МОБИЛЬНАЯ ВЕРСИЯ
Сайт :: Правила форума :: Вход :: Регистрация
Логин:   Пароль:     
 123456789ОСТАВИТЬ СООБЩЕНИЕ НОВАЯ ТЕМА НОВОЕ ГОЛОСОВАНИЕ
"ЗАКАТ РА" [ОКОНЧЕНО]Сообщений: 122  *  Дата создания: 10 января 2014, 11:21  *  Автор: Head Hunter
Head Hunter
06 ноября 2014, 10:58
Вольный каменщик
LV9
HP
MP
AP
Стаж: 18 лет
Постов: 5017
ага, Разиель и Айро тоже похожи, весьма похожи.
Вот только Моргота я "видел" помордатей.

Эх, вдохновения на "закат" нет совсем в последнее время =( Может, твое творчество подстегнет?
Ом Мани Падме Хум.
KakTyc
06 ноября 2014, 13:08
Я прочту тебя полностью...
LV6
HP
MP
Стаж: 7 лет
Постов: 1066
Okami
мысли
 Head Hunter @ 06 ноября 2014, 10:58 
ага, Разиель и Айро тоже похожи, весьма похожи.

Ну эт сам бог велел)

 Head Hunter @ 06 ноября 2014, 10:58 
Может, твое творчество подстегнет?

попробую)
За любой кипиш окромя голодовки!
Head Hunter
02 декабря 2014, 09:26
Вольный каменщик
LV9
HP
MP
AP
Стаж: 18 лет
Постов: 5017
Tat 17

Солнечный ветер стелился оранжевым туманом, в чьей плотности космос подрастерял неохватности и пустоты. Прозрачный наяву и явственный в ментальной плоскости ветер распространялся от солнца по колоссальной спирали, заполняющей всю систему. Струи рвались из недр солнца искривленными жгутами, где-то яркими и плотными, а где-то рваными и едва заметными. Звезда трепетала живым существом и Сейвену, приблизившемуся к ней вплотную, захотелось пригладить вибрирующий хаос поверхности… Но Разиель предостерегла, педантично напомнив об истинной цели их стремления. «Ничего, на обратной дороге обязательно потрогаю».
Израненный остов Вербарии они отыскали без труда. Взрытая кратерами поверхность планеты безмолвным укором напомнила о трагедии. Невозможно было понять, где волновался Срединный океан, где царственно простиралась Гелиония, а где ютился остров Бредби, бывший  многие годы надежным домом. Сейвен припомнил, что когда-то в самом начале этой роковой истории, ему подумалось, будто купол, как дробина, сломает зуб хаосу, разинувшему пасть на их общую гавань. Примерно так, все и произошло.
О чем не знал тогдашний Сейвен, так это о существовании генизы и всех условностей связанных с ней. Гениза Вербарии не принадлежала вербарианцам с самого начала, как собственно, не принадлежали вербарианцы и самим себе. Но по воле случая сердце Вербарии не покинуло орбит солнечной системы. Все тот же случай свел их с погибшей родиной. Но зачем? Чтобы возродить в ее недрах давно утраченное? Да, такой был план. План Крайтера. Сейвен же держал на прицеле иную, конкретную цель: повергнуть Атодомель и, возможно… «Возможно, найти Айро. Именно это сподвигает тебя вящее прочего, ведь так?»
Опустившись на дневной стороне, Сейвен отпустил время. Солнечный ветер исчез, уступив пространство яркому свету. Какое-то время они просто стояли, глядя на громадный диск солнца, увенчанного величественной короной. В необъятной громаде энергии, Сейвен видел не столько пламенеющую звезду, сколько собственную напрасность. Смыслы мерещились размытыми тенями в сумерках познаний. При ярком же свете, оказывалось, что смысла и вовсе нет. «Абсолютное знание? Только если воздвигнутое разумом. У истинных владык космоса мерило совершенно иного рода…»
– «Ты чувствуешь ее?» – Вырвал его из задумчивости сакральный голос. – «Чувствуешь генизу? Где она?»
Сейвен медленно покачал головой. Он ничего не чувствовал, но помнил – вспомнил, как гениза рухнула на истерзанную Вербарию, так и не отделившись от нее. Удар такой силы обязательно должен был оставить след.
Кратеров на планете круглилось предостаточно, но один из них выделялся особенно. Громадный, даже по планетарным меркам, он был окружен лучами черных расселин, тянущихся от центра на сотни километров. С высоты кратер походил на зловещего паука, мертвой хваткой впившегося в обескровленный труп планеты. Вблизи же он напомнил Сотлехт. Такой же высокий, такой же неохватный, но… Пустой. Пустой и молчаливый.
Они приземлились на центральную горку кратера. Свет солнца едва дотягивался до площадки, и уже метром ниже простиралась непроглядная тьма. Всматриваясь в бездну, Сейвену стало казаться, что из пропасти на него смотрит множество холодных пустых глаз. Они не скрывались во тьме. Они сами были тьмою.
«Это здесь». Не шевелясь произнес Сейвен и, после непродолжительной паузы, перевел взгляд на Разиель. Ему стоило больших усилий оторваться от завораживающей тьмы и еще больших – слепо не шагнуть в нее. – «Я уверен».
Разиель ничего не ответила, а лишь молча кивнула, приняв сказанное к сведению. Все ее внимание тонуло в зыбкой, липкой темени кратера. Она медленно, как во сне, вытянула руку в сторону провала. С растопыренных пальцев сорвалось пять ярких искр, которые, разгораясь, пали ко дну кратера. Крупинки света, казалось не снижались, а висели в пустоте, лишь уменьшаясь в размерах. Прошло много времени, прежде чем плеяда осветила дно, чем вызвало у Сейвена иррациональное удивление. «Оно все-таки было?»
– «Мне страшно, Сейвен», – с пугающим спокойствием произнесла Разиель. – «Это место, оно как будто нереально. Я чувствую что-то. Что-то непонятное. Неправильное. Нас… Нас не должно быть здесь. Мы здесь чужие. Мы…»
«Противоестественны?»
Она кивнула медленно, как бы в задумчивости и Сейвен впервые обратил внимание, как нелепо смотрелась она повседневная, в центре громадной воронки на планете, где нет ни воздуха, ни воды, где нет вообще ничего обыденного. Но разве не иллюзией была вся их жизнь? Жизнь всей Вербарии, разве не была просто сном? Ведь вот она – реальность. Черная, холодная, равнодушная ко всему живому.
«Естеству нет дела до нас. Мы такие же иллюзии, как иллюзорно и то, что покоится у нас под ногами. Сможешь ли ты теперь назвать свою жизнь чем-то реальным, когда путь целого народа сосредоточен в крошечной генизе? Когда ты сам только воспоминание. Нет, хуже. Галлюцинация. Видение целой планеты. Ее безумный сон, навеянный извне».
– «Но мы все равно здесь. Зачем тогда? Зачем, если все равно нет смысла? Ни в чем?»
Сейвен пожал плечами.
«Не знаю. Возможно мы бессмыслица спятившего безумия? Хм. Как бы это странно не звучало. Нас культивировали с определенной целью. Как огурцы на грядке. Что будет с огурцами, если садовод пропадет? Они разрастутся, плоды созреют и дадут новые семена».
– «Это мы? Новые семена?»
«Нет, Разиель. Мы – мы – те, кто устранит садовода. А вербарианцы это, если хочешь, те самые огурчики. Они-то и станут источником чего-то нового, самостоятельного. Пусть и на чужой земле, но это шанс. Шанс стать самодостаточным, осмысленным явлением».
– «Но как же гиниза? Мы не можем, не должны оставить ее так!»
«А мы и не оставим. Но чтобы понять, как поступить с ней, не лишним было б попасть внутрь. Ты так не считаешь?»
Разиель побледнела и замерла. Унявшаяся в ходе рассуждений боязливость возродилась, и он явственно осязал флюиды ее страха. Тонкие, беспорядочные, они звенели колючим ветром и Сейвен с изумлением понял, что это голос его собственного страха. Разиель, как зеркало, рефлексировала сама не понимая этого. Именно поэтому он без труда распознал источник ее страха, но при этом сам оставался спокоен. И именно поэтому он все никак не мог решиться сделать первый шаг по направлению к генизе. По направлению к неизвестности…
И он шагнул, страхом, точно витым канатом, увлекая за собой Разиель.
Физическое падение в бездну длилось не долго. Едва тьма сомкнулась над головой, Сейвен перевел реальность в плоскость ментальности, и пустота обходительно расступилась пред неудержными потоками энергии, коими они стали. Теперь не было разницы между липкой чернотой кратера и его покатым дном. Все утратило цвет и плотность, обратившись просто в информацию, в набор атомов, расступавшихся так же учтиво, как и разряженный газ атмосферы.
Под спекшейся коркой, действительно, покоилась гениза Вербарии – им даже не пришлось искать. Но она мало чем походило на то сферическое образование, которое коренилось в некогда живой планете. Компактный, сжатый до вещественного содержания шар, имел четко обозначенную границу, отделяющую ее от затвердевшей магмы.
Проникнуть внутрь оказалось не так-то просто. Дело осложнилось не столько плотностью оболочки окружающей генизу, сколько ее принципиально иной формацией. Гениза огородилась от ментальной плоскости не хуже чем от материальной. Всякий раз, когда Сейвен прикасался к ней, его аморфная длань отталкивалась от плоскости, как от ментального магнита.
Они совершили не один виток вокруг сферы, ища лазейку, но так ничего и не нашли. Сейвен уже было отчаялся, как голос Разиель подсказал:
– «Давай попробуем распылиться. Если гениза не пускает нас цельных, может удастся просочиться, рассредоточив себя по всей оболочке?»
Идея показалась Сейвену достаточно занятной, чтобы опробовать ее на деле. И вот, во чреве мрака два ментальных всплеска: один ослепительно яркий, другой мягко лазурный переплелись искрящимся разрядом, вытянулись кольцом по экватору и стали медленно, волновыми скачками обволакивать генизу.
Ощущения были непередаваемыми. Наверное, так чувствует себя планета, осязающая каждую точку своей неохватности. Здесь будет палец, а там – ухо. И ничего, что их отделяют десятки километров. Все равно это части одного целого. Пусть и не такие однозначные, как в понимании обычных людей, но Сейвен чувствовал себя именно так. Цельным, осязающим каждую частичку своего я. А еще была Разиель, как-то потускневшая на фоне новых переживаний. Но он, увы, ничего не мог поделать с собой…
Сфера затягивалась Сейвеном все больше и вскоре он, когда-то такой мизерный, поглотил целый мир – всю Вербарию. Но все же он не чувствовал ее. Точнее чувствовал не так, как хотел бы… Вдруг он ощутил теплое дыхание на своем плече. Впрочем, не было ни плеча ни дыхания… Было просто извлечено чувство чего-то близкого присутствия. «Разиель?» Сейвен оглянулся. Да, она, действительно была рядом, но присутствие не относилось к ней. Оно как-будто исходило из самой генизы, так, словно невесомая рука на плече принадлежала ей.
– «Сейвен, я чувствую ее. Я чувствую Айро!» – его сакральное возликовало. – «Это она! Она зовет нас!»
Сейвен до предела напряг свое восприятие, тщась различить присутствие Айро, но увы… Он чувствовал кого-то: не Разиель, но и не Айро. Присутствие не походило и на Атодомель, хотя бы потому, что не источало враждебности. «Может это сама Вербария?» Мысль, что гениза вполне могла иметь свою собственную личность, не показалась Сейвен такой уж абсурдной. «В конце концов, Мудрецы Ра это осмысленные клочья целой генизы. Если куски могут обрести себя, то почему целая гениза нет?» Но Гениза не добрая и не злая. Она, как природное явление, не может действовать исходя из личностных мотивировок, ведь тысячи тысяч ментальностей в ней говорят каждая о своем. Возможно все это лишь притворство – спектакль поставленный Атодомель с целью затуманить разум вторженцам. По крайней мере опыты с Мудрецами Ра указывали на это. Такое вполне могло произойти. А могло и не произойти. И именно неопределенность злила Сейвена больше прочего.
«Я не уверен, что это Айро». Глубокое разочарование стало ему ответом, и Сейвен поспешил добавить: «Я, возможно, не могу слышать ее так чутко, как ты. Она сможет пропустить нас внутрь?»
Вместо ответа его аморфное раздутое тело затрепетало мелкой рябью. Возбуждение исходило от Разиель, как тепло костра, разведенного в стылой глуши. Заблудившийся на холоде непременно увидал – почувствовал бы это светлое тепло и устремился к его источнику. Но Сейвен не видел в таком маяке смысла, а потому заподозрил, что просто не понимает до конца зова Разиель. Он в очередной раз подивился тому, как Разиель, будучи всего лишь отражением его ментального зеркала, непостижима и целостна. И сейчас она вовсе не казалась просто отражением, что заставило Сейвена усомниться. А отражением ли она была? Не оставил ли он Крайтеру заведомо пустой ориентир в недрах Земли? Сомнения… Даже перешагнув через свое человеческое начало он не избавился от презренного наследия. «Впрочем, Крайтеру все равно пришлось бы спуститься в генизу Земли. От треклятой патристики Ра добра ожидать не приходится».
Колебания, походившие на волны благожелательного тепла, затягивались. Амплитуда выравнивалась, затухала и на ее монотонном, искристом фоне возникало что-то новое. Присутствие Айро («Айро ли?») теперь гармонично перекликалось с голосом Разиель, переплеталось с ним и, в унисоне этих двух безмолвных голосов, чувствовалось единение, слышалась песня, которую Сейвен, как ему показалось, уже чувствовал. «Сон Крайтера. Точно! Когда я впервые увидел Айро. Когда все началось…»
Сейвену ничего не оставалось кроме как созерцать происходящее. Он расслабился, отдавшись свободе умиротворяющей песни, но часть себя оставил предельно собранной. «Песнь песнью, но Вирена тоже заманивала свои жертвы красивым голосом. А потом высасывала мозг через глазницы».
 Волнение приобрело вполне очевидную структуру: от экватора к полюсам генизы они разбегались концентрическими кругами так, что каждая волна, смыкаясь на вершине одного из полюсов, немного углублялась, проникала внутрь генизы. Сперва редкие и едва различимые тягуны, становились отчетливей. Их амплитуда и частота возрастали неизменно, пока симфония чувств не достигла торжественной возвышенности. Тогда полюса генизы раскрылись, точно бутоны цветов. На этом песнь лопнула чувственной струною и Сейвен, не успев даже сообразить что произошло, оказался поглощенным родной генизой.

