченный от его прикосновений биоэфир вытек из проталины и зазмеился двумя прозрачными ручейками к месту темной сутолоки. Ровные и параллельные ленточки разлучились у самого подножия Атодомеля и, на мгновенье замерев, стали раскручиваться в плотные спирали. Виток за витком на земле ширились лужицы жидкого биоэфира. Когда их диаметр приблизился к метру, искрящийся расплав забурлил, вскипел и синхронным, стремительным выпадом поймал темную двоицу.
Полыхнула яркая вспышка и вот, противники Сейвена беспомощно трепыхались в ограниченных капсулах, слегка раскачивающихся над биоэфиром на тонких ножках, отчего коконы напоминали чудные грибы. Разиель и Атодомель тут же сообразили куда попались, но среагировали по-разному. Если второй заметался по светлице, всячески тщась найти выход, то первая – отсутствующее опустилась на колени и затихла. Глядя на нее, Сейвен подумал, что Разиель сражалась за тело Первого через силу и, отлучившись от своего хозяина, тут же утратила такое рвение.
Атодомель же не сдавался. Он то растворялся в туман, то сливался в длинного и тонкого червя, корчащегося внутри путанным клубком, то сминался в острую тварь и колол стенки капсулы. Но все зря. От любого, даже самого пустого касания, оболочка вспыхивала и сокращалась, пресекая удары. Теньеге держала их крепко. Наконец, приняв тщетность своего положения, он унялся, вернулся к человеческой личине и, упершись руками в оболочку кокона, мрачно и пристально уставился на Сейвена.
С довольной ухмылкой Сейвен поднялся, выпрямился. Нельзя сказать, что он полностью удовлетворился, но некоторое облегчение все же испытывал. «Полдела сделано. Осталась другая половина». Неспешным, прогулочным шагом он направился к узникам, не выпуская из внимания замерших позади двух Айро, трепещущих все с тем же безучастием.
– Ну и что теперь ты намерен делать? – Удрученно, без обиняков спросил Атодомель.
– Еще не решил, – медленно, как бы в задумчивости ответил Сейвен, помолчал минуту, разглядывая вибрирующих Айро и, наконец, целиком обратился к Первому. – Отпускать вас точно не стану. Ну и… Как тебе? Обмануться в третий раз? Не так уж-то мы и глупы, а?
Странно, но Сейвену показалось, что Атодомель улыбнулся. Он не видел его лица отчетливо: что-то скрывал блеск кокона, что-то растачивала невыразительность черт, но молчание в ответ, лукавое молчание, сильно настораживало.
Когда же Первый рассмеялся, сначала тихо и деликатно, а потом уже явно и в голос, Сейвен откровенно похолодел. «Что-то не так. Что-то снова не так!» Оторопело он завертел головой и вдруг увидел, что пойманная Разиель больше не сидит безвольной куклой. Она стояла и заворожено смотрела туда, где продолжали мерцать ее мать и ее сестра.
– Нет, ты все-таки глуп! – Насмешливо, с нотками торжества, выкрикнул Первый. – Так же глуп, как и я!
Он снова зашелся ледяным, зловещим хохотом, но Сейвен уже не обращал на него внимания. Он смотрел на то, как темная Разиель льнула к оболочке, как гладила ее ладонями и все время что-то шептала, не сводя глаз со своих давнишних родных, которые… Они смотрели на нее. Их темные ввалившиеся глаза были открыты и обращены в ее сторону. Разиель шептала все горячее, самозабвеннее. Казалось, будто она разговаривала с ними, отвечала на вопросы, сама что-то спрашивала…
– Домик? Я люблю. В лесу, в лесу, да! Там. И вы все там. Я там тоже? О… Как же. Я? Конечно! С вами, с вами, с вами… Не хочу, нет! Только вы… И я? Да, да, я… Хочу… Прошу, возьмите меня с собой!!
Глухое, придушенно слезами бормотание вдруг взорвалось последним криком и Сейвен, все это время осторожно подкрадывался к Айро с фланга, нутром ощутил ее рев. Бездонная глубина отчаяния, страха пред потерей последнего, заставили его оглянуться. Он увидел, как сквозь тонкий стебелек, поддерживающий кокон с Разиель, внутрь пробирался черный щупалец. Извивающийся корешок уже хлестал внутренние стенки капсулы, слепо ощупью отыскивая пленницу.