* * *

Он лежал на шершавом мху, влажном и пружинистом. Тишина и мрак… Эти явления остались где-то позади, потому как слуха касалось шипящее бульканье, а сквозь сомкнутые веки пробивался свет. Сейвен раскрыл глаза и посмотрел на источник света, но тотчас зажмурился ослепленный лучами заходящего солнца. «Где это я?»
Он медленно приподнялся, но локти с хлюпаньем провалились под мох, где оказалась мокрая и весьма холодная вода. Тогда он перевернулся на спину и открыл глаза, больше не страшась лучей солнца. На мгновение его дыхание замерло. Даже сердце, кажется, перестало биться. Небосвод отчаянно звенел синевой, тем самым глубоким оттенком, знакомым Сейвену с детства. Небесную даль пятнали лоскуты редких облаков, золотисто-оранжевого, почти багряного цвета. Край горизонта, противопоставленный закатной части, уже смыкался ночью. На его фоне поблескивали первые звезды и одна, особенно большая, что видна даже днем. «Зойба».
Теперь он понял, что очутился на Вребарии. «Почему очутился? Разве я не был на ней? Да и где я вообще?» Он сел, озираясь по сторонам. Вокруг, насколько хватало взгляда, простиралось болото. Замшелые кочки, камыш, редкие кусты болотных трав и лужи топей, неряшливо пачкающих волнистый лик болота. У горизонта, там где садилось солнце, лужи сливались в сплошной закатный блеск, отчего казалось, будто там застыло море. У другого края, там где опускалась ночь, вроде бы топорщился редкий лесок. Сейвен прищурился, силясь разглядеть получше. «Да, лес. Километров пять. К востоку».
Поднимаясь, он неловко пошатнулся, шагнул в сторону ловя равновесие и едва не провалился под мох. Изумленный, он снова сел, уставившись на промокшую голую ступню и дыру в подстиле оставленную ею. Белый, местами замоченный балахон служил ему одеждой. Ни швов ни складок, ни стежки… Его как будто сшили прямо на теле. Сейвен боязливо ощупал себя с головы до ног: части тела вроде бы все, и вроде бы оказались на месте.
В голове сверкнула догадка, смутное воспоминание, что крутилась назойливой скользкой мыслью, дразнящей, но не дающейся в руки. Даже не воспоминание, а намек, что-то отложившееся на подсознательном уровне и теперь различимое оттуда лишь в общих чертах…
Прибывая в задумчивости, большей походившей на оцепенение, он склонил голову и стал машинально ковырять сырой мох. «Болота… Где они остались на Вербарии? Устье Хофери. Но это не Хофери. Слишком тепло. Да и лесов вблизи Йерашана уже давно нет». Вдруг его пальцы наткнулись на что-то гладкое и твердое. Он отвлекся от мыслей и стал раздирать подстил обеими руками. Вскоре из мха появилась белая сфера какой-то приплюснутой, некруглой формы. Запустив руки поглубже, в самую подболотную жижу он обхватил предмет и потянул его на себя. Ему ухмыльнулся голый череп. От неожиданности Сейвен охнул и выронил находку, на что челюсти черепа глухо клацнули.
Ямка быстро заполнилась влагой. Сейвен встал перед ней на колени, зачерпнул воды и умылся. С минуту он колебался, но все же запустил руку в продерь, без труда нашарив другие останки. Вытягивать за костяную шею скелет он не стал, а с запоздалым омерзением вытер руки о балахон. «О, хранители! Ты ведь только что умывался оттуда». К горлу подступил упругий комок, который проглотить удалось, но с превеликим трудом.
Череп отвернулся  и смотрел пустыми глазницами на закат. Не сводя с него глаз, Сейвен поднялся. С высоты роста он казался причудливым камнем, а не черепом. «Чей же это череп? Почему он здесь? И почему я его нашел?» Происходящее не складывалось в сколько-нибудь понятную картину, расстраиваясь все больше прямо на глазах.
Больше всего мучил вопрос: как он тут очутился? Усложнялось все тем, что он не мог понять, вследствие чего произошло это перемещение. А довершало безнадежность ситуации спутанность последних воспоминаний.
Что он помнил до того, как очнулся посреди болота? Всё, а вместе с тем ничего. Воспоминания обернулись какими-то макетами. Внешне они виделись целостными и даже последовательными, но углубиться в них не получалось. Тотчас все замирало, превращалось в музейную пустышку. Можно ходить, можно рассматривать, но понять что перед тобой – нельзя. Несколько раз Сейвен договаривался сам с собой и не отпускал какое-то значимое воспоминание. «Граната Крайтера о дверь гелионского корпуса». Всплеск напалма, крик гелионцев, запах гари… Все представало таким явственным, но… Стоило подумать о том, откуда это воспоминание и куда оно ведет, как картинка рассыпалась в прах, невзирая на  усилия удержать ее. Он просто переносился к другому эпизоду, видя и чувствую его без привязи к предшествующим.
¬– Да будь я проклят! – выкрикнул он и обессилено опустился на землю. – О, хранители… Где я? Как я?!.
На глаза снова попался череп. Сейвен схватил его и принялся судорожно крутить его в руках. «Должно быть что-то. Что-то. Что-то!» Но череп был пуст. Он лишь поблескивал влажной гладкостью и ухмылялся. Но что-то в костлявом оскале изменилось. Каждый зуб его кривой ухмылки насмехался над Сейвеном. Череп издевался над ним, открыто глумился над его несообразительностью.
Ослепленный яростью оскорбления, он зарычал и с размаха швырнул череп вдаль. Мертвый снаряд пролетел гораздо дальше, чем ему следовало бы и плюхнулся в лужу с плеском, которого Сейвен не слышал. Минуты две он стоял молча, очерчивая взглядом причудливую, неестественно широкую траекторию падения черепа. Грудь его вздымалась и опадала все ниже, кулаки сжимались все слабее… Окончательно успокоившись, Сейвен, все с тем же гробовым молчанием, развернулся и зашагал в сторону леса.
Опыта в освоении болотных топей у него, конечно же, не было. Да и откуда ему было взяться, если на Вербарии болот практически не осталось, а те, что оставались, булькали в сказочной глуши. Но вопреки этому, Сейвен шел уверенно, точно зная, в какую лужицу можно наступать смело, а какую кочку лучше обойти стороной. Вскоре он раздобыл корявый сук, неведомым ветром занесенный на болотные пустоши и дело пошло еще живей. Только одно смущало. Солнце. Оно не садилось.
Кромка леса на чуть-чуть, но приблизилась, а вот солнце не просело и на палец. Объяснений явлению Сейвен не искал, поскольку, еще до того, как заметил статичность солнца, пришел к выводу: либо он не на Вербарии, либо он не в себе. Причем второе суждение представлялось ему более вероятным. Он остановился и, утерев проступивший на лбу пот, обернулся на застывший в раздумье диск солнца. Все указывало на то, что он на Вербарии. Само солнце, небо, воздух, звезды… Зойба в конце концов. Но неправдоподобный полет черепа, неподвижность светила, его собственный несуразный облик… Такого на Вербарии быть не могло. Значит… «Значит произошло что-то со мной. Но что? Когда? И, главное, в результате чего?»
Присев на острую кочку, он почувствовал сколько усталости скопилось в нем. Не столько физической, сколько моральной. Непонимание своего положения, наглухо запертая память – изводили до исступления. С глухим стоном бессилия, Сейвен воткнул свой посох в мох, вздрогнул и изумленно замер: палка стукнулась о что-то твердое.
Без удивления или страха он взирал на добытый из недр болота второй череп. Точно такой же, какой он запустил некоторым временем ранее навстречу солнцу. Гладкий, блестящий, с торжествующей ухмылкой на костистом рте. С тупым, неизвесть откуда взявшимся предчувствием, он ткнул палкой мох чуть поодаль от месторождения. Тук. Сухой, пустотелый звук донесся до слуха как из рокового колодца. Голова закружилась, перед глазами замелькали черно-белые пятна и Сейвен неуклюже плюхнулся наземь. Через минуту уже два абсолютно одниковых черепа взирали на него. В их пустых взглядах что-то изменилось. Они смотрели на него с любопытством и подстегивающим ожиданием…
Пусть все кругом горит огнем, А мы с тобой еще нальем, А мы нальем, еще нальем, А  мы с тобой еще бухнем…
Пыхтя и напевая старую кабацкую песенку, Сейвен отрыл восемьдесят шесть черепов и прервался отдышаться с мыслью, что на сотенке он, пожалуй, остановится. Глядя на груду блестящих, зубастых камней он ухмылялся им в ответ. Его не волновала урожайность топи на человеческие останки, да такая, что куда не воткни палку, обязательно наткнешься на костеплод. Его не заботила будто бы окостеневшая действительность. Его даже перестала волновать собственная роль в этом бредовом месте. Все, что еще имело ценность, это сотня черепов, аккуратно уложенных в пирамиду.
Но пирамида упорно не хотела складываться, сноровисто рассыпаясь всякий раз, когда оставалось несколько черепов до завершения. В очередной раз оценив тщетность своих трудов, Сейвен вдруг сообразил, что белые черепки, на буро-зеленом мху хорошо видны с высоты и что можно было бы сложить слово, привлекая к себе внимания. Не задаваясь вопросом, чье это может быть внимание, он добыл еще несколько черепов и принялся складывать их в задуманное.
И вот, через несколько минут, к небу устремилось взывание: «Идите в жопу!»
В задумчивости потирая подбородок, Сейвен созерцал начертанное, попутно размышляя, не слишком ли категоричным вышел призыв? «Может, пошли вон? Или: в гробу я вас видал…» Намерение сложить из черепов призыв о помощи он отверг сразу. «В бредовом месте логичные побуждения оборачиваются ерундой, так что… Послать возможных наблюдателей куда подальше, это самое то». В итоге он решил ничего не менять, а лишь добавить к уже написанному: «ваш Сейв». Хлебнув душной водички, он немного отдохнул и двинулся в путь.
Мысли Сейвена безнадежно спутались. По сравнению с теперешней кашей, утренние соображения казались кристально чистыми. Он уже не помнил кто он, откуда взялся и куда идет. Впрочем, впереди темнела полоска леса. «Наверное, туда. Лес… Что это?»
Вскоре он забыл как дышать, а когда вспомнил, то очень удивился, что может не дышать вовсе. Это его нисколько не расстроило, а наоборот – приободрило. Ведь если он провалится, то не захлебнется! Но он не проваливался, а продолжал идти до тех пор, пока не забыл, как передвигать ноги. Точнее, ногами-то он двигал, вот только ходьба на месте отнюдь не способствовало движению вперед. Более того, топчась на маленьком пятачке, он проминал мох, проваливаясь вниз. Когда поднимать и опускать ноги стало затруднительно, Сейвен остановился. Трясина поглотила его уже по пояс, но он не предпринял, ни единой попытки выбраться, а лишь смотрел на угловатую полоску леса, ставшую ближе и отчетливей, чем в начале.
Когда над макушкой Сейвена с голодным чавканьем сомкнулась трясина, и все погрязло в липкой, холодной тьме, в его голове места нашлось лишь для одного:
«Пусть все кругом горит огнем, А мы с тобой еще нальем, А мы нальем, еще нальем, А  мы с тобой еще бухнем…»
Ом Мани Падме Хум.
Head Hunter
26 января 2015, 21:25
Вольный каменщик
LV9
HP
MP
AP
Стаж: 18 лет
Постов: 5017
Tat 18

С прерывающимся выдохом Тиеф наблюдал как приближалась земля. Безликая, нанесенная небрежным мазком пустыня, исподволь преображалась, наполняясь цветом и непостоянством деталей. Заря раскрасила дюны в великолепные нежно-розовые оттенки, темнеющие, проваливающиеся в охровую тень на ложбинах и впадинах. Казалось, что далеко внизу распростерлась вовсе не пустыня, а причудливый, застывший во времени океан…
Дальнейшее сближение с землей точно растачивало солнечную палитру. Переводы красок становились менее очевидными, а вскоре Тиеф и вовсе перестал обращать на них внимание. Он увидел вершины пирамид: их длинные остроконечные тени пронзали пятнышко искусственного водоема черными клиньями. Страшное волнение охватило его. Теперь ему казалось, будто Крайтер снижается невероятно медленно и внутренне напрягался, подгоняя его. Высматривая Ра, Тиеф беспокоился все сильней. Он никого не видел.
Когда сфера опустилась до уровня вершин пирамид, Крайтер взметнул локальный циклон, приготавливая углубление для посадки. Песчаный смерч, с несвойственной природному явлению аккуратностью, переместился в сторону и, вдалеке от стоянки, обмер, осыпавшись великой грудой песка. Образовавшуюся нишу тотчас занял летучий шар, обернувшись привычным куполом.
Первым на песок ступил Тиеф и, не оборачиваясь, устремился к той пирамиде, где, как он помнил, произошло безумное слияние Ра. По пути он взывал к соплеменникам, но в ответ ничего не слышал… Точнее он слышал что-то, какой-то шепот, невнятное бормотание, но никак не голос Ио или Монтерса.
Войти в намеченную пирамиду Тиеф не успел: навстречу ему из растворенного хода блеснула россыпь красных огоньков. Из сумрачного чрева пирамиды вышли, точно выплыли серыми тенями, Монтерс и Ио. Но глаза-угольки принадлежали не им. Избранные расступились, освобождая проход и Тиеф с изумление увидел, как из вязкой темноты появлялись обладатели красных глаз.
Это были Ра, избавленные от страшного единения. Их стало меньше. Видимо не все перенесли разобщение, но те, кто выжил, приобрели новое качество. И, верно, багровым взором оно не ограничивалось.
– Приветствуем тебя, Тиеф, – излишне торжественно протрубил Монтерс. – Ты вернулся, мы видим, что не один. Как все прошло?
Тиеф было обратился к ускоренному ментальному пересказу с тем, чтобы поскорее расспросить о чудесном развоплощении Ра, но Монтерс прервал его:
– Не стучись к нам понапрасну. Мы с Ио, – избранные переглянулись. – Мы с Ио несколько истощены и пока не можем понимать тебя. Исключительно вербально.
– Но представь сперва нас своим гостям, – вдруг перебил товарища Ио. – Неучтиво знакомиться с соседями разговором о себе.
Тиефу хотелось поскорее разузнать как избранным удалось так скоро исправить ошибку Вимериса. Но он смиренно повел соплеменников к вербарианцам, досадуя на свое активное участие в переговорах.
К несказанному облегчению Тиефа – он ошибся насчет своей роли в контакте цивилизаций. Едва процессия приблизилась к куполу, как навстречу вышла группа вербарианцев во главе с Дейтом и Олафом. Опыта подобных встречь ни у одной их сторон не было, потому какое-то время они изучали друг друга в неловком молчании, до тех пор, пока вперед не выступил Енисей, препоручив себе роль толмача.
Чудно было слышать звон родной речи, из чрева премудрого. Сперва он продолжительно и витиевато приветствовал народ Ра от себя, затем предоставил слово Дейту. Короткая речь протектора свелась к заверениям о дружбе и призыву сплотиться перед лицом общего врага. С ответной речью выступил Ио. Избранный, в свойственной ему лаконичной форме, поблагодарил гостей за радушие, понадеявшись, что внешние различия между народами, не станут препятствием для благополучного сосуществования.
Обмен любезностями Тиеф едва слушал. Все его внимание поглотили Ра, в свете зачинающегося дня, обретшие массу незаметных ранее деталей. Многие, если не почти все из них, имели больше глаз, чем положено. У некоторых дышала сдвоились взаимным проникновением, отчего выглядели плотнее и толще. У других расширились плечи, так словно выросли новые… Да что там, у других Ра и рук-то было по две пары!  Замечались и другие метаморфозы, менее яркие или совсем уж исключительные, но у каждого наблюдалось общее сходство: теперешние Ра стали выше, массивнее, гребни светоулавителей буйно разрослись, частично перебравшись на бедра и грудь.  В каждом взгляде читалась сдержанная решимость, молчаливая готовность к чему угодно. Особенно удивительно было видеть эти взгляды, памятуя страх, еще совсем недавно гнездившийся в них.
Ио и Вимерис напротив выглядели осунувшимися и бледными. Глядя на них, Тиеф чувствовал угрызения совести, за то, что избранным пришлось самим развоплощать спекшуюся народность. Но было и еще что-то… Помимо физического истощения, такого явного и неуместного для избранных, они казались опустошенными ментально. Даже их глаза потускнели, выгорели до багряных, почти черных тонов. Недоброе предчувствие кольнуло Тиефа и он поспешил оттолкнуть его.
Обмен любезностями закончился и воцарилось молчание. Только поднявшиеся ветер расшвыривал песок и завывал вершинами пирамид, прося дать ему слово. Но на него никто не обращал внимания. Да и вообще, всё приветствие, взаимные речи предстали вдруг нелепым фарсом. Заверения взаимного уважения? Братство по разуму? Общий враг? Пустые слова, зыбкие, как песок под ногами. Смыслом же полнились взгляды. Боязнь, недоверие, брезгливость… Но обе стороны держались учтиво. Старались, по крайней мере, не выдавать живой, естественной реакции. И терпимость обнадеживала.
Наконец вербарианцы гостеприимно пригласили Ра в свою сверкающую обитель. Снедаемый нетерпением Тиеф устремился следом, про себя решив, что будет держаться поближе к своим, чтобы втихомолку расспросить Ио или Вимериса. Но и здесь его постигла неудача: избранные не отставали от предводителей купола, всячески выказывая заинтересованность в осмотрах.
Настроения на лицах Ра переменились. Если в первое время они отражали подозрительную настороженность, то теперь на них ничего не осталось кроме восторженного любопытства. Они, как свежие ростки, глазели на все широко раскрыто и искренне. Увлеченные иной реальностью, Ра как будто оживали, выходили из мрачного отречения. Оглядывая хрустальную обитель, они шептались, сдержанно посмеивались и осторожно пробовали на ощупь все, до чего могли дотянуться. Особую радость доставляли деревья, как, впрочем, и любая другая растительность.
Енисей уводил процессию вглубь купола, попутно объясняя его устройство и функции. Ио, как негласный лидер контактной группы, задавал наводящие вопросы, кивал, что-то рассказывал сам, но этого Тиеф уже не слышал. Он плелся где-то позади, разуверившись, что до окончания экскурсии удастся испросить у избранных хоть что-то. Когда гости и сопровождавшая их толпа укрылись средь тяжести колонн центрального здания, а голос Енисея стал перекатистым и звонким, Тиеф замедлили шаг, пока не остановился вовсе. Какое-то время он молча смотрел на удаляющуюся толпу, чей гомон становился все глуше и неразборчивей. Потом он развернулся и зашагал обратно.
Нет, не так он представлял себе возвращение. Совсем не так.
– А как ты себе представлял это?
Тиеф сидел на краю центральной дорожки и следил за восходом солнца. Невдалеке слышалось журчание ручья, пахло свежестью и прохладой. Там, за миражирующей оболочкой купола, разгорался пустынный зной. Среди песчаных дюн отчетливо вырисовывались темные фигуры пирамид, казавшихся в сравнении с куполом громоздкими и неуклюжими. Такими же неуклюжими сейчас казались и Ра. Утонченность вербарианцев, их технический прогресс, резко диссонировали с неотесанностью его племени. Впрочем… Ра даже не знали что это: «технический прогресс». Как небыли им известны понятия о культуре, письменности, науке. Теперь, в сопоставлении двух народов, Тиеф отчетливо видел, насколько Ра примитивны. Енисей, окажись он рядом, объяснил бы задержку неблагоприятными условиями планеты. Мол, недостаток основополагающих элементов в естестве вообще бы не позволил зародиться жизни. Но… Даже у Атодомель ничего толкового не вышло.
Оставалось только успокаиваться себя мыслью, что у разных народов разные пути и Ра попросту не нужны технические блага. Возможно, не случись той катастрофы, разделившей мудреца на части, Ра смогли бы противопоставить вербарианцам качественно другую особенность. Углубляясь размышлениями в пыль времен, Тиеф предположил, что раздор всеобщего, раскол этой генизы учинил сам создатель. Быть может, он не увидел в вызревании народа Ра ценности для себя и таким образом оборвал их становление. Да, так судить было проще всего. Обвинить в несчастье Атодомель, но… Что сталось бы потом? Как бы он поступил, случись Ра полезными для замыслов первых? Известно как. Так же, как он намеревался поступить с вербарианцами.
Разомлев на солнышке и призадумавшись, Тиеф не заметил как к нему бесшумно подошел Крайтер. Внимательно посмотрев на инопланетного товарища, он не стал тревожить его дум, и только присел рядом на скамейку, скрестил на груди руки, откинулся на спинку и устало выдохнул, смыкая веки.
В куполе висела несвойственная дню тишина. Обычно людской гомон не смолкал до самого вечера, но сейчас в парковой части купола никого не было. Все обитатели удалились вслед за экскурсионной группой, отчего та превратилась в настоящее шествие. Тиеф повернул голову от солнца в сторону, откуда еще доносились звенящие ноты голоса Енисея. Вскоре и они смолки окончательно. Казалось, что в куполе никого больше не осталось, только он один, как вдруг:
– Как считаешь, мы можем вдвоем наведаться в ваши пирамиды? – Крайтер приоткрыл правый глаз и покосился на Тиефа. – Эта канитель, похоже, затянется, а у нас времени в обрез. Пора бы решить, чем мы располагаем.
– Ты хочешь взглянуть на мудрецов?
– Не совсем, – Крайтер выпрямился и пытливо взглянул на Тиефа. – Я хочу их пощупать. И желательно без посторонних глаз. Сейчас самый подходящий момент. Ты как? Со мной или против меня?
– Я с тобой… – медленно ответил Тиеф, недопонимая, чего конкретно хочет Крайтер. – Но зачем? Ведь… Ведь Ио непременно явит взору и наши обители.
Крайтер вздохнул, пожевал губами и встал. Всед за ним поднялся и Тиеф.
– Слушай. Я буду с тобой откровенен. Только не закипай. Я хочу проверить, подчинится ли мне ваша креатура. Если вот эта фигулька: – он достал из кармана металлический диск и закрутил его в пальцах, отчего тот ослепительно заблестел. – Если она позволить мне принудить вашу… Эээ вашего мудреца к повиновению, то и креатура земли может быть послушной. Ведь принципиально они схожи. Даже совмещаются без особых проблем… Вот я и подумал, почему бы не попробовать? Все равно мы ничего не теряем. А так я буду хоть в чем-то уверен.
Тиеф медлил с ответом. Ему не хотелось за спиной у товарищей вводить иноземца в сокровенное место, а тем более дозволять ему упражняться с мудрецом. Ведь мудрец это… Вдруг Тиеф встрепенулся. Он словно услышал свои мысли со стороны, будто их исторгнул другой Тиеф, старый и пыльный. Тот, который был Ра и, как казалось, умер вместе с родной планетой.
– Хорошо, – наконец произнес Тиеф, да так твердо, что приободрился сверх прочего. – Только быстро и без шуток. Если мои узнают, они не поймут.
– А ты растолкуй им, – усмехнулся Крайтер.
– Нет, они должны сами. В этом смысл.
Уже ступая по теплому песку, Тиеф обратил внимание, что Крайтер не взял с собой креатуру – она осталась в оболочке легким лазурным цветом. Он оглянулся и увидел как Крайтер, идущий следом и подотставший на несколько шагов, заметает следы миниатюрным ветроворотом. За его спиной уже в отдалении переливался купол, точно громадная капля, застрявшая в барханах. Тиеф вновь посмотрел на пирамиды. Безжизненные камни, уложенные в груду, вот что это. Очередной раз он различил пропасть, разделяющую две цивилизации. А себя почувствовал тонким волоском, перекинутым, нет – повисшим над бездной. Много ли зависело от него в данной ситуации? Вряд ли… Имеет значение то, что скрывается в этой бездне и Тиефу страх как не хотелось заглядывать в нее.
Они поднялись по ступеням и беспрепятственно вошли внутрь пирамиды Тиефа и, немного продвинувшись в тень, безоговорочно оглянулись. Ветер, проснувшиеся вместе с солнцем, гнал тугими потоком волны песка, разбивающиеся вихрями о купол. Подветренная сторона уже обзавелась заметным наносом, и Тиеф подумал, что через день или два та сторона обернется очередным барханом, облюбовавшим нежданное препятствие. Пирамиды же не страшились напалков родной стихии. Никогда.
За ними никто не следил. По крайней мере, Тиеф не заметил слежки.
– Они слишком заняты друг другом, – высказался Крайтер, как будто подслушавший его мысли. – Так что опасаться нечего. Идем, времени у нас не так уж-то и много.
Хотя Крайтер и отбросил креатуру вербарии, немного лазурной силы он все же себе оставил. Это стало особенно заметно, когда они приблизились к краю купели мудреца. Багровые отсветы пятнали все, и только Крайтер бледнел тенью ясного неба. Тиеф посмотрел на свои руки: когти раскалились до пунцовой окраски. Мудрец резонировал с ним. Он вновь перевел взгляд на Крайтера, который уже облокотился о борт вместилища, склонился над ликом мудреца, высматривая что-то. Прямо на глазах его одежда – так назывались внешние покровы вербарианцев – стала испаряться. Она струилась белесым туманом, подчиняющегося мановениям багровых истечений мудреца. Туман поднимался выше, извивался в дивный искрящийся шлейф и, достигнув рельефного свода, казалось, просачивалось сквозь него.
В руке у Крайтера сверкнул диск, ярко, как будто выхваченный из солнца. Тиеф с удивление наблюдал, как ослепительное сияние пробивалось сквозь пальцы, будто тот сжимал в кулаке не предмет из металла, а сгусток жидкого света. Свечение усилило вьющийся за Крайтером шлейф, отчего жиденький туман преобразился в густую, клубящуюся массу поднимающуюся столбом. Теперь там, в вышине, где этот поток встречался с каменным сводом, проскальзывали разряды лиловых молний, едва заметных в утробном шевелении света.
Источник сияющего пара незаметно переместился в сомкнутую ладонь Крайтера, а сам он вернулся к естественному своему облику. Тиеф даже заметил ярко-алые ответы мудреца в складках его одежды, но на этом его обычное и заканчивалось. Будто страшась пролить световую карусель, Крайтер медленно стал опускать руку. Когда его кулак коснулся поверхности мудреца, столб света точно отрезало, он моментально потерял форму и стал рассеиваться.
Вместе с этим лик мудреца изменился. Покойная до того поверхность взбугрилась лиловыми пузырями. Большие и маленькие они покрыли всю плоскость, лопались ветвями искр и в их хлопках слышались далекие, разноголосые крики, какие-то невнятные возгласы… Эти крики исподволь складывались в грозный рокот, то нарастающий, то угасающий, перекатывающийся по обители мудреца раздраженным голосом.
Тиеф наблюдал за происходящим с поразительной пустотой в голове. Он был здесь и одновременно отсутствовал. Существовал как зрение, слух, как мысли – простые и бессодержательные соображения ни к чему не приложенные. Части тела словно бы перемешались так, что он не мог понять где рука, а где нога, где начиналось дышало, а где кончался хвост. Он закрыл глаза, но веки, точно стали из хрусталя. Видение мерцало, поблескивало грязно-розовыми бликами, пятнающими всю обитель. И только Крайтер виделся поразительно отчетливо.
Он опускал руку все глубже. Теперь поверхность не просто вздувалась пузырями, она бурлила, кипела жидким азотом. По обители растекался розовый туман, густой и вполне осязаемый. Когда пелена коснулась ног Тиефа, он ощутил ментальный трепет, пронизавший все тело. Тончайшая вибрация расслаивала его на обособленные переживания, а он, мечась от страха к благоговению, от жалости к злости, пытался удержать скользкие самостоятельности, но все безуспешно. То немногое, что оставалось от него и в тщете носилось за чувственными сгустками, больше походило на прежнего Тиефа, такого же беспомощного и пустого.
Вскоре и эта ничтожная крупинка самосознания растворилась в бледно-розовых волнах тумана. Материальная форма Тиефа возвышалась костистым остовом, над Тиефом ментальным, заполнившим всю низину обители мудреца. Но был и еще один столп, коснуться которого никак не удавалось… Крайтер. Он стоял подобно волевой колонне, глухой к мольбе тумана впустить его.
– Тиеф, – глухо произнес Крайтер и голос его, тихий и внушительный, врезался в туманную пену как острый кремень. – Поднимись.
Разлившийся по полу туман заколебался и стал сжиматься вокруг застывшего Тиефа. На него как будто нахлынули воспоминания. О себе, о своих чувствах и желаниях о том, кем он являлся теперь и кем был раньше. Туман вокруг него сгустился до слизи, обволок тело студенистой кожей и начал медленно просачиваться внутрь. Тиеф задохнулся. Это был он. Туман рассеявшийся по полу и теперь собранный воедино являлся им самим! Он обретал себя повторно, но не через мудреца, а через… Крайтера. Через его манипулятор.
Все тело мелко содрогалось, сжималось и расправлялось в тонких конвульсиях. Слабый и прерывистый выдох при иных обстоятельствах сошел бы за стон отходящего, но сейчас он полнил надеждой, ведь за мгновение до этого Тиеф вообще не выдыхал. Он медленно поднес руку к глазам: когти больше не отливались багрянцем, но подрагивали – отвратительно мелко и неуемно. Даже в стиснутом кулаке чувствовалась слабость новопророщенного.
– Извини, дружище, но так надо было, – вдруг услышал он пугающе близкий голос Крайтера. – Я обособил тебя от креатуры, чтобы не замять в общей массе. Ты… Ты ведь мертвый?
Тиеф кивнул, он знал, кем являлся. Однако он думал, что Крайтер тоже знает, но… Быть может он имеет в виду что-то другое?
– Ты мертв, Тиеф, – с рассудительным спокойствием продолжал Крайтер. – Вы рождаетесь мертвыми, не способными редуцировать биоэфир. Точно так же как ваш мудрец не способен накапливать его. Он тоже мертв. И вы умерли вслед за ним. Умерли вместе с ним.
Он помолчал недолго, затем повернулся в сторону купели и лицо его выразило внимание, так, словно он кого-то слушал.
– Не стоит обманываться, – вдруг ответил он, явно обращаясь не к Тиефу. – Он не воскресит тебя и не возьмет с собой.
И снова страшная, многозначительная тишина, в которой только эхо последних слов сражалось с замкнутостью обители.
– Я знаю, – снова ответил он пустоте и диск в его руках засверкал как маленькое солнце: он стал очень быстро перебирать его пальцами. – Я знаю потому, что отчасти он.
Тиефу показалось, что в мерцании диска, в его сверкающих бликах, проявлялся незримый собеседник Крайтера. В самом центре купели, над теперь уже упокоившейся поверхностью мудреца. Он увидел его, увидел мудреца, точь-в-точь, как тогда, когда они покидали родную планету. Пепельно-серый, подсвечиваемый снизу багровым светом тот высился над гладью как позабытый кошмар, как неминуемое возмездие, отложенное на вечность. И сейчас – именно сейчас, вечности пришел конец. Но было в нем что-то… Что-то отличное от того, злопамятного раза. Тиеф присмотрелся и понял суть отличия, а когда понял, то обмер. Он узнал себя. Старого, изможденного, покрытого скорлупой морщин и коркой наростов.
– Постой! – вдруг вскрикнул Крайтер и быстрым взглядом скользнул по Тиефу. – Я ведь не для этого отделил тебя. Не торопись. Одумайся!..
Последний его возглас потонул в бешеном клокотании. Там, где еще мгновенье назад возвышалась фигура Мудреца так похожая на Тиефа, вспенился гейзер. Он поднимался выше, разрастался и мгновенно заполнил всю купель. Вертикальные струи выбросов ревели разбуженным многоголосым зверем, неистовым и крайне голодным. Когда макушка фонтана уперлась в вершину пирамиды, багряно-розовая пена стала растекаться по стенам, заполняя каждую рытвину причудливой резьбы.
Тиеф почувствовал, как уперся хвостом во что-то твердое и теплое. С трудом оторвавшись взглядом от Мудреца, он оглянулся: за спиной оказалась стена, к которой он все это время пятился незаметно для себя. Тогда он посмотрел на Крайтера: тот стоял неподвижно, вытянувшись в щепку с плотно прижатыми к груди руками. Его стан излучал бледно-голубое свечение, а волосы и полы одеяния колыхались, точно под напором сильного ветра. Тиеф не мог сказать с уверенностью, но, кажется, губы Крайтер быстро шевелились в торопливом уговоре.
Мудрецу стало тесно и борта купели лопнули, разнесшись сетью трещин. Стена за спиной ощутимо задрожала, на голову посыпалась каменная крошка. Тиеф отступил от стены, глянул вверх и увидел как вуаль мудреца, до это обволакивающая нутро пирамиды медленно, вдруг стремительно натиснулась. Тиеф отскочил дальше и бросил взгляд на Крайтера. От того остался клин из света, впивающийся в пол. Даже были видны сияющие чистотой льда трещины, раскалывающие под ним каменную кладку.
Тиеф замер в растерянности. Он не знал, как ему поступить: то ли устремиться к Крайтеру с тем, чтобы поддержать его, то ли броситься навстречу багровому приливу, неумолимо смыкающем нутро пирамиды в кокон. Но чем он сможет помочь той искре света, в которую обратился товарищ? И должен ли он…
– Тиеф! Берегись! – услышал он в голове резкий крик и тут же почувствовал, как его ногу обвил липкий огонь.
Он шарахнулся в сторону, споткнулся, упал и уже с пола увидел, как к нему тянулось склизкое, извивающее щупальце. Оно шарило по каменной кладке, выискивая ускользнувшего Тиефа, потом вдруг замерло, почувствовав его страх, и стремительным броском вновь обвило его ногу на этот раз крепче и больней.
Крайтер что-то выкрикнул. Тиеф уже не мог разобрать что – в его голове как будто бушевал дикий пожар, чей рев сжигал всякие звуки, мысли и даже восприятие собственного я. Но Крайтер продолжал кричать. Его крик звенел пронзая огонь, расчленяя его, раздвигая для того чтобы Тиеф смог подняться. Сознание прояснилось и он увидел, что уже по пояс поглощен мудрецом, что вся обитель заполнена им как громадный сосуд. Только вокруг Крайтера и над ним сохранилось чистое пространство, вытянутое в продолговатый пузырь, захватывающее и Тиефа.
Оболочка кокона вибрировала, напряженно подрагивала и из нависшей массы время от времени выстреливали жгутики щупалец, но с треском лиловых молний отскакивали обратно. Было видно, как мудрец наваливается всею массой на Крайтера и как тот, противостоит его атакам. Тиеф приподнялся, стараясь подползти ближе к товарищу, но нижняя часть тела не слушалась. Она как будто вросла в трепещущий пласт, стала его неотделимой частью. Жалкий выдох сорвался с дышала, и он жестом беспомощности протянул руку Крайтеру.
– Помоги… – выдохнул он, не услышав уже привычных металлических звуков переводчика: видимо устройство свалилось, когда он боролся с мудрецом. – Крайтер! На помощь!
Кокон продолжал сжиматься. Теперь их разделял узкий просвет, сквозь который Тиеф едва видел краешек лучезарной фигуры. Мудрец стремился разделить их и это ему уж почти удалось.
Внезапно с мудрецом что-то произошло. Его внутренне движение, неуловимые импульсы замерли, точно остекленев. От уже совсем невидного Крайтер во все стороны побежали веточки белых трещин. Заметив это, Тиеф рванулся из всех сил и с хрустом выдернул ноги из мертвой хватки. Не понимая, что происходит, он ринулся к Крайтеру, но затвердевшего просвета едва хватило, чтобы просунуть в него руку. Безо всякой надежды он толкал ее вглубь, шарил по всем сторонам, но ничего кроме гладкой, точно кварцевой поверхности не находил.
За спиной что-то глухо ухнуло и разбилось. Тиеф оглянулся и увидел расколотую об пол глыбу мудреца, а в своде низкого кокона чернел угловатыми краями провал. Треск усилился, со отовсюду несся глухой рокот, скрежет точно от ниспавшей каменной лавины. Еще один валун, подчиняясь причудливым зигзагам трещин, рухнул наземь у самых ног Тиефа.
Затаив выдох он бездумно смотрел на собственное отражение, размноженное тысячами граней расколотой глыбы. Маленькие и кривые они метались в границах осколков, колотили невидимую преграду, взывали к Тиефу, но тот молчал.
Окружение сотряслось, как от подземного толчка и еще одна глыба, упав, больно ударила его по плечу. Тиеф упал, но тут же поднялся. Боль? Он судорожно ощупал себя, посмотрел на когти – они больше не светились багрянцем.
– Я снова Ра?
Треск усилился, но перестал быть всеобъемлющим, он исходил оттуда, со стороны, где остался Крайтер. Спустя мгновение, разделявшая их преграда рассыпалась в прах и Тиеф увидел его в раздутой, обезличенной ипостаси. Таким, каким он встретил его впервые, на песчаных пустошах. Протянутая в его сторону рука испарялась лазурью. Он весь точно выгорал в невидимом, белом пламени. Мгновенья больше не колеблясь, Тиеф схватил протянутую руку.
Ом Мани Падме Хум.
Head Hunter
13 февраля 2015, 11:37
Вольный каменщик
LV9
HP
MP
AP
Стаж: 18 лет
Постов: 5017
Tat 19