Сейвен взмахнул руками отсекая ножку кокона, но не успел – кончик щупальца прикоснулся к голени Разиель раньше. Трескучий, многоуровневый хлопок, точно составленный из тысячи враз лопнувших пузырей, сотряс нутро генизы. Черная вспышка с силой ударила Сейвену в лицо, но он устоял, успев обернуться клином света. Бурлящая, кишащая кошмарами ночь навалилась беспросветным ужасом, обрушилась на него, как на маяк посреди рассерженной бури.
Чумной шквал ослабевал. Он точно уходил, всасывался во внезапно открытую брешь. Стало светлее, вернулись звуки. Редкое, громоподобное хрупанье проваливалось из физической бытности в ментальную и походило на звуки лопающихся стальных рельсов. Каждый такой звонкий и протяжный встреск сопровождала ветвиста трещина, раскалывающая ментальную гладь, как тонкую льдину.
Один из пузырей опустел. В другом Атодомель отбивался от нового щупальца и, кажется, терпел неудачу. Настоящее же его тело, пусть и из страшного, но слаженного, обратилось в расстроенный ужас. Разодранное изнутри переплетением щупалец и костистых узлов, оно возвышалось над сияющим биоэфиром какой-то страшной марионеткой, слепом трех-четырех ветхих кукол. Сейвен видел лица… На шишковатой, всклокоченной шипами голове в разные стороны смотрели и, верно, ничего не видели три лица. Две сестры и мать. Шеи как таковой не было. Вместо нее тугой трос, свитый из лоснящихся чернотою щупалец. От торса остались какие-то ошметки, по которым невозможно было восстановить, даже мысленно, первоначальный облик создания. Эти куски едва скрывали неустанно шевелящийся клубок мерзких щупалец-змей, взгрызающихся и раскалывающих биоэфир. Руки чудовища, пониже плеча, разветвлялись на три: две кисти побольше и одна маленькая, детская. Каждый палец венчался миниатюрной, но зубастой пастью, которая непрестанно смыкалась и раззевалась вновь.
Опора под ногами стала крениться. Медленно, как в замедленной съемке, обколотый по сторонам пласт биоэфира покачнулся, вздыбился и провалился одним краем под соседнюю грань. Из-под противоположного, приподнятого края показались витки и кольца щупалец. Их было настолько много, что они сливались в клубящееся марево, норовящее вырваться наружу.
Вся эта картина разверзлась пред Сейвеном в считанные мгновенья. Краем разума он понял, насколько ожесточилась ситуация, но продумать ее времени не доставало. Потому он, опережая собственные мысли, выстрелил к чудищу, метя в его витую грудь. Удара он не почувствовал, но и следа не оставил – Айро тут же сомкнулась, бесследно залечив пробоину. Тогда Сейвен ударил снова, снова и снова, но уже не просто навылет, а вытягиваясь в нить, прошивая кошмарное тело. Орудуя собой, как сияющей иглою, он будто ткал гильотину из света, рассекающую Айро надвое.
Черта за чертою, Сейвен расправился в сплошной, немного выпуклый диск света, разделивший стесненное нутро генизы на две неровные половины. Однако Айро не торопилась сдаваться. Рассеченная надвое острым светом, она стойко упрямствовала и Сейвен видел это сопротивление, как упругое жилистое горло, которое он никак не мог передушить, как бы не старался. Напрягаясь до предела, он вспыхивал так ярко, что по временам свет целиком заполонял растрепанное нутро генизы. От таких вспышек плавились каменные своды, а вздымающиеся обломки генизы, таяли, спаиваясь вновь.
С каждым сжиманием Сейвен чувствовал, как перехваченный торс Айро продавливался глубже, а он все крепче стискивал ее в ослепительном захвате. Но чем больше усилий он прилагал, тем тверже становилась цель. Наконец, наступил момент, когда даже самые неистовые вспышки усилий больше не приносили толку. Внутри Айро как будто засела стальная жердь. Тогда Сейвен стал выгибаться к потолку, вытягивая ее вместе с собою, точно крепко забитый гвоздь.