Тиеф пришел в себя уже на теплом песке под открытым небом. Солнце пробивалось сквозь веки и, когда он распахнул глаза, то оно немилосердно резануло ярким светом. Зажмурившись вновь, он с трудом приподнялся и сел. Глаза точно запорошило. Когда он силился их открыть, даже косые лучи солнца врезались в зрение, точно раскаленные иглы. Прикосновения так же причиняли боль, но он упрямо растирал глаза и, кажется, это понемногу помогало.
Зрение возвращалось – сквозь сощуренные веки он уже мог разглядеть желтые дюны и переливчатый купол вербарианцев. Убирая от лица руки, Тиеф мельком глянул на них и остолбенел. Расширенными, слезящимися от боли глазами он уставился на них, как на порождение безумного сна. Его когти. Они отливали нежной лазурью.
– Ну вот, ты и пришел в себя, – услышал он за спиной знакомый голос. – Как, не больно?
Тиеф покачал головой и хотел уже было что-то ответить, как понял, что понимает Крайтера без переводчика. Он очередной раз посмотрел на свои когти. Он светились все тем же голубым огнем.
– Что… – его сухой голос показался далеким и чужим. – Что со мной?
– Ну, прежде всего ты жив! – он рассмеялся и подошел к Тиефу, так чтобы он мог его видеть, не пытаясь все время оглядываться, встал напротив, заслонив часть купола и протянул руку. Тиеф посмотрел сначала на ладонь, потом на лицо Крайтера и принял обращенную помощь.
Ноги едва слушались. Да и все тело, словно училось жить заново. Все, начиная от выдоха и заканчивая шевелением хвоста далось неуклюже, рассеяно. Обычно привычные движения, совершаемые подсознательно, обращали на себя внимая, требовали такового, иначе тело отказывалось слушаться. Он сделал шаг и, сосредоточившись на нем, вдруг перестал дышать. Остановившись вернулся к дыханию и тут же чуть не рухнул обратно на песок. Тело состояло из разрозненных движений, отдельных друг от друга и никак не желающих складываться в привычную целостность. Крайтер терпеливо придерживал его за плечо и молчал, ожидая, когда товарищ лучше освоится.
Воспоминания тоже унеслись в сумбурную мглу. Он отчетливо помнил только время, проведенное на засушливой красной планете и, очнувшись, посчитал себя там. В то же время, присутствие Крайтера его не удивило, и он, уцепившись за него как за мостик, выстроил мысленную цепочку вплоть до своего пробуждения.
– Мудрец… Он жив?
– А посмотри сам.
С этими словами Крайтер указал свободной рукой в сторону, противоположную от зеркального купола. Тиеф медленно развернулся и увидел остов родной пирамиды, развороченной у вершины, как извергающийся вулкан. Сходства добавляла багровая субстанция, застывшая густыми потоками на его гранях. Он часто заморгал – показалось, что она медленно сползает к основанию, но видение оказалось просто иллюзией. Поток застыл, жирно поблескивая в лучах высокого солнца.
– Это он, – пояснил Крайтер, вновь оказавшийся за спиной. – И он умер. Окончательно. Если, конечно, можно убить уже мертвое.
– Это сделал ты?
– Отчасти, но… – он замолчал, кажется, обдумывая слова. – Я принял в этом пассивное участие. Мудрец задушил себя сам. Своими непомерными амбициями. Знаешь, чего он хотел? Чего хотели и те другие, что сейчас гнездятся у нас под ногами, в генизе земли?
Тиеф медленно качнул головой – его взгляд не отпускала пирамида, ее неестественная, остеклевшая формация. Тело мудреца все-таки вырвалось наружу, жаждало чего-то… Или от чего-то спасалось?
– Он хотел слиться с генизой земли. Хотел доказать Атодомель свою состоятельность, быть ему полезным. Хитрый подлец. Это ему удалось. Вернее какой-то его части. Те трое, они там, внизу, отравляют Землю своим присутствием. Но, знаешь, что самое интересное? Это была лишь часть его плана. Он жаждал тройного слияния. Ра, Вербария и Земля. Одним хранителям известно, какая гремучая смесь получилась бы от смешивания трех начал. Но его замысел развалился. Из-за тебя. Из-за тех, кто привел его сюда.
Наконец Тиеф нашел в себе силы и оторвал взор от пирамиды, недоуменно уставившись на Крайтера.
– Да-да. Из-за вас. Тебя и тех троих, которые, как и ты, не сломились. Вы сдерживали его как узкое горлышко у необъятно большого сосуда. Если бы сломились как другие трое, то возможно мы бы сейчас с тобой не разговаривали. А так… Он слаб. Он пытался овладеть вербарианцами – их ментальностями, но не успел. Сил не хватило, – Крайтер вздохнул и пожал плечами. – Просчитался ваш мудрец. Он выбрал наиболее устойчивых, чтобы они выдержали взваленный на них груз. А вот забрать! Забрать получилось с трудом. И то не у всех.
– А те другие два? Другие две его части? Что с ними?
– Ну, пока твои друзья живы, они будут закупорены.
– Если они живы…
– Если? Нет, я не имею в виду особенности вашего бытия…
– Я понял, что ты имеешь в виду, – Тиеф посмотрел на руки, сжал их в кулаки, разжал вновь. Бледно голубое сияние не проходила. Наоборот, оно крепло тем сильнее, чем увереннее чувствовал он себя. – Я думаю, они пожертвовали собой, чтобы освободить Ра от безумств Вимериса.
– Либо они принесли в жертву мудрецов, – невозмутимо ответил Крайтер. Теперь он смерял взглядом две нетронутые пирами, а в его руке опять заблистал ярким металлом диск. – Проверим?
– Постой. Объясни, что со мной? Почему я такой как… Как ты.
¬– Я не мог иначе. Иначе бы ты погиб, – плечи Крайтера опустились, отчего он как будто стал меньше. ¬– Ментальность не может существовать раздельно от жизни. Она ее продукт. Цель, если хочешь. Ра – мертвая жизнь, если можно так выразиться. Вы ничего не вырабатываете, а только копите растраченное. Я не знаю, почему так случилось, но это сейчас и не важно. Важно другое. Очистив тебя, мудрец получил свободу, а я, понадеявшись на его благоразумие, глупо ошибся. Он ведь только этого и ждал! Освободившись, он ринулся на меня, хотел поглотить и присоединиться к тем другим, что уже в земле. Казалось бы вот она – цель! Тройное слияние. Так просто. Но он не учел вот этого: – Крайтер подбросил металлический диск и ловко поймал его. – Я обезличил его. Теперь мудрец, больше не мудрец, а обычный пласт биоэфира. Старого, кристаллизованного биоэфира. Если бы в тот момент я не наполнил тебя чем-то, ты бы умер. По-настоящему перестал существовать. А под рукой оказался только я сам. Так что теперь ты вербарианец. Ментально.
– А ты?
– Да мне-то что станется? Я тебе передал лишь частичку. Побольше, конечно, чем у простых живых людей. Примерно столько же, сколько вынул из тебя. Не переживай, ты все тот же избранный. О, смотри. Проснулись.
Он кивнул в сторону купола, из которого высыпали его гости и обитатели. Тиеф не успел ответить, как часть группы вздыбилась и разразилась тучей пыли, что устремилась к ним. Буквально мгновение спустя они оказались окружены преображенными Ра во главе с Ио и Монтерсом.
– Что произошло? – сухо осведомился Ио, переводя взгляд с одного на другого. – Что вы сделали с мудрецом?
– Он пытался убить нас, – ответил Тиеф, пряча руки за спину.
– А что случилось с тобой? – в свою очередь спросил Монтерс. – Твои глаза, Тиеф. Почему они голубые?
Тиеф растерялся. Он позабыл, что именно глаза главный и самый явственный индикатор ментального содержания. Он беспомощно посмотрел на Крайтера и тот молча кивнул.
– Крайтер все объяснит. А я стану его голосом.

* * *

– Это здесь? – Крайтер присел на корточки, зачерпнул горсть песка и пустил ее по верху. Золотистая струя, подхваченная вольным порывом, рассыпалась о ноги Тефа. Прикосновение оказалось острым и не очень приятным.
– Да, кажется здесь, – ответил он и огляделся.
Кругом валялись обломки пирамид. Какие-то занесло песком так, что теперь они выглядывали из наносов черными айсбергами. Большие же, увесистые глыбы едва успели прикрыться волной наноса. Привнося в унылый однообразный пейзаж пустыни колорит каких-то древних развалин.
Они стояли в центре пока еще угадывающейся песчаной воронки, оставленной исходом строившегося мудреца. Стояли вдвоем, потому как Крайтер настоял на этом. Всякий раз, преображаясь на чужих глазах, его охватывало непонятное для Тиефа смущение. И теперь, выбрав для внедрения в генизу земли это место, как проторенный мудрецом канал, он предпочел уйти без лишних глаз.
Объясняться с Ра пришлось недолго и Тиеф, ожидающий неприятного разговора, был немало удивлен тому, как ровно и с пониманием отнеслись к рассказу Ио и Модаберти. Как выяснилось позднее – неспроста, поскольку избранные сами умертвили своих мудрецов. Крайтер оказался прав и развоплощение Ра стало возможно только привнесением на алтарь силы мудреца. Тиеф убедился в этом лично, когда они, чуть позже, наведались в непривычно пустые и темные обители. Купели оказались не столь уж глубокими, какими они казались раньше. Четыре роста среднего Ра, вот чему равнялась "бездонная пропасть" на дне которой тускло поблескивали мощи тех немногих, что канули в ней.
Прояснилась ситуация и с подновленным обликом Ра. Ио и Монтерс, приступив к их развоплощению столкнулась с тем, что некоторых попросту невозможно было вернуть к первоначальному облику. Чудовищное слияние буквально разобрало по органам особо неудачливых и их пришлось прилаживать к тем, кому повезло большое. Но вычлененные и собранные индивиды разваливались без внутренней подпитки. Тогда-то Ио предложил наполнить их частичками сущности мудреца. И это сработало, правда, сказавшись пагубно для самих мудрецов.
Сперва Монтерс противился такому кощунству, но Ио был тверд и убедителен. Главный его аргумент заключался в, собственно, цели бегства, к спасению Ра, а не служению мудрецам, успевшим доказать свою двуличную натуру. В итоге Монтерс согласился и на свет вышли творения сдвоенной сущности. Сдвоенной как ментально, так и физически.
Ио упорно называл их Надра, а Монтерс видел в обновлении возврат к корням и величал заново рожденных не иначе как архисториками. Ему представлялось, что именно так, или почти так, выглядели истинные предки Ра.
Избранным работа по развоплащению дорого далась. Они растратили собственные силы без остатка, обернувшись самыми обыкновенными Ра. Крайтер же усмотрел в этом неслыханную удачу. Будучи пустыми, он предложил им вобрать в себя креатуру вербарии и выступить в роли защитников все еще беспомощных пред генизой земли вербарианцев. И избранные неохотно, но согласились. Не без увещеваний Тиефа.
Теперь же они стояли у точки внедрения, приглядываясь к тем глубинам, в которые предстояло нырнуть. Правда, Тиеф ничего кроме песка, да обломков пирамид не видел. Он взглянул на Крайтера: тот, казалось, задумавшись, склонился над очередной горстью песка, пересыпая ее из одной ладони в ладонь.
– Здесь песок холоднее, – наконец изрек он, больше обращаясь к себе, к своим мыслям, чем к Тиефу. – Ну-ка, а здесь…
Он зашагал по направлению к громадному валуну, на котором все еще можно было различить обрывки внутренней росписи пирамиды. Не дойдя, остановился, присел и погрузил руку в песок по плечо. Обратно он вынул стиснутый кулак, разжал его и стал внимательно всматриваться в ладонь. Песок стек мелкими струйками, потом Крайтер постучал по тыльной стороне ладони свободной рукой, выбивая остатки песчинок, хмыкнул и жестом подозвал Тиефа.
На раскрытой ладони осталось несколько багряных крупинок.
– Ничего не напоминает?
– Напоминает, – ответил Тиеф. – Это след, оставленный мудрецом.
– Точно. А на глубине песок еще холоднее. Так что мы на верном пути, – он отряхнул руки, привстал и огляделся. – Где-то здесь этот ход. Уже совсем рядом.
– Может, стоит уйти в ментальность? – предложил Тиеф. Ему казалось, что в потусторонней ипостаси отыскать след получится быстрее.
– Еще рано, – задумчиво ответил Крайтер и снова принялся бродить по песку, выискивая взглядом только ему одному видные приметы.
Он ходил все медленнее, останавливался на дольше, а вскоре и вовсе замер. Будто в глубокой задумчивости, он стоял довольно долго, а потом, не оборачиваясь, окликнул Тиефа.
– Это здесь, – тихо почти шепотом пояснил он. – Забирайся ко мне на плечи.
– Как на плечи?
– Так на плечи. Давай.
Немного обескураженный такой просьбой, Тиеф подпрыгнул и опустился ему на плечи, без труда поймав равновесие. Крайтер даже не шелохнулся. Он стоял точно каменное изваяние твердый и непоколебимый. Вдруг Тиеф почувствовал, что начинает опускаться. Медленно, но верно проваливаясь вглубь Крайтера. Когда он глянул вниз, то понял, что это сам Крайтер погружается в песок. Вместе с этим он ощутил легкое покалывание. Оно распространялось от ступней по всему телу, усиливалось, сосредотачиваясь в области головы. Внезапно для себя он понял, что парализован: невозможно было пошевелить даже пальцем. Что там тело – мысли сжались в тугой клубок, ревностно и скупо отделяя от себя более-менее осознанное.
Его взгляд застыл, сосредоточенный на макушке Крайтера, от которого в эти мгновения во все стороны исходили ветвистые искры. Сгустки разрядов вспыхивали на желтом пеке то тут, то там, охватывая довольно широкий радиус. Силясь пошевелить глазами, Тиеф не сразу обратил внимание, что светлые волосы Крайтера менялись в цвете. Они переливались от бледно-голубого и почти белого цвета к фиолетово-карминным тонам. Постепенно красные оттенки вытеснялись, уступая место привычному уже голубому сиянию. Теперь уже светилась не только макушка Крайтера, но и плечи, руки: весь он исходил свечением, обезличивающим его, переносящим в ментальную формацию. Липкий, теплый свет перекинулся на Тиефа, поглощая его рывками, обволакивая тонкой искрящаяся кожей.
Чуть позже они уже были неотделимы друг от друга. Пребывая таким вот ментальным целым, Тиеф чувствовал его как продолжение себя самого… Впрочем ощущение не было новым. Подобное единение он испытывал ранее, когда они с Крайтером наблюдали за сражением лучезарного Сейвена и мрачного Атодомель. Крайтер вытягивал их в длинный, узкий столб света и Тиеф, уловивший его побуждение, стал помогать ему и дело пошло быстрее.
Погружение в недра планеты длилось неопределенно долго, ведь вместе с материей они раздвигали и время. Окружение утратило привычные формы и содержания… Вместо океана песка, базальтового дна и прочих геологических пластов, Тиеф созерцал бесконечно далекие дали, почти пустынные и неживые. Почти, потому что изредка встречались смутные тени, всегда ускользающие от ментально взора, стоило на них обратить внимание.
Ментальный канал, проторенный мудрецом, был длинен и узок. С трудом верилось, что грандиозный исход мудреца истончился до узкого желобка на глубине. Видимо, требовалось невероятное усилие, чтобы пронзить вуаль генизы. Без этого едва осязаемого прокола, они с Крайтером едва ли смогли преодолеть барьер.
В однородной как густой сироп темени появлялись зеленые огоньки. Бесконечно маленькие – гораздо меньше пылинки, их становилось все больше. Они слагались в громадное корневище, разросшееся настолько, насколько хватало зрению пространства. Чем ниже спускались наблюдатели, тем четче просматривались фибры, и тем гуще ветвилась сеть.
Невидимый до тех пор канал мудреца напомнил о себе на самых подступах. Точка внедрения – место прокола одного из ответвлений системы, темнело коричневым пятном. От этой грязной кляксы, слегка шевелящейся как в мареве, углублялась темная нить, пачкающая ярко-зеленое нутро.
Стоило внедренцам погрузиться с сетью генизы, как на них обрушилось громадное давление. Физически они ничего не ощущали, но вот ментально в них как будто вонзалась тысяча тысяч присутствий, не специально, а просто потому, что они встали на пути течения. Удерживать целостность и не поддаваться настойчивым уколам, удавалось с большим трудом.
Ментальное русло, состояло из несчетного множества частиц обособленной информации. То были личности, избавленные от телесных вместилищ, разобранные на составляющие, смешанные и затертые в однородный поток. Каждая частичка сообщалась с соседней и вместе они складывались в грандиозный конгломерат, больше всего напоминающий мозг, только несоизмеримо больше.
Крайтер хотя и правил по течению, но старался сильно не отделяться от червоточины, оставленной мудрецом. Попутно он окидывал мысленным взором окружение, но не старался постигнуть его устройство, как это делал Тиеф. Он искал следы оставленные Разиель, хотя и понимал, что здесь их быть не может. Если они и были где-то, то на другом краю планеты, там, где ее проглотила гениза. Но Крайтер упорно всматривался в частички чужих жизней силясь разглядеть в них какой-то след, намек на лазурную крупинку. Вселяло надежду, что сеть генизы стремилась к центру, а значит Разиель могла оказаться там.
Ветвь по которой они двигались расширилась. Тиеф видел множество боковых ответвлений, вливающих биоэфир в их стезю, отчего поток стал тягучим и медлительным. Если раньше фрагментированные личности с трудом, но угадывались, то теперешняя плотность втиснула их друг в друга настолько, что они смешались в однородную субстанцию. Когда скорость упала окончательно, Крайтер вознамерился плыть своими силами, но ничего не вышло. Какие б усилия они не прилагали сдвинуться с мета не получалось.
Застряли.
Пока Крайтер ругался, Тиеф осматривался. Поток хоть и застыл, но обзавелся какой-то новой, невидимой ранее проводимостью. Теперь транспортировались не частички биоэфира, а передавалась информация, содержащаяся в них. Очередной раз Тиеф подивился, насколько структура генизы напоминала мозг. До этого они двигались средь клеток мозга, а теперь, когда он затвердел, пролезть могли лишь импульсы.
Внезапно на Тиефа снизошло озарение. Нужно оставить ментальную форму и нырнуть еще глубже, на уровень, доступный только импульсам. Стать импульсом и двигаться дальше. Крайтеру идея показалась занятно, но он отнесся к ней с опаской. Удастся ли вернуться назад к оставленным здесь ментальным воплощениям? Ведь без них не удастся выбраться наружу в мир живых.
И здесь их настигло ужасающее открытие. Они застряли в оба конца, что означало невозврат из ментальнгое воплощения.
Путь назад был отрезан, но Крайтер не оставлял попыток, рвался, всякий раз напрягая всего себя до предела. Тиеф тянулся следом; они налегали вместе, и всё с равным неуспехом. В отчаянии старались пробить оболочку канала, рвались по наименьшему пути, но… Они влипли в сгустившийся поток как жучки в янтарную смолу. И выходило так. Что идея Тиефа оставалась единственной альтернативой.
Крайтер беспощадно пенял себя за глупость, за то, как неосмотрительно кинулся в омут, зная, при этом, что у центра их ждет ментальное сгущение, вплоть до аморфной твердости. Злость на себя, досада… А еще стыд и глубокое чувство вины. Крайтер глубоко скорбел не по себе, а по погребенного вместе с ним товарищу. По затерянной где-то Разиель… Переплетение горьких чувств изливались так интенсивно, будто бы принадлежали лично Тиефу. В ответ он разразился иным, обнадеживающим уверением: у них есть возможность продвинуться вперед, а значит и есть шанс найти выход. Более того, они обязаны проникнуть в центр генизы земли. Обязаны, даже ценою своего бытия, остановить его. Или, хотя бы, попытаться…
Сосредоточиться на информационном потоке труда не составило. Куда сложнее получилось вникнуть в его суть и правильно вписаться в структуру хитросплетений, так, чтобы не вмешаться в них и не нарушить. Погружение походило на сон. Тиеф как будто уходил в себя, оставляя призрачную, зыбкую реальность. Иногда он точно вздрагивал, пробуждаясь и процесс погружения откатывался к почти исходному пункту. Приходилось начинать все заново.
Ментальное тело трепетало мелкой внутренней дрожью. Аморфное зрение подчинялось с трудом. Зеленоватое, пульсирующее окружение то появлялось, то вновь растворялось в зыбкой темени. В одно из таких затмений, Тиеф явно почувствовал запах земли, тот незабываемый дух холодного, мокрого песка из которого он вылупился. Он резко распахнул глаза, но тьма не отступила. Наоборот, она стала как будто гуще и плотней. Тиеф пошевелился, вздрогнул всем телом и понял, что скован холодной тяжестью песка. Его охватила паника, но на мгновение. Он сосредоточился на сомкнутых на груди руках и попытался вскинуть их. Отчасти это удалось – они сдвинулись с места. Воодушевившись прогрессом, Тиеф продолжил дергаться и очень скоро песок как будто стал рыхлеть так, что ему удалось повернуть шею. Руки рывками стремились вверх, туда, где должна быть свобода.
Песок мокрыми комьями осыпался с плечей и груди, но Тиеф не обращал на это внимания. Он смотрел на багровое око солнца, спускающееся в пыльный навес горизонта. В лицо ударил порыв холодного ветра, который принес с собой сухие песчинки с пустошей.
Тиеф уже успел по пояс выбраться из песка, когда услыхал далекий оклик. Во власти крепнувшего беспокойства, он замер на дрожащих руках и заозирался по сторонам, высматривая источник крика. Но вокруг никого не было. Только красный песок, да рассыпь острых камней.
От повторного окрика Тиеф вздрогнул. Он уже успел забыть о первом, сосредоточившись на своем высвобождении, поэтому крик застал его врасплох. Натужно дыша, Тиеф отполз от ямы, будто она таила в себе скрытую угрозу, отполз, теряя последние силы, и рухнул ничком на холодный сухой песок. Прислушался. Казалось в воздухе все еще носилось эхо незнакомого голоса. От невольного ожидания следующего, еще более близкого вскрика, он внутренне напрягся. Время как будто вытянулось. Он осязал, пропускал сквозь сознание каждое мгновение, мысленно взвешивая его легкость, и отпуская за бессодержательностью. Мгновенье крика – вот чего он искал. Но пустыня молчала. Молчал и Тиеф, прижавшись к земле как к единственно надежному прибежищу.
Внезапно его стиснуло дикое желание вырыть яму и просидеть в ней, по крайней мере, до наступления темноты. Он уже начал выгребать из под себя песок, как отчетливо услышал чью-то зыбкую поступь. Все тело задрожало от страха. Тиеф замер, сжался, прикинулся камнем, но его заметили, зашипели, а тихий шелест шагов превратился в нескончаемый каскад – их было много.
Его обступили со всех сторон, но Тиеф не решался поднять взгляд. Он видел только толстые безстопые ноги и слышал непрерывный свист выдыхаемого воздуха. Безмолвное скопище расступилось, пропуская в круг самого большого из пришельцев. Предводитель остановился и присел возле самой головы Тиефа, склонился, заглядывая ему в лицо. Тиеф инстинктивно отвернулся, но крепкая рука схватила его затылок и вывернула голову так, что хрустнули шейные позвонки.
Окружение зашипело, отпрянуло. Они выдыхали не то страх, не то изумление… Молчал только тот, кто грубо приподнял его за голову. Он был облачен в искусно расписанный доспех, доходившей ему до выгнутых к спине колен. Массивную голову с длинным, поросшей зеленым мхом хоботом, венчал шлем, в чьей глубине тлели четыре багровых глаза. В зеркально блестящей поверхности шлема Тиеф увидел свое отражение. Маленькое, бледно-розовое тело, такое хрупкое в сопоставлении с обступившими его гигантами.
Тиеф пошевелил головой, силясь высвободиться, но закованный в броню предводитель сжал сильнее и рывком вздернул его над землей. Беспомощно перебирая в воздухе ногами, Тиеф застонал, схватился пленителя за руку, стараясь разжать его хватку. Бесполезно. Он как будто боролся с толстым корнем дерева. Неумолимая рука медленно поднесла его лицом к забралу шлема. Вдруг один из багровых глаз – верхний правый, замигал, потух и тут же вспыхнул голыбым огнем. Вслед  за ним второй, третий, четвертый… Рука придвинула Тиефа еще ближе, так, что он уперся носом в холодную металлическую решетку.
– Тсс, Тиеф, это я, – услышал он знакомый голос. – Нашелся, слава хранителям.