Все кругом крошилось и рушилось, да так, что давешний, протяжный треск биоэфира теперь показался тихим шелестом. Округлые стены полости, в которые он – яркая мембрана из света – уперся краями, обезобразила сеть мелких трещин. Внизу расколотое море биоэфира вздыбилось, разверзлось лазурным вулканом, извергающим черный хаос Айро. Впрочем, от строенных сестер по участи мало что осталось. Вытягиваемая Сейвеном скользкая масса даже отдаленно не напоминала человека. То был кудлатый сгусток из щупалец, витков оборванных струн и нитей, неустанно сплетавшихся и расправлявшихся вновь. Вся это мерзкая, непрерывно шевелящаяся масса напоминала жуткого гипертрофированного паразита, укоренившегося в чистой плоти.
Последний, особенно жирный тяж заставил Сейвен изогнуться к самой высокой точке свода. Он уже решил выгибаться дальше, сквозь камень полости, чем бы это не обернулось, как последний изгиб Айро выскользнул из лазурного плывуна и повис над ним, беспомощно сжимая в кольцах воздух.
Растревоженный, расплавленный биоэфир застилала мутная черная плева. Казалось, что это едкий ихор выдернутого чудища отравил, омрачил дотоле спокойные воды. Склизкой пеной он пузырился из развороченного жерла, из центровины, где еще совсем недавно величественно восседал Атодомель. Муть стекала, оплавляя крутые кромки, смешивалась с уже расплавленным биоэфиром, схватывалась, плавилась вновь, вскипала, лопалась и вновь остывала. Казалось, что креатура сопротивляется, точно пытается выдавить из себя удушливые миазмы отравы, переполнявшие ее.
Строенная голова Айро вдавилась в камень, как раскаленное ядро в шмат канифоли. Хотя ее самые длинные концы уже давно и безуспешно извивались стараясь ухватиться за что-нибудь, Сейвен поднимал все выше и выше. По его блестящей от света плоскости заструились ручейки расплавленной породы. Чем глубже он внедрялся в каменный пласт, тем полнее и жарче они становились. У склоненной к низу кромке его радиуса собралось настоящее озеро лавы, готовое просочиться на генизу в любое мгновенье.
Сейвен и сам не заметил, когда они выпали из статичной плоскости ментальностей в скоротечную действительность. Впрочем, значения он предал этому малое. Все, чем был занят Сейвен это поиском новой точки опоры, которая позволила бы ему оставить свое куполообразное положение, расправить края и заключить внутри себя Айро. Именно для этого он продолжал углубляться в камень, продавливая дорогу ее крепкой головой.
Наконец, углубившись достаточно, он расслабил края и, точно бутон солнечного цветка, сомкнулся вокруг всклокоченного черного тела. Сомкнулся без единого зазора и тут же начал сжиматься, прикладывая к тому все свои силы. Грубая и острая, точно свитая из проволоки, Айро практически не сопротивлялась. Вынутая из глубин генизы она будто увядала, с каждым мгновением слабела все сильней.
Вскоре Сейвену удалось плотно стиснуть растрепанную Айро, свить из нее напряженный трос, который он стал проталкивать к поверхности планеты. Метр за метром, двигаясь как гусеница в желе, он тащил ее внутри себя, совершенно не понимая, что будет делать, когда выберется наружу. Насколько вещественно это метаморфизированное нечто? Скажется ли на его виде вакуум космоса? А если скажется, то как?
Странно, но Сейвен не испытывал к Айро злобы или ненависти. Безобразное, непонятное создание явилось свету не по своей воле. Не по своей же прихоти разразилось безумием, захлестнувшим Вербарию. «С тем же успехом можно высушить океан за шторм, утопивший корабль. Порядок и хаос, как стихии естества. И кто же виноват, что в нашем уделе возобладал порядок, не ведавший иного? Быть может в безбрежном космосе, есть место, где упорядочивание всего и вся, скажется такой же пагубной катастрофой».