P.S.
Читает хоть кто??
Ом Мани Падме Хум.
Head Hunter
02 марта 2015, 17:58
Вольный каменщик
LV9
HP
MP
AP
Стаж: 18 лет
Постов: 5017
По-ходу никто не читает, ну и нихай =) Потомкам больше достанется.

Tat 20

– А я тебе говорю – в лес! – От возмущения Сейвен даже ногой притопнул, отчего в разные стороны полетела болотная вода. – Выход – там. И захлопнись, наконец, а то назад зарою.
В ответ на тираду череп клацнул челюстью и, уязвленный, откатился в сторону.
– Давай, давай, иди, – простучал он рассержено. – Провалишься в трясину как я когда-то и все – конец.
Сейвен только скривился, едва сдержавшись, чтобы не пнуть болтливые останки. С той самой минуты, как он выковырял череп прямо у себя из-под ног, тот не смыкал зубастой пасти и старался всячески помыкать им. Вот как теперь, склоняя Сейвена отказаться от намеченного пути и развернуться.
– Ну, ты сам посуди, – комично подпрыгивая на месте, говорливый череп развернулся, чтобы видеть Сейвена. – На кой тебе лес? Что ты там найти собрался? Укрытия? Спасения? Ягодов? Грибов? Волков? Избушки на ножках? Или ты ждешь там красного ковра с выводом? Все там! Там, где солнце уезжает на закат.
– Никуда оно не едет, – проворчал в ответ Сейвен. – Я к лесу иду. А ты как хочешь.
Он пошел не оборачиваясь, зная наверняка, что пустоголовый покатился следом. Впрочем, ему было все равно. Возобновив путь, он перестал думать о чем-то еще кроме зыбких вершков под ногами. Изредка он отрывал внимательный взгляд от болота и сверялся с проступающей у горизонта темной полоской леса. Эти мгновения всякий раз сопровождались волнительным сердцебиением, так словно там его ждало нечто очень важное. Но что? Он никак не мог вспомнить. Точнее он помнил и избушку и поляну и высокий костер… Помнил непонятную песню и мелодию наигранную на флейте. «А что это – флейта?»
– Эй, лысый! Не оборачиваясь бросил он черепу. – Что такое флейта помнишь?
– Я не лысый! – Огрызнулся тот. – Да я помню что такое флейта. Это здоровенный музыкальный инструмент с пятьюдесятью тремя струнами. Играющий садится пред ним, теребит струны и рождается музыка.
Сейвен невольно усмехнулся, представив Крайтера восседающим перед чем-то подобным. «В муках, должно быть, рождалась бы музыка». Представил и замер, как громом пораженный. «Крайтер. Это он играл на флейте в том лесу. А пел? Кто пел-то?» Образ Крайтера, целостный, полный, на мгновение полыхнул, как молния в ночи и стал растворяться, как след в глазах от яркой вспышки. Силясь не упустить образ, закрепить в его сознании, Сейвен прикрыл лицо ладонями присел на корточки и сосредоточился. В то же мгновение об него что-то стукнулось.
– Эй, чего стоим?! – прошамкал болотной жижей череп: его челюсти угодили в ямку, отчего он не столько скрипел словами, сколько булькал. – Я спрашиваю чего стоим?..
Спугнутый образ рассеялся и Сейвен, раздосадованный донельзя, схватил костлявого, зажал его под мышкой и, под протестующий вопль, выдрал зуб. Этим зубом он выцарапал на гладком челе: «Крайтер», смочил водичкой и закрепил результат.
– Так. Тебя теперь зовут, эээ, – он прочел только что сделанную запись: – Крайтер тебя зовут. Понял?
– Я не Крайтер! – Взрыдал череп. – Больно ведь, поганец!
– Как же не, когда Крайтер. Вон, у тебя на лбу написано!
– Это ты только что нацарапал!
– Нет. Это на меня не похоже. Хотя, – он деланно задумался. – Если ты не он, то кто же?
Сейвен приготовился к ответу, но череп смолчал. Даже когда он бесцеремонно потряс костяшку, тот и слова не промолвил.
– Обиделся, значит, – укоризненно покачал головой Сейвен. – Хотя так даже лучше.
Он взял череп за глазницы, подобрал клюку и зашагал дальше.
Не очень скоро Сейвен увидел вдалеке какие-то белые пупырышки, волдыри на лике болота сложенные в правильные линии. Подойдя ближе он с удивлением прочел выложенное из черепов: «Идите в жопу! Ваш Сейв». Причем, под восклицательным знаком первого высказывания череп куда-то запропастился и Сейвен, ведомый порывом законченности, водрузил своего онемевшего спутника на пустующее место.
Странное ощущение повторенности охватило его. Так, словно он уже бывал здесь и далеко не в первый раз. Будто это он выложил крамольную надпись, а потом, когда-то позже, потревожил восклицательный знак. «Сто черепов. Именно столько здесь. Не больше и не меньше». Подсчеты увенчались успехом: зубастых камней, действительно было сто штук. Вместе с тем, что он принес с собой. Но ни радости, ни удовлетворения Сейвен не испытал. Скорее избавление от рутинной работы. Так, словно он исполнил бесполезное дело. «И так ведь известно, что их сто».
Все черепа походили друг на друга как две капли воды. Ни тебе разницы в челюстной карте, ни в форме глазниц или черепа… Даже носовые прорези одинаковые. Сейвен сложил из черепов возвышенность и теперь восседал на ней, перебирая оставшиеся. Надпись, конечно, пострадала, но угрызений совести он не чувствовал.
– Чьи же вы, поганцы, а? – Со вздохом изрек он, поочередно всматриваясь, то в череп на левой руке, то в его близнеца на правой и, не дождавшись ответа, пристукнул их друг об друга. – Откуда вас столько на мою голову?..
Сказал и задумался. Отшвырнул один череп, а второй приложил к своей голове. Ощупал. По габаритам вроде походило. Тогда Сейвен раскрыл рот пошире и стал исследовать свои зубы, одновременно сверяясь пальцем с эталонным образцом. Выходило, будто зубы такие же.
– Ну, нет, – покачал он головой. – Быть такого не может. Это сколько ж раз я тут уже…
Вдруг, точно опомнившись, он схватил тот череп на котором красовалась корявое «Крайтер», перечеркнул надпись и ниже торопливо нацарапал «Сейвен». Подчеркнул имя два раза и вернул его в основание восклицательного знака. Затем поднялся, разложил черепа в прежнее высказывание и двинулся в путь глубоко удовлетворенный. Ему казалось, что теперь он сделал большое дело.

* * *

Когда Сейвен подошел к запримеченной издали надписи из черепов, внутри него шевельнулась чувство повторенности. Он явственно ощутил цикличность в своих действиях. «Как заводная игрушка. Снова и вновь, пока завод не кончится. А потом появляется рука с ключиком и пошло-поехало». Хотя и косвенно, но ощущение подтвердилось содержанием надписи.
Сейвен уселся перед ругательством, воткнул клюку в мох и положил рядом череп нареченный «Крайтером» тот, что он принес с собой. Скользя взглядом по писание, его внимание привлекла зубоскальная точка восклицательного знака. Зачеркнутое на лбу черепа имя было в точности таким же. Вплоть до момента, когда рука дрогнула на последней букве. С замиранием сердца, Сейвен отложил находку, взял утихшего говоруна и, перечеркнув надпись, процарапал ниже свое имя, дважды подчеркнув его.
Надписи совпали. Рытвинка к рытвинке. Трясущейся рукой Сейвен утер со лба пот, сглотнул, взял чистый череп и продела с ним операцию с начала и до конца. И здесь все: начиная от первого касания и заканчивая последним зигзагом, совпадало с зеркальной точностью.
Череп выпал из руки и глухо стукнулся об мох. Не глядя на него, Сейвен потянулся к ближайшему чистому, подписал его, потом взял следующий, а за ним еще один… Он испортил пять зубьев, прежде чем подписал все черепа. И на каждом надписи совпадали с первоисходной, как две капли их одной лужи.
Управившись, Сейвен не стал укладывать черепа в прежнюю надпись. Вместо этого, он выложил из них огромную стрелку, указывающую в направлении леса и, прихватив с собой один из черепов, поковылял дальше.

* * *

Указывающую на лес стрелку Сейвен увидел издали, остановился подле нее на мгновение, осмотрел черепа, сравнил со своим, многозначительно хмыкнул и зашагал дальше, прибавив скорости.
Всё сходилось. Чувство залипания поселялось в нем с каждым разом все раньше и раньше. Теперь он был уверен, что появляется и пропадает на этом болоте далеко не первый и не в тысячу первый раз. Теперь он знал наверняка, что все черепа принадлежали ему предыдущему и что его останками усеяно все болото. Или, по крайней мере, тот путь, которого он придерживался.
Его забывчивость тоже оказалась далеко не случайной. Он утрачивал способность удерживать воспоминания только если шел к лесу. Если он держал путь на закат, как того советовал череп, то память долго сохраняла целостность. До самой гибели, потому как это направление представлялось бесцельным.
Что, действительно, оставалось загадкой, так это как он здесь очутился и где, собственно, это «здесь» находится. Сейвен чувствовал, что ответ лежит где-то там, на кромке темнеющего у горизонта леса. Но, раз уж он продолжает топтать болото, добраться туда ему пока не удалось. «Пока это не если».
Столь же очевидной оставалось вещь, что он оказался в этом месте не случайно и кто-то сдерживает его, всячески препятствуя походу. Но вместе с тем, есть еще что-то исподволь помогающее ему. Оба присутствия смешивались в нечто действительно не существующее. Именно говорящий череп явился материальным взаимодействием этих сил, несомненно борющихся за Сейвена. Одно желает сгнобить его в бескрайних топях, а второе – указать путь к спасению. Однако диалектика обоих оставалась для Сейвена крайне туманной. «Оно и правильно. Изъясняйся они доступно, давно б уже выбрался с болота или пропал без возврата».
С каждым шагом Сейвен терял себя по капле, как проколотый тонкой иглою бурдюк. Хотелось пить, но не хотелось останавливаться. Он инстинктивно чурался остановок. Остановка значила конец. Поэтому он шел, изредка поглядывая на попорченный надписями череп. Прочитать и осмыслить написанное Сейвен уже не мог, но этого и не требовалось. Доставало наличия черепа как напоминания. О чем? Этого Сейвен тоже позабыл. Главное. Что каждого брошенного на него взгляда хватало на десяток-другой шагов.

* * *

Он лежал на шершавом мху, влажном и пружинистом. Тишина и мрак… Эти явления остались где-то позади, потому как слуха касалось шипящее бульканье, а сквозь сомкнутые веки пробивался свет. Сейвен раскрыл глаза и посмотрел на источник света, но тотчас зажмурился ослепленный лучами заходящего солнца. «Где это я?»
– Проклятье!
Он подскочил как ошпаренный, но тут же рухнул на колени и принялся раздирать пальцами мох. Очень скоро, он нашел то, что искал и с хрустом выдернул опостылевшей костеплод.
– Привет, шеф! – Осклабился череп. – Давай поговорим?
Вместо приветствия Сейвен зажал его под мышкой, выдрал зуб и торопливо нацарапал на челе «Крайтер», зачеркнул, подписал ниже «Сейвен» и подчеркнул два раза. Череп замолк, боле не проронив и слова.
– Так-то лучше, зубоскал, – проворчал Сейвен и кинулся бежать в сторону леса.
Ноги точно помнили дорогу, машинально выбирая безопасные участки. Скакать по кочкам даже палка не понадобилась, а с ней, пожалуй, выходило бы и медленнее. А Сейвен торопился, очень торопился опередить собственное расслоение и, кажется, ему это удавалось.
Присел отдышаться он только у стрелки. Окинул себя мысленно и убедился, что вполне сносно помнит, кто он и как неплохо он играл на флейте. «Которая вовсе не рояль, а дудка». Восстановив дыхание и глотнув затхлой водички, Сейвен поскакал дальше, не подсчитывая черепа и не сверяя надписи.
Чем ближе становился лес, тем ниже опускалась ночь. Он уже и не знал, удавалось ли ему когда-то подобраться к лесу настолько близко.
– Сейвен не Крайтер, Крайтер не Сейвен. Сейтер не Крайвен, Крайвен не Сейтер, – Затравленно выдыхал он, дробя и коверкая шагами имена, совершенно позабыв, кому они принадлежали.
Почва под ногами из мягкой вдруг сделалась твердой и колючей. Сейвен продолжал идти, мало чего понимая, как вдруг ударился обо что-то плечом, развернулся и упал навзничь. Так он пролежал долго, ожидая не разумом, а телом погружение в холодную жижу. Каждый мускул конвульсивно вздрагивал от перенапряжения.
– Край ни Сейв, Кра хр Севр… – выплевывало горло вместе с горячим дыханием.
Его вырвало. Чернильной, густой массой с яркими жемчужинами света. Его точно разрывало звездным небом. Долго и мучительно он выгибался в рвотных спазмах, пока к глотке не подступил желудок, твердый, как камень. Неудержная тошнота выталкивала это, Сейвен захрипел, изогнулся дугой и надрывно выдавил из себя то, что едва не разодрало гортань.
На траве, в выблеванной ночи лежал хрустальный череп.
Конвульсии затухали и теперь Сейвена колотил озноб. С трясущихся губ стекала липкая темная слюна. Ее чернильная нить капнула на череп, но скатилась, точно тот был жирно умаслен. Перед глазами плыли красные круги. Они пульсировали, выходили за глазницы и разлетались по округе пушистыми обручами. Сейвен закрыл глаза, помотал головой, но не удержал равновесия и завалился на бок. Стало легче. Теперь он смотрел на сияющий внутренним теплом череп сквозь рвотную траву. Череп, повернутый к нему затылком, лежал в россыпи осколков света, как луна в ореоле звездного нимба. Если протянуть руку, то пальцы ничего не коснуться. Только космический холод. А он и так замерз.
Сейвен, поежился, вобрал в балахон руки и ноги, прижал их к телу и почувствовал, насколько продрог. Втянул голову и оказался в небольшом шатре из собственного одеяния. На месте рукавов и штанин балахона в лесную ночь глазели слюдяные оконца, а вместо ворота над самой головой зияло отверстие дымохода. В центре шатра горел костер лунного света, разожженного на черепе с рубиновыми глазами. Его хрустальные грани переливались каскадом огней, отчего казалось, что череп сгорает в белом огне, точно головешка.
Однако пламя не согревало и Сейвен, абсолютно голый, приподнялся и нерешительно придвинулся к огню. Постепенно пододвигаясь он инстинктивно ждал тепла, но… Ничего. Придвинувшись в плотную он даже пощупал рукой пламя и не почувствовал его касаний. Языки белого огня проходили сквозь пальцы как будто тех не существовало. Взглянув на основание костра Сейвен удивленно обнаружил, что череп внимательно следит за ним. Медленно, будто уличенный в баловстве ребенок, Сейвен отнял от огня руку и, не зная куда ее деть, прижал к груди. Череп продолжал смотреть на него пристально и, как чувствовалось, с укоризной. Захотелось отвернуться, спрятаться от рубиновых глаз, но Сейвен обнаружил, что не может оторвать взгляда. В мертвенно-бледном колыхании пламени эти глаза виделись затвердевшей кровью. Не пролитой, но и не рожденной жизнью.
Не отрываясь от гипнотических глаз черепа, Сейвен медленно лег у костра. Теперь череп взирал на него сверху вниз, как монументальная скульптура, своим величием едва ли умещающаяся в человеческом понимании. Взгляд, из ощущения зоркого присутствия, сейчас чувствовался физически, окутывая Сейвена теплом и спокойствием. Он распростерся пред лунным огнем безвольной шкурой со странной уверенностью, что его путь окончен. Долгое утомительное странствие подошло к концу, и теперь он может позволить себе расслабиться.
В голове царил полнейший вакуум  только бесформенное уподобление себя шкуре не позволяло Сейвену забыться окончательно. «Шкура. Шкура. Шкура… Тапочки. Дались мне эти тапочки». Раздражение колыхнуло волной успокоившиеся до того нервы. Он услышал собственный голос, донесшиеся откуда-то сверху, как будто он – он теперешний – покоился на дне глубокого колодца.
– Заходите, кто там.
В рубиновой пустоте взгляда раскрылась дверь на пороге которой возник человек. Сейвен лежал у его ног и лица не видел, но, как только захлопнулась дверь уютной комнаты, с досадой подумал: «какого демона тебе надо?» Человек разулся, ступил на Сейвена и, после короткого молчания, вымолвил:
– У нас он деревом отделан. Представляешь, сколько стоит? А… Для чего? Я имею в виду, ведь поезд куполу принадлежит, а значит, никто, кроме нас, им пользоваться не будет. Зачем ларгу деревянный холодильник? Тебе он нужен?
Он узнал голос вошедшего, узнал как мелодию, услышанную впервые очень давно и всплывшую в памяти только сейчас. Неуловимый мотив, очищенный от условностей и деталей. Он напрягся, вознамерился припомнить имя, но навеянные извне мысли отвлекали, мешали ему… «Нужен. Нормально отдохнуть… Питание должно быть хорошим».
– Нет.
Его голос звякнул грубее старого медяка. Отчего-то сделалось стыдно, но не за себя нынешнего, а за того, который сидел в глубоком уютном кресле позади, за гранью видимости. Он видел лишь запертую дверь, две пары обуви у порога, да цветочный горшок, а все остальное воображение дорисовывало самостоятельно.
– Вот и мне не нужен. Я не могу есть из деревянного холодильника. Так что, будь добр, или иди к ним, или оставайся и поужинаем вместе.
Искренние и прямолинейные слова пробрали мурашками. Хотелось согласиться, принять предложение, рассмеяться, дружески похлопать говорившего по плечу, но он не мог. Не мог даже рта открыть. Вместо этого думал, чувствовал и говорил тот другой он, за которого Сейвен был готов провалиться сквозь землю от стыда.
– Делай что хочешь.
– Значит, ты остаешься?
– Нет. Я иду спать.
– Как? А ужинать?
– Нет желания.
– Ну, как знаешь.
Скрип пружин матраса, шорох ткани, взвизг застежки… Сейвен явственно представлял как он – он неучтивый грубиян – забирается в постель, как ворочается, борясь со сном, как… «Изнасиловать дважды... Себя?!» Как думает о чем-то уже наполовину смешанным с дремой, а от того бредовом. Для него все становилось неуловимо далеким и близким, быстрым и бесконечно долгим. Сквозь наваливающуюся сонливость от стола доносились звуки, где ужинал гость. Сейвен бы отдал все, за возможность оглянуться, посмотреть на него, взглянуть ему в лицо, чтобы… Узнать. Но сон захватил его, поднял над теменью небытия как невесомую снежинку и уносил все выше и дальше. Он стоял на вершине шпиля, пронзающего высотой черные небеса. Далеко внизу бурлил океан из живых и мертвых существ. Они перемалывались друг в друге, разбивались приливом об основание шпиля…
Вдруг что-то звякнуло, еще и еще. Сейвен, точно проснулся. Видения его другого всё еще стояли перед глазами, но каким-то туманным фильтром, наложенным на обычное зрение. На лакированном полу, между ним и запертой дверью лежала серебряная вилка, которую гость либо обронил, по невниманию, либо бросил специально. Послышался глубокий вздох, скрип отодвигаемого стула и шаги, заглушаемые мягкостью ковра.
– Вот надо же было так… – Услышал он у самого уха дыхание гостя. – Теперь мыть… Эй, а это у нас что?..
Он взял его за голову, поднес лицом к своему лицу и Сейвен, как по щелчку, узнал гостя. Крайтер… Они ехали на поезде купола Бредби в Йерашан на свое первое задание. Он знал, что вскоре Крайтер исчезнет, а команда ларгов окажется втянута в череду злоключений, приведших к гибели Вербарии. Вспомнил Айро и Диз, Разиель и генизу… Как наяву, Сейвен видел мрачную гибель планеты, чувствовал боль утраты и горечь вины… Спасение на земле, его перерождение, стычка с Атодомель и полет к остову Вербарии. Вот как он здесь оказался.
Сейвен поднялся с пола. Он был все так же наг, только громадная медвежья шкура, из-под которой он, собственно и выбрался, прикрывала его. Крайтер не спускал с него глаз, но без тревоги или удивления, так, словно он ожидал чего-то подобного.
– Присядем? – Он кивком головы указал на стол и Сейвен кивнул в ответ.
– Как я здесь оказался? Почему… Почему именно это?
– Не могу сказать тебе больше, чем ты сам знаешь. Я всего лишь твое воспоминание, ограниченное твоими же познаниями обо мне. По существу, разговаривая со мной, ты разговариваешь сам с собою…
За ширмой спального места послышались ворочанья и лицо Крайтера напряженно застыло. Мираж сна, рассеявшийся было совершенно, сгустился вновь, но ненадолго. Сейвен уже достаточно овладел собой, чтобы отмахнуться от него как от дыма затушенной свечи. Шорохи стихли, Крайтер расслабился и облегченно выдохнул. Потом, точно опомнившись, вытер салфеткой подобранную вилку и, как ни в чем, ни бывало, продолжил трапезу.
Сейвен молчал. Он не знал наверняка, но чувствовал, что сказанное Крайтером правда лишь отчасти. Ему, действительно в генизе Вербарии взяться было неоткуда. Однако запомнить в мельчайших подробностях убранство купе вагона а, тем более, в точности воспроизвести сцену, немым сопереживателем которой он стал, уж точно не мог.
– Если ты, действительно, только мое воспоминание, то для чего все это?
Не отрываясь от еды, Крайтер пожал плечами.
– Не знаю, – пробормотал он. – Видимо, у тебя есть причины. Ты ужинать-то будешь?
Есть Сейвен не хотел, но все же наполнил свободную тарелку снедью и взялся за вилку и хлеб.
– Знаешь вот это все, – Крайтер обвел руками комнату, откинулся на спинку стула и причмокнул, извлекая застрявшие между зубов волокна салата. – Все происходящее, одна из вариаций случившегося. Ты знаешь, чем закончилось знакомые тебе дела? Знаешь. Ведь даже я это знаю. Так вот… Сейчас есть возможность все исправить. Точнее – предотвратить.
– Это как?
– Действовать иначе.
– Все уже свершилось, Крайтер. Если что-то и удастся изменить, то видимость, но не суть.
– Не ты ли уверял Разиель в том, что жизнь Вербарии всего лишь иллюзия? Сон планеты? Только не говори мне, что научился так скоро отказываться от собственных убеждений.
– Время нельзя повернуть вспять, хочу я этого или нет.
– Повернуть – нет, а вот остановить вполне возможно. Если я скажу тебе, что все то, что ты помнишь, фактически не происходило, а было сном генизы. Как ты к этому отнесешься?
– Как к фантазии.
– Обоснуй, – Крайтер скрестил на груди руки и насупился. – Откуда такая упертость?
– Я изменился, Крайтер. Думаешь, вон тот, что дрыхнет под балдахином, способен разговаривать со своим воспоминанием на равных?
При упоминании спящего, Крайтер видимо напрягся, но Сейвен не подал вида, а только отставил тарелку с недоеденным, налил завару и, поправив соскользнувшую с плеч шкуру, продолжил:
– Все это, – он скупо окинул пространство свободной ладонью, пародируя широкий жест Крайтера. – Не появилось бы в памяти, не будь увиденным однажды. А раз в памяти оно есть и способно к трансформации, значит когда-то происходило. Не могла же история со мной, с тобой, со всей Вербарией взяться на пустом месте?
– Могла. Она могла быть выдумана от начала и до конца.
– Пусть так. Это вовсе не отменяет последовательность событий. У меня есть точка, от которой я отталкиваюсь. Мои воспоминания. Выдуманы они кем-то или происходили на самом деле – не столь важно. Важно другое. В чьей бы памяти я не находился, это уже однажды проигрывалось. В реальном или каком-то ином состоянии, но было. Было запечатлено генизой. Я внутри нее. Прибыл с конкретной целью. А что делаешь ты? Соблазняешь меня? Той мечтой, которую сам лелеял?
Было слышно, как стучат колеса, да мерно тикают громадные напольные часы. Крайтер не отзывался. Он смотрел куда-то в сторону, не то стесненный, не то расстроенный.
– Ты ведь не Крайтер. – Продолжил Сейвен. – Ты подавленное, неудовлетворенное желание, продиктованное отчаянием. Не твоим и не моим. Ничьим, но и всех одновременно. Ты глас всех тех, кто погиб вместе с Вербарией, тех, кто хотел, чтобы все шло своим чередом и мир не сгинул в одночасье. Ни генизы, ни Атодомель, ни замысла первых. Только Вербария и вербарианцы.
– А если я скажу тебе, ¬– наконец медленно выговорил Крайтер, – Скажу… Что я и есть Вербария? Как ты к этому отнесешься?
Ом Мани Падме Хум.
Head Hunter
26 марта 2015, 21:15
Вольный каменщик
LV9
HP
MP
AP
Стаж: 18 лет
Постов: 5017
Tat 21