Уничтожить ее он не мог. Не потому, что не хотел. У него попросту не доставало сил. В глубине себя Сейвен понял это когда прикоснулся к ней впервые, когда пытался рассечь ее собой. Может быть из этого и появилось бессознательное намерение выбросить ее в открытый космос, где стан Айро может оставаться нетронутым и забытым бесконечно долго. «А может быть, обретет дом».
Он вылупился из растрескавшейся и мертвой земли, как упрямый росток, выживший вопреки обстоятельствам. Будучи сияющей каплей света, Сейвен постарался закупорить канал, ведущий к генизе с тем, чтобы вакуум не проник внутрь. Когда он выбрался вполне и начал выталкивать из себя инородный тяж, то что-то услышал или даже скорее почувствовал. Необъяснимое, неповторимое воздействие... Айро не хотела уходить. Она цеплялась за выскальзывающего Сейвена не физически – физически она была все так же крепка и недвижима, – но ментально. Точно судорожные, торопливые мысли, расстроенные и сумбурные, вдруг начали выстраиваться в громоздкую цепь, смыкающуюся на нем, отягощающая его.
«Поздно, Айро. Слишком поздно понимать себя. Или меня. Для этого у нас было время. Достаточно времени. А сейчас уже слишком поздно». Смысловые крики сорвались на боль. Скрежещущий, колючий рев Айро сейчас умещал понимание только одного – через короткое мгновение не останется никого, только она одна. И это одиночество продлится вечно.
Стало тихо. Перекрученный тяж Айро медленно, как в забытьи, отлетал к Солнцу. На фоне кипящего извечным огнем диска эта черточка виднелась удлиненным, лохматым веретеном, неотвратно уносящимся вдаль. Глядя на нее, Сейвену не верилось в случившееся. «Просто маленькая черная царапина и только-то». Такие серьезные и большие происшествия, но… «Где? Где они все теперь?». Вокруг стыл в молчании космос, вечный и безучастный. Такой же, как до них, такой, каким он останется и после. Молчаливый, холодный и чужой. «В точности, как Айро».
Сейвен вернулся к генизе Вербарии, плотно закупорив за собой нору и, только оказавшись внизу, вспомнил про Атодомеля. Но того нигде не было. Покойная, будто бы вновь застывшая гладь биоэфира, все сокрыла. Ни раскрошенных каменьев, ни лавы или чернильных потеков безумия. Потрескавшиеся, выщербленные стены каверны – вот, пожалуй, и все напоминание о бедствии. Не медля, Сейвен нырнул в ментальную плоскость и оттуда просочился в генизу Вербарии.
Его встретила безбрежная, немая пустота.
– Теньеге, – тихо позвал Сейвен. – Мама, ты здесь?
Что-то зашевелилось, завозилось вокруг него, точно рой микроскопических мушек, сидевших дотоле к нему черными боками стали переворачиваться светлыми брюшками вверх. Крупинки, казалось, сидели совсем близко – на расстоянии вытянутой руки, но когда они закончили возиться, то перед Сейвеном простерлась объемная, пространная картина, так, если бы эти букашки не составляли полотно, а лишь заслоняли его.
Теперь он стоял посреди центральной площади Сотлехта, сгораемой в лучах закатного солнца. За ее пределами бушевала дичайшая круговерть. Тонны самых немыслимых, полупрозрачных образов, изодранных, исковерканных в бред, неслись друг за другом нескончаемым хороводом. Осколки зданий, людские изваяния, слепленные в многоярусные группы, ветви деревьев и целые пролески зачем-то с пурпурной листвой… Затянутые в узлы стальные фермы мостов, нити рельс с приклеенными к ним поездами… Кое-где сверкали вспышки молний и показывался грозовой фронт, разбрызгивающий дождь в разные стороны… Все это месиво проявлялось только когда Сейвен сосредотачивался на чем-то конкретном. В остальном же это был странный, прозрачный туман, даже не препятствующий лучам солнца.