Низкий каменный потолок бороздили извилины рытвин. Тиеф лежал привязанным к холодному валуну и, ничего кроме потолка, не видел. Отовсюду лился бледный зеленоватый свет люминофоров. Он застревал в шероховатостях свода, отчего пещера наполнялась переливающимся бархатом. Если смотреть на потолок долго, а Тиеф пялился в него ровно столько, то мерещилось будто тот шевелится как вода. Или… Или как лик мудреца.
Тиеф двинулся. В пещере, где его оставили в тишине и покое, скрипнувшие путы прозвучали громко и отчетливо. Привязанный за руки и за ноги, он не мог подняться, но, как выяснилось, мог вращать головой. Правда, смотреть все равно было не на что: вокруг те же, что и на потолке, голые слоистые стены пещеры, в блеске загадочного, бьющего прямо из камня зеленого света.
Выведать что-либо у Крайтер не получилось, хотя Тиеф несколько раз пытался заговорить с ним. Бесполезно. Всю дорогу, пока его связанного несли через остывающую пустыню, тот не проронил и слова. И если бы Крайтер не явил себя в самом начале, Тиеф подумал бы, что это обычный архисторик, а не замаскированный товарищ. Маскировка, кстати, весьма натуральная, поскольку архисторики из группы слушались его беспрекословно, по одному лишь взгляду, как настоящего вожака. Архисторики… Откуда они взялись в генизе Земли? Почему именно они, а не современники Тиефа? В этом было бы больше смысла…
Молчал не только Крайтер. Ни один из древних Ра и звука не издал за всю дорогу. Присматриваясь к ним, Тиеф замечал растерянные, боязливые взгляды изредка бросаемы на него. Статные архисторики, могучие гиганты с детским испугом в глазах… Они боялись не Тиефа, они боялись самого факта его обнаружения, будто дурного предзнаменования.
Зачем его вообще искали, мог ответить только Крайтер. Но он продолжал хранить молчание, даже когда Тиефа, глубокой ночью, занесли под свод пещеры. Уже внутри, проверив надежно ли привязан пленник к валуну, он шепнул украдкой, что вернется так скоро, как сможет. И Тиеф ждал, решительно обделенный каким-либо выбором.
– По крайней мере он настоящий…
В оставленной тишине он прислушивался к дыханию своего тела. Вдох-выдох, вдох-выдох. Мерно и медленно его грудь поднималась и опускалась снова и снова. В ее колебаниях чувствовалась суетность, какая-то напрасность. Так, будто он гнался за давно упущенным, знает, о том, что нагнать уже невозможно, но все равно продолжает бежать. Впрочем, это всего лишь дыхание. Куда волнительней было то, что оно символизировало. Вместе с торопливым (по сравнению с Ра) биением сердца, чувством холода, голода и жажды... Новое тело. Взгляд на мир и на себя самого с совершенно иного ракурса.
– Эй, как ты тут?
Тиеф вздрогнул. Дыхание на миг прервалось, а сердце застучало о ребра, как узник о прутья клетки. В ногах стоял Крайтер в своем привычном обличии. Видимо прямо сейчас он чувствовал себя в безопасности. В руках у него Тиеф увидел личинку страхта, обычно используемую в качестве сосуда для жидкостей. Должно быть, мешочек полнился водой.
– Пить, – надтреснутым, сухим, как пустыня, голосом, прохрипел Тиеф.  
Крайтер с готовностью вытянул жгут-затычку и поднес к губам страждущего горлышко сосуда. Теплая с металлическим привкусом вода, такая вкусная раньше, едва не полезла обратно вместе с тошнотой. Он поперхнулся, закашлялся и Крайтер тут же отнял сосуд.
– Не торопись, – предостерег он. – Твое тело еще не научилось пить.
В скупом, но верном свете пещеры Тиеф отчетливо видел склонившееся над ним лицо. Светлая кожа, волосы пропитались зеленью, а в глубине глазниц прежний голубой огонь.
– Проклятье! – Вдруг выругался Крайтер, вздрогнул от громкости собственного голоса, оглянулся и, дождавшись пока уймется эхо, склонился над Тиефом ниже. – Как же ты похож... Просто вылитый! Если бы я не знал наверняка, то принял бы тебя за него.
– Кто? На кого похож?
– Ты похож на Сейвена как две капли воды. Только светлый. Как я. – С этими словами он коснулся головы, видимо, указывая на цвет волос.
– Развяжи меня.
Крайтер не шелохнулся. Он молча смотрел на Тиефа и продолжал теребить прядь своих волос, будто бы впал в отрешенную задумчивость. Каждое мгновение тишины отдавалось в голове Тиефа холодным биением сердца. Ледяным и тревожным, проступающем на лбу крупными каплями пота… Куда он попал? Что с ним? Почему Крайтер медлит?!.
– Я не могу отпустить тебя, – суховато ответил он. – По крайней мере, до рассвета. Он долго ждал тебя. Слишком долго. И я тоже. Правда, ждали мы по-разному… Но вместе. Я не могу развязать тебя, потому, что он узнает. А если узнает, то все мое дело рассыплется, как песочный домик.
– Расслабь хотя бы путы.
– Потерпи. Вот, попей лучше еще, – он поднес горлышко, но Тиеф отвернулся. Крайтер поджал губы и медленно отнял сосуд. – Обиделся?
Тиеф молчал. Его, действительно, сжигала обида.
– Тиеф, поверь мне, так действительно нужно. – Он вздохнул, медленно закупорил сосуд и уселся на край валуна, к которому был привязан Тиеф. – Я понимаю, что неудобно и затекло, наверное, уже все, но и меня пойми. Я сорок три года ждал, искал по великим пустошам, не для того чтобы сейчас упустить.
– Сколько? – Тиефу показалось, что он ослышался. – Сколько ты меня искал?
– Сорок три года Ра.
Сгорбленный, поникший, Крайтер смотрел прямо перед собой, как будто видел в  зеленоватых отсветах пещеры отражение скитаний и невзгод многих лет поиска. Тиеф подумал, что все это он делал для него. Что он мог бы, еще давно, оставить пыльный мир Ра и устремиться к Разиель налегке. Но остался. Возможно, что для нее в генизе прошла целая вечность. По крайней мере, куда как больше чем сорок с лишним лет. И Крайтер, зная об этом, наперекор своему естественному стремлению – остался.
– Спасибо, друг, – голос Тиефа дрогнул. Он почувствовал, как к горлу подбирается колючий комок и поспешил сглотнуть его. – Расскажи мне все. Это ведь можно?
Крайтер, как будто очнувшись от своих воспоминаний, посмотрел на Тиефа и усмехнулся одними плечами.
– Можно. Но рассказ получится длинным.
– Все же короче чем…
– Да уж всяко покороче станет.
Он поднялся и пошел туда, откуда пришел. Тиеф слышал шорох его шагов, короткую паузу и те же шаги, но уже возвращающиеся.
– Проверил, – пояснил он, усаживаясь на место. – Нет никого. Да, собственно, сюда никто и не сунется. Они боятся тебя. Но предосторожность не повредит.
Он отхлебнул из стратха, предложил Тиефу, но тот отрицательно помотал головой. Тогда Крайтер втянул затычку, кашлянул и начал рассказ.
– Прежде всего, Тиеф, мы не в генизе Земли, а в Мудреце, который тоже до нее не добрался, увязнув где-то на полпути. Мы, следуя по его стезе, в него же и влипли. Правда Мудрец все же движется к генизе, а мы вместе с ним, стало быть. Но очень медленно. Он не может протиснуться сквозь плотность ментальности, а потому поглощает ее и, тем самым, прокладывает себе путь. Прогрызается он медленно и для генизы земли это хорошо, поскольку на такое дело уйдет если не вечность, то чуть меньше. Мудрец это понимает и ищет другой метод. Точнее, он его уже нашел. Помнишь, Сейвен рассказывал о том, как очищал Олафа от коричневой пакости?.. Демон меня раздери, как же давно это было! Эх. Ну, так вот. Эта субстанция, действительно, сплав двух ментальностей: Ра и Земли. Мудрец хочет смешаться с третьей ментальностью. С Вербарией. Тройное единение предаст ему сил, и он довершит задуманное. Пока у него ничего не вышло, а это значит, что Вимерис и Ио добросовестно справляются с защитой вербарианцев. Впрочем… Впрочем я не знаю сколько времени прошло в физической действительности. Может час, а может день… Трудно сказать. Но дело не в этом. Дело в том, что ты сейчас ментально вербарианец. Он знает об этом и знает, что ты здесь. То есть ему не нужно ничего искать там, наверху. Все уже на месте и тебя осталось только сожрать.
– Но ведь это ты сделал меня таким, когда спасал от Мудреца. От… Его части.
– Я знаю. И мне от этого не легче, поверь.
Тиеф верил. Столько лет скитаться в вынужденном ожидании, отягощенном чувством вины. Должно быть это ужасно. Гораздо хуже его теперешнего положения.
– Ну, так вот, – со вздохом продолжил Крайтер, машинально перекатывая воду в страхте. – Теперь он – мы – нашли тебя. А значит, на рассветы ты будешь поглощен.
– Почему на рассвете? – Спросил Тиеф, понимая, что спрашивает совсем не о том.
– А, это отдельная тема. Как ты успел заметить, мы твои предки. Мудрец состоит исключительно из них, ведь после катастрофы расщепившей его, сеть была разрушена и функция Ра из производства биофира свелась к его сбору. Другими словами Мудрец, внутри себя, зациклен на периоде до катастрофы. Снаружи в поведении Мудрец целостен и себе на уме, а внутри он переживает время от зачатия и до погибели. Здесь он раздроблен на тысячи тысяч разрозненных личностей Ра. Какие-то формируют фон, какие-то бытуют в своих естественных формах. Они постоянно меняются местами и целом никто из них ничего не замечает. Одни, засыпая ночью, могут пробудиться через сотни лет и, для них, утро станет утром следующего дня, а не столетия. Это трудно объяснить, но многомерность существования, порождает несколько псевдореальностей, взаимопроникающих и неотделимых друг от друга… Поглощение это для Мудреца. Для Ра – ты выродок, дурное предзнаменование конца света. И тебя надо умертвить. Скормить песчаному груху, чтобы отвести беду. А ритуал, по обычаю, должно проводить на рассвете. Они все церемонии проводят на рассвете.
– Меня хотят принести в жертву?
– Они больше не знают, что с тобой делать, кроме как предать праху. Проблема ситуации в том, что груху будет не груху, а наш старый знакомый, который только того и ждет, чтоб тебя поглотить. Но он не может этого сделать напрямую, поскольку здесь он – это не он, а мир Ра, действующий и живущий по своим законам.
– Постой… Если он мир Ра, тогда почему он так долго искал меня?
– Не он, а я. Точнее – мы. Потому долго, что тебя не было здесь. Ты завис в пограничном состоянии, завис надолго. Твое появление предвестила Теньеге пять дней назад, указав нам место, где искать. Где ждать тебя. Все исполнилось точно так, как она и сказала. Понимаешь, Теньеге это не внутренне порожденье теперешнего Мудреца. Она была всегда. Это удивительное создание, живой бог, если рассматривать креатуру в качестве творца. На Вербарии такого не было. На Вербарии гениза не разговаривала со своими созданиями, а вот у Ра была такая возможность и это поистине удивительно. В ней сосредоточена мудрость поколений, обобщенная, осмысленная, стремящаяся сделать свое детище лучше, чище…
– Всеобщий Мудрец…
– Да, это она. Мать Ра. Ты знаешь что-то о ней?
– Немного, – Тиеф почувствовал, как запылало его лицо. – Мы знали только, что до катастрофы был единый Мудрец и что он погиб, а вслед за ним погибли и Ра, став инструментом воссоединения. И это все. Возможно, знаки вместилищ хранят больше, но… Мы разучились их понимать.
Крайтер поднялся с камня, обошел его кругом, встал с другой стороны и провел рукой по светящимся рытвинам.
– Тысячи лет одиночества, – тихо произнес он. – Тысячи осколков одного сердца… Теньеге деградировала вместе с вами и в итоге перестала быть собой. Ее подлинность храниться глубоко внутри, под коркой извращенных смыслов и сумасшествия. Спятившая гениза, каково, а?
Не найдя что ответить, Тиеф молчал, а Крайтер со вздохом продолжил:
– Отсветы ее прежней видны только здесь, в изнанке Мудреца. Это не она прежняя, это лишь ее осколок. Мне жаль ее. Жаль так, как будто я ее сын, – Крайтер опустил руку и пожал плечами. – В ее лице мы потеряли нечто такое, о чем в пору скорбеть всему космосу.
– Но что ее погубило?
– Точно никто не знает. Тот, кого убьют метким выстрелом в затылок, никогда не узнает, кто выстрелил. Но, мне кажется, что стрелком был Атодомель. Возможно, он избавился от нее, как выбраковывают дефектное изделие. Для чего ему гениза, которая, еще на заре становления, осмыслила себя? И не просто осмыслила, но вела диалог со своим народом.  Очевидно же, что и она и ее творения воспротивятся повелениям первого, и что нейтрализовать их следует в зародыше. Если это так, если мое предположение верно, то Теньеге будет отомщена. Сейвен уж об этом позаботится.
– Крайтер, я не хочу умирать.
– Ты не умрешь, я обещаю, – вдруг он весело усмехнулся. – Ты взаправду подумал, что я отдам тебя на съедение этому монстру? Хе-хе-хе, тогда б я не околачивался здесь столько времени.
– Расскажи мне о ней.
– О Теньеге?
– Почему ты называешь ее… Так?
– Почему считаю ее женщиной? Хм. Я как-то не задумывался об этом. Для меня это естественно, знаешь ли. Мать… Она ведь не может быть мужского пола, верно? Хотя нет, постой. Для тебя ведь все едино. Все время забываю, что у вас нет полов. Вот и архисторики такие же – для меня они все мужики и только одна она – она. Вообще, какого пола может быть гениза? Это аморфное создание даже близко не соотносящее с простыми смертными. Но я буду называть ее так. Привык уже. Теньеге… Для каждого она своя и редко когда ее образ повторяется дважды. Ра могут ее видеть по несколько раз в день, а если не видеть, то чувствовать, слышать… Она как воздух, как… Как седьмое чувство! Всегда верное, даже если твои шесть перечат ей. Всегда, ведь на то она и Теньеге. Для каждого она своя, но и едина. Она как общество разумных существ, вроде вербарианцев. Вроде и одно целое, а присмотришься сплошь состряпано из индивидуумов, готовых друг другу глотки перегрызть за свое, за личное. Потому в обществе и выдуманы законы, правила, нормы приличия, образы поведения… Все это для того, чтобы хоть как-то обуздать эгоизм и ненависть к ближнему. Вот у нас на Вербарии общество хоть и было одно, с одной общей религией и нормами приличия, но было множество государств… А это чуть лучше, чем полная анархия. Внутри государства вроде как все сдерживается правительством, но когда интересы правящих верхушек пересекаются, начинается война. Беда начинается. И здесь уж кто сильнее, тот и прав. Благодаря Теньеге у древних Ра отсутствовали конфликты как класс. Межличностные, межгрупповые… Их попросту не было. Она чувствует свои творения, своих детей, куда как тоньше, чем они сами. Едва проступят первые признаки конфликта, как она явит себя и ссора затухает, не успев возгореть. Внешне это проявляется каким-то намеком для конфликтующих: будь то дуновение ветра или шелест песка, далекий крик груху или затмение солнца. Для каждого всякий раз свое. И в этом неповторимом явлении встречник понимает встречника, как себя. Примеряет его точку зрения на себе. На мгновение – на неуловимый миг – становится им и понимает, принимает его точку зрения. И вот, они уже смотрят друг на друга не как враги, а как кровники. И так во всем! Благодаря Теньеге цивилизация Ра лишена таких костылей как общество, политика, религия… Их жизнь не сведена к борьбе друг с другом, а посвящена изучению самих себя, освоению природы. У Ра нет письменности, да и зачем она нужна, когда любое знание, опыт любой жизни всегда как на ладони. Если возникнет затруднение, Теньеге сама догадается и подскажет. Не явно, но намеком. Главное уметь прочесть его. Вот этому учатся Ра. Дышать в унисон с Теньеге, а через нее – с каждым соплеменником. Ничто и никогда не сможет сплотить цивилизацию крепче такого единения, наполнить жизнь каждого гармонией и смыслом.
Пылкая речь Крайтере оборвалась, и Тиеф заметил, как в его руках засверкал металлический диск.
– И всему этому вдруг был положен конец, – произнес он совершенно другим тихим, исполненным печали голосом. – Атодомель знал, что Ра не отдадут Теньеге без боя и посему оборвал ее жизнь до того, как она, – до того как они – могли бы воспрепятствовать ему. Как именно он это сделал, я не знаю. Но я уверен, что это был именно он, хотя прямых доказательств тому нет. Впрочем, это даже и не важно. Представь тот ужас, то горе, что обуяло Ра после ее гибели. Они превратились в беспомощных слепцов и, хотя сражались с судьбой мужественно, все равно проиграли. И вот теперь, здесь в этом замкнутом круге, им мерещится надежда, что это именно ты всему вина. И если предать тебя тлену, то беду можно будет отвести. Можно будет отвести…
Он замолчал, понуро склонив голову. Диск в его руках вращался все медленнее, пока и вовсе прекратил сверкать.
– Я помню… – Нерешительно заговорил Тиеф, на которого слова Крайтер произвели сильное впечатление. – Помню, как еще на планете, до того как Мудрец обратил меня в избранного, я слышал зов. Немой голос. Тогда мне казалось, что это он звал меня… Может это была она?
Крайтер поднял голову и долго посмотрел на Тиефа. В его взгляде, укрытом сумраком пещеры, вспыхнуло нечто зловещее. Что-то такое, чего он никак не ожидал увидеть в его взгляде. Затем Крайтер медленно покачал головой и со вздохом спросил:
– Ты знал, чем были капли, которыми вы каждый вечер обменивались?
От этих слов Тиефа обдало ледяным холодом. Он почувствовал, как все его тело ощетинилось мурашками, застыло мертвенной глыбой. А слова, неизвестные даже ему самому – слова оправдания, застряли в горле сухими колючками.
– Вы жрали свою родительницу, упиваясь мгновеньями забытья. Но я не виню вас. Безумцы неповинны в своем недуге. Тем более что она уже давно была мертва. Ваша цель, идея воссоединения была пуста, Тиеф. Теньеге невозможно оживить, как невозможно воскресить мертвеца. Пустая надежда, не более. Ра существовали по инерции и пески времени рано или поздно растерли бы вас в пыль, но… Появились мы. Появились и притащили безумие сюда, на здоровую и молодую планету. – Он невесело усмехнулся. – Кто бы мог подумать, что сумасшествие может быть заразным, а Тиеф? И сейчас мы в центре этой заразы. Но ничего. Вскоре все должно закончиться.
Небрежным жестом он спрятал блестящий кругляш в кармане плаща и похлопал Тиефа по плечу.
– Скоро рассвет, а тебе нужно немного поспать. Постарайся, во всяком случае. Вот, ну-ка… – Он приподнял голову Тиефа и подложил под нее пискнувшую личинку стратха. – Что б тебе удобней было. А теперь спи.
Он прикоснулся пальцем ко лбу Тиефа, отчего веки сразу налились тяжестью, а в голове тихо зашумело.
– Спи, Тиеф, – услышал он уже откуда-то издали тихий голос. – Утро обещает стать жарким.
Ом Мани Падме Хум.
N.D.
10 апреля 2015, 11:01
Hope In Eclipse
МОДЕРАТОР
LV8
AP
Стаж: 12 лет
Постов: 4470
Noragami, Shingeki no Kyojin
Head Hunter, надеюсь, у тебя войдет в привычку ускоряться, приближаясь к завершению книги )
Head Hunter
10 апреля 2015, 14:16
Вольный каменщик
LV9
HP
MP
AP
Стаж: 18 лет
Постов: 5017
N.D., приболел... уже неделю как на больничном и не притрагиваюсь к перу. Но идеи бродютЪ =)
Ом Мани Падме Хум.
N.D.
10 апреля 2015, 14:24
Hope In Eclipse
МОДЕРАТОР
LV8
AP
Стаж: 12 лет
Постов: 4470
Noragami, Shingeki no Kyojin
Ты по ходу придумываешь, план заранее есть или же они сами творят что им вздумается?
Head Hunter
10 апреля 2015, 14:43
Вольный каменщик
LV9
HP
MP
AP
Стаж: 18 лет
Постов: 5017
Хороший вопрос... Вообще, есть генеральная идея - линия, которой я придерживаюсь и по которой иду, а по ходу все это как-то само побросает деталями, появляются некоторые сюжетные повороты, которые изменяют генеральную идею до неузнаваемости. Зачастую герои, действительно, творят сами, чего хотят. Мне лишь остается только "документировать" их поступки. Иногда бывает пишешь так, пишешь потом откинешься на спинку перепрочтешь и восклицаешь тогда как Станиславский "не верю! Не они это, а я". Тогда все удаляется и начинается заново, но уже устами и поступками самого героя. А он не всегда делает так, как видел я =)
Насчет мыслей - я частенько говорю сам с собой в текстовом файлике, который по числу знаком никак не меньше готового текста. Эдакие "размышлизмы" помогают выбраться из патовых ситуаций и, методом пространных логических заключений, помогают выбрать из нескольких вариантов максимально логичный и отвечающим условностям теста.
Ну, или как-то так =)

Добавлено (через 1 мин. и 15 сек.):

N.D., неужели почитываешь мой опус??
Ом Мани Падме Хум.
N.D.
10 апреля 2015, 16:16
Hope In Eclipse
МОДЕРАТОР
LV8
AP
Стаж: 12 лет
Постов: 4470
Noragami, Shingeki no Kyojin
 Head Hunter @ 10 апреля 2015, 14:43 
неужели почитываешь мой опус??

А что здесь странного?
Раз Кактус и Вердек ушли в заплыв, и никто тебя не пинает, пора мне вылезти из тени. Правда толку с меня как с критика мало.

Ты там выздоравливай и пиши скорее. Забуду же с чего всё началось )

Добавлено (через 1 час. 10 мин. и 34 сек.):

 Head Hunter @ 10 апреля 2015, 14:16 
неделю как на больничном и не притрагиваюсь к перу

Если процесс написания идет как увлечение, а не работа, мне кажется, зря не пишешь. Я в состоянии "что-то мне хреново. совсем хреново" возвращаюсь вливать краски в те отдельные куски, которые при здравом уме в руки не даются.
AndreyLeonhart
14 апреля 2015, 22:52
LV7
HP
MP
Стаж: 13 лет
Постов: 38
rosht54
Path of Exile
Работой
Ух ты - сколько же я всего пропустил)) Надо-таки выбрать момент и почитать) А то всё смотрел в ЖЖ, а там что-то тишина)

Вот только сначала сердце Вербадии перечитаю, а то забыл уже совсем)

Исправлено: AndreyLeonhart, 14 апреля 2015, 23:02
Head Hunter
15 апреля 2015, 11:31
Вольный каменщик
LV9
HP
MP
AP
Стаж: 18 лет
Постов: 5017
Tat 22

– Почему ты боишься его? – Сейвен слегка кивнул головой в сторону спящего себя, сделав вид, что пропустил мимо ушей признание Крайтера. «Ой, Крайтера ли?» – И как тебя называть? Я вижу Крайтера, но…
– Зови меня Теньеге.
– Теньеге?
– Да. Так звали одного моего хорошего друга… Покуда его не убили, – При этих словах облик Крайтера завибрировал, взблеснул ртутью и переменился. Теперь перед Сейвеном сидел Сейвен в остро отутюженной форме ларга купола Бредби.
Сейвен поморщился и создание, будто уловив его неудовольствие, вновь завибрировало, на этот раз, вспыхнув обликом Делио Флаби. Этот образ просуществовал недолго, скомкался и как-то чудно ввернулся сам в себя. Следом с калейдоскопичной быстротой замелькали лица, фигуры особ, как хорошо знакомых Сейвену, так и неизвестных вовсе.
– Так, хватит, – наконец строго прервал он череду характеров, да так неудачно, что перед ним замерло существо, исторгнутое потусторонним кошмаром… На явно женском лице с седыми висками старца, кривилась болезненная улыбка третьей, кажется, детской персоны. Глаза: один голубой, другой серый, смотрели на него хоть и с готовностью, но без страха… Существо, одетое в нелепое, точно сотканное из лоскутьев одеяния, будто уже не могло остановить свои метаморфозы и, после оклика, хоть и медленно, но все еще продолжало меняться.
– Хватит, – повторил Сейвен уже спокойнее и отхлебнул из кружки.
– Выбери меня, – бесцветным голосом выговорило существо.
– Хорошо, хорошо… Стань, эээ… А стань-ка моей матерью, – вдруг вырвалось у него прежде, чем он успел прикусить язык.
Едва он это сказал, как существо вспыхнуло в последний раз и пред Сейвеном оказалась стройная женщина в сером, строгом платье. Она застенчиво подняла на него серые же глаза, но потупилась, поджала узкие губы, закусила нижнюю, снова, было, подняла взгляд, но опять потупилась, беспомощно пожав плечами. В руках она теребила кружевной платок с монограммами «Л.Б.». Один край платка был слегка надорван.
Разглядывая утонченный стан, Сейвен чувствовал как волосы у него на затылке против воли начали топорщится. Он никак не ожидал такого эффекта, такого молниеносного доппельгангера и теперь, вглядываясь в неуловимо знакомое лицо, сожалел о произнесенном выборе. Впрочем, это было не сожаление. Это был страх пред тем, какая чудовищная, всепомнящая махина сосредоточилась пред ним в эту минуту. Выбери он кого-то другого, отнесись к выбору осознано, а не выпали первое, что пришло на ум – он не поверил бы. Но перед ним сидел образ убитого детства, которого он не знал, но который помнил той частью сознания, что была недоступна даже ему самому.
– Ма-ма?..
– Сейвен…
– Это и вправду ты?
На этот раз женщина не отвела взгляда и, в глубине ее серых глаз, Сейвен прочел ответ. Если бы их не разделял стол, он бросился бы к ней, а так, только протянул к ней руки и она, смущено улыбнувшись, протянула свои в ответ.
– Теплые, – глупо пробормотал он, чувствуя как к горлу подбирается комок. – Твои руки, они теплые, мама.
– Ну конечно, – она слегка сжала его ладони в своих. – Ты так вырос… Стал таким сильным. Я горжусь тобой, сынок.
По ее щеке скользнула немая слезинка и Сейвен, глядя на нее, почувствовал, что плачет сам. Безмолвно, скупо… Лишь уголки губ слегка дрожали, а взгляд жидко затуманился. Он с силой зажмурился, выдавливая скопившиеся слезы, а когда открыл глаза, то не увидел прежнего купе вагона. Они сидели, все так же взявшись за руки, за дощатым, отполированным до блеска столом, в светлой комнате, обставленной хоть и скромно, но со вкусом. Слева за широким окном распростерся яркий солнечный день. Свет пробивался сквозь тонкую занавесь и легкий ветер, пахнущий морем, волновал ее, как водную гладь. До слуха доносился детский радостный крик, далекий шум двигателя и медный звон колокола маяка.
Облик матери переменился. Это была она же, но на смену строгости платья пришел цветной сарафан, подвязанный белым фартуком. Волосы ее больше не прятались на затылке в подобранном пучке, а струились темными волнами, скрывая плечи и хрупкую грудь. В ее взгляде больше не было смущения, а только слезы счастья.
За дверью, справа от Сейвена, послышались шаги, которые прервались грохотом поленьев – кто-то свалил дрова у самого входа. Затем скрипнули петли, и дверь распахнулась, впуская в просторную комнату еще больше света. На пороге возник мужчина в потертых рабочих штанах и клетчатой рубахе с закатанными до локтей рукавами. Он смахнул пот со лба, пригладил ладонью белокурые волосы и только переступив порог замер, удивленно уставившись на гостя, восседающего за столом все в той же медвежьей шкуре.
– Диегор... Сейвен, наш сын вернулся. – Она вырвалась из-за стола и бросилась на встречу к супругу, обвила его жилистую шею руками и разрыдалась навзрыд. Вслед за ней поднялся и Сейвен, неуклюже поправляя неуместную и такую глупую медвежью шкуру.
«Стало быть, вот это мой отец?» Тот, кого звали Диегор, ласково погладил женщину по голове, поцеловал ее в висок, что-то тихо шепнул на ухо и отстранил, мягко проводя рукой. Он глядел на Сейвен взглядом совершенно ничего не выражающим. Непонятно было если он броситься к нему, то с тем чтобы задушить в объятьях или просто задушить. Наконец он медленно развел руки в стороны и произнес низким, сильным голосом:
– С возвращением, мышонок.
От этих слов сердце заколотилось с утроенной силой, а ноги стали какими-то ватными. Он сделал шаг, второй, но запнулся о лапу медведя и почти упал, как его подхватил отец.
– Неуклюжий, – произнес он со мешком, обращаясь к женщине. – Как всегда.
Чуть позже, уняв слезы и вдоволь утолив голод разлук, они сидели втроем за столом и пили завар. Диегор одолжил сыну шорты и футболку, так что Сейвен с облегчением избавился от опостылевшей шкуры, перепоручив ее бережливой матери. Разговор не особо клеился. Родителям было достаточно умиленно созерцать своего сына за одним столом, а Сейвен попросту не знал о чем их спрашивать. «Спросить о том, как они погибли? Сколько мне было тогда годков, что я ничего не помню?» Первое сильное впечатление от встречи смеркалось и в голову лезли мысли, что он занимается совсем не тем… Нет, он был рад узнать своих родителей, хотел узнать о них больше – все, но… «Это все не то… По крайней мере не теперь». И оттого молчал, не зная о чем можно было говорить с ними, а о чем лучше промолчать.
– Теньеге, – наконец осторожно произнес он.
– Да, Сейвен? – С готовностью ответила мать.
– Где мы? Где мы сейчас?
– Деревня Майло на юге Гелионского побережья. Твоя маленькая родина. Но ты ведь не совсем это имел в виду, правда?
Сейвен покосился на отца, но тот как будто не слышал их разговора, а мурлыкал себе под нос песенку, показавшейся Сейвену смутно знакомой, и макал пряник в кружке.
– Да, не совсем… Но все равно спасибо. Мне здесь нравится, – и он снова выглянул в окно, поражаясь вящей правдоподобности окружения.
– Всё там же. В генизе Вербарии.
– А ты, действительно моя мать?
В ответ она ласково улыбнулась и накрыла его ладонь своей.
– Да, милый. Не переживай. Я действительно твоя мама. Но теперь я часть чего-то гораздо большего. Помимо всего я и Теньеге. Поэтому можешь быть со мной прям и откровенен.
– А-а-а?.. – Он многозначительно указал глазами на отца, но тот вдруг выбрался из-за стола и, извинившись, что ему пора на баркас, чмокнул в щеку супругу, похлопал сына по спине и вышел за дверь.
– Он безумно рад, – с улыбкой проговорила она. – Но он стесняется и оттого так сдержан.
Сейвен и сам усмехнулся, но тут же помотал головой, отгоняя ненужные мысли и спросил:
– Ты знаешь где Разиель?
– Девушка, что пришла вместе с тобой?
– Да! Она настоящая? Это, действительно она?
– В некотором роде, да она настоящая. Настолько, насколько могут быть реальны воспоминания.
– Знаешь, мама, глядя на все то, что сейчас меня окружает, я все больше убеждаюсь, что реальнее воспоминаний быть ничего не может.
– В этом ты тоже прав. Однако… Различие все-таки существует. Различие между ней и элементами генизы. Например, я, твой отец и все остальные крупинки ментальностей находят-таки свое физическое воплощение. Вместе мы, как капли, составляем генизу. Разиель не имеет никакого вещественного состояния.
– Постой. А как же я? Я полагал, что она, как биоэфирная волна, опирается на какую-то часть моего мозга.
– Милый, но ты ведь и сам не вещественен.
– Ничего не понимаю.
– Представь, что это, – она постучала по своему опустевшему стакану. – Частичка генизы, границы некой отвлеченной ментальности. А вот это, – она взяла в руки чайник и налила полстакана. – Ее содержание. Если лить вот так: – тут она подняла чайник настолько высоко, насколько смогла и метко наполнила стакан до края. – Жидкость дольше находится ни в чайнике, ни в стакане. Вне вместилища. Утрировано, конечно, но ты как этот самый завар в бесконечном полете, навечно оторванный от вместилища. Ментальности всех остальных либо в генизе, либо в теле. А вот твоя… Твоя ментальность не имеет границ.
– То о чем ты сейчас говоришь… Разиель сама об этом догадалась. Но я так и не понял. Она здесь?
– Я так не думаю. Скорее всего, это только отражение.
– Немыслимо… Это ведь была она. Точь-в-точь, до самой последней мелочи.
– Отзеркаленная ментальность не будет отличаться от оригинала, точно так же, как отражение в зеркале копирует стоящего перед ним человека. Оно может быть идентично во всем, но это только отражение.
– Значит, я был прав и настоящая она в генизе Земли. Слава хранителям, Крайтер не будет гоняться за пустотой в кармане… Ну и где она? Где это ее отражение?
– Очевидно, что в зеркале. Но раз ее с тобой нет, то она у другого зеркала.
– Атодомель…
– Верно. Единственно создателя можно противопоставить моему мальчику, – Теньеге ласково улыбнулась.
– Я должен найти его. Найти и умертвить.
Улыбка слетела с ее лица и с минуту сидела молча, водя пальцем по краю полного стакана.
– Ты думаешь, что осилишь его? – Наконец произнесла она с долей сомнения в голосе. – Того, кто создал все это?
– Однажды мне удалось. Без особого труда. Отчего должны сейчас возникнуть трудности?
– То была лишь его реплика, блеклая тень.
– Скажи где искать и я попробую.
– Не торопись. Сперва послушай свою мать, внимательно послушай. После решишь идти к нему или нет, – она выбралась из-за стола, подошла к окну и задернула штору, отчего комната погрузилась в легкий полумрак. Затем она вернулась и, усевшись за стол, протянула Сейвену руки. – Возьми. Возьми крепче. Так, а теперь закрой глаза и не открывай, пока не скажу.
Сейвен послушно сомкнул веки и приготовился было к ожиданию, как услышал голос мамы:
– Все можешь открывать.
Они сидели в сыром каземате, скудно освещенном чадными факелами. В грубо вытесанных стенах, сводчатом, как будто выгрызенный потолке отсутствовали даже намеки на окна или отдушины. Замкнутое пространство каверны, казалось было вырублено глубоко в скале где-нибудь в горах или под землей. Стол, за которым они сидели, обратился в безобразный валун, засаленный и грязный. Пол устилала трухлявая солома вперемешку с чем-то белым, напоминающим переломанные кости.
Одежда матери переменилась сообразно окружению. Ее облачало пышное черное платье с высоким, остистым воротником и глубоким вырезом декольте. Черные перчатки, доходившие до середины предплечий, на пальцах удлинялись, отчего кисти рук напоминали паучьи лапки. Сам же Сейвен остался в прежних шортах и футболке. «Ну вот, снова я нелеп и неуместен».
– И зачем все это? – Он обвел взглядом пещеру. – В домишке мне нравилось больше.
– Тссс, – Теньеге приложила неестественно удлиненный палец к губам. – Говори тише. Нас не должны услышать.
– Кто? Атодомель?
– Нет, Айро.
– Кто?! – Сейвен подскочил на месте, ему показалось, что он ослышался. – Ты сказала Айро?!
– Не кричи, прошу! – Вслед за ним поднялась Теньеге и опасливо оглянулась через плечо. – Если она услышит нас, то придется уходить еще глубже. Сядь. Вот так.
– Извини, я… Больше не стану. Просто все это походит на какой-то бред. Зачем Айро подслушивать нас? Зачем нам бояться ее? Она ведь только… Она всего лишь ребенок. Я найти ее хотел, а не прятаться!
– Айро больше не маленькая девочка, которую ты любил. Которую вы все любили, – тихо, произнесла Теньеге. – Она паразит, живущий глубоко во мне, сковывающий меня, отравляющий мою волю. Ты помнишь болото? Ловушку, из которой с таким трудом вырвался? Это ее западня. Она не хочет твоего возвращения. Она не хочет быть спасенной. Она хочет оставить все как есть.
– Но как же… Как же Атодомель?
– Создатель замкнут в такую же петлю, что и ты.
– Но я видел его! Сразил его там, на земле…
– Это я помогла ему. Немного ослабила хватку Айро с тем, чтобы он… Чтобы сделал хоть что-то, потому что с ней я не могу совладать! И если ее не остановить, я погибну. Она разрушит меня, расслоит на бессвязные обрывки воспоминаний так, что в конечном итоге от меня ничего не останется. Набор абсурдных, разрозненных суждений, лишенных всякой структуры и смысла. Я отчаялась, Сейвен. Мне было страшно, я и сейчас боюсь ее. Но Атодомень ничего не предпринял. Я уверена, он сам в отчаянии, иначе не устремился бы к тебе, а попытался предпринять что-то самостоятельно. Но, как получилось, он поступил верно, воззвав к тебе. Ты наша последняя надежда.
– Привет, приехали….
Внезапно Сейвена захлестнула волна апатии. Он не понимал правда это все или нет, действительно ли перед ним олицетворение Вербарии, просящей о помощи или очередной морок, непонятно кем сотканный. Он чувствовал себя богатеньким дурачком, которым помыкают те, кто похитрее, да попронырливее. На Вербарии этим занимался Атодомель, здесь – Теньеге, которая, может, вовсе и не Теньеге, а, пусть, все тот же Создатель, изощренно воплощающий очередную ступень своего замысла. Он возвращался с вполне определенной целью избавить солнечную систему от Создателя и вытащить Айро из беды. А теперь? Теперь вытаскивать надо самого Создателя и избавляться от Айро.
– Знаешь.., Мама… Я тоже не хочу ничего менять и, пожалуй, оставлю все как есть, – проговорил бесцветно, разглядываю какую-то уж особенно белую косточку на земле. – Я хотел избавиться от Атодомель. Ну, так Айро позаботилась об этом за меня, и теперь я вижу, что ее спасать тоже не надо. Так что миссия выполнена, и я отправляюсь домой.
– Ты не поверил мне…
– Конечно.
– Ну что мне еще сделать, чтобы убедить тебя?
Сейвен поднял взгляд на вздрогнувший голос и встретился с серыми глазами матери. Наперекор всему, о чем он думал минутой ранее, сердце его сжалось. Каких доказательств, опровержений он ждал? Чем она могла веско подтвердить свою правду, если все, чем она располагала, был вот этот проникновенный взгляд? «Либо я верю, либо нет». А он верил. И пусть неверие сулило бегство к Диз, избавление от груза решений, он понимал, что если сейчас отвернется, то жить как раньше уже не сможет. Спрятавшись за стеной неверия он не искупит вину пред погибшей Вербарией, не избавится от груза своего рокового проступка, а безмерно отяготит его. И только хранителям известно, чем это может обернуться.
– Ничего. Достаточно уже сказанного, – наконец тихо и твердо произнес он, не отводя взгляда. – Я тебе верю, но предпочел бы оказаться обманутым. Ведь если все так, как ты говоришь, то дела обстоять совсем скверно. Как это случилось? Почему Айро обернулась этим… Этой болезнью?
– Это случилось после ее слияния с матерью. Вообще история, связанная с ней и тобой, содержит очень много непонятного, выходящего за рамки уже известного Первым о жизни. Ее теперешняя метаморфоза кроется в ее происхождении, ее зависимости от ментальности матери, а не от тела. И от тебя, показавшего ей физическую сторону естества. Айро изначально не была рождена телом, она дитя ментальности. В этой плоскости она существовала, росла, являясь во снах, как в отражении своего мира. Но когда вы соприкоснулись, что-то произошло и с ней, и с тобой. Вы как будто поменялись ролями… Точнее, поменялись реальностями. Но об этом уже никому ничего доподлинно не известно.
– Уж не от того ли Атодомель так всполошился, решив во что бы то ни стало кончить все и умотать домой? – С насмешкой спросил Сейвен. – Чтобы степенно и несуетно препарировать тебя, мама?
– Может и так. Я не знаю.
– А чего хочет она?
– Этого я тоже не знаю.
– Так может она и не хочет вреда?
– Может она и не хочет, но… Делает.
– Что?
Вместо ответа она привстала на каменной седловине, и растопыренными пальцами нарисовала в воздухе какой-то знак. Кончики ее удлиненных пальцев оставили следы и Сейвен, вглядываясь в начертанный орнамент, погрузился в него всем своим естеством. Его, как пыльный силуэт, всосало в извивы рисунка, но он чувствовал, что опасности в том нет.
К великому своему удивлению он очередной раз предстал перед картиной, виденной им ранее в повторе сна того, древнего Сейвена, засыпающего под стук колес поезда. Он – истонченная вершина шпиля, одиноко возносящегося над беспорядочным слиянием жизни и механизмов. Волны сладострастия все тем же искрящимся прибоем разбивались об основание шпиля. Сейвен вглядывался в томную пучину, но видел лишь хаос конечностей, сочленений, патрубков, растрепанных волос… Вся эта мешанина не тонула в багровой пучине, она была ею.
Обрывки веточек искр поднимались верх хлопьями догорающего пепла. В темени высокого, ирреального неба крупинки света обращались звездами, малыми, ли большими, но непременно яркими и живыми.
– Это оно, – услышал Сейвен близкий, как будто исходящий из него самого голос Теньеге. – Вот ее воздействие. Этот океан хаоса наполнен обезличенными, раздробленными на части сущностями. Ментальности там внизу уже больше никогда не вернуться к себе, к той четкой осмысленной структуре, какую сохраняю я. Океан ширится, Сейвен. Медленно и верно он расползается вширь и вглубь, отъедая от меня все больше и больше. Если ничего не предпринять то скоро не будет ни меня, ни самобытного мира внутри меня. И ты, именно ты мог бы остановить Айро. Остановить и построить на спасенном свой собственный мир. Свою Вербарию.
– Что это? – Сейвен указал смысловым перстом на поднимающиеся от океана хаоса посверкивающие ошметки искр.
Прежде чем последовал ответ, Сейвен почувствовал досаду Теньеге. Она с нетерпением ждала ответа на свое предложение, а вместо этого услышала отвязанный вопрос.
– Я не знаю, – наконец ответила она. – Но похоже, что это остатки биоэфира, пламень жизненной энергии высвобождаемой от уничтожения ментальностей. Но зачем ты спрашиваешь? Разве это так важно сейчас?
– Не знаю, – повторил за ней Сейвен. – Может важно, а может и нет. Я видел все это уже когда-то давно, когда еще был живым человеком, там на настоящей Вербарии. И вот теперь думаю, а была ли она настоящей? Может вся моя прежняя жизнь это проигранная кем-то вариация того, что ты мне предлагаешь сейчас? Свой собственный мир, своя Вербария. Только не моя, а чья-то. Чья? Откуда, по-твоему, я мог видеть это во сне? А может быть я и не покидал твоего лона, мама? И вся череда моих злоключений происходит внутри тебя? Или внутри какой-то другой куда более обширной структуры. Внутри Генизы величиной с планету или больше, где возможно смоделировать не один какой-то мир, а вселенную целиком.
Он помолчал, прислушиваясь к шороху чувств Теньеге. Растерянность, боязливость, сомнительность… Но ничего такого, что отразило бы подтверждение его слов. На самом деле Сейвен и сам не был уверен в правоте внезапно пришедшей к нему мысли. Когда он озвучивалее, он думал о Первых, о целях Создателей, пожинающих миры и запирающих их непонятно где. «Абсолютное познание? Возможно. Но еще возможнее – точная модель вселенной в которой для созидателя нет ничего не возможного».
– Я должен убедиться в том, что я неправ.
– Но Сейвен… – начала было Теньеге, но он решительно прервал ее.
– Мама, я верю тебе. Я знаю, что ты сама много не понимаешь, не знаешь как тебе поступить, чтобы не сделать еще хуже. У тебя есть какие-то предположения, как поступить? С чего следует начать искоренение этого?
– Нет…
– Нет. А должно знать наверняка, с чем мы имеем дело. Поэтому я решил…
– Нет, Сейвен, нет!..
– Поэтому я войду в нее.
– Нельзя… Оно погубит тебя, как всех тех несчастных!..
Печаль, горькая печаль, скорбь, но и смирение. Теньеге не хотела отпускать его, но и понимала, что Сейвен не отвернет от задуманного. «Значит это действительно она».
– Мама, – со всевозможной теплотой проговорил Сейвен. – Не бойся, со мной ничего не случится. Ты ведь знаешь это, ты сама об этом говорила. И теперь, когда я поверил, зачем? А то ведь я испугаюсь и разуверюсь в себе сам.
Он усмехнулся и мысленно поцеловал ее.
– Прощай, мама, – произнес он и подкошенным шпилем обрушился в пучину хаоса.

Добавлено (через 1 мин. и 36 сек.):

AndreyLeonhart, ааа старый знакомый, приветствую =) ЖЖ забросил уже давно, а ты, действительно, давно здесь не появлялся. Так что, если будешь читать, то уже почти что все. Глав пять-шесть до концовки осталось-то.
Ом Мани Падме Хум.
KakTyc
16 апреля 2015, 15:40
Я прочту тебя полностью...
LV6
HP
MP
Стаж: 7 лет
Постов: 1066
Okami
мысли
ХЭД! ЖИЗНЬ МОЯ! ПРОСТИ МЕНЯ!
За любой кипиш окромя голодовки!
FFF Форум » ТВОРЧЕСТВО » "Закат Ра" [окончено] (продолжение "Сердце Вербарии")Сообщений: 122  *  Дата создания: 10 января 2014, 11:21  *  Автор: Head Hunter
123456789ОСТАВИТЬ СООБЩЕНИЕ НОВАЯ ТЕМА НОВОЕ ГОЛОСОВАНИЕ
     Яндекс.Метрика
(c) 2002-2019 Final Fantasy Forever
Powered by Ikonboard 3.1.2a © 2003 Ikonboard
Дизайн и модификации (c) 2019 EvilSpider