Сейвен протянул руку в невольном останавливающем жесте. Хоровод повиновался и тут же замер. Тогда он стал вглядываться в мешанину, искать чего-то, совершенно не понимая чего. Детские игрушки, кресло, ящик морских огурцов, фасад какого-то здания с высунувшимися из окон цветочными горшками… Все бессмысленно, бессвязно, не соотносящееся одно с другим, проникающее одно в другое, как…
– Как бред Айро…
Какое-то всепоглощающее отупение навалилось на Сейвена. Рот растянула бессмысленная улыбка, он хмыкнул раз, другой, прикрыл ладонью рот, но не выдержал и расхохотался. Слезы брызнули из глаз, он упал на колени, закрыл лицо руками и все продолжал, продолжал свой безумный, самозабвенный смех. Наконец, повалившись на спину и уставившись в небо мутными от слез глазами, он затих. В голове было пусто, как в выеденной консервной банке. Он отер лицо рукавом балахона, высморкался в него же и стал отыскивать взглядом белобокую тучку и так, чтобы непременно походила не него. Отыскал. Довольно быстро. Но додумать продолжение не успел – обзор заслонила мрачная тень.
Над ним стоял Атодомель в своем очеловеченном облике. Стоял и, с молчаливым любопытством, заглядывал ему в лицо, точно пытал, насколько обезумел Сейвен.
– Не стой так, ложись тоже рядом. Хочешь, я и тебе тучку смастерю?
– Ты вполне осознаешь, что случилось? – С долей участия поинтересовался он и присел на корточки.
– Не особо, – Сейвен приподнялся и сел. – А тебе чего? Что ты тут делаешь?
– Я? – Показалось, что вопрос несколько озадачил Первого. – Мне больше некуда идти. Айро больше нет, тела моего тоже…
– Сам виноват. Теперь вот будешь у меня на посылках.
– Что?
– Ничего, – Сейвен поднялся и посмотрел на творящийся вокруг туманных хаос по-новому, с оценкой. – Все ведь пропало, верно?
– Ну, не все, – вздохнул Атодомель и тоже встал, следя, кажется, взглядом вслед за Сейвеном. – Ваза, когда падает на пол, не в пыль ведь разбивается, верно? Но, вазы уже нет, есть осколки. Так и вся гениза. Но Теньеге пропала, если ты об этом спрашивал.
– Ты смеялся. Тогда, когда понял, что Разиель сольется с Айро, помнишь? Неужели ты хотел именно этого?
– Хм. Но ведь ты тоже смеялся. Только что.
– Верно.
В повисшем, было, молчании Сейвен уловил, что Атодомель хочет что-то. Хочет что-то испросить, только никак не решается. В собственных ощущениях он не сомневался, но эдакая стеснительность от Первого выглядела несколько дико.
– Как это случилось? – Наконец резковато спросил Сейвен. ¬– Ты видел?
– Нет, не видел. Наверное, Айро укоренилась в Вербарии крепче, чем мы считали. Когда ты схватился за нее, то потянул следом все связи. Грубый, но радикальный прием. В итоге ты ее выдернул, но и раскрошил всю генизу.
– Ага. Снова во всем виноват Сейвен.
– Я не виню тебя за это. Ты спасал Вербарию.
– В том числе и от тебя. Только вот с Айро покончено, а ты-то здесь. Кто ты теперь, а?
– Я? Просто тень. Призрак Вербарии и вряд ли что-то больше.
– Ой ли…
Сейвен задумался. Он был готов улететь на Землю к Диз, был готов оставить Вебарию до лучших времен, но теперь задумался. Атодомелю он не доверял и, пожалуй, вряд ли что-то заставило бы его поверить. Может все так, может и впрямь только фантом неприкаянный, но оставлять его наедине с Вербарией было опасно. «Кто знает, к чему я вернусь после отлучки на Землю».
– Просто так я тебя не оставлю. Но и оставить мне тебя не с кем. Варианта остается два, либо взять тебя с собой, чего мне не хочется, либо…
– Либо?.. – Деликатно напомнил о себе Атодомель, когда Сейвен снова задумался и замолчал.
– Либо остаться здесь и починить Теньеге. Да, пожалуй, так. Уж кто-кто, а она за тобой приглядит как следует. К тому же… Годы здесь это только минуты там. Так что… Я могу себе это позволить. А? что скажешь? Поиграем с создателя?
– Как тебе будет угодно, – с улыбкой ответил Атодомель. – Как угодно.Ом Мани Падме Хум. |
|
|
